Раскрыв глаза, Дарвин зевнул и посмотрел на свою сиделку. На этот раз рядом с ним дежурил Марти Брук.
— Как служба?
— Что ты надо мной издеваешься! — взорвался Брук. — Меня наказали за ту охоту с Ришем. Наверное, я должен извиниться перед тобой за то, что втянул в эту историю.
— Ничего страшного. Я вижу, что у тебя на уме, доктор Брук. Ты уже переживаешь по поводу того, что теряешь здесь драгоценное время, которое мог бы посвятить исследованиям.
Брук пожал плечами.
— Сюзен ушла в горы. Еще вчера. Риш согласился ее сопровождать. Он тоже собирается молиться. А пока они там, — он махнул в сторону темнеющих на горизонте гор, — мне приходится прикрывать их отсутствие.
В подсознании Дарвина шевельнулась едва уловимая мысль. Его сны, поднимаясь из глубин памяти, потянули его на восток, будто там его ожидало что-то очень важное.
— Что говорит монитор?
— Что ты совершенно здоров. Будь моя воля, я бы пинками выгнал тебя из лазарета. Конечно, еще не весь коллаген восстановился... но и с более серьезными ранениями люди скакали как горные козы.
— Слушай, Марти, возвращайся в свою лабораторию. Что ты тут торчишь со мной? Я никуда не денусь.
— Командор Андохар приказала...
— Ты же только что сказал, что она ушла в горы, — нетерпеливо махнул рукой Дарвин. — Мне известно, что ты близок к прорыву в части расшифровки генотипа мозга романовцев. Иди к себе, ты задерживаешь научный прогресс.
— Адмирал не оставит живого места на моей заднице!
— Слушай, найди комм и свяжись с Ри. — Дарвин поморщился. — Я бы сошел с ума, если бы меня заставили присматривать за здоровенным детиной, упакованным в медустройство словно сосиска в тесте.
— Ну, если адмирал скажет... Хорошо, попробую связаться с ним.226
Лицо Брука озарилось надеждой. Пожав плечами, он ушел.
Дарвин быстро окинул взглядом лазарет. Все врачи столпились у медустройства в противоположном конце палаты — какого-то подростка лягнула в голову лошадь.
Молодой ученый медленно приподнялся, стараясь не включить систему наблюдения медустройства. Напевая себе под нос, он следил за тем, чтобы не участился пульс. Если бы не его огромный рост, ему вряд ли бы удалось освободиться. Медустройства не имеют специальной защиты, препятствующей самостоятельному освобождению пациента, но от ггого выбираться оказалось ничуть не проще. Наконец Дарвину удалось отключить монитор.
Раскрыв медустройство, он соскочил на пол, обнаженный, словно только что родившийся младенец. Схватив в охапку свою одежду, Дарвин прокрался на цыпочках к выходу, стараясь держаться за ширмами и медустройствами. У него на животе остался шрам, который как раз пытались ликвидировать врачи. Впрочем, какая разница, одним шрамом больше, одним меньше? Быстро натянув комбинезон, Дарвин захватил свои пожитки — в том числе романовский нож и скальп, принесенный Ришем, — и выскользнул на улицу, опасаясь услышать за спиной сигнал тревоги.
Опоясавшись ремнем и прикрепив к нему скальп, он направился на восток. Конечно, Марти Бруку из-за него здорово влетит, но, наверное, это будет справедливым ответом всем тем, кто относится к нему как к багажу.
— Я человек, а не ходячая библиотека антропологических знаний. И, адмирал, вам с Сюзен пора это понять, черт побери!Ласковый вечерний ветерок, дующий в сторону гор, подгонял его.
— Итак, я на свободе. Но как туда добраться?
Решением стал обычный сириусианский аэрокар. Он стоял в убогом загоне, где еще совсем недавно романовец держал своих лошадей. Как и следовало ожидать, ключ торчал в замке. Новый владелец аэрокара нацарапал на приборной лоске чем-то острым — скорее всего, ножом — управляющие коды. Романовцы опасались только за своих лошадей и женщин, но такое положение дел наконец начинало меняться. Проверив заряд аккумулятора, Дарвин сдал аэрокар задом, выезжая из загона, а затем, поднявшись в воздух, бесшумно полетел на восток.
Путь, который пешком он не проделал бы и за целую неделю, на аэрокаре занял всего тридцать минут. Скользнув в прохладное ущелье, Дарвин позволил воздушной машине самостоятельно выбирать дорогу, огибая препятствия и следуя вдоль высохшего русла. Сияние всех трех лун делало ночь не более темной, чем пасмурный день.Увидев впереди мерцающий огонек, Дарвин сбавил скорость и присмотрелся внимательнее. От сводов просторной темной пещеры отражались отблески костра. Две лошади, пасущиеся у входа, повернули головы к пришельцу.
Пожав плечами, Дарвин посадил аэрокар на пологий склон у самой кромки навеса. Небольшой костер потрескивал в выложенном камнями очаге; рядом с ним никого не было. Дарвин огляделся вокруг, держа руку на акселераторе, готовый увидеть выскакивающего из-за камней Сантоса. Никого.
— Эй, есть тут кто?
Тишина. Лошади переступали с ноги на ногу, негромко фыркая. Седла и сумки были украшены знакомым орнаментом. На одной попоне красовался тщательно вырисованный паук. Успокоившись, Дарвин заглушил двигатель.
Выйдя из аэрокара, он приблизился к костру. На углях стоял дымящийся котелок. Опустившись на корточки, молодой ученый протянул руки к огню, наслаждаясь теплом, вспоминая другое место, представляя себе круглые смуглые лица, улыбающиеся и смеющиеся, поющие песни и рассказывающие о жизни в полярных снегах.
— Я бы уже давно мог убить тебя, — произнес по-романовски гортанный голос.
— Не сомневаюсь, — согласился Дарвин. — Я Дарвин Пайк, чужеземец. Если хотите, я уйду. Если я чем-то вас оскорбил, я готов сойтись с вами в поединке на ножах. По-моему, у вашего народа есть поговорка, что никто не живет вечно.
— Все в руках Паука, — ответил голос. — И, если быть честным, сейчас я гадаю, какую цель Он преследовал, приведя тебя сюда.
Из-за скалы шагнул в круг света Джон Смит Железные Глаза.
— О нет, только не это! — простонал Дарвин, зажмуриваясь и устало качая головой. Открыв глаза, он увидел в огромных узловатых пальцах вождя бластер. — Что ж, по крайней мере, я попробовал.
К его удивлению, Железные Глаза убрал бластер в кобуру и присел рядом с ним.
— Разве ты не должен торчать в медустройстве?
— Должен. Мне пришлось прибегнуть к уловке, чтобы прогнать Марти Брука. Не будьте с ним слишком строги. На самом деле он ни в чем не виноват. Наверное, ему просто не пришло в голову, что из медустройства можно выбраться без посторонней помощи.
Железные Глаза усмехнулся.
— А почему ты решил бежать из лазарета?
Достав из сумки два ломтя вяленого мяса, он бросил их в кипящую воду и передвинул котелок ближе к огню. Выпрямившись, вождь пристально окинул взглядом Дарвина, и на его устах заиграла мрачная усмешка.
— Я чувствую себя коровой. Проклятие, я стал куском мяса, который приводят к руководству, чтобы узнать мнение по какому-то вопросу, а затем, когда работа выполнена, уводят обратно на сочное пастбище.
— Ты все время попадаешь в разные неприятности. Давай вспомним: сперва тебя на борту «Сокровища Паука» чуть не убил боевой робот, затем едва не сожрал взбесившийся медведь, и в довершение пырнул ножом в живот отщепенец Сантос. И вот сейчас ты, залетев в глушь на посредственном аэрокаре, подходишь к костру, разведенному неизвестно кем, и грозишь поединком на ножах.
Дарвин молчал, пристыженно уставившись на свои руки.
Железные Глаза рассмеялся.
— Мне всегда были по сердцу глупцы, доктор Пайк. Ты должен понять, для нас ты очень ценен. Кое-кто даже считает, что тебя отметил своим благословением Паук.
Вождь указал на почерневшее изображение под сводом пещеры.
— Я или равный среди вас, или выхожу из игры. — Дарвин поднял взгляд на паука над головой. — Что это за место?
— Я позабочусь о том, чтобы ты стал одним из нас. А это стойбище Гессали. Мой Народ уже много столетий приходит сюда. Вероятно, с тех самых пор, как шестьсот лет назад «Николай Романов» приземлился на Мир. — Железные Глаза помолчал. — Однажды после стычки с Сантосами я едва не умер здесь. У меня остался шрам от пули, — он показал на свою грудь. — Меня выходила Лийта Добра. А сейчас я пришел сюда, чтобы побыть в одиночестве — попытаться понять себя. Поговорить с Пауком. Я вспоминаю свою жизнь... размышляю о моих людях, о природе, о том, что будет с нами. И делюсь своими наблюдениями и заключениями с Лийтой.
— Вы ее любили? — спросил Дарвин, чувствуя, как от аромата мяса у него текут слюнки.
Железные Глаза грустно кивнул. Его лицо озарилось печальной улыбкой.
— У нас так и не было возможности побыть вдвоем. Паук отнял у меня Лийту, как отнял многих любимых. Для меня дорога в ущелье Гессали полита обильными слезами. В то же время она доставляет мне ни с чем не сравнимое наслаждение. Вот почему я прихожу в стойбище Гессали... чтобы найти равновесие между страданиями и блаженством. — Он встретился взглядом с Дарвином. — А тебя что привело сюда?
— Я... не знаю.
— А по-моему, знаешь. Но если ты будешь молчать, не расскажешь, какая печаль легла складками на твое лицо, я ничем не смогу тебе помочь. Возможно, доктор Пайк, ты тоже пришел сюда, чтобы обрести душевное равновесие?
Дарвин беспомощно махнул рукой.
— Наверное, вам это покажется глупым... в общем, меня донимают видения. Зовет убитый мной медведь. А тот Сантос, которого мне пришлось убить, он постоянно у меня за спиной. Эскимосы, народ, с которым я жил на Земле, верят, что Ворон установил связь между человеком и царством душ. Наверное, именно это и привело меня сюда.
Он поднял взгляд, ожидая увидеть насмешку, но Железные Глаза понимающе кивнул.
— Я уже говорил, что гадал о цели Паука. Тебя прислал ко мне медведь. Ты зачем-то понадобился Пауку, доктор Пайк.
— Что вы хотите сказать?
— Медведь — мой дух-хранитель... Моя сила. Мы, Романовцы, называем это лечением. Лийта говорила, так поступали наши далекие предки. Понимаешь, когда я нахожусь здесь, Лийта постоянно присутствует в моих мыслях. Наверное, какая-то ее частица осталась в стойбище Гессали, и эта частица будет ждать меня до тех пор, пока Паук не призовет нас к себе. Но я уклонился. Однажды медведь позволил мне отнять у него жизнь, давая этим силу духа, которая помогла мне вознести Ямя Паука к звездам. Ты очень важен для нашего Народа, доктор Пайк. Тебя направил ко мне Паук. Расскажи мне подробнее о своих видениях.
Только сейчас Дарвин ощутил, что во рту у него пересохло.
— Во время охоты на медведя я... я слышал его голос. Не слова... я хочу сказать, медведь говорил со мной не как человек. Когда я заглянул ему в глаза, между нами образовалась какая-то связь. А потом я ощутил странную пустоту, одиночество. И вот теперь медведь и Сантос являются ко мне во сне. Медведь всегда пытается заманить меня в горы. Они с Сантосом шепотом спрашивают, достоин ли я. Я так ничего и не понял, но решил отправиться в горы. И вот я здесь. Ущелье я выбрал случайно, а приземлился перед пещерой, увидев ваш костер.
— Ты должен принять лекарство. — Железные Глаза потер могучие руки, сверля жестким взглядом Дарвина на-квозь. — Веришь ли ты в Паука, человек со звезд?
Молодой ученый пожал плечами.
— Существует много богов, включая Ворона и Великана. Эти духи-хранители позволили мне победить медведя на Земле. Я прожил среди эскимосов слишком долго, чтобы не верить в их Бога и духов-хранителей. Но Паука я не знаю.
Железные Глаза достал мясо из котелка. Желудок Дарвина требовательно застонал.
— Ты лечился в медустройстве. Твой час настал. Следуй за мной. Это тебе не понадобится, — добавил вождь, указывая на дымящиеся куски.
— Мой час...
Дарвин неуверенно поднялся с земли, жадно глядя на мясо. Обреченно вздохнув, он пошел следом за Железными Глазами в темноту. Ничего страшного, скоро он сможет наброситься на аппетитную говядину. «Что ж, если это какое-то испытание, черт побери, я его пройду! Мне надоело, что романовцы относятся ко мне с чувством превосходства. Чего бы от меня ни хотел Верховный вождь, он это получит. Или, клянусь его Пауком, я умру стараясь!»
Железные Глаза начал взбираться в гору. Значит, все произойдет не так быстро, как надеялся Дарвин. Две луны уже скрылись за горизонтом. Учащенно дыша и сопя от усилия, молодой ученый полез вверх. Вождь, подобно огромному пауку, полз по скалам. Дарвин, чувствуя, как его покидают силы, старался не отставать. Ему уже давно приходилось обходиться без настоящей пищи, получая необходимый минимум от медустройства. Дни, проведенные с подключенным электростимулятором, сохранили тонус мышц, но все же без реальной нагрузки они ослабли. Лоб Дарвина покрылся бисеринками пота, пальцы снова оказались разбитыми в кровь.
Третья луна опускалась за океан на западе, когда Дарвин, забросив свое ноющее от усталости тело на последнюю скалу, поднял взор к небу. Ему вспомнилось вяленое мясо, без сомнения, уже успевшее остыть.
— Ты останешься здесь, доктор Пайк. Именно сюда тебя звал медведь. Сюда приглашал Сантос.
— Медведя я еще понимаю. Но при чем тут Сантос?
— Мне самому пришлось просить благословения у первого человека, которого я убил в поединке на ножах, — тихо промолвил Железные Глаза. — Ты пришел сюда для того,чтобы прочесть молитву и очиститься. Вот почему Паук свел тебя со мной. Он хочет, чтобы ты молился — ждал видения, как истинный воин нашего Народа. Таков обычай.
— Что я должен делать?
— Жди и молись. Ничего не ешь. Ничего не пей. Думай только о Пауке... и о том, кем ты станешь. Ты являешься хранителем Паука — как нужно обращаться с частицей Господа? Что ты сделаешь, доказывая, что достоин? — Железные Глаза поднял мускулистую руку, указывая на ночное небо. — Посмотри на звезды, к которым мы отправимся. Что ты туда принесешь?
Дарвин устремил взгляд в бескрайние просторы космоса. Когда он наконец опустил голову, вождь исчез, словно унесенный ночным ветром.
Ничего не есть? Ничего не пить? И как долго? Дарвин опустился на камень, устраиваясь поудобнее. Через какое-то время Железные Глаза вернется. Непременно вернется — Дарвин был знаком со схожими обычаями эскимосов. Можно считать, это испытание он выдержал.
Первую ночь кошмары его не тревожили. Проснувшись, Дарвин увидел над головой нещадно палящее солнце. Кожа на затягивающейся ране была нежной на ощупь. От открывшейся картины у него захватило дух: такой красоты он еще не видел. Дарвин мрачно решил, что существуют худшие места для того, чтобы страдать от голода и жажды. Далеко внизу, у самого подножия, молодой ученый различил крошечную точку — романовского медведя. Это зрелище его успокоило, и он, чтобы хоть чем-нибудь занять себя, принялся перебирать в памяти свою жизнь. Даже вождю требуется время от времени приходить в горы, чтобы обрести душевное равновесие. Вероятно, это плата за то, чтобы убить медведя.
Так прошел первый день. Тело Дарвина лихорадочно горело от нехватки воды, пустой желудок протестующе скрежетал. Ночью молодой ученый дрожал и трясся от холода. Ну когда же за ним придет Железные Глаза? Когда наконец Сюзен и майор Сарса спустятся к нему с неба и строго отчитают за бегство из лазарета, снова подчеркивая свое превосходство? Ну почему с ним происходит такое? Поддержит ли его Железные Глаза? Или же он стал объектом какого-то дьявольского романовского розыгрыша?
Но тут Дарвин вспомнил, каким серьезно-торжественным был взгляд вождя, когда они поднимались вверх. Как горели его глаза в стойбище Гессали. Нет, романовец не пошутил.
Эскимосские шаманы отправлялись в безжизненные снега, чтобы познать другой мир. Подобно старцам, Дарвин также ждал видений. Наконец он проникся сознанием этого. Ученый-антрополог отступил, обнажая голую, беззащитную душу. В университете никто не понимал его, когда он пытался рассказать об эскимосах. Поймет ли сейчас он сам то, что собирается рассказать о романовцах Мир?
В течение следующего дня тело Дарвина немело все больше и больше. Он гадал, что же ему предстоит узнать. Затянувшаяся нежной кожицей рана болела и горела. Неужели он снова разбередил ее, ползая по скалам?
Наконец подошел к концу третий долгий день. Стемнело. Дарвин вновь пережил те ужасные минуты, когда он карабкался вверх по склону, а за ним гнался разъяренный медведь, протягивая присоски. Вспоминая свой страх, Дарвин попытался сглотнуть, но в горле у него пересохло. Его начинала колотить холодная дрожь. Тот медведь должен был его убить. Забрать его душу. Интересно, а в этом случае он беспокоил бы сны кровожадного чудовища?
— Нет, человек, — раздался у него за спиной голос медведя. Дарвину не нужно было оборачиваться — он ощущал присутствие зверя.
— Ты знаешь, что к чему, не так ли? — прошептал Дарвин, с трудом шевеля растрескавшимися губами.
— Я жил в мире с самим собой, человек. В единении с окружающим миром. Я — частица Паука. У людей все гораздо сложнее. Ты не понимаешь, что мы с тобой одно целое. Ты пытаешься преодолеть пропасть, отделяющую Дарвина Пайка от Паука. Твоя душа должна стать другой. Ты цепляешься за иллюзии, стараясь превратить жизнь в нечто священное. Кормишь разум, моря голодом душу. Но вселенная создана для того, чтобы объединять, а не разобщать.
— Но я — это я! — воскликнул Дарвин. — Я человек. Я существую!
— Да? И какова цель твоего существования? Откуда тебе это известно?
— Потому что я так говорю. Я чувствую... ощущаю... Так учит опыт. Я знаю — и все!
— Ты ничего не знаешь. Наверное, мне следовало тебя убить. Ты учишься очень плохо. Ты слишком гордишься своими знаниями и не хочешь признаться в своем неведении, тщеславный человек. Быть может, мне все же убить тебя?
Дарвин почувствовал, как к нему протянулось щупальце, над головой зависла присоска. Подняв взгляд, он увидел черное пятно, заслоняющее звезды, и поежился, сознавая, что его жизнь повисла на волоске. Отыскав на ощупь на поясе «Рэндолл», Дарвин достал древний нож. Страха не было. Он спокойно приготовился встречать смерть.
— Ну же, иди ко мне, черт бы тебя побрал! — проскрежетал Дарвин. — Я устал ждать. Вперед! Забирай мою душу. Отнимай эту частицу Паука! — Он всмотрелся в темноту, готовясь к тому, что душа расстанется с телом — даже желая этого. Черное пятно начало уменьшаться в размерах. — В чем дело? Где ты...
— Ты учишься. Возможно, ты проживешь достаточно долго и успеешь многое узнать. Ты сделал первый шаг. Переоценил свою жизнь. Освободился от одержимости собственной персоной. Освободился от Дарвина Пайка... от жизни.
Слова растворились в шепоте ветра. Звучали ли они на самом деле? Дарвина трясло от усталости и озноба.
Он весь превратился в настороженность. Его душа выскользнула из телесной оболочки. Ему хотелось ухватиться за хрупкую связь с Дарвином Пайком...
Он лежал на животе, прижавшись щекой к холодному шершавому камню. Немилосердное солнце обжигало спину и другую сторону лица.
— Я не смогу победить, — прошептал Дарвин, прислушиваясь к собственному голосу, скрежещущему в высохшем горле. — Отпусти себя. Отпусти Дарвина Пайка. Стань таким же, как медведь. — Он попытался заставить себя расстаться со своим телом. — Отпусти Пайка. Отпусти жизнь. Пусть она улетает... улетает... подобно ветерку, шелестящему над травой.
— Умереть совсем не трудно, — подтвердил знакомый голос, прозвучавший где-то вверху.
Дарвин с огромным трудом разомкнул слипающиеся веки. На вершине скалы сидел Сантос, поджав колени к груди, не отрывая взгляда от своего убийцы.
— Да, — с трудом пошевелил спекшимися губами Дарвин. — Умереть очень просто.
— Ты делаешь вид, что боготворишь смерть, землянин с Аляски, но на самом деле ты ее боишься. — Сантос посмотрел на запад, туда, где за бескрайними равнинами простирался океан. — Ты гордишься тем, что можешь спокойно встретить смерть, но на самом деле она вселяет в тебя страх. В моей смерти ты увидел свою собственную. Ты не довел до конца первый удар. Знаешь, на самом деле тебе просто повезло. Это я должен был отнять у тебя жизнь. По чистой случайности такой слабак, как ты, убил меня. — Сантос вопро- сительно склонил голову набок. — Достоин ли ты? Хватит ли тебе сил?
— Я не слабак! Я родился и вырос на Аляске! Я горжусь своей силой. Я переживал снежные бури и вступал в единоборство с медведями. Я сильный!
— Ты никогда не сталкивался с настоящими страданиями. Ты не знаешь, что значит «терять нечего»! — гневно воскликнул Сантос, потрясая кулаком. — Что тебе известно о нищете, жажде, боли? Вырывалась ли твоя душа из тела? Приходилось ли тебе страстно желать хотя бы слезинки, что-бы оплакать смерть всего того, что ты любил? Да, у тебя сильное тело, но твой дух слаб. Ты не знаешь законов Господа!
— Я сильный. Си... сильный.
— Ты никогда не подвергал испытаниям свою душу. Она у тебя испорчена праздностью. Если бы ты умер прямо сейчас, Паук вернул бы ее тебе назад.
— Я хочу быть сильным! Я хочу быть сильным. Я хочу... хочу...Дарвин умолк.
— За силу нужно платить, землянин с Аляски. — Сантос обратил взор к чистому голубому небу. — Там живет великое множество людей. В сравнении с ними ты — просто кремень. Наполни этих людей силой... но пусть они впитают ее в себя вместе с кровью! Пусть они станут сильными!
Знаешь ли ты, как куется нож? Кузнец раскаляет заготовку в огне. Когда сталь доходит до нужного состояния и начинает светиться, молот придает ей необходимую форму. Горящее лезвие быстро окунается в холодное масло, а затем нагревается снова и остужается о выдубленную кожу, приобретая душу. Только потом нож полируется и затачивается.
— Человек — это нож? — попытался сосредоточить взгляд на расплывающемся силуэте Дарвин.
— После того как нож выкован, человек с Аляски, он подвергается испытанию. Каким бы ни было мастерство кузнеца, известно ли тебе, что происходит, если сталь была низкого качества, со скрытым изъяном?
Выхватив длинный нож у Дарвина из-за пояса, Сантос провел большим пальцем по острию, затем, сжав рукоятку в одной руке, другой стиснул лезвие.
— Нож ломается! — процедил он, стискивая зубы.
Смуглые пальцы напряглись, на запястьях выступиливздувшиеся сухожилия. Сантос согнул нож. Металл запел от нагрузки. Послышался громкий треск, и лезвие разломилось надвое.
Обессиленный от ужаса, Дарвин задрожал, пытаясь подобрать слова.
— Возможно, именно такая судьба уготовлена человечеству. Но ты, быть может, сумеешь как-то ее изменить. — Сантос с любопытством уставился на сломанный нож. — Посмотрим, насколько хорошо было выковано человечество — и ты, Дарвин Пайк.
С этими словами он швырнул обломки на камни.
Дрожащий Дарвин с трудом оторвал взгляд от сломанного ножа. Сантос растаял в кристально прозрачном воздухе, словно его никогда и не было.
Дарвин заморгал, пытаясь избавиться от рези в глазах. Все вокруг было залито ослепительным солнечным светом. Свернувшись в клубок, он обхватил руками колени, прогоняя видение. Наконец его взгляд различил окружающие горы.
Все мысли Дарвина сосредоточились только на том, как сделать очередной вдох. Он медленно втягивал воздух в легкие, чувствуя, как они расширяются, а затем выталкивал его обратно. Это ощущение доставляло ему невиданное наслаждение, сравнимое разве что с тем, что получает новорожденный, знакомясь с окружающим миром. Дарвин провел руками по груди, по ногам, трогая свое тело, радуясь жизни. Открыв глаза, он увидел пестрые краски, почувствовал ласковое прикосновение ветерка к щеке. Ему даже доставили удовольствие муки жажды и голода.
Дарвин поднялся на ноги. Его тело горело, мышцы были напряжены. Закинув голову назад, он раскинул руки, наслаждаясь ощущением пульсирующей внутри жизни.
Пост в горах подошел к концу. Он выполнил то, к чему его призывали медведь и Сантос.
Дарвин окинул окрестности прощальным взглядом. Какой-то предмет, поймав солнечный луч, отбросил ослепительный отблеск. Дарвин прищурился, закрывая глаза козырьком. Нагнувшись, он подобрал с земли длинный романовский нож. Раскаленный металл обжег ему пальцы. Стальное лезвие было сломано пополам.