ГЛАВА 25

Проанализировав сложившуюся ситуацию, Танаев решил, что вполне может себе позволить остановиться в гостинице.

Выправленные ему монахами документы ни у кого не вызывали сомнения, даже проверка в банковской конторе прошла успешно, и он благополучно снял со своего счета необходимую на текущие расходы сумму.

Что касается полиции, то о ней он перестал беспокоиться. Леона его не выдала, и, не сумев обнаружить ни одного свидетеля ночных происшествий, не сумев даже составить толковый фоторобот со слов участвовавших в операции по «освобождению» Хра-менко полицейских (тот, что был опубликован в газетах, вызвал у Танаева только улыбку), полиция с каждым днем теряла и те ничтожные шансы на его поимку, которые у нее были вначале.

Кроме всего прочего, немаловажное значение в выборе варианта гостиницы имело и то обстоятельство, что он должен привыкать к легальной жизни в столице. День начала имперского турнира неумолимо приближался, а от Храменко не было никаких известий. Если бы Глеб решил воспользоваться конспиративной квартирой общины, он бы затруднил ему выход на контакт в случае возникновения срочной необходимости.

Кроме того, не признаваясь в этом самому себе Глеб надеялся получить весточку от Леоны, которая обещала разыскать его, как только будет возможно. И, конечно, проще всего ей будет его отыскать, обзвонив менеджеров ведущих отелей.

Фамилия Гренаров, значившаяся в его новых документах, ей известна, и Глеб лелеял надежду, что она захочет ему позвонить просто так, без всякой на то необходимости. В мотеле между ними возникла взаимная симпатия. Он помог Леоне избавиться от чужого сознания, вторгшегося в ее психику, и мог рассчитывать хотя бы на благодарность, но ни звонка, ни записки у менеджера отеля не было. Каждое утро, спускаясь в бар, чтобы выпить чашку утреннего кофе, он был вынужден бороться с собой, чтобы не свернуть к конторке и не задать менеджеру все тот же порядком надоевший тому вопрос: не было ли для него какой-нибудь почты…

Дни тоскливо текли один за другим, а он по-прежнему пребывал в неизвестности. Хуже всего было то, что до начала турнира оставалось меньше недели, а Глеб все еще не знал, сможет ли принять в нем участие.

Удивляла таинственность, окружавшая это событие. Едва он пытался завести разговор о турнире в баре отеля, где поневоле вскоре стал завсегдатаем, благо алкоголь не оказывал на его организм никакого действия, все мгновенно смолкали и начинали переглядываться, словно он спрашивал о чем-то неприличном.

В конце концов он постарался убедить себя в том, что участие в турнире — не единственный путь к достижению поставленной перед собой цели. Существовали десятки других, гораздо более надежных способов убрать с политического горизонта империи мешавшего ему человека. Беда была в том, что убийство канцлера раз и навсегда перекроет ему все легальные пути воздействия на политику империи и, в сущности, окажется бесполезным.

Трижды Глеб назначал себе крайний срок ожидания, после которого следовало начать действовать, и трижды переносил его. Несвойственные Танаеву хандра и покорность судьбе овладели им настолько, что в конце концов он отказался даже от своих ежедневных визитов в бар и попросил приносить утреннюю чашку кофе к нему в номер.

Это случилось после того, как Глеб обнаружил в местной газете извещение о том, что человек, на помощь которого он так надеялся, лейтенант-полковник Храменко внезапно скончался от сердечного приступа. Враги Танаева вновь оказались на шаг впереди него.

В один из таких особенно пакостных дней, когда за окном моросил мерзкий промозглый дождь, а победное шествие Глеба по нижнему миру, его визит к Прометею казались выдуманной кем-то байкой, не имеющей к нему никакого отношения, он валялся в постели, дожидаясь прихода слуги из бара. Когда в дверь постучали, Глеб рявкнул: «Войдите!», забыв, что бой из бара извещал о своем прибытии звонком. Поскольку никто ему не ответил, пришлось вставать, поворачивать ключ в замке и широко распахивать дверь. За которой стоял хозяин отеля, собственной персоной. На лице Танаева было такое выражение, что этот дородный властный мужчина, привыкший командовать десятками слуг, невольно попятился.

— Для вас прибыла почта, господин Гренаров! Ее Доставили прямо из канцелярии Его Высочества! я попросил посыльного подождать, пока вы спуститесь, но он отказался и велел передать этот пакет лично вам в руки, что я и делаю, нижайше надеясь, что вы не станете спускать меня с лестницы за столь неурочное беспокойство!

Хозяин отеля не подозревал, насколько его неуклюжая шутка близка к истине. Молча выдернув пакет из рук совершенно опешившего мужчины, Танаев захлопнул дверь перед самым его носом и, не выпуская добычу из рук, вновь повалился на кровать.

В такие вот ответственные моменты, когда вся его жизнь могла резко поменять направление, он не спешил навстречу судьбе, старательно изображая полное безразличие. В конце концов, он ждал так долго, что заслужил право на небольшую месть самому себе.

Да и не ждал он хороших известий после гибели Храменко. Глеб чувствовал, что сердце его с каждой минутой ускоряет свой ритм, а пальцы, не подчиняясь логике, гладили плотную бумагу пакета, словно пытались нащупать внутри этой серой, казенной оболочки, запечатанной сургучными императорскими печатями, небольшой листочек бумаги с запиской, которая в этот момент была для него дороже всего остального.

Наконец, устав от этого странного мазохизма, он разорвал пакет. Никакой записки в нем, разумеется, не оказалось. Лишь официальное приглашение принять участие в турнире и патент, оплаченный таинственным благодетелем. Те деньги, что он перевел на счет Храменко, из-за внезапной смерти полковника так и не попали в имперское казначейство.

Нет ничего хуже обманутых ожиданий, они способны растворить в разочаровании любую радость! Именно это и происходило теперь с Танаевым. Тревожные мысли рождались одна за другой.

Леона не стала бы действовать скрытно. Для этого у нее не было никаких причин. С момента их встречи прошло уже больше недели, и она должна была дать знать о себе, если на самом деле собиралась ему помочь, как обещала. Что-то случилось? Что-то вроде внезапного сердечного приступа или случайно загоревшегося автомобиля? Если с нею действительно произошел несчастный случай, то виноват в этом он. Это его враги заинтересованы в том, чтобы он не попал на имперский турнир, и готовы остановить Глеба любой ценой! Но тогда откуда взялся этот патент? Глянцевитая бумага с вязью официальных слов, открывающих ему наконец доступ туда, куда он так стремился с момента своего появления в столице, сейчас совершенно не доставляла радости. Концы с концами не сходились, Глеб увяз в тягучей неопределенности, похожей на бесконечный дождь за окном, и решил покончить с этим немедленно.

«Если гора не идет к Магомету…» — пробормотал Танаев, срывая с вешалки непромокаемый плащ, который купил совсем недавно, рассчитывая на такую вот промозглую осеннюю погоду, и остановился перед самой дверью.

Что, собственно, он собирается делать? Отправиться к ней домой? И что он скажет охране ее отца? Увидеться с девушкой наедине ему не позволят. Он что, собирается ее спросить в присутствии отца, не потратила ли она чертову уйму сестерциев на покупку патента едва знакомому человеку?

Нет, так нельзя, если он не хочет ее скомпрометировать. Нужен какой-то план… Но в состоянии, в котором он сейчас находился, ни о каком мало-мальски разумном плане думать не приходилось. В конце концов он решил найти хотя бы ее дом и побродить вокруг в надежде на случайную удачу.

Узнать адрес самого богатого финансиста империи оказалось не так-то просто.

Такие люди предпочитают скрываться от публики, и в справочной не оказалось ни личного телефона, ни тем более адреса председателя правления фирмы

«Продукты Квинкадзе». Зато там был телефон и адрес ее офиса. Туда Танаев и отправился, решив, что по телефону толкового ответа ему не добиться, а непосредственно в конторе, если повезет, можно и разузнать кое-что…

Неожиданная мысль пришла ему в голову, когда нанятая им карета, дожидавшаяся клиентов на специальной стоянке возле отеля, свернула к центру города.

Откинув занавеску, Танаев увидел в паре кварталов позолоченные крыши императорского дворца.

Прежде чем любым способом добиваться встречи с Леоной, следовало проверить, не фальшивка ли подсунутые ему бумаги… Такой пакет вполне мог заставить его потерять несколько драгоценных дней, а если подделка обнаружится в день турнира, ничего исправить уже не удастся.

— Поезжай к императорскому дворцу! — велел он вознице, решив проверить подлинность приглашения самым простым способом, обратившись к его официальному автору.

В конце концов, ничего странного нет в том, что он захочет заранее узнать правила предстоящего турнира. Он чужестранец, прибывший из далеких северных земель, где о турнире и слыхом не слыхивали! Вряд ли его вопросы покажутся подозрительными клеркам имперской канцелярии.

Вскоре карета, внешне похожая на катафалк, с жалкими шашечками на борту, свидетельствовавшими о ее назначении, остановилась перед дворцом и немедленно вызвала гнев дежурившего у ворот караульного своим непритязательным видом.

— А ну проезжай! — заорал он, не покидая своего поста. — Здесь тебе не рынок!

Пришлось отпустить карету и последний десяток метров пройти пешком под настороженными взглядами охраны. Встретили его неприветливо и внутрь впустить отказались, наемная карета сыграла в этом приеме не последнюю роль. Пришлось ждать, пока охрана вызовет начальника караула.

Краснощекий молодой сержант долго рассматривал патент, тщательно изучал печати и разве что не нюхал бумагу. Наконец, закончив свое «исследование», он спросил начинавшего терять терпение Танаева:

— Так чего вы, собственно, хотите?

— Я хочу ознакомиться с условиями и правилами турнира!

— Эта информация общеизвестна.

— Не для меня. Я приехал издалека, специально для того, чтобы участвовать в турнире!

— Ничем не могу вам сейчас помочь. Распорядитель турнира будет во дворце только в пятницу, вот тогда и приходите, он вам все объяснит.

— Но турнир начинается в субботу. Я хочу использовать оставшееся время для подготовки!

Потеряв терпение, Танаев слегка надавил на психику упрямого сержанта и заставил его посторониться. Однако, едва он шагнул к двери, ведущей из караулки во внутренний двор, как сержант опомнился, бросился за ним и, схватив за плечо, заорал:

— Эй, вы! Вернитесь!

— Вы патент видели? — яростно прищурившись, спросил Танаев.

И в это время в воротах показалась фигура конного офицера, увешанного аксельбантами и орденскими лентами.

— Что здесь происходит?

— Этот человек пытается пройти на охраняемую территорию!

— Для чего?

— Его интересуют правила предстоящего турнира, ваша честь! Но мне приказано не пропускать посторонних на территорию дворца!

— Разве вас не предупредили о том, что на время подготовки к имперскому турниру вводятся особые правила посещений?

— Никак нет!

— В таком случае доложите вашему начальнику, что я объявляю ему выговор. Что нужно этому человеку? — спросил офицер у сержанта, игнорируя присутствие самого Танаева.

— Я хотел бы ознакомиться с правилами проведения турнира! — вступил в разговор Танаев, опередив сержанта.

— У вас есть для этого какие-то основания?

— У меня есть патент на право участия в этом турнире!

— Покажите!

Коротко взглянув на патент, офицер протянул его обратно Танаеву и заявил:

— Я сам провожу этого человека в имперскую канцелярию!

— Но у меня есть приказ… — попытался протестовать сержант.

— Я отменяю все ваши приказы! Еще одно слово, сержант, и вы отправитесь под арест!

* * *

Распорядитель турнира, как ни странно, оказался на месте. Это был человек неопределенного возраста, кривоногий и невысокий. Он прохаживался из угла в угол канцелярской комнаты и бросал на Танаева неодобрительные взгляды.

— Что же вам неясно, любезнейший? Придете в понедельник, к девяти часам, вам выдадут положенное для турнира снаряжение и оружие! Через час выпустят на арену, а еще через час, скорее всего, отвезут на кладбище. Как видите, все очень просто!

Распорядитель был очень недоволен появлением Танаева, оторвавшего его от второго завтрака. Он бы давно попросил стражу вытолкать гостя на улицу, но посетителя привел сам Кхененг, начальник внешней стражи дворца. С ним требовалось держать ухо востро, потому что этот человек имел возможность без всякого доклада в любой момент появиться пред светлыми очами канцлера и шепнуть ему нужные слова, после которых не угодившего Кхененгу человека на следующее утро видели на городской стене лишенным самой важной части тела. И хотя эта часть рядом с ним также пребывала на городской стене, но от нее уже не было никакой пользы! Содрогнувшись от представшей перед его глазами картины, распорядитель спросил Танаева гораздо любезней, чем раньше:

— Я могу быть еще чем-то полезен вам?

— Можете! — зло проговорил Танаев, и распорядитель невольно поежился под тяжелым взглядом этого человека. — Я хотел бы знать, кто внес залог за мой патент в имперскую канцелярию!

— Но это невозможно! Мы не разглашаем подобные сведения! Если человек пожелал остаться неизвестным, значит, для этого у него имелись веские основания!

— Хватит болтать! — Танаев протянул руку, и распорядитель неожиданно для себя почувствовал, что его ноги отрываются от пола, а в горло, стиснутое железной рукой незнакомца, посмевшего так непочтительно обращаться со слугой императора, не могло проникнуть ни единого глотка воздуха.

Но самым страшным и непонятным во всей этой истории было поведение стражника, стоявшего у Двери. Он вытянулся по стойке «смирно» и застыл в напряженной позе, делая вид, что совершенно не замечает творящегося в имперской канцелярии произвола.

— Я скажу! Скажу, — просипел распорядитель, — только отпустите!

Танаев поставил его перед столом, но страшная рука отодвинулась от горла чиновника всего лишь на несколько сантиметров.

— Я жду! — напомнил Танаев.

— Залог внес гражданин Краус!

И сразу же мир вокруг Танаева наполнился темными красками. Он не знал никакого Крауса, и выяснить теперь, кто этот человек, не было уже никакой возможности — слишком мало времени осталось до турнира.

Мрачные мысли сопровождали Танаева до самой гостиницы. Смерть Храменко и отсутствие вестей от Леоны казались ему сейчас звеньями одной цепи, и за всеми этими событиями ему виделась темная рука Талы. С правилами турнира он так и не сумел ознакомиться, увлекшись выбиванием имени своего благодетеля. Благодетеля ли? Тала обещала помочь ему попасть на турнир, любезно сообщив, что это и будет самым простым способом избавиться от него.

Чтобы хоть как-то развеять одолевший его сонм темных мыслей, Глеб велел вознице ехать к дому Квинкадзе, и, к его великому удивлению, тот не возразил, молча поворачивая свою карету в ближайший переулок.

— Ты что, знаешь, где он живет?!

— Кто же этого не знает! В этом доме каждый сочельник устраивают благотворительные обеды для всех желающих.

Оказалось, что узнать адрес Леоны проще простого.

Весь остаток дня Танаев провел, вышагивая вокруг высокой, неприступной для простых смертных ограды. Ему ничего не стоило преодолеть эту преграду, но врываться в дом Леоны силой — только этого ему сейчас и не хватало.

В конце концов, совершенно отчаявшись дождаться случайного выезда из ворот дома, больше похожего на замок, какого-нибудь транспорта, он дернул за тяжелое бронзовое кольцо и услышал протяжное «бом-бом» сигнального колокола.

Маленькая дверца сбоку ворот почти сразу же приоткрылась, и на улицу выглянул привратник в красной ливрее.

— Чем я могу быть вам полезен, сударь?

— Мне нужно увидеть вашу хозяйку. Леону Квин-кадзе, не могли бы вы попросить ее принять меня?

— Что вы, сударь! — Привратник всплеснул руками. — У нас такое горе, вот уже вторые сутки Леона не возвращается домой! Детективы сбились с ног, разыскивая ее! Мне приказано немедленно заявить в полицию, если кто-то будет ею интересоваться!

— Не делайте этого. Забудьте все, о чем я вас просил! — Глеб торопливо сунул в руки привратника крупную купюру и торопливо пошел прочь.

Мир вокруг Танаева окончательно потемнел, словно все небо над городом покрылось грозовыми тучами. И теперь у него не оставалось иного выхода, как только идти напролом до конца.

— Турнира вам захотелось? Ну, я вам покажу турнир!

Загрузка...