Сети Паука

ГЛАВА 40

«Деус».

Сектор ГУЛАГ

Злой, трясущийся от усталости, находящийся на грани физического и духовного истощения, Нгуен Ван Чоу взял из раздаточного автомата еще одну чашку кофе. Белоснежным переборкам мостика не удавалось успокоить его беспорядочно мечущиеся мысли. «Деус» вибрировал всем корпусом, набирая скорость. Техники не отрывались от приборов, сознавая, что в случае малейшей провинности их ждет психообработка.

Нгуен провел узловатыми пальцами по редеющим черным волосам, не замечая, что местами уже начинает просвечивать кожа черепа. Из-под насупленных бровей сверкнули его красные глаза.

Почти половина пограничных владений восстала: по той или иной причине их можно считать потерянными. Реакция на смерть Пророка оказалась для Нгуена полной неожиданностью. Он помнил, с каким облегчением и злорадством встретил известие о том, что этого ненормального юнца больше нет в живых. Нгуен горько усмехнулся. Тогда он был так счастлив! Никто не мог предсказать таких последствий. Это же совершенно бессмысленно! Невооруженные люди — хуже того, мужчины и женщины, не подвергшиеся психооб- работке и, следовательно, обязанные сохранить рассудок, — шли навстречу смерти, на бластеры охранников и погибали все до одного. Другие, отчаянно сражаясь, уничтожали оккупантов и начинали кровавое пиршество, безжалостно расправляясь с беспомощными тупыми Отцами.

Те немногие, кого удалось взять в плен живыми, демонстрировали несокрушимую решимость и присутствие духа, чего Нгуен никак не мог ожидать от граждан Директората. В чем дело? Откуда эти люди почерпнули внутреннюю силу?

Ну, конечно! Внезапно его осенило: тем же самым свободолюбием обладали романовцы!

Нгуен рассеянно впился зубами в верхнюю губу. Проклятие!

Он с силой опустил кулак на подлокотник командирского кресла.

— Я должен был бросить все силы на Мир и «Пулю»! Не обращая внимания на потери, я первым делом должен был сокрушить романовцев!

«И лишиться всего флота, потерять возможность нанести ответный удар, когда опомнятся остатки патрульной эскадры», — остановил его рассудительный внутренний голос.

Ну кто бы мог предположить, что слова Пророка разбудят души людей и те предпочтут умирать, оставаясь свободными? Где они черпают силы? Какая внутренняя энергия пропитывает романовскую религию, раз она способна разжигать в людях подобную страсть?Нгуен посмотрел на карту звездного неба. Пусть джихад сталкивается с неудачами, топчется на месте. От правды никуда не деться.

— Вас слишком мало, — тихо прошептал он. — И вы начали действовать слишком поздно. Посмотрите, сколько миров я успел захватить! Сравните наши силы. Неужели вы думаете, что теперь вам удастся меня остановить? Под моим началом миллионы послушных солдат, миллионы неутомимых рабочих, которые будут стоять у станка до тех пор, пока не свалятся с ног от усталости. Причем восстать против меня могут только надсмотрщики. Но зачем им это? Что они будут делать в окружении тупых рабов? Кроме того, мне подвластны техники-гонианцы, а вместе с ними мне принадлежит тайна психообработки методом пространственного поля. Слишком поздно, Дамен Ри. Слишком поздно, романовцы. Ни вы, ни ваше божество Паук не успеете накопить силы. Меня уже нельзя остановить!

Еще ни одному человеку не удавалось создать такую обширную империю. Скрепленная цементом психообработки, она никогда не растрескается и не развалится. Независимым станциям придется подчиниться или покинуть галактику. Нгуен Ван Чоу построил свою империю на веки вечные. Он будет в ней неограниченным правителем!

Но зачем ему это? Нгуен нахмурился, отгоняя прочь непрошеную мысль.

— Я хочу доказать, что такое возможно, — прошептал он. — Доказать вселенной, что я мессия!

Его распирало от гордости.

Нгуен крутился в командирском кресле, отмечая планеты, поднявшие восстания и провозгласившие независимость во имя Паука. События развиваются слишком быстро. Надо поторопить инженеров, работающих над устройством, созданным по технологиям Содружества.

Из глубин его тела вырвался сумасшедший хохот.

— Глупцы! Неужели вы думаете, что я ничему не научился на Сириусе? И допущу предательство?

Устремив взор в бесконечность, Нгуен мысленно представил себе мины, запрятанные на пограничных планетах. Не-примечательные серебристо-серые коробки. Мощные сдерживающие поля, управляемые электрическими цепями. Но, получив сложную зашифрованную комбинацию, цепи разомкнутся, снимая поля.

— Если бы у меня было больше времени... Все определяется только этим. Но пока что...

Нгуен злобно ткнул пальцем в красную кнопку, приводя в действие транскоммуникационные тарелки. Комм «Деуса» послал нужные сообщения, и семь планет и сорок станций исчезли в ослепительных вспышках.

— Если что-то не может принадлежать мне, — прищурившись, прошептал Нгуен, — это не будет принадлежать никому!

Он посмотрел на карту с мрачным удовлетворением. Одержав очередную победу, его противники найдут лишь пепел и вакуум там, где когда-то смеялись женщины и играли дети. Мечты людей превратятся в черную пустоту! Нгуен злорадно рассмеялся.

— Я Бог!Я никому не позволю отнимать то, что принадлежит Богу!

Станция «Кобальт».

Сектор ГУЛАГ

Тен Макгир смотрел на огромные реакторы, с большим трудом приваренные к бокам станции «Кобальт». Теоретические расчеты начинали материализовываться — безумный, но гениальный замысел постепенно воплощался в жизнь. В основе всего лежало бредовое предположение, что действительность на самом деле является лишь сверкающей иллюзией, которую можно втиснуть в другую иллюзию, находящуюся за реалией черной дыры. Профессор покачал головой. Реакторы выбрасывали в пустоту струи раскаленных газов, разгоняя станцию до нужной скорости. «Кобальт» следует за «Деусом». Еще никто не пробовал ввести в прыжок такую большую массу. Эту попытку сделали возможной только гений и воля мессии — и его безграничные возможности!

— Но почему я должен принимать в этом участие? — недоумевал Макгир.

Его мысли, как всегда, вернулись к жене и дочерям. Вдалеке было видно яркое свечение мощных реактивных двигателей «Деуса». Там находятся его родные: жена Терезия и четыре златовласых дочери. Они живут в постоянном страхе, что их супруг и отец не сможет выполнить приказ Нгуена. Вот почему он принимает в этом участие. Вот почему он молится о том, чтобы станция «Кобальт» совершила прыжок, несмотря на огромную массу.

— Господин профессор! — раздался у него за спиной безучастный голос.

Обернувшись, Макгир увидел перед собой одного из Отцов.

— С вами хочет переговорить Гельмут Энг.

В бессмысленных глазах не было ни тени мысли. Макгир последовал за Отцом. Они спустились вниз на два уровня, с трудом пробираясь между наспех установленными антигравитационными пластинами. Станция «Кобальт» в течение нескольких недель разгонялась с постоянным ускорением в двадцать пять единиц. Тот, кто руководил работой послушных Отцов, разместил пластины слишком далеко друг от друга. В промежутках сила тяжести была чересчур большая. Макгира не покидало неприятное ощущение. Он буквально чувствовал напряжение металлических конструкций. Сначала микропульсации от гравитационных генераторов, теперь вот это. Если они смогут создать сингулярность, ядро черной дыры, можно будет считать, что им повезло. Им повезет еще больше, если станция «Кобальт» под воздействием перегрузок не превратится в груду искореженного металла.

Работы велись впопыхах, кое-как! Уравновесить взаимодействие мощных реакторов удалось с громадным трудом. Нгуен снял силовые установки с полусотни различных станций, обрекая их население на холод, темноту и смерть, и все ради того, чтобы обеспечить «Кобальт» достаточной мощностью и разогнать станцию до прыжка. Кроме того, энергия требовалась для того, чтобы защититься от устройства. Если, конечно, оно будет доделано. Если оно заработает. Если станция не развалится пополам. Если устройство не уничто- жит в первую же секунду всех, кто на ней находится.

Войдя в технический центр, Макгир застал Энга и Вельда Арстонга склонившимися над переливающимся всеми цветами радуги голографическим дисплеем. Похоже, инженеры и техники работали здесь круглосуточно. Повсюду валялись листы бумаги, пластмассовые стаканчики из-под кофе и стило, забытые специалистами, толпящимися у голоэкранов и выполняющими вероятностные расчеты на компьютерах.

Лоб Энга пересекала тысяча вертикальных морщинок. Арстонг что-то бормотал себе под нос, не отрывая взгляда от математической модели на мониторе.

— Гельмут, в чем дело?

— Где ты был? — не оборачиваясь, спросил Энг. — Комм не смог нигде тебя найти. Опять торчал в куполе?

— А где еще можно спокойно подумать? Что там у вас?

Оторвавшись от дисплея, Энг произнес со странным спокойствием:

— Создание устройства не только возможно теоретически, но и осуществимо практически. — Некрасивое приплюснутое лицо Энга озарилось восторгом. — Помнишь, мессия говорил, что мы должны понять, в чем назначение тороновых дуг? Не представляю себе, как ему удалось понять принцип, но он был прав. Мы обладаем возможностью сделать это устройство. Вот математическая модель — проверь сам.

Он указал на монитор.

— Поосторожнее, друг мой, — прошептал Макгир. — Только между нами, это не была идея Нгуена. Мессии ниспослал откровение сам Деус. Помни об этом, а то следующим будет подвергнут обработке твой мозг.

Испуганно кивнув, Гельмут Энг обвел взглядом лица остальных инженеров. Кто из них подсадная утка? Кто доносит мессии об инакомыслящих? Вельд Арстонг, встретившись с Энгом глазами, покачал головой. Из всех специалистов один Арстонг, похоже, не страдал манией преследования. Быть может, он и есть подсадная утка? Расчетливый информатор?

Отмахнувшись от этих мыслей, Макгир сосредоточился на изучении цифр на дисплее. Постепенно отдельные куски мозаики вставали на свои места. В маленьком объеме сверхплотного вещества можно сконцентрировать такое большое количество энергии, что — при надлежащей фокусировке — эта энергия сможет искусственно скомпрессировать материю за пределами светового барьера Шварцчайлда. То есть «снаружи».

— Оружие, от которого нельзя защититься, — прошептал пораженный профессор. — Получив его, Нгуен Ван Чоу станет непобедимым.

— Именно тороновые арки обеспечивают защитное экранирование, при этом выплескивая триллионы эргов в электро- магнитную «воронку», — согласился Эрг. — Управляя входной энергией, мы можем по своему желанию бросить квантовую черную дыру в любое место вселенной. Теперь весь вопрос стоит только в том, чтобы довести эту конструкцию до ума и научиться ею управлять.

— Это и есть тайна «Меча Сатаны»? — задумчиво произнес Макгир.

Энг пожал плечами.

— Те технологии были никому не известны. Согласно архивным записям, «Меч Сатаны» просто заставлял материю бесследно исчезать. В нашем же случае при высвобождении гигантской энергии, сконцентрированной в ограниченном объеме, произойдет взрыв чудовищной силы.

Макгир обессиленно опустился в кресло.

— Эффект Хокинга был предсказан семь столетий назад, но на практике это никогда не проверялось.

Плоское лицо Энга скривилось в горькой усмешке.

— Ты полагаешь, устройство не заработает?

Макгир покачал головой.

— За прошедшие столетия справедливость предположения Хокинга неоднократно доказывалась теоретически. — Умолкнув, он отрешенно уставился вдаль. — Какое оружие мы создадим для Нгуена? Кем мы позволим ему стать?

— Богом, — тихо произнес Арстонг. — У него в руках наши души — если к тому же он получит возможность генерировать возмущения пространства, он станет всемогущим.

Макгир кивнул, пытаясь разобраться в бешено мечущихся мыслях.

— Мессия обещал, что щедро вознаградит нас. Как только мы создадим работоспособный прототип устройства, наши родные будут освобождены. Мои девочки... Пожалуйста, давайте сделаем так, чтобы мои дочери были в безопасности.

Энг с пониманием посмотрел на него.

— Сколько времени потребуется для производства опытного образца? — нахмурившись, спросил Арстонг.

Профессор внимательно посмотрел на математическую модель.

— Вероятно, он будет готов к тому моменту, как мы выйдем из прыжка, если, разумеется, нам суждено его совершить. Мы должны быть готовы начать испытания, как только «Кобальт» подойдет к колониям Газового Облака.

Энг кивнул, рассеянно глядя на дисплей.

— А ведь Нгуен действительно станет неуязвимым.

— В наших силах его остановить, — беззвучно прошевелил губами Арстонг. — Задумайтесь над этим.

Почувствовав, как ему к горлу подкатил горячий клубок вины, Макгир торопливо оглянулся по сторонам, пытаясь определить, не подслушивают ли их разговор.

— Наверное, ты прав, — согласился Энг. — Но пойдем ли мы на это? Согласишься ли ты убить своих родных и близких? Убить дочерей Тена. Мою жену, сына и родителей. Неужели ты полагаешь, что я приму в этом участие?

Вздохнув, Вельд Арстонг повел плечом.

— Жизнь наших родных? Или миллионов других людей?

— Это же варварство! — прошептал Макгир. — Я не стану убивать свою семью, разрушать свое счастье.

Он принял решение еще тогда, когда Нгуен впервые угрожал его родным, но никак не мог избавиться от жутких видений. Ему постоянно мерещилось, что Нгуен хватает рукой золотистую прядь волос его дочери, ее глаза наполняются безотчетным ужасом...

Макгир решительно подавил волну страха, поднимающуюся в его сознании.

«Гавриил».

Система Арктура

А где-то далеко, на удалении сотни световых лет, Честер Армихо Гарсия вздохнул. У него в голове оформился еще один сегмент будущего. Пройдена поворотная точка, и Пророк с любопытством следил за тем, как перед ним разворачивается новая картина действительности.

Честер посмотрел на вошедшего. Сняв наушники, он улыбнулся:

— Здравствуйте, капитан Алхар. В такой хороший день получаешь особенное наслаждение от жизни, вы не находите?

— Хороший день? — спросил Торкильд. — И где же этот ваш хороший день? Мы приближаемся к скорости света, Пророк. То, что нам кажется сутками, другой человек воспринимает как целую неделю. Так что какой же смысл имеет время?

Честер рассмеялся.

— Вы выразились очень ясно. Имеет ли какое-нибудь значение длительность часа? Имеет ли какое-нибудь значение смысл слова? Что является абсолютным, а что относительным? Имеют ли эти понятия какое-то истинное значение помимо того, которое мы придаем им в своих мыслях?

Откинув голову назад, Торкильд пристально посмотрел на Пророка.

— Наверное, нет. В таком случае, Пророк, почему этот «день» лучше остальных?

— Потому что нам предстоит его прожить, капитан Алхар. Мы должны будем вдыхать воздух в легкие, чувствовать, как бьются наши сердца. — Честер провел кончиками пальцев по пластине обшивки. — Мы будем ощущать прикосновение, видеть цвета, мучиться от голода. Мы проживем этот день, наслаждаясь всеми проявлениями жизни. Жизнь, дорогой мой капитан, слишком часто воспринимается как нечто должное.

Торкильд рассмеялся.

— Вы очень необычный человек.

Честер пожал плечами. На его устах витала извечная улыбка.

— Мне никогда не доводилось встречаться с обычным человеком. Скажите, на что он похож? Смею предположить, раз существуют необычные, должны существовать и обычные.

Обдумав его слова, Торкильд оскалился.

— Пророк, вы любите играть словами!

Честер с готовностью кивнул, не отрывая от Торкильда глаз-миндалин.

— Если помните, я говорил, что игры имеют большое познавательное значение. Играя, человек многому может научиться. Пророк является учителем. Загляните внутрь себя, посмотрите, удастся ли вам обнаружить, почему эти простые слова сейчас так вас смутили. Времени у вас немного, Торкильд Алхар. Мы всего в четырех неделях пути корабельного времени от колоний Газового Облака.

Торкильд побелел.

— Откуда ты узнал, куда мы летим? Это же строжайшая тайна! Тебе удалось залезть в мой комм? Я сам только что узнал конечную цель нашего пути!

Схватив Честера за шиворот, он оторвал его от пола, заглядывая в безмятежные глаза. Пророк и не думал сопротивляться.

— Я не боюсь, Торкильд Алхар. — Голос Честера оставался спокойным. — Ну же, ударь меня. Я не буду тебе мешать — пусть это научит тебя, что от твоего гнева не будет никакого толка. С другой стороны, если ты меня убьешь, этим ты приблизишь свой собственный конец. Ты умрешь, так и не успев ничему выучиться. То есть моя смерть окажется бессмысленной. Я никак не повлияю на то, что твоя душа отнесет назад Пауку. Впрочем, выбор за тобой. Паук ревностно охраняет свободную волю.

Задрожав, Торкильд отпустил Честера.

— Пророк, я заглянул в твою душу. Неужели ты ничего не боишься?

Честер загадочно улыбнулся.

— Страх — естественное человеческое чувство, Торкильд Алхар. Я боюсь многого, но все это находится за рамками моей жизни. Я полон страхов за судьбу человечества, за те души, у которых не будет возможности учиться, постигать, набираться опыта. Я опасаюсь деградации Бога. Переживаю за успех эксперимента, который ставит над человечеством Паук. Но подобно вашим страхам за свою жизнь, мои страхи, по большому счету, также лишены смысла, капитан Алхар. Нгуен не может уничтожить Паука. Не в его силах отме- нить высшую действительность. Вот видите, как и вы, я веду себя глупо.

Торкильд прищурился.

— Почему ваши слова не имеют для меня никакого смысла?

Честер развел руками.

— Мы говорим, находясь на двух различных уровнях опыта. Вы прожили жизнь арпеджианского мужчины, спокойную, безмятежную. Вам ни разу не приходилось покидать защитный кокон, который вы принимали за окружающую действительность. Вы слишком сильно привязаны к собственной концепции того, кем вы являетесь. Вы должны отойти от этого предубеждения, взглянуть на себя с другой точки зрения.

Торкильд рассмеялся.

— Моя действительность меня вполне устраивает.

— Не сомневаюсь в этом. Неведение порождает веру в совершенство. Оно снимает необходимость задаваться вопросами. Но никогда не задаваться вопросами — это один из понастоящему тяжких грехов, за который человеческая душа может быть навеки проклята. Но перед вами — в зависимости от того, как вы пройдете поворотные точки — открыта дорога к совершенству.

— Вы очень самоуверенны.

— Разумеется. Можно сказать, это одно из преимуществ, которые дает способность заглянуть в будущее. — Не обращая внимания на издевку в голосе арпеджианца, Честер поклонился. — Я вижу нескольких разных Торкильдов. В настоящий момент вы не нравитесь самому себе, капитан Алхар. Вы очень умны, и вами движет недовольство собственной жизнью. Ответьте мне на следующие вопросы: что именно вам не нравится? Почему вы недовольны тем, что вы собой представляете? Чем вы хотели бы стать и, самое глав- ное, почему вы этого хотите?

Торкильд презрительно покачал головой.

— Вот как? Меня убедить легко. Я вижу вас в будущем, Торкильд. Достаточно ответить на последние четыре вопроса — ответить самому себе, — и я вам поверю.

Арпеджианец не отрывал от него проницательных голубых глаз. Вздохнув, он сказал:

— Пророк, я должен предупредить женщину-романовку о предстоящей встрече с Нгуеном. Прошу меня извинить.

Несмотря на внешнюю браваду, капитан Алхар расстался с Честером в полном смятении.

Встав, Честер потянулся, мысленно проигрывая в голове отрывок из «Реквиема» Моцарта. Неторопливо пройдя по коридору, он шагнул в бластерный порт и присел рядом с высоким мужчиной, безмолвно сидевшим в полумраке, рассеянно поглаживая короткий нож.

— Отчаяние — очень любопытный феномен, доктор. Чему оно тебя учит?

Дарвин Пайк рассмеялся.

— Честер, неужели суть вселенной состоит в бесполезности и страхе?

— Отчасти. Разве видимый спектр состоит только из желтого цвета? И никаких других красок больше нет? Если у человека возникает такое ощущение, значит, он ослепил себя очками, пропускающими только желтые лучи.

— Сюзен солгала мне. Я... наверное, я знаю о себе слишком много, и потому мне плохо. Моя история болезни выглядит как-то странно. Одну ее часть подредактировали, другую нет. И я понял, почему. Честер, у меня искусственно привнесенная злокачественная опухоль. Теперь раковые клетки распространились по всему моему телу. Остается надеяться, с ними разберется лимфатическая система, но твердо ничего нельзя сказать. Возможно, Сюзен меня убила.

— И именно это тебя беспокоит, доктор?

— Да, черт побери! Я люблю... я хочу сказать, я бы все отдал ради нее. Отдал бы свою...

— Ты отдал бы ради Сюзен свои человеческие качества? — Честер склонил голову набок, ожидая ответа. — Доктор, предлагаю сэкономить наше время. Ты надеешься, что я словно по волшебству предложу какое-нибудь рациональное объяснение? Чтобы ты смог винить Сюзен в том, что, как тебе самому прекрасно известно, ты бы сделал в любом случае? Если бы у тебя был выбор, неужели бы ты действительно бросил Патана? Неужели позволил бы Сюзен рисковать собой, а сам оставался бы в безопасности медустройства?

Взгляд Дарвина наполнился мучительной болью.

Честер стиснул ему плечо дружеской теплой рукой.

— Нет, дело не в этом. Тебе хотелось бы свалить всю вину на Сюзен. Всегда проще винить кого-нибудь из ближних, чем что-то такое холодное и бесстрастное, как Паука или обстоятельства.

— Наверное, ты прав. Просто я... У меня больше нет смысла в жизни, — сказал Дарвин, бессильно роняя руки. — Раньше я всегда видел перед собой цель. Теперь же я живу только ради мести и ненависти. И еще эти сны, чертовы сны! Каждую ночь я слышу голос Нгуена... вурдалачка пожирает мои... Эти сны отравили все, даже мою любовь к Сюзен! Я боюсь привязываться к чему-либо из страха это потерять. Это относится к Сюзен... к моему здоровью.

Честер блаженно улыбнулся, но его взгляд оставался задумчивым.

— В этом ведь есть урок, не так ли? Продолжай, доктор, учи меня.

— Что?

— Меня мучают те же самые страхи и отчаяние, и у меня есть ответы. Я сознаю тщетность происходящего. А как ты можешь сражаться с такими чувствами, не имея ответов? — вопросительно поднял брови Честер.

— Вера?

— А! Хороший ответ — вера. Но давай немного задумаемся, постараемся проникнуть глубже. Вера — это искусственная поддержка для тех, у кого нет логического каркаса, который помог бы им постичь собственные убеждения. Сама по себе вера является предположением. Ты согласен? Да? Ну, хорошо. В таком случае, можно ли сражаться с отчаянием и страхом с помощью предположения?

— Это очень коварный вопрос, Честер.

— Естественно. Вот что лежит в основе наших проблем — моих и твоих, не так ли? Мы обманываем самих себя. Давай вернемся к уроку с цветами спектра. Лично я вижу только черное. Почему-то я забыл восторг всех цветов радуги, который я испытал, впервые услышав Бетховена. А ты забыл взгляд Сюзен, наполненный любовью.

— Не понимаю, — Дарвин смущенно поморщился при упоминании Сюзен.

— Мы оба стараемся заглянуть далеко в будущее, доктор. И то, что мы видим, имеет для нас слишком большое значение. Для тебя это кошмарные сновидения. Для меня — одна из действительностей, которые еще не наступили.

— Наверное, я туп как пробка, но разве человек не должен заглядывать вперед? Я хочу сказать, строить планы на будущее можно, только основываясь на игре воображения.

— Мы все станем немногим лучше пробки, если убедим себя, что будущее предопределено заранее, и не в наших силах его изменить. В этом случае мы будем обманывать Паука, не впитывая знания из всего широчайшего спектра жизненных коллизий, тебе не кажется?

Дарвин усмехнулся.

— Полагаю, ты прав. Просто порой бывает очень трудно идти на свет в конце тоннеля.

— Доктор Пайк, — многозначительно произнес Честер, — ты недоволен тем, что собираешься предпринять?

— Мне очень страшно. По ночам меня не отпускают сновидения. Честер, мы забираемся прямо в логово дьявола. Я до смерти боюсь, что Нгуен снова схватит меня или Сюзен.

— А если бы у тебя была возможность выбирать между собой и Сюзен, кого бы ты отдал в руки Нгуену?

— Разве мы только что не прошли через это? Конечно же, себя! Разве можно позволить, чтобы эта тварь...

Честер махнул рукой, останавливая его ругательства.

— Значит, несмотря на сознание тщетности происходящего, ты имеешь любовь. Разве это не наполняет смыслом твою жизнь? Ну, а если вы с Сюзен — это та цена, которую надо заплатить за будущее человечества? Что тогда, доктор? Вероятно, ты захочешь задуматься над этим.

— Ты что-то видишь, — дрогнувшим голосом прошептал Дарвин. — О Господи, Честер, скажи, что меня ждет!

Пророк смиренно улыбнулся.

— Хорошо, это все равно не повлияет на поворотные точки. Может статься, тебе придется выбирать между собой, Сюзен и человечеством. Ты будешь не одинок. Нам всем придется делать выбор, который определит судьбу нашего вида. Что ты, в конце концов, отнесешь назад Пауку?

Дарвин пожал плечами, затравленно глядя на Честера.

— Не знаю.

— Не терзайся чувством вины. Конечно, не знаешь. Даже Пророку неведомо, как он поступит в какой-то поворотной точке, ждущей его в будущем. Однако сейчас я хочу, чтобы ты задумался еще кое над чем. Я должен сообщить тебе, что Патан Андохар Гарсия умер. Он прошел свою последнюю поворотную точку. Заблудился в будущем, потерял рассудок. И Рита Сарса совершила акт милосердия, убив его.

— О Господи!

Дарвин зажмурился, чувствуя щемящую боль в груди.

— Почему ты так сильно страдаешь? В чем причина? Смерть Патана была легкой и безболезненной, все это осталось в прошлом. Теперь его душа с радостью летит к Пауку. За свою короткую жизнь Патан один успел узнать гораздо больше, чем сотни других людей, влачащих монотонное существование. Разве он не сам выбрал свою судьбу? Разве не по своей воле пошел навстречу смерти?

— Когда силы покидали Патана, я относил его на руках в медустройство! — воскликнул Дарвин.

— Я следил за ним на Мире, когда Патан собирался вонзить нож себе в грудь, чтобы прекратить видения, — ласково произнес Честер. — Тогда он умер бы от своей собственной руки. Позднее Патан мог бы умереть от физического истощения. Нгуен мог бы решить снова посетить Базар, тогда вы все погибли бы там. Патан мог бы остаться на Мире, несмотря на просьбу адмирала Ри. Нам всем суждено когда-нибудь умереть. Просто Патан сам выбрал свой час.

— Мы не ценим, что имеем, да? — задумчиво произнес Дарвин.

Честер покачал головой.

— Если и ценим, то очень редко. Как ты отнесешься к тому, если я снова приведу пример желтого цвета? Что, если я скажу, что у тебя будет только пять часов, чтобы видеть все цвета радуги? Только одни сутки? Только одна неделя? Нет, что не предсказание, а суть моего урока.

— Я бы сказал: «Ну вот, я трачу такой чудесный день, бесцельно торча в темном бластерном порту».

— А через пятнадцать минут Сюзен потребуется, чтобы ты ее крепко обнял. Как и ты, она боится будущего... и Нгуена.

— И я могу ее потерять, — в ужасе прошептал Дарвин.

— Такая вероятность существует. Ну, а сейчас ступай к ней. Обними ее. Поделись силой и надеждой.

Улыбнувшись, Честер вышел в свет коридора, надевая наушники, чтобы снова насладиться божественной музыкой.

Линкор «Пуля».

Геостационарная орбита над планетой Мир

— К нам пожаловал победитель, — отрешенно пробурчал Клод Дюволье.

Таби Микасу рассмеялась. Амелия Нгурнгуру выжидательно подняла бровь.

Остановившись в дверях, Дамен Ри прищурился, с раздражением оглядывая полковника Дюволье.

— Господа полковники, я пришел предложить вам снова принять командование вашими кораблями. Я только что объявил общую боевую тревогу.

— Нгуен? — спросила Амелия.

Она выжидала, решая, в какую сторону прыгнуть.

Клод лежал, развалившись, на койке. Таби сидела, сгорбившись, за столиком у стены. На голографических экранах виднелись изображения кораблей, Мира. Скрестив руки на груди, Амелия стояла, прислонившись к переборке. Ничто не могло укрыться от ее цепкого взгляда.

— Наша разведка донесла, что Нгуен направляется к колониям Газового Облака. Если нам удастся захватить его врасплох, нанести удар всеми силами, ему конец. Уничтожив его флот, мы вернемся к...

— Мои люди отказываются вам повиноваться? — насмешливо спросил Дюволье. — Я вас предупреждал...

— Увы, это не так, — оборвал его Ри, не обращая внимания на неприкрытую издевку. — И вам это прекрасно известно, Клод. Больше того, вашего майора убили в первые же часы вашего заключения под стражу. О да, экипаж «Угару» состоит из преданных людей! Половина встретила романовцев с распростертыми объятиями, спеша к ним подлизаться. Остальные заперлись в реакторном отсеке, но скоро были разоружены, поскольку среди них оказался предатель. Вы внутренне гордитесь такой командой, правда?

— Ну, а мои люди? — спросила Таби.

— Приблизительно то же самое — только обошлось без перерезанных глоток.

— В таком случае, Дамен, почему вы хотите вернуть нас на командирские мостики наших кораблей?

Оторвавшись от стены, Амелия приблизилась к Ри своей гибкой пружинящей походкой черной пантеры. Она остановилась прямо перед ним, но ее взгляд по-прежнему был задернут непроницаемой дымкой.

В ее глазах адмирал прочел вызов и любопытство.

— Потому что дело очень серьезное. Нгуена нужно остановить раз и навсегда. Через час мы начинаем прыжок к Газовому Облаку. Я только что разговаривал с Дьердем Хамбреем; модернизация ваших кораблей идет полным ходом. Мы не сможем оснастить их бластерами Фудзики — у нас нет достаточного количества гиперпроводника. Но все же мы доведем вашу артиллерию до уровня того, что Нгуен использовал на Сириусе. Одновременно мы проведем кое-какие работы, усиливая щиты, так что Нгуен не сможет вспарывать их, не сосредоточивая на одном корабле огонь всей своей эскадры.

— Вы не ответили на мой вопрос.

Ри повернулся к Клоду Дюволье:

— У меня нет офицеров высшего звена, способных занять ваши места. Всех лучших из экипажей ваших кораблей я отправил на станцию «Тайджи» и на Сириус командовать переоборудованными транспортами. Ваш опыт перевешивает опасность того, что от вас можно ждать неприятностей.

— Я принимаю ваше любезное предложение вернуться на свой корабль, — рассмеялся Дюволье, вскакивая с койки.

— Но ведь тут есть какая-то ловушка, не так ли, Дамен?

Амелия не мигая смотрела ему прямо в глаза.

Ри кивнул.

— Да, есть. Разве я похож на полного кретина? Предупреждаю, вам предстоит отправиться в космос вместе с Романовцами. Половина технического персонала ваших кораблей будет состоять из моих людей. К тому же ваши десантники уже заражены. Пока вы находились здесь... для консультаций, ваши люди побывали на планете. Кое-кто успел попасть в беду. Уверяю, волосы у всех отрастут. Что касается системы управления, вашими первыми заместителями станут романовские вожди — ветераны Сириуса, обладающие достаточным опытом ведения современной высокотехнологичной войны.

Повеселевший было Клод заметно поостыл. Таби, как-то вся съежившаяся после того, как «Пуля» без труда нейтрализовала ее корабль, воспользовавшись всего двумя бластерными батареями, ограничилась кивком.

Напротив, у Амелии вспыхнули глаза.

Скрестив руки на груди, Ри принялся расхаживать взад и вперед по комнате.

— Итак, как видите, я не дам вам полной свободы. Все, что не относится к непосредственному боевому столкновению — информация о курсе, навигационные указания, общие приказы, — будет поступать по транскоммуникационной связи с «Пули». Романовцы прекрасно сознают, что вы можете загубить весь поход. За вами будут следить. Предупреждаю: они скорее убьют, чем позволят подвергнуть риску исход набега. Можно сказать, это у них в крови.

Амелия распрямила плечи.

— Хорошо, Дамен, мы соглашаемся вести вашу игру. Даем вам все, что вы просите. И что дальше? Что мы получим, когда война окончится? Какова будет наша доля?

— Вы получите назад свои корабли.

— Здесь нам придется полагаться только на ваше слово, — облизал губы Клод, постигая смысл сказанного.

— Верно. И я его сдержу. Задумайтесь над альтернативами. То, что называется моралью Патруля, подводит вас к однозначному выводу: в конце концов я вас обязательно обману. Но спросите себя, зачем мне это? Впрочем, решение принимать вам. В вашей воле согласиться или отказать.

— Я согласна, — быстро выпалила Микасу. — Я могу быть свободна?

— Эскорт романовцев проводит вас до штурмовика. Клод, вы?

— Да, я принимаю ваше предложение. Мне надоело торчать здесь.

— Амелия?

— Я думаю, Дамен.

Клод и Таби поспешили уйти из помещения, в котором провели взаперти столько времени. Ри уселся на край стола, болтая ногами, а Амелия с кошачьей грациозностью принялась расхаживать по комнате.

Вдруг она застыла на месте.

— Дамен, мне нужно больше.

— Я так и думал.

Амелия улыбнулась впервые с тех пор, как попала на борт «Пули».

— Хорошо. Я буду участвовать в вашей игре. Больше того, я стану вашим самым преданным сторонником в борьбе с Нгуеном. Отдам все, что у меня есть.

В каждом движении ее чувственного тела сквозило возбуждение.

Ри перестал качать ногой.

— И?..

— Я хочу получить технические характеристики бластеров Фудзики и квантовых усилителей щитов, установленных на «Пуле». И не только это. Вы провели какие-то структурные преобразования — что-то связанное с антигравитационными пластинами и несущими конструкциями. Я хочу также и это. Взамен за безукоризненное послушание мне нужно все, что у вас есть.

Ри задумчиво кивнул.

— А если я откажусь?

Амелия надменно вскинула подбородок.

— Я не Клод Дюволье или Таби Микасу. Вы имеете дело с Амелией Нгурнгуру. Подумайте об этом, Дамен.

Она подошла к нему вплотную, прижимаясь изгибом бедра, едва не скользнув пышной упругой грудью по руке Ри.

— А если я отвечу: «Возможно»?

Покачав головой, чернокожая красавица провела пальцем ему по подбородку.

— Дамен, по-моему, ты одержим желанием убить Нгуена. На мой взгляд, уничтожение его чудовищ значит для тебя больше всего на свете... и тут я могу сказать решающее слово. Со мной, Дамен, чаша весов безоговорочно склонится в твою сторону. Никто не посмеет встать у тебя на пути.

Дамен Ри заглянул в ее глаза, в бездонные колодцы, в которых он едва не утонул, и у него бешено заколотилось сердце. Волна адреналина захлестнула его с головой. Роскошная грудь напирала, манящая и настойчивая, разжигая в душе Ри пожар.

Вымученно усмехнувшись, адмирал схватил Амелию за плечи, отстраняя от себя. Он попытался совладать с собой, чувствуя горячую пульсацию в паху, упиваясь зрелищем безупречной фигуры, тонкой талии, покатых бедер, плоского живота, высокой груди.

— Я принимаю твои условия, Амелия. — Он увидел в ее глазах торжествующий блеск. — Но давай обговорим детали. Я не хочу, расправившись с Нгуеном, получить в качестве врага тебя. Конечно, если бы у меня был выбор, я бы предпочел воевать с тобой. Нгуен психически ненормальный человек, у него не все дома. Ты же просто жаждешь власти и готова идти вперед по головам других. Но я согласен принять безграничное честолюбие, если за ним стоит уравновешенный разум.

Амелия снова приблизилась к нему, но теперь в ее движениях сквозило уважение.

— Ты достойный человек, Дамен Ри. Ты произвел на меня впечатление. — Она обвила ему руками шею и добавила, положив голову на его плечо: — Вместе мы могли бы стать непобедимыми. Вдвоем...

Освободившись от ее объятий, Ри задержал руки Амелии в своих руках.

— Нет. Не надо этого.

Она насмешливо склонила голову набок.

— Дамен, ты меня хочешь. Я вижу это по твоим глазам, по раскрасневшемуся лицу. Я чувствую, как учащенно бьется твое сердце. Ты хочешь меня так сильно, что вот-вот разорвешься.

Ри угрюмо кивнул, отводя взгляд.

— Да, очень хочу. Но это чисто животное вожделение, Амелия. А с годами я усвоил, что, уступив страсти, потом долго терзаешься раскаянием. Нет, давай ограничимся сотрудничеством в обмен на техническую информацию. Так мы сохраним друг к другу взаимное уважение, не испорченное чувствами и прочими проблемами.

Отступив назад, Амелия уронила голову, сжимая кулаки.

— Знаешь, уже много лет ни один мужчина не отвергал меня. Я не знаю, как к этому отнестись.

Ри развел руками.

— Амелия, ты красивая женщина. Не думаю, что тебе следует беспокоиться, как бы это не стало обычным делом. Просто я...

— Не надо, Дамен. Ты умен и хитер. К тому же мне давно не приходилось иметь дело с человеком, к которому я бы прониклась искренним уважением. Проклятие! Я даже верю, что ты сдержишь свое слово.

— Если ты сдержишь свое.

В ее глазах и губах медленно расцвела улыбка.

— Давай разберемся с Нгуеном.

— Будем молиться о том, чтобы Клод и Таби не выкинули какой-нибудь фортель.

— Ну, а Йайша?

Ри пожал плечами.

— Об этом знает один Паук. И еще будем молиться, как никогда не молились, чтобы Нгуен не приготовил для нас в Газовом Облаке какой-нибудь сюрприз.

«Но только надо быть готовыми ко всему. Что же касается тебя, дорогая Амелия, верить тебе можно не больше, чем ба- зарейской песчаной кобре. Только я отвернусь, и ты тотчас же вонзишь мне ядовитые зубы в спину. Милостивый Паук, но разве у меня есть выбор?»