Лазарет на борту «Мести Паука»
Содрогнувшись, Дарвин Пайк закрыл глаза. И тут же среди хаоса, царящего у него в голове, возник образ устройства психобработки. Он словно снова оказался в той жуткой комнате. Страшная машина, подобно зловещей плесени, расползалась во все стороны, и вот гнусное металлическое пятно заслонило собой образ Паука, в котором он черпал силы. Оторвало его от действительности — от вселенной, которую он знал и понимал. Борясь с невыносимым желанием закричать, Дарвин до боли стиснул зубы.
До тех пор, пока он видел над головой изображение паука, ему удавалось собираться с силами, чтобы сопротивляться, не обращая внимания на боль и страх.
Если бы только он мог закричать, и кричать, кричать... Кричать до тех пор, пока вместе с криком из него не выйдет весь кошмар пережитого. Не выйдет из головы — из души. Или, быть может, если бы он раздобыл бластер, всего на несколько секунд. Одно мгновение — и боль исчезла бы, взорвавшись в ослепительной вспышке, разлетевшись на отдельные атомы вместе с кусочками мозга и черепа. А потом наступила бы тишина: воспоминания, потускнев, рассеялись бы навеки.
Заморгав, Дарвин сделал глубокий вдох, пытаясь унять безумно вопящие обрывки сознания. Он переживал все заново — временная согласованность нарушилась. Кошмары были наяву — и тогда, и сейчас.
Приходила Сюзен, ее беспокойство было искренним. Дарвин жалел о том, что не мог посмотреть ей в глаза и спросить, удалось ли ему наконец завоевать ее уважение. Она прикоснулась к его плечу, и на один миг страх одиночества ослаб. Наконец Сюзен обращалась с ним как с человеком, а не как со сломанной вещью. Кажется, Риш говорил, что она оскопляла мужчин? Во время боев на Сириусе, помимо скальпов, забирала у них их естество?
Перед глазами у Дарвина возник жуткий образ Сюзен-призрака, бессмысленно двигающей окровавленными челюстями, пережевывающий его отсеченную плоть. Из глубин сознания хлынул страх. Сюзен? Пожирает куски его тела? Нет!
Но она оскопляла мужчин!
Дарвин явственно представил себе Сюзен, с горящими глазами, взмахивающую сверкающим ножом. Пронзительная боль у него в промежности, и она выпрямляется, размахивая его кровоточащим естеством.
Из горла раненого вырвался сдавленный хрип.
Он попытался сглотнуть, но у него во рту настолько пересохло, что распухший язык отказывался шевелиться. Медустройство тотчас же среагировало на эту вспышку. Дарвин почувствовал, как начинает успокаиваться его сердце. Он снова вскрикнул, сознавая, что за горизонтом сознания по-прежнему маячат кошмарные видения. Новый крик застрял у него в горле. Над ним склонился Паллас Микрос со зловеще сверкающим скальпелем в руке. Лезвие опустилось. Дарвин ощутил его прикосновение, как будто это происходило наяву. Частица его плоти, истекающая кровью, отделилась от тела. Затем последовала пронзительная боль ожога, разлившаяся от изуродованных нервных окончаний до самого мозга.
Его сухие глаза не отрывались от женщины, от волн иссиня-черных волос, струящихся на плечи. Она приняла от Палласа окровавленный шарик. Собрав все силы, Дарвин попытался отвести взгляд от этого жуткого зрелища. Женщина отправила кусок живой плоти в красный от крови рот и, покатав его языком, с хрустом раскусила. Обрывочные мысли метались, не в силах прогнать воспоминание о работающих без остановки челюстях. Смыкающихся и размыкающихся в такт бешеным ударам его сердца.
«Женщина, похожая на Тиару...» — шептал Нгуен, и его бархатный голос проникал в самые глубины сознания Дарвина.
А это лицо... красивое лицо... оно чуть вытянулось, скулы стали шире... И блики от перстней на пальцах Палласа сверкнули на черных волосах жующей Сюзен.
У Дарвина перехватило дыхание. Нгуен продолжал вкрадиво ворковать:
«Женщина с длинными черными волосами и страстными глазами. Женщина с шелковистой кожей. Дарвин, ты чувствуешь ее нежное прикосновение? Мягкое теплое тело, прижимающееся к тебе? Подумай об этой женщине, Дарвин. Подумай о ней, о том, как сильно тебе хочется быть рядом с ней — держать ее в своих руках, наслаждаться ее любовью».
И на него смотрели пустые глаза Сюзен. Кровь блестела у нее на губах, стекала по подбородку и шее.
Раздирающий душу крик, казалось, оторвал слизистую оболочку от горла.
Водоворот смыл видение, затянув взор Дарвина серой пеленой. Голоса. Голоса, проникающие сквозь туман. Смутно различимые образы.
— С ним все в порядке. Просто кошмар приснился. Надо было бы использовать психообработку. Половина корабля слышала этот крик...
Дарвин снова провалился в густой туман.
«Надо было бы использовать психообработку... психообработку... психо...»
Его душа билась, стараясь вырваться из тела.
«Стань моим другом. Твои друзья тебя предали. Забыли. Но боль можно остановить. Можно положить конец страданиям. Просто говори! Докажи, что ты достоин!»
Елейный голос прокрадывался к самым корням воли Дарвина, медленно подтачивая ее. От него никуда нельзя было скрыться. Льстивые слова расшатывали рассудок, углубляя трещины безумия.
Капля пота, сорвавшись с носа Микроса, сверкнула в свете ламп и упала на открытую рану, обжигая ее солью. Нгуен продолжал бубнить, опутывая сознание Дарвина. Секунды растянулись, превратившись каждая в бесконечность. Шестьдесят бесконечностей объединялись в минуту, потом в час, потом в день, потом в неделю, потом в месяц, год, в целую жизнь, не имеющую начала и конца.
Калейдоскоп стремительно сменяющих друг друга образов: крики Быка Крыла Риша; еще один доблестный воин Паука не выдержал психообработки. Дарвин заглянул себе в душу, ища там призрак Быка. Он знал, что чувство вины не оставит его до конца жизни. Это он привел своего друга к такому страшному концу. Нескончаемым эхом звучал пронзительный плач детей и вдов Риша.
Только Паук остался с ним; зависнув под потолком, он защищал его, непобедимый и неуязвимый. Но потом устройство психообработки опустилось, и Паук... Паук...
Из бешено мечущейся черноты адской блевотиной вырвалось будущее. Звезды вокруг, мигнув, померкли. Межзвездный ветер донес нечеловеческие завывания — предсмертный хрип погибающих людей. Но тут же водоворот страданий поглотил эти голоса. Дарвин вскинул руки, защищаясь. На него надвигалась длинная вереница корчащихся трупов — миллионов и миллионов, с пустыми погасшими глазами и движущимися челюстями. Они кружились вокруг Дарвина, испражняясь на будущее, протягивая к нему тысячи крючковатых пальцев, жаждая впиться в его беззащитную плоть, рассекая острыми как бритва ногтями мрак.
Охваченный ужасом, он развернулся, чтобы бежать, но дорогу ему загородила Сюзен. Зловонный ветер яростно трепал ее длинные черные волосы. Дарвин остановился, внезапно поскользнувшись на траве, залитой теплой кровью. Быстро бросив взгляд вниз, он застыл, чувствуя, как по спине разливается холодными струями страх: от его ног, лишенных кожи, мышц, остались только обнаженные кости.
Вскрикнув, Дарвин поднял голову — но слишком поздно. Ему не удалось увернуться от Сюзен. Она схватила его, вонзая в плечи сильные пальцы, разжигая его кровь. Рванувшись вперед, Сюзен раскрыла окровавленный рот. Дарвин жалобно застонал, чувствуя, как ее зубы рвут его тело.
Затем его окутал мрак бесконечности.
Иная действительность. Наполненная болью.
Щурясь, Дарвин открыл глаза, уставившись на какие-то мигающие огоньки, которые поднес к самому его лицу другой медтехник. Рядовой начал задавать какие-то бессмысленные вопросы. На одни Дарвин отвечал, на другие нет. Будь они все прокляты!
Когда машина психообработки заслонила Паука, силы оставили Дарвина. Тварь с отсутствующим взглядом вместе с куском его плоти сожрала частицу его души. Подобно тому, как Нгуен Ван Чоу, пожиравший галактику, отнимал души у людей. И вот сейчас он отнял душу у Дарвина Пайка. Порожденная Нгуеном бездушная тварь теперь мертва — гниет и разлагается, — но в тот ад, куда отправился этот вурдалак, он забрал с собой и душу Дарвина. Только все вокруг и без того является кромешным адом. Жизнь состоит из страданий, загримированных редкими мимолетными иллюзиями счастья.
Сюзен оскопляла мужчин. Об этом ему говорил Риш. Он сказал правду. И слова Нгуена... они имеют под собой основание.
Проверив показания мониторов, медтехник что-то довольно пробормотал себе под нос и направился к выходу.
Дарвина осенила внезапная мысль.
— Где находятся мои личные веши?
— По-моему, все принесли сюда.
— У меня был древний нож, — воскликнул Дарвин, борясь с отчаянием. — Его тоже захватили, да? Его давным-давно нашел мой далекий предок! Это память о прошлом! Он мне нужен!
— Эй, успокойтесь! — Рядовой положил руку ему на плечо. Нагнувшись, он выдвинул какой-то ящик. Там что-то гулко звякнуло.
— Вот ваш нож. Видите? Все в полном порядке. Так что не беспокойтесь. Пожалуйста, сделайте пару глубоких вдохов-выдохов и сосредоточьте все силы на выздоровлении, хорошо? Сейчас это самое главное. Мы обязательно поставим вас на ноги.
— Да-да, поставите на ноги. Благодарю, — пробормотал Дарвин, прижимая нож к груди.
Медтехник, подмигнув, ушел.
Дарвин настороженно проводил его взглядом до люка. Как только рядовой скрылся в коридоре, он улыбнулся. Какое-то время медустройство поддержит его в сознании. Пусть медтехник успокоится. Ну, а потом? Все очень просто. Самое главное — упереть лезвие в нужное место и надавить изо всех сил. Необходимо поразить спинной мозг, в противном случае медустройство обнаружит обильное кровотечение и подаст сигнал тревоги.
Дождавшись, когда шаги медтехника за дверью затихли, Дарвин занес нож. Скосив глаза себе на грудь, он обнаружил, что не может различить расплывающиеся руки и лезвие. Не обращая на это внимание, Дарвин крепче стиснул рукоятку, не замечая боли от изувеченных Палласом пальцев. «Рэндолл» завис над центром его сознания.
— Удовлетворен ли ты тем, что принесешь Пауку? — послышался тихий голос.
Рука Дарвина, сжимающая нож, задрожала. Сигнала тревоги не последовало. Облизнув пересохшие губы, он оторвал взгляд от сверкающего острия и посмотрел на юного Пророка, с любопытством следившего за ним.
— Тебе не кажется, что сознательно отправлять Пауку свою душу — поступок весьма самонадеянный? Ты хочешь сказать, что знаешь, когда Бог захочет призвать к себе твою душу. Почему ты так уверен в этом? Быть может, Паук считает, что твои знания еще недостаточны? Неужели ты умнее Бога, доктор Пайк?
— Я... я больше не хочу... жить.
— Как-то один Сантос задавался вопросом, достоин ли ты. — Голос Пророка смягчился. — А ты что скажешь? Как ты сам считаешь, ты достоин?
— Ты... ты ничего не понимаешь, — прошептал Дарвин, чувствуя в уголках глаз обжигающие слезы. — Тебя там не было... Тебе этого не понять!
Он шмыгнул носом.
Улыбаясь, Пророк кивнул.
— Твое тело, ученый-антрополог, — это лишь скопление клеток. Плоть вырастет снова. Странно, как ты мог подумать, что твои душа и тело представляют собой одно целое. Душа является частицей Бога — Паука. Означает ли это, что когда Сэм Железные Глаза Смит снял скальп с мертвой куртизанки, он этим убил частицу Паука, которую, по-твоему, эта женщина только что съела? Не слишком много ли превращений для одного крошечного кусочка Паука?
— Откуда тебе все это известно? — изумленно раскрыл рот Дарвин. — Ты же пролежал здесь без сознания несколько недель! Ты просто не можешь... не можешь... Это немыслимо!
— Ты сам расскажешь мне о том, что думаешь, о жутких кошмарах. Так было в видении, Дарвин. Я также видел тебя лежащим вот здесь — мертвым, с торчащим в горле ножом. Видел я тебя и парализованным от шеи и ниже в результате повреждения спинного мозга. Решение принимать тебе — это твоя поворотная точка, и я не могу учить тебя, как поступить. Могу лишь сказать, что как только Сюзен узнает о том, что ты спрашивал про свой нож, она его заберет. Медтехник пока что не докладывал командору, так что у тебя есть чуть больше минуты, чтобы убить или искалечить себя — все зависит от того, насколько сильна твоя решимость и насколько ты уверен в собственной правоте. Один раз Паук уже поддержал тебя, и сейчас Он не будет тебе мешать принять решение. Паук хочет, чтобы у людей оставалась свобода выбора. И сейчас твоя поворотная точка. Как ты поступишь? Чему ты научишь Паука?
Голос Патана оставался теплым, участливым.
Дарвин снова посмотрел на нож, затем повернулся к юному Пророку.
— Разве это имеет какое-то значение? Перестанет ли от этого земля вращаться? Узнает ли кто-нибудь о том, что меня больше нет? — Он помолчал, чувствуя на губах горькую иронию своих слов. — Удастся ли мне когда-нибудь расстаться с воспоминаниями о тех унижениях, через которые мне пришлось пройти? Смогу... смогу ли я забыть?
— Это было бы просто нелепо. Мы живем не для того, чтобы забывать, Дарвин Пайк. Времени у тебя почти не осталось. Если хочешь, убей себя. Или ничего не делай... что само по себе тоже решение.
Прозрачные глаза Патана не отрывались от лица Дарвина. Он дружелюбно подмигнул, и это было красноречивее всех слов.
Дарвин сглотнул комок в горле, пытаясь унять сердцебиение. Его рука ощущала прикосновение холодной шероховатой рукоятки «Рэндолла». Схватить нож крепче, поставить острие в нужную точку... и что есть силы надавить, рассекая спинной мозг. И все. Сил у него хватит, а смертоносное лезвие отточено.
Откуда Пророку известно все это? Что он имел в виду? Почему он сказал, что нелепо забыть боль, страдания, пережитый ужас? Неужели я поворачиваюсь спиной к Пауку?
Успокоившись, Дарвин Пайк положил нож на край крохотной полки, закрепленной на стенке медустройства.
— Фу! — выдохнул Патан Андохар Гарсия, закрывая глаза, чтобы ничто не мешало сосредоточиться на образах в голове. — Все по-прежнему очень запутанно, но я уже многому научился. В основном у тебя, Дарвин, когда я следил за тобой. Я научился пропускать через себя время и события. Это очень захватывающее занятие. Совсем необязательно стараться узнать все. Подобные глупые попытки являются проявлением тщеславия: они ослепляют человека, мешают ему выполнить предначертанное Пауком. Труднее всего усвоить тот урок, что будущее... что его никак не избежать.
В лазарет ворвался бледный от страха медтехник. Увидев Дарвина, он с облегчением остановился, вытирая вспотевший лоб. Вздохнув, рядовой уже спокойнее подошел к медустройству.
— Как вы, все в порядке? Я случайно увидел на экране монитора... у вас в руке был нож...
— Все ли со мной в порядке? — с горечью ответил Дарвин. — Нет. Мою ногу разрезали на куски и скормили вурдалаку в человеческом обличье. Тело мое ноет так, словно служило половицей во время шабаша ведьм. Меня мучит жажда — кажется, я выпил бы целый залив Аляска. И в дополнение ко всему стоит мне только закрыть глаза, и я переживаю наяву каждую секунду того, что со мной было!
«Каждую секунду, черт побери, слышишь ли ты, бесчувственный тупица? Все вплоть до того, как Сюзен... нет. Пайк, ты не спишь. Этим вурдалаком была не Сюзен. Во всем виноват Нгуен; это он имплантировал в мое сознание ее образ. Но это не сон. Риш говорил... Сюзен тут ни при чем. Это Нгуен...»
В это мгновение в люк проскользнула Сюзен. Ее взгляд сверкнул мрачной решимостью. Увидев, что Дарвин жив, она с облегчением выдохнула.
Раненый поежился, вслух твердя себе:
— Она не вурдалак. Не вурдалак. Не... Не трожь!
Медтехник, протянувший было руку за ножом, застыл наместе, беспокойно глядя на Сюзен. Та, покачав головой, указала ему на дверь.
— Я слышала, ты попросил свой нож, — постаралась как можно небрежнее произнести Сюзен.
— Просил.
«А ты не вурдалак. Нет, обрати внимание на отличия. Другой цвет глаз. У Сюзен кожа смуглее. Она не вурдалак! Соберись с силами. Пойми, это все дело рук Нгуена!»
Но только ему не дано справиться со своими видениями.
Взяв нож, Дарвин отрешенно провел пальцем по холодной стали лезвия.
Сюзен приблизилась к нему, осторожно обходя пустые медустройства. Она остановилась, покачиваясь на пятках, вот-вот готовая прыгнуть.
— Док, я очень беспокоюсь за тебя. Я прекрасно помню, что сама чувствовала после того, как побывала в плену у Нгуена. Я просто стараюсь прожить достаточно долго, чтобы успеть убить его до того, как направлю бластер себе в грудь.
«Риш не мог солгать. Она оскопляла мужчин... Как та тварь».
— Очаровательно. До сих пор у тебя получается неплохо.
Она напряглась.
— Мне пришлось разговаривать с Пророком. Они обладают очень странными способностями. У них...
Сюзен посмотрела на Патана Андохара Гарсию, следившего за ней с безмятежным лицом, тщетно ища у него поддержки.
— Уходи, — успокоил ее Дарвин, — не тревожься за своего антрополога. Я не позволю Нгуену отнять у вас вашего умника — по крайней мере, в обозримом будущем. Но я не отдам тебе этот нож. Ни сейчас... ни когда бы то ни было. — Он посмотрел на нее, чувствуя нарастающую холодную неприязнь. — Я устал от того, что все обращаются со мной как с беспомощным дурачком — ты, Ри и остальные. Если Железные Глаза захочет отнять у меня нож, возможно, ему я и отдам. Если же это попытается сделать кто-либо другой, я скорее умру.
Сюзен мрачно кивнула.
— Отлично, доктор Пайк.
Развернувшись на каблуках, она стремительно покинула лазарет. Дарвин бессильно упал на кровать, пытаясь отдышаться.
— Она хочет тебе помочь, — повернул голову Патан.
Дарвин почувствовал, что медустройство опять начинаетего усыплять. Ему захотелось рассказать юному Пророку о том, как он был увлечен Сюзен, как бился за то, чтобы высвободить ее из ловушки Отцов на Базаре, однако язык уже словно налился свинцом, и он провалился в мир Нгуена, Палласа и женщины-людоедки, превратившейся в Сюзен. Его обволокло покрывало страха, одиночества и боли, сквозь которое проникали пронзительные крики Риша.
«Нож Паука».
Система Базар
«Нож Паука» вышел из светового прыжка, оставляя за собой бурлящий магнитно-гравитационный хвост из фотонов и заряженных частиц, вырабатываемых генераторами силовых полей.
— Экстренное торможение, — приказала Рита, сверившись с мониторами. — Обратное ускорение сорок единиц. Как только приблизимся к зоне обнаружения дальними космическими детекторами, менять скорость по случайному закону. Ни за что нельзя допустить, чтобы нас обнаружили. После того как Сюзен разнесла Базар к чертовой матери, у Нгуена могла возникнуть мысль срочно перевооружиться.
— Вас понял.
Встав с кресла, Рита потянулась, не отрывая взгляда от затылка пилота, который управлял кораблем через надетый на голову шлемофон. Выход из светового прыжка требует максимальной сосредоточенности. При движении со скоростью чуть меньше скорости света необходимо строго контролировать энергию, вырабатываемую генераторами, для того, что-бы не нарушить равновесие массы и скорости.
Рита ощутила небольшое изменение силы притяжения, но тотчас же гравитационные пластины компенсировали последствия ускорения. Приборы показывали нормальную работу всех систем корабля.
— Бад! Как там дела на улице?
Мисима посмотрел на мониторы. Компьютер убирал паразитное влияние фонового вихря, образованного стремительным движением «Ножа Паука».
— Или у нас что-то с приборами, или за бортом мертвая тишина. Подождите, сейчас прогоню тесты... Господин майор, с приборами все в порядке. Планета ведет себя тихо, словно дохлая мышка. Интенсивность транскоммуникационных сообщений на уровне среднего фона Директората.
Не отрывая зеленых глаз от монитора, Рита постучала ногтями по зубам. По мере того как датчики боролись с искривлением пространства и красным смещением, на экранах разворачивалась картина галактики. Проверив поверхность планеты, комм сообщил о том, что там все спокойно.
— Ну хорошо, полагаю, можно совершить остановку. По-моему, никто нас здесь не ждет. Или же Сюзен выжгла всем базарейцам глаза и отрезала уши.
«И что с того, что планета подверглась нападению? Зачем отключать все системы наблюдения? Получив пощечину, надо быть вдвойне осторожным».
— Не нравится мне все это. Бад, пораскинь мозгами. Используй все способы пассивного наблюдения, какие только можно. Но ничего активного, а то Нгуен набросится на нас шустрее, чем медведь на жнеца. Должны же у этих бродяг остаться какие-то средства обороны.
Два часа спустя Рита прошла в кают-компанию и начала тыкать в кнопки раздаточного автомата. Бад Мисима, проскользнув в люк следом за ней, тоже взял поднос.
Рита устроилась за небольшим обшарпанным прямоугольным столиком. Кают-компания на переоборудованном скоростном грузовике представляла собой крохотную тесную комнатенку. Вдоль одной стены размещались раздаточные автоматы — в транспортном корабле было слишком мало свободного места, чтобы позволить роскошь отдельных кабинок, как это было на «Пуле». Сверкавшие белизной подставки для подносов, шкафчики для тарелок и вешалки для чашек уже давно стали далеко не белыми. Последовательность модификационных изменений, произошедших с «Ножом» во время полета, можно было проследить по разноц- ветным отпечаткам пальцев. Сначала были коричневые, оставленные во время вскрытия переборок, затем черные от установки оборудования, серые после уборки и белые, когда стены, не отчищая от грязи, снова красили. По правде говоря, особого уюта это кают-компании не придавало, но придет время, и все будет приведено в порядок. Рита оставила напоминание в своем комме.
Большинство десантников продолжало жить и питаться на борту штурмовиков, разместившихся под брюхом «Ножа». Однако для немногочисленного основного экипажа корабля тесная кают-компания стала настоящим домом. Единственным местом встреч, где можно спокойно посидеть за чашкой кофе и поговорить ни о чем.
— Значит, вы опасаетесь, что базарейцы затаились и выжидают, чтобы открыть по нас огонь? — Подавив зевок, Мисима принялся растирать мышцы волосатых рук.
Прожевав кусок, Рита задумчиво кивнула.
— Не знаю, — проворчала она. — Шестое чувство не дает покоя. Знаешь, то самое, которое неизвестно каким образом предупреждает об опасности. С тех самых пор, как мы вышли из светового прыжка, меня не покидает дурное предчувствие — как будто нам предстоит встреча с чем-то очень неприятным. Если бы было можно, я бы просто скорее унесла отсюда ноги. После того, что мы повидали на Мистерии, я предпочту весь остаток жизни провести рядом с Джоном, выпасая коров и воспитывая детей. Но адмирал приказал проверить, насколько быстро сумеют базарейцы восстано вить промышленность после того, как Сюзен устроила им ад на земле.
Нахмурившись, Бад отправил в свою зияющую пасть ложку с едой и принялся агрессивно — так же, как он делал все, — ее пережевывать. Мисима всегда очень нравился Рите. У него было два способа бороться с житейскими невзгодами — или он очертя голову бросался вперед, не задумываясь о последствиях, или же ложился спать. За все те годы, что Рита его знала, ей ни разу не доводилось видеть, чтобы Бад делал что-то наполовину.
Бульдожий лоб Мисимы пересекла морщина. Он хмуро махнул вилкой.
— Ну, хорошо, предположим, Нгуен поставил здесь западню. Я исследовал эту чертову планету вдоль и поперек. В этой части галактики Базар должен был бы быть самым ярким источником радиосигналов. Сейчас он словно онемел. Базарейское солнце облучает планету в нижней части электромагнитного диапазона. Я тщательнейшим образом проверил весь спектр волн с длинами от тысячи километров до десяти нанометров. Нельзя сказать, что планета хранит полное молчание, но, учитывая ее геофизическую структуру, на ней очень тихо — шума не больше, чем можно ожидать от электромагнитных бурь и минимальной жизнедеятельности людей.
Рита задумчиво почесала за ухом.
— Знаешь, если это ловушка, то Нгуен непревзойденный мастер своего дела. И пойми меня правильно: все, что делает этот ублюдок, он делает гениально. Он должен был отключить целую планету, но как он мог знать, что сюда кто-то вернется?
— А что, если Нгуену удалось перехватить приказ адмирала Ри? И дешифровать его? Вдруг он опередил нас и кружил на орбите Базара, оценивая разрушения, а тут как раз кто-то на Мистерии, направив уши в нужную сторону, услышал нас?
Закончив трапезу, Рита отодвинула поднос и облокотилась на стол. Запросив комм, она посмотрела на монитор.
— Ки, измени наш вектор скорости. Облетим вокруг системы. Воспользовавшись гравитационными колодцами этих двух газовых гигантов, мы сможем сообщить кораблю боковое ускорение, не напрягая реактор. У нас будет время внимательно присмотреться к Базару, прежде чем решиться на что-то.
— Вас понял, господин майор. Согласно предварительным оценкам, мы потеряем на этот маневр около двух недель.
Взяв чашку кофе, Рита уставилась на белую переборку.
— Это мы как-нибудь переживем, Ки. Лучше немного задержаться, чем взорваться, а? Держи ухо востро. Мы с Бадом только что обсуждали вероятность того, что Нгуен расставил на нас западню.
— Слушаюсь, господин майор.
Ки начал осуществлять корректировку курса, и Рита ощутила мягкое давление со стороны гравитационных пластин.
— Неприятности, — проворчал Мисима. — В последнее время мы постоянно сталкиваемся с неприятностями. Когда мы последний раз скучали от безделья?
Рита печально усмехнулась, вращая в руке чашку.
— По-моему, все это закончилось давным-давно, во время последней экспедиции к Окраине. Помнишь? Тогда, когда тот чертов грузовик перехватил обрывок романовского радиообращения.
Мисима положил мускулистую ногу на скамью, откидываясь назад на переборку.
— Не вы ли встречали ученых? По-моему, именно вас Ри направил в университет.
Фыркнув, Рита обхватила чашку обеими руками.
— Верно, и там я познакомилась с доктором Доброй. Увидела того жалкого рохлю, с которым она тогда жила. Джеффри Астора. Фу! Как выяснилось, он был не виноват в том, что стал таким. Его подвергли психообработке в департаменте здравоохранения за то, что он носился со смелыми мыслями по поводу революционных преобразований в транскоммуникационных сетях. Не знаю, возможно, именно тогда все и началось. После того как ее парня обработали, Лийта очень разозлилась. Она мне понравилась, и я замела за ней следы, не дав здравоохранению возможность обработать ее до отбытия на Атлантиду. Но все равно Лийта оставалась очень наивной, и из-за нее мы вляпались в серьезную передрягу, попали в плен к Сантосам. Потом мы встретились с двумя Пауками, полюбили их, а потом помешали Директорату стерилизовать планету. Одна костяшка домино свалила другую и так далее. Судьба? Ответ знает один Паук. Но сейчас мы снова столкнулись с психической обработкой людей, причем в таких масштабах, о которых Директорат даже не мечтал! Итак, предположим, мы и через это пройдем, но что будет дальше?
Протянув руку, Мисима поставил чашку в автомат и ткнул кнопку. Он едва не опрокинулся, забирая полную чашку, но все же не пролил ни капли кофе.
— Знаете, многие с радостью разрезали бы вас надвое в тот день, когда вы во главе орды вопящих романовцев ворвались в реакторный отсек.
Рита небрежно пожала плечами.
— Видишь ли, второй раз я встретилась с Лийтой Доброй, когда ее едва не изнасиловал один подонок в грязной забегаловке на университетской станции. Я гуляла — напилась «Звездной пыли» на патрульные кредиты. Отвадив подонка, я осталась одна с Лийтой — растерянной, испуганной, смущенной. Типичная овца, плод Директората. Но у нее было мужество, и я решила, чем черт не шутит? И подсела к ней. Помню, мы долго спорили о Директорате, о том, как он рушится и загнивает изнутри. Кажется, я сказала что-то вроде: «Какая жалость, черт возьми, что мы не можем перевернуть все вверх тормашками назло этим тыквенноголовым...»
— Именно это вы и сделали.
— Угу. — Поставив чашку на стол, Рита вопросительно изогнула бровь. — Вся проблема с коллапсом цивилизации состоит в том, что никогда не знаешь, к чему это приведет. — Она помолчала. — Сначала мы подняли восстание, чтобы спасти горстку людей от геноцида. Затем пришел черед отправиться на Сириус и воевать там. Но тогда все было просто: «Убей врага раньше, чем он убьет тебя». — Она поморщилась. — Нгуен ни за что не стал бы таким сильным, если бы романовская проблема не отвлекла внимание от Сириуса. Майя просто привела бы туда свою «Победу» и подавила революцию до того, как она началась.
— Это все осталось в прошлом. — Мисима вопросительно посмотрел на нее. — А что дальше?
Рита печально усмехнулась.
— Итак, вернемся к тому, как мы с доком Доброй начали раскачивать этот рычаг. Тогда мы даже не подозревали о том, что в конечном счете все это приведет к тому ужасу, который мы видели на Мистерии. Увидев эти ходячие трупы, я теперь не могу спокойно спать ночью.
— Точно, — согласился Бад. — Прекрасно вас понимаю.— И, как мне кажется, это еще только начало. Боюсь, мы столкнемся кое с чем и похуже. Подумать только, тогда, в той забегаловке, я не могла и представить, что может быть что-то хуже Скора Робинсона!
...«Нож Паука» осторожно провалился в гравитационный колодец Базара. Внимание всех, находящихся на мостике, было приковано к мониторам. До сих пор планета оставалась пугающе безжизненной. Корабль снижался, и по мере увеличения разрешения приборов наблюдения картинки становились все более четкими. Чувствительные датчики «Ножа» не регистрировали ни присутствия «Грегори» или других кораблей, ни каких-либо радиосообщений.
День за днем нарастало напряжение. Затянувшееся ожидание становилось невыносимым.
Рите снился Железные Глаза. Они скакали бок о бок по волнующемуся морю зеленой травы: она на рыжем жеребце Филиппа, он на своей любимой гнедой. Над головой сияло ослепительное бело-желтое солнце. Вокруг расстилался Мир, манящий в свои бескрайние неизведанные просторы.
Вдруг как по волшебству сон изменился: небо померкло, Железные Глаза заключил ее в свои объятия. И вот они уже сидели в сухой пещере перед мерцающим пламенем костра. Вождь укутал ее в свое одеяло, целуя в губы, и в его черных глазах зажегся нежный огонь любви. Прикосновение его жарких губ разбудило в ее теле волну страсти; она привлекла Железные Глаза к себе, прижимаясь к его могучему телу. Успокоившись в его руках, Рита нежно провела пальцем по смуглой коже, ощущая напрягшееся мужское естество, шра- мы, упругие мышцы, а он отвечал на ее ласки. Весело потрескивали поленья шестовика. Рита увлекла Железные Глаза на себя, наслаждаясь прикосновением его разгоряченного тела.
Начался извечный танец любви...
— Майор Сарса!
Недоуменно заморгав, Рита выпрямилась, протирая глаза. Датчики зарегистрировали движение, и тесная каюта озарилась светом. Базар. Противоположный конец галактики. Настойчивый и тревожный голос комма.
— Да?
— Мы приближаемся к поверхности планеты. Если здесь и расставлены какие-то ловушки, мы их не можем разглядеть. Но, госпожа майор...
Вскочив на ноги, Рита принялась натягивать боевые доспехи, злясь на себя за то, как откликнулось на сон ее тело. Проклятие!
— В чем дело, Ки?
— Госпожа майор, нам наконец удалось получить весьма приличную картинку. И в кои-то веки над планетой ясное небо. Прибор дальнего наблюдения выдал невероятно хорошее изображение, но... В общем, госпожа майор, вам лучше самой взглянуть.
В его голосе прозвучало неприкрытое беспокойство. Оставив мысль о душе, Рита натянула доспехи и хлопнула ладонью по электронному замку люка. Ки не стал бы ее беспокоить, если бы не произошло что-то действительно серьезное. Она выбежала в коридор.