Сети Паука

ГЛАВА 12

Линкор «Деус».

Геостационарная орбита над планетой Арпеджио

Сплетя длинные изящные пальцы, Нгуен откинулся на спинку командирского кресла «Деуса». Вокруг белой дугой изгибался мостик; офицеры напряженно следили за состоянием систем корабля. С экрана транскоммуникационного передатчика на Нгуена смотрел, склонив голову набок, адмирал Кимиянджуи. Сморщенная старческая кожа цвета эбенового дерева придавала ему какой-то высохший вид.

— Директора, — продолжал Кимиянджуи, — дали мне санкцию в данном вопросе действовать по собственному усмотрению. Я готов идти на существенные компромиссы — если вы просто в открытую скажете мне, что хотите, и прекратите грабить граждан Директората.

Лицо Нгуена оставалось торжественно-спокойным.

— Я никого не граблю, господин адмирал. Не сомневаюсь, приспешники Сатаны пытаются убедить в этом заблуждающихся людей повсюду, но я только выполняю предначертанное Господом Богом...

— И для этого вам потребовалось захватить патрульный линкор, — напомнил Кимиянджуи. — Нам известен ваш потенциал, господин мессия. И тем не менее мы готовы пойти на переговоры. Директора согласны оставить под вашим контролем те системы, которые вы к настоящему моменту уже успели захватить. Мы хотим, чтобы вы немедленно прекратили враждебные действия. Взамен мы не будем преследовать вас за разбойный захват нашего корабля. Война между нами приведет лишь к нашему обоюдному уничтожению. Уверен, что вы это тоже прекрасно понимаете.

Нгуен задумчиво кусал губу.

— Я могу обсудить ваши предложения со своими приближенными?

— Вне всякого сомнения.

Нгуен поклонился монитору.

— В таком случае буду рад продолжить наш разговор. Я свяжусь с вашим штабом завтра или послезавтра — в зависимости от того, как быстро мне удастся переговорить со своими советниками. Обещаю, что выйду на связь не позднее трех суток по арктурианскому времени. Вас это устраивает?

— Абсолютно устраивает. Всего хорошего, сэр.

Монитор, моргнув, погас.

Вскочив с кресла, Нгуен издал торжествующий вопль, вскидывая над головой кулак.

— Есть! Да будет благословенен Деус, чертовы тыквенноголовые обратились в бегство!

Сира Велкнер оторвался от комма.

— В бегство, мессия?

Нгуен прыгал и кружился по мостику, не обращая внимания на всеобщее внимание своих офицеров.

— Вот именно, черт побери, в бегство! Уродцы-головастики запросили мира! Им нужна передышка! Глупые ублюдки. За кого они меня принимают? За какого-нибудь кретина, которого можно ублажить подачкой, чтобы тем временем собрать силы и подавить поднятое мной возмущение? Неужели они действительно надеются, что я дам им хоть минуту покоя?

— Значит, вы откажетесь от предложения адмирала Кимиянджуи? — На худом лице Сиры отразилось любопытство.

Нгуен улыбнулся.

— Ни в коем случае, Сира. Нет, я с готовностью его приму, тем самым выиграв для нас время.

— Время?

Рассмеявшись, Нгуен ударил кулаком в ладонь.

— Время, чтобы уничтожить еще несколько транскоммуникационных передатчиков Директората. Время, чтобы оснастить «Деус» новыми щитами. Время, чтобы перестроить производственные мощности на выпуск бластеров по технологии Содружества. Время, чтобы обучить экипажи кораблей. Время, чтобы вскрыть новые тайны из архивов, добытых на Границе, превратив их в такую силу, о которой даже не мечтают тыквенноголовые! Знаешь, Сира, у нас будет достаточно времени, чтобы подготовить революцию. Мы соберем наши силы в один кулак, и, когда придет пора выступить с Арпеджио, никто не сможет нас остановить!

Медвежьи горы, Мир

Карабкаясь по крутой скале, Дарвин Пайк ломал голову, пытаясь постичь природу человеческой глупости. Разъяренный медведь — не медведь, а исчадие ада, похожий скорее на сказочного дракона, — полз следом за ним, подтягивая свою огромную тушу на коротких толстых лапах. Проводник-романовец — в безопасности на аэрокаре высоко в воздухе — кружил вокруг, пытаясь обмануть шквальный ветер, раздирающий ущелье.

Красноватый гранит, вздыбившийся лишенными растительности глыбами, уходил вверх к небольшому плато из осадочных пород. Ветвящиеся промоины от дождевых вод, испещрившие поверхность камня, спускались ко дну плоской долины, покрытой густыми зарослями дынного дерева и нож-куста, среди которых причудливыми протуберанцами выделялся шестовик. Меньше чем в двухстах метрах к северу возвышалась противоположная стена, источенная непогодой, прикрытая сверху прочной шапкой из желтого песчаника.

Рискуя попасть в воздушный вихрь, Бык Крыло Риш попытался посадить аэрокар, но едва не налетел на скалу.

— Уходи! — крикнул Дарвин, махая рукой. — Я поднимусь наверх! Не рискуй!

Судорожно вздохнув, он наполнил воздухом пылающие легкие и пополз дальше, страстно жалея о том, что не захватил с собой бластер.

Пот, стекая струйками по его лицу, скапливался в трехдневной щетине и щекотал шею. Солнце палило нещадно. Раскаленные камни излучали тепло, и порывы горячего ветра высушивали тело Дарвина.

Оглянувшись, молодой ученый увидел громадную присоску, опустившуюся на камень, на котором он только что стоял. Охваченный паникой, Дарвин пополз быстрее, судорожно цепляясь за неровности в скале. Винтовка болталась у него за спиной. Камни вгрызались в покрытое ссадинами тело. Задыхаясь, Дарвин остановился, ища взглядом хоть какое-нибудь оружие. От винтовки теперь не было никакого толку. Латунная гильза лопнула и застряла в патроннике. Вставить новый патрон нельзя.

Обезумевший от страха, Дарвин уперся ногой в выступ скалы и пополз по почти отвесному склону. Вонзая окровавленные пальцы в щели, он подтянулся, напрягаясь до предела, сорвав при этом три ногтя. Легкие горели, измученные мышцы содрогались в спазмах. Долго ли он еще сможет продержаться?

Раненый медведь неумолимо карабкался следом. Присоски давали гигантскому зверю точки опоры, позволяя искать толстыми лапами неровности в скале. Затем медведь снова выбрасывал присоски вверх и полз дальше, с трудом удерживая равновесие на неустойчивых валунах осыпи.

«Я дернул за спусковой крючок и промахнулся. Все испортил. Это я виноват... я виноват... Проклятие, что на меня нашло? Такой огромный, стремительно надвигающийся, поднявший щупальца с присосками... и я дернул за спусковой крючок. Запаниковал и промахнулся».

Дарвин вскарабкался на последнюю каменную глыбу.

Конец пути. Ровная отвесная стена без намека на малейшую трещину, уходящая в лазурную высь. Без специального снаряжения и реактивного ускорителя на нее не забраться. Загнанный в угол, Дарвин сорвал с плеча винтовку. Как огнестрельное оружие от нее толку нет, но как дубинка сгодится.

Горящие легкие никак не могли насытиться кислородом. Пересохшее горло першило. Господи, все отдам за глоток воды!Дарвин отчаянно оглянулся вокруг. Камни размером с человеческую голову с неровными острыми краями были тяжелыми. Напрягая мышцы до предела, Дарвин стал кидать их в медведя, но они безобидно отскакивали от его толстой шкуры. Животное взревело и поползло вверх.

— Мерзкий ублюдок! — пробормотал Дарвин, оглядывая разъяренную тварь.

Медведь был огромен, метров пятнадцать в длину: что-то вроде двух бронтозавров, слепленных вместе наподобие гигантских сиамских близнецов. Два толстых хвоста помогали ему удержать равновесие; на концах длинных извивающихся щупалец пульсировали присоски. Рот представлял собой мясистую щель между основаниями щупалец. Крошечные глазки торчали на усиках над громадной головой. На какое-то мгновение все шесть обрубков-ног заскользили по осыпи, отчаянно пытаясь удержать массивную тушу на склоне.

Медведь начал сползать вбок, и Дарвин вознес благодарственную молитву. Но когда ему уже казалось, что чудовище неминуемо сорвется в пропасть, медведю удалось остановиться и снова поползти вверх по камнепаду. Одно щупальце потянулось туда, где нашел последнее прибежище человек.

Дарвин встретился взглядом с медведем. Заглянув в бездонные глубины черных глаз, он вдруг почувствовал, как у него в душе что-то шевельнулось. Немой вопрос, ощущение бесконечности.

— Нет, — прохрипел Дарвин пересохшим горлом. — Ты убил коров Билла. Понимаешь? Черт побери, мы с тобой одной крови — оба хищники. Ты слышишь меня?

Черные глаза не отрываясь смотрели на него, полные злости, питающейся страхом человека. Стиснув зубы, Дарвин, превозмогая боль, схватил разбитыми в кровь пальцами камень. Обливаясь потом, он закрыл глаза, прогоняя жуткую картину надвигающегося медведя. Но все равно Дарвин чувствовал эту тварь, присосавшуюся к его душе, вытягивающую его жизненные силы, пожирающую волю. Мощь медведя оглушила его, осязаемая на ощупь, невозможно реальная.

— Будь ты проклят! Кто ты?— крикнул Дарвин.

Страх вызвал гнев, пробуждая атавистическое стремление выжить любой ценой. Сердце молотом колотило в грудную клетку. Смерть серой пеленой затянула ясный солнечный день. Попытавшись сглотнуть, Дарвин едва не подавился собственным пересохшим языком. В который раз он выругал себя за то, что оставил в поселении бластер своего деда. Теперь у него есть только винтовка, превратившаяся в дубинку, и «Рэндолл» — безделушка и доставшийся по наследству нож, а на него надвигалось чудовище из кошмара душевно-больного.

Присоска понеслась к нему. Отскочив в сторону, Дарвин глухо вскрикнул. Похожая на резину багровая плоть, пройдя в каких-то миллиметрах от него, шлепнулась на скалу. Диск, имеющий в диаметре не меньше метра, распластался на гладкой каменной поверхности, прилипая к ней. Дарвин что есть силы опустил на него приклад винтовки. С таким же успехом он мог бы ударить по каучуковой подушке.

Медведь источал сильный тошнотворный запах, напоминающий вонь протухшего на солнце мяса тюленя. Морща нос, Дарвин снова и снова колотил по щупальцу прикладом винтовки, не желая сдаваться. В диске, казалось, совершенно не было нервных окончаний.

Вторая присоска, оторвавшись от скалы, начала подниматься вверх.

Крик ужаса застыл в пересохшем горле Дарвина. Выхватив из ножен древний «Рэндолл», затравленный ученый вонзил его в губчатую плоть. Разлившийся по телу адреналин придавал ему дополнительные силы.

Из раны хлынула черная липкая жидкость. От зловония у Дарвина закружилась голова. Откуда-то снизу раздался страшный рев.

— Живи, Дарвин, живи. Живи, черт тебя побери! — проскрежетал Дарвин, заново обретая свою личность.

Собрав все силы, он принялся работать «Рэндоллом», вспарывая толстую кожу щупальца. Разрезанные ткани вокруг раны дергались и плясали, и от этого жуткого зрелища Дарвина прошибла холодная дрожь.

Проклятие, где второе щупальце?

Краем глаза Дарвин увидел вторую присоску, стремительно надвигающуюся на него. Навалившись всем своим весом на нож, он принялся отчаянно перепиливать артерии, извергавшие черную жидкость ему на лицо и руки. Едкая вонь, напоминающая пары серной кислоты, стала невыносимой. Ослепленный слезами, Дарвин сглотнул подступившую к горлу тошноту.

Перепачканные черным ткани разделились у него на глазах. С эластичным шлепком щупальце разорвалось, едва не вывернув Дарвину кисть и швырнув его на скалу. Выбитый из руки нож, звякнув, упал на камни.

Всхлипнув от страха, Дарвин пополз на четвереньках за «Рэндоллом», лежавшим на краю пропасти. Учащенно дыша, он заглянул вниз. Медведь неуклюже наклонился, пытаясь удержать равновесие с помощью единственного оставшегося щупальца. Лишенное опоры, огромное тело зашаталось. Перерезанное щупальце, подобно вырвавшемуся пожарному шлангу, Долталось в воздухе, разбрызгивая на бесчувственный красноватый гранит черную пену.

Дыхание вырывалось из легких Дарвина дрожащими спазмами. Сделав над собой усилие, он заставил двигаться трясущиеся ноги и, шатаясь, сполз вниз по склону до огромного валуна, застывшего в неустойчивом равновесии. Подперев его плечом, Дарвин, застонав и крича, надавил изо всех сил, не обращая внимания на впившиеся в тело острые края. Мышцы ног задрожали от напряжения. Валун, качнувшись, пополз по склону, и вдруг, не удержавшись, покатился вниз, увлекая за собой другие камни и поднимая облака пыли. Подпрыгнув на выбоине, он со всей силы ударил в переднюю лапу медведя.

Рассудок Дарвина захлестнула волна безумной ярости и страха. Он буквально сгорбился под ее тяжестью.

Огромная тварь, взревев, опрокинулась и полетела вниз по каменной осыпи. Дарвин зачарованно проводил ее взглядом. Докатившись до дна ущелья, медведь застыл, слабо подрагивая хвостами, щупальцами и лапами.

Подобрав винтовку, Дарвин сбежал по склону, едва не сломав ноги. Оказавшись внизу, он вынужден был опуститься на корточки, не в силах стоять.

Бык Крыло Риш кружил на аэрокаре над ущельем. Держась подальше от уцелевшего щупальца, Дарвин приблизился к гигантскому зверю.

— Мы с тобой... — хрипло выдавил он, — одной крови. Охотники. Общий дух... хотя мы и с разных миров. Но кто же ты такой?

— Почему ты не выстрелил в него еще раз? — спросил Риш, выпрыгивая из аэрокара и небрежной походкой приближаясь к медведю, стряхивая грязь с мокасин.

— Попробуй вытащить гильзу.

Дарвин протянул винтовку владельцу. Боль животного сливалась с его собственной болью, натянутые нервы дрожали.

Напевая под нос, Риш открыл затвор и заглянул в патронник.

— Головка раскололась.

— Головка... раскололась?

Бессмысленные, ничего не значащие слова, захваченные вихрем мыслей и чувств... принадлежащих ему и раненому животному.

Буркнув что-то невнятное, Риш вернулся к аэрокару.

Дарвин приблизился к медведю.

— Кто ты такой? — выдавил он, не обращая внимания на то, что его рот, казалось, был забит ватой. — Почему ты зовешь меня?Медведь ответил, с трудом оторвав оставшуюся присоску от земли и двинув ее в сторону Дарвина.

— Никак не успокоишься?

Дарвину показалось, он понял, что чувствовали романовцы при встрече с чудовищем до того, как научились отливать пушки. Именно эти огромные твари выковали дух Народа.

Хрустя гравием, подошел Риш с починенной винтовкой. Вернув оружие Дарвину, он указал на умирающее чудовище.

Появившийся из ниоткуда голос наполнил сознание Дарвина.

«На этот раз будь сильным. В кои-то веки будь достойным, человек, одержавший надо мной победу. Посмотрим, сможешь ли ты выстоять на этот раз. Посмотрим, сможешь ли ты не дрогнуть, несмотря на страх».

Дарвин вздрогнул, отказываясь верить своим ушам.

«Бред какой-то. Наверное, это жара. Только и всего. Просто жара... и жажда. Физическая усталость тоже приводит к таким последствиям. Вымотался я. Вот и все. Вымотался и переволновался».

Трясущимися руками он навел тяжелую винтовку туда, где должен был находиться мозг. Быстро прочтя молитву по душе животного, Дарвин нажал на спусковой крючок.

Грохот выстрела гулким эхом разнесся по ущелью. Вздрогнув, медведь на мгновение напрягся, а затем обмяк — навсегда. Дарвин зачарованно смотрел на него, опустив винтовку. У него в душе образовалась пустота, словно именно туда попала пуля. Что-то в окружающей вселенной, мигнув, погасло.

Руки... хватающие... тянущие...

— Пайк! Черт побери, что с тобой? — донесся сквозь пелену головокружения голос Быка Крыла Риша.

— В-все в порядке, — заморгал Дарвин. — Ч-что случи- лось?

— Понятия не имею. Ты выстрелил в медведя... и рухнул ничком, бормоча что-то. — Риш склонил голову набок. — Ты уверен, что все в порядке?

— Жара... должно быть, жара. Обезвоживание организма...

«Но почему я сам в это не верю?»

Высунув язык, Риш завозился с голокамерой. Дарвин положил винтовку на землю. На снимке получился человек с угрюмым лицом, испачканным черными пятнами, вооруженный-одним старинным ножом.

Охотничий лагерь Быка Крыла Риша в Медвежьих горах

Бык Крыло Риш разбил свой лагерь у подножия Медвежьих гор.

Дарвин, расслабившись, лежал у костра. Израненные руки были покрыты пластиповязками. В воспаленные ткани поступали обеззараживающие и обезболивающие лекарства. Риш, тихо напевая, чистил винтовку, недовольно глядя на трещины в прикладе.

— Наверное, надо будет вырезать новое ложе. Винтовка не предназначается для того, чтобы использовать ее в качестве дубинки. С другой стороны, может быть, дело того стоило. Схватка была та еще. Пару раз я уже думал, что тебе крышка. Ты проявил мужество. Паук одарил тебя силой и мудростью. Здорово, что мне пришло в голову заснять все на голо.

— Да я перепугался до смерти, — заявил Дарвин, не в силах побороть меланхолию.

— А про страх я ничего и не говорил, — прозвучал в темноте тихий голос Риша.

Костер из поленьев шестовика весело потрескивал; искры, кружась, поднимались к двум лунам, бросавшим косые тени на заросшие нож-кустом холмы.

— Страх идет рядом с нами в течение всей жизни, — продолжал Риш. — Страх делает нас сильными. Я никогда в жизни так не боялся, как когда воевал с Сюзен Смит Андохар на Сириусе. Каждое мгновение было наполнено ужасом. Время было жуткое. Война — такая, какая ведется в Директорате — состоит из одних моментов страха. Понимаешь, здесь, на Мире, война — это игра. Конечно, и во время игры могут убить, но человек не живет в постоянном страхе. Ужас не пульсирует в венах подобно кислоте. Каждую секунду не приходится ждать, что тебя испепелит проклятый Пауком фиолетовый луч с неба.

— Значит, ты воевал вместе с Сюзен? — Дарвин нала, было потирать руки, но вздрогнул, наткнувшись на пласт-повязку. — Это страх сделал ее такой? Его она так хорошо скрывает?

Медведь говорил со мной. Взгляни правде в глаза. Это произошло на самом деле!

Тщательно прочистив длинный ствол винтовки, Риш прислонил ее к нож-кусту.

— У Сюзен есть свои страхи, как и у всех остальных. — Устроившись поудобнее перед костром, он достал из кармана кисет и трубку. Вытащив из костра уголек, воин неторопливо раскурил трубку. — Нет, Сюзен не нужно скрывать свой страх. Она скрывает свои шрамы, доктор Пайк.

— Шрамы?

Риш пожал плечами.

— На Сириусе она любила двоих мужчин. Одним из них был Ганс Йигер, десантник с «Пули». Другим — Пятница Гарсия Желтые Ноги, легендарный вождь Пауков. Я был знаком с обоими. Сражался с ними бок о бок. Боялся рядом с ними. Пил, мочился и испражнялся вместе с ними. Оба отличные парни. Для меня было большой честью быть с ними знакомым. Ганс и Пятница подружились, несмотря на то что оба любили одну женщину.

Мы вели бои в предместьях Англы. Сириусианские ополченцы сопротивлялись из последних сил. И вдруг находящийся над планетой линкор дал по нас залп из бластеров. Это называется орбитальной бомбардировкой. Мы поспешили укрыться кто куда. Многих спас Пятница, но часть отряда, в том числе и Ганс, сгорела живьем. И Сюзен переменилась... стала другой, понимаешь? Замкнулась в себе, практически перестала с нами разговаривать, но при любой возможности беспощадно убивала сириусианцев. И не просто убивала. — Риш помолчал, погрузившись в воспоминания. — Она глумилась над трупами. Отрезала мужчинам их достоин- ство.

Дарвин не отрываясь смотрел на языки пламени.

— А потом нас как-то ночью высадили в город Хельг. Мы захватили компьютерный центр, перерезали линию энерго-снабжения. Во время набега было добыто много скальпов. Но Сюзен попала в плен. Сириусианцы отправили ее на корабль, которым командовал Нгуен Ван Чоу. Можно только догадываться, что с ней там произошло. Никто ничего не говорит... но можно предположить.

Я видел Сюзен после того, как ее освободили из плена. Она словно стала другим человеком. Именно тогда она сблизилась с Дьердем. Пятнице было очень больно, но у него была слишком светлая душа, чтобы таить обиду. Он по-прежнему так сильно любил Сюзен, что подружился и с Дьердем. Вдвоем, с помощью одного из Пророков, они вылечили Сюзен.

Сделав глубокую затяжку, Риш посмотрел на нахмурившегося Дарвина.

— Вот те шрамы, которые она прячет. Рассудок можно вылечить, но, наверное, от воспоминаний никуда не деться. А теперь и Пятница погиб. Насколько нам известно, его убил Нгуен Ван Чоу — так же в точности, как он убил Ганса Йигера своими бластерами. Мерзавец на свободе, скрывается где-то там. — Воин указал на звезды чубуком трубки. — Он переломал Сюзен всю жизнь, искалечил ей душу.

Дарвин кивнул, вспоминая, как Сюзен скорбела по Пятнице Желтые Ноги на корабле. Одна. Ночью. Там, где никто не мог ее увидеть. А Нгуен провозгласил себя мессией, встал во главе безумного джихада. Сюзен до сих пор его боится — как боятся его адмирал Ри, Железные Глаза и Рита Сарса. Дарвин сглотнул комок в горле. В этом есть какой-то урок.

Ждать дальше не было никакой возможности.

— Риш, скажи честно. Медведи, они... ну... у них есть... э... психическая сила? Я хочу сказать, ваши воины никогда не говорили ни о чем подобном? Может быть, рассказывали о том, как... как...

— Есть ли у медведей сила? — Риш затянулся. — Да, Дарвин. Мы на Мире уверены в том, что у медведей есть сила. И они по какой-то причине испытывают людей.

Дарвин помолчал, пытаясь разобраться в этом.

— Я... сегодня я почувствовал мысли медведя. И я... я запаниковал. Дернул за спусковой крючок и промахнулся... Черт побери, это же бред какой-то! Как будто медведь мог знать, о чем я думаю! Наверное, ты примешь меня за сумасшедшего.

Суровое лицо воина наполнилось торжественностью.

— Мы на Мире считаем, что люди, медведи и жнецы по сути своей одно и то же. Частица Паука. Почему-то Паук пожелал сотворить людей и животных разными... и кто я такой, чтобы требовать у Него отчета в Его поступках? Каждый выполняет свою роль. Ты, я, медведь — наши души являются частицей Паука. Так же, как души лошадей, собак, коров и овец и, может быть, даже мух. Все мы являемся частицами сотканной Им паутины. — Он опустил голову. — И что хотел от тебя медведь?

Дарвин поднял взгляд, следя за кружащимися искрами.

— Я... Наверное, мужества. Не знаю... Точно я не понял.

Задумчиво кивнув, Риш указал чубуком на землю, подчеркивая свои слова.

— Это другая планета, доктор Пайк. Здесь мы принадлежим Пауку. Если ты желаешь узнать, чего хотел от тебя медведь, ты должен быть готов искать, спрашивать Паука. Хочешь ли ты знать это? Готов ли ты искать?

— Я...

В голове Дарвина зазвучали отголоски слов Сюзен: «Прося что-то у Паука, никогда не знаешь, чем придется расплачиваться. А тех, кто получает то, что просит, но не может за это рассчитаться, Паук ломает... и отбрасывает в сторону. Понятно?»

— Да, — с бьющимся сердцем едва слышно промолвил он.

— В таком случае, ты должен очистить душу. Согласно обычаям Народа, подняться в...

Оба вздрогнули от неожиданности, услышав донесшийся из темноты голос.

— Не двигаться, мерзкие Пауки! Наши винтовки нацелены вам в сердца. Одно движение, и мы вас убьем!

Уронив плечи, Риш тихо шепнул:

— Делай как они говорят. Думаю, это бродяги Сантосы. Если так, будь готов. Нам придется их убить.

Дарвин изумленно раскрыл рот.

— Мы не двигаемся! — крикнул Риш.

В круг света от костра осторожно вошли два воина, держа винтовки наготове. Один, схватив прислоненную к нож-кусту винтовку Риша, быстро отскочил назад, держа под прицелом широкую грудь Быка.

— А твоя винтовка где? — спросил широкоплечий великан Сантос Дарвина.

— У меня нет винтовки. Я ученый-антрополог, — развел руками тот.

К костру приблизился третий воин.

— Медленно встаньте и отдайте свои ножи. Лошадей у вас нет? Только аэрокар?

— Какой толк от лошадей? — бросил Риш, неторопливо поднимаясь на ноги. Повернувшись к Дарвину, он сказал по-стандартному: — Как только я протяну нож, убивай того, кто ближе.

Великан-вожак, презрительно усмехнувшись, крикнул Ришу в лицо:

— Ты не романовец! Ты из тех, кто отправился воевать с сириусианцами. Говорят, это не люди, а бараны, да? Взгляни на нас, отродье Паук! Мы остались Сантосами! Пауки, побывавшие среди звезд, превратились в слабых женщин. Потеряли свою силу... и теперь не устоят перед Сантосами!

Пожав плечами, Риш расстегнул ремень, на котором висел нож.

— Возможно, ты прав. Я отдам свой нож предводителю Сантосов.

Отойдя от направленной на него винтовки, он протянул нож, не вынимая его из ножен.

— Хуже жнецов! Трусы! Ваше мужское достоинство сгнило заживо! Вы даже не бараны, а баранье дерьмо. — Сантос плюнул Ришу в лицо. — У Пауков не осталось чести! Вы хуже женщин. Я мочусь на ваши...

Он так и не успел закончить. Риш в наэлектризованном прыжке взвился в воздух, молниеносным ударом ноги ломая ему шею. Уверенно приземлившись с ножом в руке, появившимся словно по волшебству, он стремительно развернулся и бросился на второго Сантоса.

Дарвин был занят тем, что пытался сглотнуть страх, комком подступивший к пересохшему горлу. Выхватив свой «Рэндолл», он машинально пригнулся, вставая в боевую стойку, как учила Сюзен. Его противник вскинул винтовку, целясь в Риша. Дарвин, не раздумывая, ударил по стволу. Прогремел выстрел. Взревев от ярости, Сантос бросился на ученого.

Дарвин попятился назад, уворачиваясь от страшного удара прикладом. Полированное дерево скользнуло ему по волосам. Еще немного, и умный мозг, получивший высшее образование, оказался бы разбрызган по всему лагерю. Прежде чем Сантос успел опомниться, Дарвин сделал выпад ножом. Ощущение было таким, будто он воткнул острое лезвие в кастрюлю с макаронами; Дарвин ожидал встретить что-то более упругое.

Сантос закряхтел, выпучивая глаза, налившиеся кровью в отблесках костра. Дарвин застыл на месте, пораженный сознанием того, что убил человека. Но только Сантос, быстро оправившись от изумления, отпрянул назад, освобождаясь от торчащего в груди лезвия, и выхватил свой нож. Дарвин, оцепенев, не двигался, не в силах поверить, что его противник не сдается.

С яростным боевым кличем Сантос бросился вперед, и Дарвин, сделав над собой усилие, попытался уклониться, но споткнулся о труп главаря. Сорокасантиметровое лезвие просвистело у него над головой.

Дарвин неуклюже поднялся с земли, но тут нож Сантоса вошел ему в мягкие ткани поясницы. Навалившись вперед, Дарвин взмахнул «Рэндоллом». Сантос сдавленно вскрикнул. На руку Дарвина хлынула горячая кровь, потекшая к локтю. Спутанные внутренности вывалились из рассеченного живота. Жаркое дыхание Сантоса, обжигавшее щеку Дарвина, вдруг оборвалось: «Рэндолл» прорвал диафрагму. Сантос отпрянул назад, зажимая страшную рану, но тут же, пошатнувшись, рухнул на землю, вываливая кишки.

Дарвин зачарованно смотрел на длинный нож, торчащий из его живота. Странно, ему показалось, он чувствует прикосновение холодной стали к своим внутренностям.

— О боже! — прошептал Дарвин. — Я умираю!

«Рэндолл» выпал из его безвольных пальцев. Он не моготорвать взгляда от жуткого зрелища: нож, покрытый липкой кровью, зловеще сверкал в дрожащих отблесках пламени костра.

Риш принялся хладнокровно снимать скальпы с убитых.

— Я умираю, — дрожащим голосом окликнул его Дарвин.

Зияющая рана начала жечь, словно в глубокий порезплеснули спирт.

Встав, Риш прищурился. Подойдя к Дарвину, он осмотрел рану в неярком свете костра.

— Крови не очень много, значит, артерия не затронута, — с ужасом услышал Дарвин его спокойное замечание. — Думаю, у нас еще есть три-четыре часа. На твоем месте я бы не стал вынимать нож из раны, а то кровь хлынет как из зарезанного барана!

Ошеломленный Дарвин не мог найти слов. Неужели Бык Крыло Риш настолько бессердечен? Значит... Он попытался сфокусировать взгляд, но окружающий мир, задернувшись серой дымкой, пустился в хоровод. Последним, что запомнил Дарвин, был его проникнутый ужасом крик. Он упал, проваливаясь в темноту.