Сети Паука

ГЛАВА 10

Линкор «Грегори», переименованный в «Деус».

Геостационарная орбита над планетой Арпеджио

Удалившись к себе, Нгуен включил голографический монитор. Появилось изображение мужчины, уставившегося в экран комма. За спиной у него просторный зал был полон техников, общавшихся друг с другом посредством шлемов.

— Мессия, мы перекачали данные с вашего личного судна. — Техник снова перевел взгляд на мерцающие на экране цифры. — Судя по всему, никаких проблем не возникло. Как мы и условились, инженеры работают над оружием. Они не могут прийти в себя от изумления. Эти технологии — они на сотни лет опережают то, к чему мы привыкли. Не знаю, сможем ли мы когда-нибудь постичь в полном объеме то, что нам удалось раздобыть.

— Начните с основного. — Почувствовав, что у него вспотели руки, Нгуен прикусил губу. — В настоящий момент первостепенным является переоснащение систем вооружения.

Техник кивнул. Было видно, что он чем-то смущен.

— Отцы... ну, те, кого вы к нам направили... они... как бы это сказать... гм... не понимают, о чем мы говорим. Если показать им чертеж, они все сделают правильно. Но...

— Да?

Техник беспомощно поднял руки.

— Они не совсем в своем уме, понимаете? Они не способны заглянуть вперед. Их поведение... не такое, как у нормальных людей.

— Различные культуры накладывают на людей свои отпечатки. Неужели вы полагаете, что базареец будет относиться к вам так же, как земляк с Арпеджио?

Техник смущенно опустил взгляд.

— Ну... нет, полагаю, не так. Мессия, но...

— Я жду ежедневного доклада о ваших успехах. Времени у нас в обрез. — Разорвав связь, Нгуен вздохнул. — Отцы все больше и больше их беспокоят.

Он задумчиво обвел взглядом просторную каюту. Целую стену занимало голографическое изображение Арпеджио, вращавшейся в реальном времени под громадой корабля.

— Обрабатывая патрульных техников, мы использовали машину на минимальной мощности. — Паллас сплел и расплел унизанные перстнями пальцы, рассеянно наблюдая за разноцветными бликами на обитых плюшем стенах и потолке. — Так или иначе, работы в области широкого поля продвигаются быстрее, чем я ожидал. Подопытные послушно выполняют любую переданную команду. Просто очаровательно. А переоснащение твоих кораблей... ведется прямо-таки с нечеловеческой быстротой.

— Новый порядок, — усмехнулся Нгуен, поднимая бокал с арктурианским бренди. — Думаю, надо будет переоборудовать это помещение в мой личный дворец, а? Через дверь в этой переборке можно будет попасть в зал физического восстановления — надеюсь, я найду много интересных и волнующих занятий. Беззащитный Директорат лежит у наших ног.

Вздохнув, Паллас принял у него бокал.

— И ты полагаешь, что когда патрульная эскадра придет сюда, ты будешь готов к встрече?

Презрительно фыркнув, Нгуен устроился поудобнее в мягком кресле.

— О, я существенно замедлил ее продвижение. Поразительно, чего можно добиться маленькими актами саботажа. Мои агенты взорвали транскоммуникационный передатчик на Санта-дель-Сьеро, и директора в панике. Посылать ли против нас эскадру? Или разумнее будет сохранить присутствие боевых кораблей в небе над планетой, охваченной волнениями, где недавно убили официального представителя Директората? Ты знаешь, мне очень нравится эта игра — она полностью парализует действия противника. Я точно рас- считал время, и теперь могу извлечь из всеобщего смятения максимум пользы. О, уверяю тебя, их дело проиграно.

Паллас слабо улыбнулся.

— У нас лишь небольшой уголок космоса, Нгуен. А нам придется иметь дело с огромным Директоратом.

Пожав плечами, Нгуен сделал глоток «Звездного тумана».

— Твой Алхар меня удивляет. Я наблюдал за ним во время учений. По-моему, у него просто врожденный талант командира. Я подумываю о том, чтобы дать ему «Гавриил», как только там закончатся все работы.

Откинув голову назад, Паллас посмотрел на него из-под полуопущенных век.

— Возможно, он действительно талантлив, но он родился и вырос на Арпеджио. Будь осторожен, Нгуен. На этой планете существует традиция...

Нгуен небрежно махнул рукой:

— Существует великое множество самых разных традиций, друг мой. Но Деус только один, и Его глас — это мессия. Традиции... как множество другого бесполезного барахла, доставшегося нам в наследство от Директората, рассыплются словно измельченная солома. К тому же на крайний конец всегда есть психообработка. Ты сам все видел. На арпеджианской земле воздвигается первый храм. За ним последуют другие. Сперва перемены будут небольшими — один обращенный тут, другой там, но они будут очень важными. Главы древних Домов — вроде этого Алхара — политические вожди, влиятельные люди. За ними последуют массы. Доверься мне.

Паллас рассмеялся.

— Да, придется. Знаешь, когда после потери Сириуса ты пришел ко мне, я принял тебя за сумасшедшего. Я... Не надо, не смотри на меня так. А ты бы на моем месте что подумал? А? Но теперь, Нгуен, я убедился в твоей гениальности.

Нгуен искоса взглянул на него:

— Тебя терзает честолюбие? Ты ищешь для себя большего?

Толстяк замахал руками, рисуя на стенах феерическуюкартину из ярких отблесков:

— Этого не отнять... но только тебе нечего беспокоиться. Я человек простой. Когда все закончится, с меня будет довольно одной планеты. Быть может, я остановлю свой выбор на Земле, быть может, на Бриллианте или какой-то другой из тех, что получше. Ну и, разумеется, мне будут нужны самые прелестные куртизанки во всем космосе. Тебе известны мои вкусы.

— Ты гедонист, Паллас. В старину было такое слово: раб наслаждения.

— Дай мне то, что я прошу, Нгуен, и больше мне ничего не будет нужно. А ты правь, как твоей душе угодно. Если ты (Нет 2х книжных страниц.Перевод английского текста.) отдашь мне мою планету ... и моих девочек, то тебе не о чем беспокоиться.

— Ты не всегда была такой. — Нгуен поднял стакан, рассматривая янтарную жидкость.

— То, что я сделал, чтобы выжить в Директорате, и то, что я сделал бы в идеальном обществе, — это две разные вещи. Нет, я устал от борьбы. Я заплатил по счетам, сохранил свою шкуру, несмотря на все усилия Директората. То, что у меня это хорошо получалось, не значит, что мне это нравилось. Я просто хочу отдохнуть.

Нгуен ударил его по колену.

— Тогда отдохни, но пока что это будет на Базаре. Мне нужен кто-то, чтобы контролировать там производство. Ах! Не вздрагивай так. Считай это взносом на лучшую планету. Если мы не вооружим и не снабдим наших Отцов, мы потеряем даже это.

— Базар, — вздохнул Паллас. — Очень хорошо. В конце концов, это ненадолго.

— Мне нужен человек с твоими навыками и проницательностью, чтобы решать любые возникающие проблемы. В конце концов, мы строим систему. Все пойдет не так. К сожалению, так мы учимся. Усовершенствуй мое внедрение. Кроме того, не волнуйся, у тебя есть психолог.

Паллас поднял пухлые руки, полные щеки искривились в смиренной улыбке.

— И у меня есть Тиара. Жизнь могла быть и хуже.

Нгуен склонил голову набок.

— Ах, жертвы войны. Вы случайно не видели сестру Торкильда на приеме у ее отца? Есть шанс, Паллас, что она самая красивая женщина в галактике. Она источает сексуальность, когда ходит. Половина мужчин тяжело дышала, но одним глазом смотрела на Торкильда. Они боятся его и вожделеют ее.

Губы Палласа дрогнули.

— Ты понимаешь арпеджийскую честь, Нгуен?

— Она казалась очень умной. Из всех женщин только она не лебезила. Знаешь, как это было восхитительно? Она просто посмотрела на меня — это своего рода вызов. И такая невероятная красота.

— Нгуен, я напоминаю тебе ...

— Да, да. Но Бог должен смотреть, куда хочет.

Линкор «Пуля».

Геостационарная орбита над планетой Мир

После целой недели изучения еврейских, христианских и мусульманских священных книг Дарвин Пайк нашел время сбежать в спортзал. Он закрыл люк ладонью и шагнул внутрь. Длинная комната казалась пустой. Легкий холодок в воздухе придал ему сил. На одной из белых стен возвышалось большое изображение Паука — великолепное произведение искусства. У противоположной стены стояли штанги и различные тренажеры. Мягкое покрытие накладывается на сетку гравитационного датчика, предотвращающего жесткое падение.

Боевой робот одиноко стоял в углу. Пайк ухмыльнулся и подошел к одинокой машине, оглядывая ее с ног до головы.Он имел человеческий облик. Пайк ткнул его,удивляясь, что череп, ребра и другие кости соответствуют человеку. Плотность моделировала плотность человеческой плоти. Он проверил настройки на машине и дал указание компьютеру использовать первый шаг начальной программы.

Затем он атаковал.

Реальность завращалась.

Дарвин покачал головой и уставился в потолок, пока робот приходил в себя и ждал. Боль в боку не казалась смертельной, поэтому он встал и попытался ударить робота в горло.

На этот раз ему пришлось оторвать лицо от коврика. Судя по ощущениям, нос не был сломан. Вытирая кровь, он убедился, что управление роботом действительно настроено на самый начальный уровень.

— Если ловкость не поможет ... используйте мускулы. — Он наклонил голову, выставил руку и бросился вперед. Когда он перестал подпрыгивать, потолок снова заполнил его расплывающееся зрение.

Поморщившись, он подтянулся и напряг мышцы. Казалось, ничего не сломано. Черт побери, он вынес целую (далее текст по книге) ляжку убитого лося! На здоровье и силы он никогда не жаловался!

Разъяренный, Дарвин снова напал на робота. На этот раз ему удалось вскользь задеть кулаком по его ребрам, но затем робот, перейдя в наступление, опять уложил человека на пол.

Задыхаясь, Дарвин попытался составить каталог всех тех мест, где его тело ныло от нестерпимой боли. Поднявшись на ноги, он с ненавистью взглянул на робота и попытался сделать обманное движение.

Потолок тренажерного зала, пришел Дарвин к выводу, вовсе не стоит того, чтобы его так внимательно разглядывали. Хорошо хоть рука не вывернута из сустава. Встав с мата, он обнаружил, что стены вокруг слегка пошатываются. Медленно приблизившись к роботу, Дарвин в самый последний момент подпрыгнул высоко в воздух, со всей силы выкидывая вперед ногу. Его удар достиг цели! Но тут робот, развернувшись, снова швырнул противника на мат.

В течение целой минуты Дарвин пытался откашляться. Наконец он с трудом встал на ноги. Из разбитого носа струилась теплая кровь. Задыхаясь, молодой ученый оглянулся вокруг. Его взгляд привлекло изображение паука. Огромная тварь, казалось, таращилась на него, насмешливая, издевающаяся. Раздражение Дарвина достигло предела.

Словно обезумевший, он бросился вперед...

Дарвин Пайк, охотник с Аляски, известный антрополог, не мог определить, доставляет ли боль вращение глазными яблоками. Ноющие нервы не позволяли выделить отдельный источник страданий. Взглянув сквозь пелену, застилающую взор, на табло, он увидел, что робот набрал двадцать три очка; на его счету было лишь четыре. Хвала богам, он еще ощущал пальцы на ногах. Значит, проклятой машине все же не удалось сломать ему позвоночник!

Вытерев хлещущую из носа кровь, Дарвин с трудом поднялся с пола и, взревев, снова двинулся на робота, не обращая внимания на оглушительный звон в ушах. Попытавшись ударить робота локтем, он испытал мгновение удовлетворения, когда чертова машина пошатнулась. Однако не успел Дарвин отдернуть руку, как робот, поставив блок, снова повалил его на мат.

— Ублюдок, но я первый врезал тебе! — проворчал молодой ученый, дожидаясь, когда погаснут мерцающие перед глазами искры.

— Ударить первым — еще не значит одержать победу, — послышалось знакомое контральто.

Дарвин застонал, страстно желая спрятаться под матом.

Сделав огромное усилие, он повернул голову, убеждаясь, что это замечание действительно сделала Сюзен Смит Андохар. Девушка стояла, прислонившись к стене, скрестив руки на груди. Давно она здесь?

С трудом усевшись на полу, Дарвин снова провел рукой по распухшему носу, пытаясь убить Сюзен взглядом. Увы, у него ничего не получилось. Сняв со стены полотенце, девушка направилась к нему.

— Полный разгром, — сказала она, указывая на табло.

Склонившись над Дарвином, она помогла ему вытеретьлицо влажной тряпкой.

— Да я первый раз в жизни имею дело с этой проклятой машиной, — проворчал Дарвин, безуспешно пытаясь унять кашель.

Сюзен внимательно посмотрела на него.

— Вас никто не обучал искусству рукопашного боя... Тогда все понятно. В таком случае, вы действовали не так уж и плохо. Можете радоваться тому, что не потеряли сознание. Это военный боевой робот. Он предназначен для совершенствования навыков борьбы — на той стадии, когда ученики уже могут убить друг друга.

— Ого! — Неужели его замечания всегда будут звучать так глупо? — А у вас все получалось так... так просто.

При этом комплименте лицо девушки чуть смягчилось.

— И давно вы воюете с этой штуковиной?

— Если судить по тому, как мне больно... лет двадцать.

Дарвин ощупал скулу, убеждаясь, что все кости целы.

— Встаньте, — предложила руку Сюзен.

Он попытался не поморщиться от боли, но тщетно.

— Перво-наперво широко расставьте ноги и пригнитесь, вот так. Теперь будет легче сохранять равновесие.

Шаг за шагом Сюзен показала ему, как стоять, как двигаться. Затем она научила Дарвина нескольким самым простым приемам, и в конце занятия он уже смог успешно выполнить бросок.

— Как долго мне придется заниматься до того момента, когда я смогу убить этого робота? — ткнул пальцем в безобидную машину Дарвин.

— Учитывая то, что я успела увидеть... — она помолчала, размышляя. — Ну, год, может быть, два.

В ее глазах сверкнули веселые искорки, словно сам собой вырвался смех.

Дарвин вздрогнул, проведя рукой по ребрам.

— Должно быть, вы считаете меня полной бестолочью, — тряхнул головой он.

Взгляд Сюзен, мгновенно став серьезным, наполнился болью.

— Нет, — сказала она, скрещивая руки на груди и тыкая носком ноги в мат. — Вы просто оказались в незнакомой среде. Здесь, на Мире, все подругому. Вы еще не понимаете этой действительности. Романовцы видят окружающий мир не так, как остальной Директорат...

— Я антрополог, — возразил Дарвин. — Считается, что мы должны легко адаптироваться.

Ее глаза на мгновение вспыхнули.

— Постижение действительности, доктор Пайк, это нечто более значительное, чем гимнастика ума. Речь идет об общности восприятия окружающего мира. Вы не поймете романовцев до тех пор, пока не поживете бок о бок с ними. Когда мы приземлимся на планету, спросите Марти Брука. Спросите Беллу Волу или Сщински Монтальдо. Я читала учебники, написанные вашим профессором Чимом, — мягко говоря, они поверхностные.

Дарвин попытался было вздохнуть, но его остановила пронзительная боль.

— Наверное, то же самое происходило, когда я пытался объяснить своим однокурсникам, кто такие на самом деле эскимосы. Согласен, командор, я оказался в незнакомой среде. Я делаю все, что в моих силах... и, черт побери, мы еще посмотрим, сможет ли устоять передо мной эта машина — и ваши романовцы!

Голос Сюзен смягчился.

— Если вы говорите серьезно, доктор Пайк, все будет прекрасно. Но хочу вас предупредить: Паук, как правило, запрашивает страшную плату с тех, кого он избрал для осуществления своих замыслов. Если вы готовы заплатить такую цену, вы завоюете всеобщее уважение — и убьете робота. Но только берегитесь. Прося что-то у Паука, никогда не знаешь, чем придется расплачиваться. А тех, кто получает то, что просит, но не может за это рассчитаться, Паук ломает... и отбрасывает в сторону. Понятно?

На одно наэлектризованное мгновение Дарвину удалось заглянуть в ее пропитанную болью душу.

Но тотчас же это прошло. Потрепав его по плечу, Сюзен улыбнулась и направилась в душ. Пораженный Дарвин остался стоять как вкопанный, сознавая, что она впервые обращалась с ним как с равным.

Улыбка, медленно закрадывавшаяся на его губы, застыла на полдороге, когда взгляд Дарвина случайно упал на изображение паука. Ему показалось, что огромная тварь, хищник, как и все романовцы, напряженно замерла, приготовившись к прыжку. Дарвин попытался сглотнуть, но в горле у него пересохло. А по спине тысячами ледяных ног поползла дрожь неприятного предчувствия.

— Это же всего-навсего рисунок, — пробормотал он.

Санта-дель-Сьеро.

Сектор Амброзия

Санта-делъ-Сьеро, основанная при Советах, входила в систему ГУЛАГ. Климат планеты был жаркий и влажный. Кро- шечные материки покрывали причудливые виды животных-растений. Первоначально на Санта-делъ-Сьеро ссылались радикально настроенные жители Южной и Центральной Америки, пытавшиеся подорвать советское влияние в этом постоянно напряженном регионе. Вначале освоение планеты шло медленно, но затем богатые залежи металлических руд и радиоактивных элементов, а также исключительно плодородные земли привели к стремительному росту населения. В настоящее время Санта-дель-Сьеро является главным промышленным центром сектора Амброзия и многими считается соперником Арктура. Согласно оценкам, численность населения равняется 6,5 миллиарда человек.

Дмитрий Шестакович обвел взглядом лица собравшихся. В зале заседаний повисла напряженность; спертый воздух ударял в нос. За столом перед верховным комиссаром сидели четыре его заместителя. Одни возбужденно крутили в руках чашки с чаем, другие задумчиво разглядывали панели из мо- реного гивуда, которыми были обиты стены. Приглушенно жужжал кондиционер. На стенах висели картины, изображающие освоение планеты. От времени краски потемнели и растрескались.

Антонио де Гарса кашлянул, прочищая горло.

— Народ прислушается к вашим словам, Дмитрий. Вам верят. Вы уже давно доказали, что на вас можно положиться. Вас хорошо знают. Люди испуганы. На улицах беспорядки. Отцы убивают подростков из отрядов Паука. Столкновения происходят в открытую. Пришло время действовать.

— Согласен, — кивнул Силенсиу Маркуш, постукивая ногтями по твердому дереву столешницы. Черные косматые брови взметнулись вверх, лоб пересекли глубокие складки. — Назревает бунт. Где Патруль? Ходят слухи, что Отцы захватили линкор «Грегори». Мы теряем контроль над планетой. Но Санта-дель-Сьеро — это не тихая заводь вроде Мистерии или Базара. Необходимо действовать.

Мария Антесса, стиснув кулаки, подалась вперед.

— Дмитрий, вводите чрезвычайное положение. Немедленно, до того, как Отцы развернут против нас кампанию неповиновения. Вы обязаны пойти на это. Народ вас поймет. Только ваш голос достаточно силен для того, чтобы остановить религиозное безумие. В противном случае... в противном случае последствия будут непредсказуемы.

Вздохнув, Шестакович встал, теребя мочку уха. Выйдя из-за стола, он заходил по комнате, заложив руки за спину.

— Хорошо. Завтра вечером я выступлю с обращением к гражданам Санта-дель-Сьеро.

Уперев электромагнитную винтовку о стальные перила, Уинстон Зимбути прищурился, всматриваясь в инфракрасный прицел. Длина двух полированных стержней составляла почти два метра. Снайпер затаился в темноте на крыше здания Культурных событий. Липкий горячий воздух пах чем-то прогорклым.

Значит, верховный комиссар все же решился. По слухам, сегодня вечером он собирается ввести на планете чрезвычайное положение, принять на себя всю полноту власти и объявить Отцов вне закона. Облизав губы, Уинстон прижался потной щекой к прикладу, ощущая слабую вибрацию заряжающихся аккумуляторов.

Далеко внизу Дмитрий Шестакович вышел в свет прожекторов, поднимая руки. На него тотчас же наехали голографические камеры. Зазвучал гимн Санта-дель-Сьеро, и восторженная толпа единогласно подхватила его.

Сделав вдох, Уинстон медленно выпустил воздух, наводя перекрестие прицела на героя нации. Большое увеличение позволило ему заглянуть в глаза Шестаковича, увидеть его душу, смятенную, встревоженную. На это краткое мгновение действительность замерла. Едва уловимое движение пальца Зимбути, сравнимое с ударом сердца, замкнуло электрическую цепь. Электромагнитный импульс пронесся по стержням, разгоняя 5-мм пулю до скорости четыре тысячи метров в секунду. Пуля попала Шестаковичу в грудь в тот самый миг, когда он открыл рот, собираясь заговорить, обратиться к гражданам Санта-дель-Сьеро.

Пробежав по крыше, Уинстон Зимбути прыгнул в дверцу поджидавшего его аэрокара. Тотчас же прогремел взрыв, превративший электромагнитную винтовку в груду обломков.

Геостационарная орбита над планетой Мир

Честер Армихо Гарсия, мурлыкая себе под нос, с улыбкой кивнул ошеломленному часовому. Не обращая внимания на разинувшего рот десантника, молодой Пророк вышел из стыковочного шлюза и направился по белому коридору. Вокруг струилось время, прорываясь сквозь него, накрывая с головой, обтекая с боков. Посмотрев именно на тот монитор, на который было нужно, Честер тепло улыбнулся:

— Привет, Дамен. Иду к тебе.

Можно ничего больше не говорить. Адмирал Ри будет ждать в своей каюте. В конце концов, будущее будет именно таким, и в данном случае свободная воля никак в нем не участвует, хотя адмирал об этом не догадывается. Пророки не очень-то задумываются о будущем. Суетиться по поводу неизбежного совершенно бесполезно. Борьба с тем, с чем невозможно бороться, только подорвет силы человека — и тоже не принесет никакой пользы. Лучше не вмешиваться в неумолимое будущее, наблюдая за ним, учась, питая полу- ченными знаниями душу. Хрупкий человеческий рассудок может выдержать только пассивное созерцание прохождения через поворотные точки.

Сверкающие двери лифта раскрылись, и Честер, вздохнув, шагнул в кабину.

— Пожалуйста, палуба Дамена Ри.

Двери закрылись.

— Волшебство, — завороженно прошептал Честер.

Способность видеть будущее стала второй натурой молодого Пророка. С другой стороны, лифты, стремительно перемещавшие его бренное тело по такому впечатляющему сооружению, как «Пуля», не переставали поражать Честера.

Двери снова раскрылись в полукилометре от того места, где он вошел в лифт. Так быстро! И никакого ощущения движения.

— Волшебство!

Честер пошел по длинному коридору, не обращая внимания на плавающие перед самыми глазами видения. Далеко внизу, на планете, сегодня ночью страшно вскрикнет, проснувшись, юноша. Его терзают картины будущего, выходящие за рамки понимания. Впереди этого юношу ждет поворотная точка, завязавшая тропинки будущего в тугой узел, смутно видневшийся в сознании Честера.

Молодой Пророк остановился перед каютой Ри. Не оглядываясь, он уже знал, что адмирал догоняет его. В голове Честера прозвучали первые слова Ри.

— Нет, Дамен, не произошло ничего чрезвычайного. Все в порядке. Просто сейчас директор выйдет на связь. Он хочет со мной поговорить.

Кивнув, Дамен Ри открыл дверь в свою каюту.

— Рад снова видеть тебя, Честер. — Войдя внутрь, адмирал подошел к комму. — Мы ожидаем транскоммуникационное сообщение с Арктура. Как только оно поступит, немедленно переключайте канал сюда.

Повернувшись к Честеру, Ри, как всегда, с любопытством посмотрел на него.

— Спасибо, Дамен. Буду очень рад выпить стаканчик виски, — предвосхитил вопрос молодой Пророк, усаживаясь в антигравитационное кресло — еще один пример волшебства — и наблюдая за тем, как Ри выполняет те действия, что он уже увидел в видениях.

— Давненько тебя не видел. Чем ты был так занят, Честер? — тепло улыбнулся Ри. — Открыл для себя какую-то новую музыку?

— Оперу. Это просто восхитительно. Однако данный ответ в действительности только сбивает с толку. На самом деле весь последний месяц я провел с лошадьми. — При этом воспоминании лицо Честера озарилось счастливой улыбкой. — Я жил с табуном у подножия гор. Мне нужна была перемена обстановки. В будущем у меня больше не будет времени для таких простых радостей.

— С лошадьми?

Честер поднял руку.

— Я избавлю тебя от необходимости... как вы говорите, ходить вокруг да около. Лошади — прекрасные создания, Дамен. Не такие сложные, как люди, но такие же одержимые своими заботами, страхами и глупостями. Наблюдение за тем, как они с развевающимися гривами бегают по лугу, высоко вскидывая копыта, — это поэзия души. Наверное, ни одно другое животное не может сравниться с лошадью плавностью движений. Паук создал лошадей такими, чтобы человек восторгался одним их видом. Красота является бальзамом для души — лекарством таким же действенным, как и массаж для тела, измученного физической нагрузкой.

В то же время Пророку требуется отдохнуть от насущных проблем людей. А у лошадей, одержимых собственными нуждами, потребностей гораздо меньше. Они не наполняют будущее огромным количеством различных дорог. Для лошади жизнь имеет только «сейчас». Это просто замечательно для человека с моими... как бы вы сказали, способностями? Больше всего мне нравятся кобылы. Они наслаждаются жизнью больше, чем жеребцы. Основная забота кобыл — найти сочную траву и чистую холодную воду, отогнать назойливых мух, накормить жеребенка. Разве это плохая жизнь?

А человек, по моему убеждению, рожден для того, чтобы усложнять все вокруг себя, — эту способность больших полушарий головного мозга очень любит обсуждать Марти Брук. Человечество наслаждается тем, что воздвигает у себя на пути препятствия. Самое страшное для человека — оказаться в утопическом мире, где сбываются все желания. Только представь себе идеальные условия существования: нет никаких забот и врагов. Думаю, в таком месте любой нормальный человек сойдет с ума и захочет разнести все вдребезги. Чем невероятно сложнее, запутаннее и страшнее беда, тем лучше. По-моему, людям доставляет удовольствие борьба с трудностями.

Ри рассмеялся.

— Ну, а ты кого предпочитаешь, Честер? Людей или лошадей?

Разведя руками, Честер шумно вздохнул.

— Лошади гораздо честнее, Дамен. Общение с ними успокаивает. Люди, напротив, завораживают меня тем, что постоянно пробуждают любопытство. Их беспокоят самые странные вещи. И как мог вид, породивший Моцарта, породить также Нгуена Ван Чоу?

Ри пришлось в свою очередь развести руками.

— На это нет ответа, Дамен. Каждый отдельный индивидуум — это еще одна сверкающая грань человечества в целом. И любая грань не похожа на остальные. Поразительно!

Обдумав его слова, Ри вдруг встрепенулся.

— Как это у тебя получается? Ну, как ты видишь будущее? Я хочу сказать, ты рассказывал мне о видениях. Так вот, они постоянно мелькают у тебя перед глазами? Как голофильм? И каким образом ты определяешь их соотношение во времени?

Он уселся напротив Честера под коллекцией романовских винтовок и ножей, собранной в дни первого пребывания «Пули» на Мире.

Молодой Пророк соединил кончики пальцев вместе.

— Что произошло, когда ты узнал о смерти своего отца?

Ри задумчиво нахмурился.

— Я находился в своей комнате в университете. Закинув ноги на стол, положив на колени монитор. На следующий день у меня должен был быть экзамен. Стохастическая механика и квантовая теория гравитации. Вошел мой сосед Феликс... и по его лицу я сразу же понял: произошла беда. «Да-мен, — запинаясь, начал он. — Понимаешь... В общем, прочти вот это». И протянул мне листок бумаги.

— Так же, как в определенные моменты перед глазами человека встает прошлое, я вижу будущее. Временная рамка та же самая: уходящие в неопределенность «до» и «после»... последовательность событий, теряющаяся в лабиринте возможных путей. — Склонив голову набок, Честер задумался над тем, как лучше довести до Ри свою мысль. — Глядя в будущее, я все равно что вспоминаю прошлое. Ты ведь можешь мысленно восстановить завтрак сегодня утром. А я могу представить себе ужин сегодня вечером — вот и все. Сколько завтраков ты помнишь? Те, что произошли за последнюю неделю? А дальше картина сливается, становится неразборчивой и бессмысленной. Однако самые важные события — смерть отца, сражение над Миром — ты видишь отчетливо. Прекрасно представляя, что следовало за чем. Приблизительно таким же видит будущее Пророк, но только все усложняется тем, что из каждой поворотной точки в действительности может выйти только одна ветвь. Это все равно что смотреть на ствол дерева. Какой лист станет конечной точ- кой пути?

— С этим у меня всегда были трудности. Разумеется, умом я понимаю то, что для тебя заглядывать в будущее — то же самое что для меня перебирать воспоминания. Люди постоянно этим занимаются — мечтают о том, что могло бы быть. И все же до конца я это не сознаю.

Честер улыбнулся.

— Ну, хорошо. Дамен, закрой глаза. Вот так. Откинься на спинку кресла и расслабься. Представь себе Нила Иверсона, идущего по длинному коридору. Видишь мысленно этот коридор? Отлично. Нил идет, идет. А впереди Т-образное пересечение. Одна дорога ведет к стыковочному узлу челноков. Другая — к стыковочному узлу штурмовиков. Но какая куда, тебе неизвестно. Дальше провал. Картинка нечеткая. Затем Нил заходит в шлюзовую камеру. Представь себе, как он осматривает приборы, убеждаясь, что все в порядке. Ты можешь мысленно увидеть, как он закрывает за собой люк штурмовика?

— Да.

— Так, а теперь постарайся увидеть, как он закрывает главный люк челнока.

— Увидел.

— Куда Нил повернул на пересечении, направо или налево?

— Я... я не знаю. Какая дорога куда ведет? Ты мне не говорил.

— Вот так и Паук не говорит мне, как будет пройдена поворотная точка.

Ри открыл глаза.

— Значит, это что-то вроде воображения? Фантазии насчет того, что может произойти?

Грудь Честера заполнила щемящая тоска. Он грустно покачал головой.

— Нет, Дамен, это все происходит в действительности. В этом единственное отличие от того, как ты представил Нила идущим по коридору. Мне трудно это объяснить. Попытайся теперь представить, что если Нил сядет в челнок, он погибнет. Неизбежно погибнет. Ты видишь, как мощный луч бластера взрывает челнок, видишь смерть Нила, слышишь отчаянный крик. Что тебе делать? Предупредить Нила? Естественно... но только долго так продолжаться не сможет. Тебя захлестнет с головой ответственность. Не в силах вынести боль, ты будешь пытаться изменить будущее, увязая все глубже и глубже. Каждый новый надвигающийся ужас будет все более невыносимым. Ты стараешься что-то сделать, но тебя затягивает в пучину, и в конце концов ты теряешь самого себя. Ты уже не можешь вернуться к Дамену Ри... в настоящее, —Честер развел руками. — Боюсь, словами это не выразить. Для того, чтобы выжить, необходимо отрешиться от видений и принимать действительность такой, какая она есть. Но порой от этого вынужденного бездействия разрыва- ется сердце.

Ри задумчиво посмотрел на бокал с виски.

— У меня очень живое воображение, но тут я вынужден поверить тебе на слово, — тихо проворчал он. — Я тебе не завидую, Честер.

Молодой Пророк заморгал, обретая внутреннюю гармонию.

—Я научился принимать волю Паука. И я счастлив, Дамен. Больше того, я доволен собой. Много ли людей может сказать такое про себя? Наблюдая и учась, я всегда пытаюсь понять.

— Тут я тебя не понимаю.

— Все люди делают то, что от них хочет Паук. Ну, а сейчас подошло время разговаривать с директором.

Ри вздрогнул, получая от комма сообщение.

На ожившем голоэкране появилась знакомая уродливая голова директора Робинсона. Да, раз уж речь зашла о волшебстве, как удается получить объемное трехмерное изображение на плоском экране? Да еще переданное на такое огромное расстояние!

— Добрый день, директор Робинсон, — любезно произнес Честер.

— Ты здесь? А я думал, придется...

— Ну зачем мне вынуждать вас связываться дважды? Я решил сберечь ваше время. Этим я не нарушаю ход будущего, не влияю на поворотные точки.

— Ну, а адмирал Ри? — недоуменно заморгал Робинсон.

— Я попросил его помочь. Нам ведь нужна закрытая линия связи, и у него такая есть. Вы ведь не хотите, чтобы о нашем разговоре стало известно всем. Кроме того, Дамен — тоже прилежный ученик — почерпнет из этой беседы много полезного.

Крошечные губы Робинсона беззвучно зашевелились, голубые глазки сверкнули огнем.

— Не могу понять, Пророк, почему я терплю от тебя подобные дерзости. Наверное, мне просто захотелось освежить в памяти, какой невыносимый у тебя характер.

— Разве вы не могли просмотреть ленты о моем пребывании на Арктуре? Ваше любопытство было бы удовлетворено с гораздо меньшими затратами, не так ли?

— Ты хочешь вывести меня из себя?

— Разве у меня есть причины выводить вас из себя?

— Да ты просто... — Робинсон осекся. На его лице, частично скрытом огромным шлемом, отразилась борьба чувств. — Я бы хотел обсудить с тобой ситуацию в Директорате.

— Чему вы при этом научитесь?

Перед глазами Честера появилось видение. В его душе шевельнулось отчаяние. Столько боли и ужаса прячутся вдоль пути, по которому должен пойти Скор Робинсон. Грудь молодого Пророка стиснула тоска.

— Нгуен Ван Чоу своими действиями постоянно ставит меня в тупик. Я и мои коллеги устали, физически и умственно. Мы работаем на пределе возможностей. Но независимо от того, как редко мы спим, как напряженно трудимся, контроль над Директоратом ускользает из наших рук. Силы, объединяющие человечество, тают — так происходит с молекулами газа в вакууме. Что мне делать?

Честер скрестил руки на груди. У него в ушах звучали напряженные аккорды «Кармен» Бизе.

— Директор Робинсон, я не могу разъяснить вам, как поступить. Этим я нарушу свободную волю, что быстро приведет меня к безумству. Но я могу сказать вам то, что вы хотите от меня услышать, хотя вы в этом ни за что не признаетесь.

— И что же это, Пророк?

— На самом деле вы хотите просто поговорить... убедиться, что вы не одиноки во вселенной. Вы чувствуете себя чужаком, отрезанным от того самого человечества, которое вы так храбро и безуспешно пытаетесь спасти.

Заморгав, Робинсон снова зашевелил губами.

— И я... Пророк, ты очень самонадеян.

Честер тепло улыбнулся, проникаясь к директору искренним сочувствием.

— Да, вы действительно герой. В другую эпоху ваша деятельность, директор Робинсон, была бы изображена как великая драма... и великая трагедия. Я же лишь могу выразить свое личное восхищение вашими жертвами. Ни один человек не говорил так искренне.

Лицо Робинсона задергалось.

— Зачем ты все это говоришь? Ты знаешь, я не раз приказывал предать тебя смерти. Знаешь, что я хотел уничтожить твоих романовцев и предателей, перешедших на вашу сторону. Почему же ты называешь меня героем? Твои слова начисто лишены рациональности и логики. Я постоянно был твоим врагом, самым неумолимым.

— Но теперь вы узнали, что значит бороться, — улыбнулся Честер. — Вы научились сдерживаться, директор. Познакомились с болью, страхом, отчаянием, надеждой и остальными чувствами, общими для всех людей. По части эмоций вы еще младенец, но вы уже начинаете ощущать своих собратьев. И за это я вам аплодирую. У вас будет что передать Пауку после смерти.

— Твоя религия меня нисколько не интересует.

— Как скажете, директор. Так или иначе, вы начинаете подвергать сомнению свой атеизм. Возможно, вы узнали больше о себе — и о Пауке — и теперь не можете спокойно жить с этими знаниями.

Робинсон пристально посмотрел на него.

— Пророк, ты являешься источником постоянного раздражения.

— Раздражаясь, мы учимся, директор.

— Ты просто омерзителен.

— Как вам угодно.

— Ван Чоу захватил «Грегори». Повсюду множатся очаги беспорядков. Я вынужден держать патрульные корабли у объятых паникой миров, успокаивая живущих там людей, а при необходимости внушая им страх. Наши силы распылены. Если мы выступим против Ван Чоу, человечество останется без присмотра. Если немедленно не возьмемся за него, он наберется сил. Что делать, Пророк? Как победить?

Честер улыбнулся.

— Вы хотите, чтобы я рисковал своим рассудком, направляя ваши шаги?

— Мне нужен совет.

— Да?

— Научи меня.

— И чему вы хотите научиться?

— Как мне расправиться с Нгуеном Ван Чоу, при этом избежав общественных возмущений?

— Общественные возмущения — это плохо?

— Они ведут к хаосу!

— А хаос — это плохо?

— Разумеется. Отсутствие порядка очень пагубно. Хаос порождает недовольство. Из недовольства вырастает насилие. А насилие тесно взаимосвязано со страданиями.

— В таком случае, вы сами ответили на свой вопрос, не так ли?

— Но Ван Чоу преступник!

— Считает ли он себя таковым? Считают ли его преступником другие?

— Ты его защищаешь? Он грубо ломает устоявшийся общественный порядок.

— Это плохо?

— Наш спор вернулся на круги своя, Пророк!

— Я хочу получить от вас ответ. Я не спорю.

— Повторяю, ты мерзкий, отвратительный тип. Я оказал бы человечеству огромную услугу, уничтожив тебя, когда у меня была такая возможность.

— Если бы вы искренне желали моей смерти, я бы вернулся к вам. В том случае, если вы действительно уверены, что человечеству — и Пауку — так будет лучше, я с готовностью подчинюсь вам.

Ри фыркнул.

Уронив челюсть, Робинсон изумленно смотрел на Честера.

— Ты безумец.

— Неужели? — мило улыбнулся тот.

Увидев, что Робинсон побагровел, Ри неуверенно кашлянул.

— Значит, Ван Чоу захватил «Грегори»?

— Да.

— Не думаю, что он забыл, как изготавливать мощные бластеры.

— В это нельзя поверить, особенно учитывая то, что на его личной яхте имеется два таких бластера.

— Мы очень заинтересованы в обмене данными...

— В настоящее время это нецелесообразно. Патрульные офицеры настроены против вас, как и мои заместители. Кое-кто предпочитает Ван Чоу дикарям-романовцам.

— Идиоты!

— Вы предприняли какие-то действия против Ван Чоу?

Робинсон заморгал.

— Все, какие только мог. В настоящий момент все силы Патруля задействованы в борьбе с саботажем. Мы испытываем острую нехватку кораблей и людей. Как только положение стабилизируется, я направлю эскадру против «Грегори».

— Необходимо действовать без промедления. — Подавшись вперед, Ри ударил кулаком в ладонь. — «Пуля» вас поддержит. Надо расправиться с ублюдком прежде, чем он успеет развернуть широкую сеть...

— А если вечно недовольные провинции, узнав об уходе патрульных кораблей, восстанут, как это произошло на Сириусе? Что тогда, адмирал? Какая стратегия кажется вам предпочтительнее? Один фронт? Или тысяча фронтов? В каком случае повышается вероятность победы? А в каком — поражения? С Ван Чоу всегда можно будет разобраться, но если пламя революции охватит весь Директорат?

— Честер! — оглянулся на молодого Пророка Ри.

— Адмирал, а ты сам что бы предложил?

— Сначала Ван Чоу. Я прав?

Честер улыбнулся:

— Это зависит от поворотных точек.

Ри поднял и уронил руки.

— Ох уж эти Пророки...

— Адмирал, по-моему, в кои-то веки наши мнения совпадают. — Робинсон перевел взгляд на Честера. — Если я заключу договор с Ван Чоу, сдержит ли он свое слово?

Ри сдавленно вскрикнул.

— Директор, это в его интересах? — спросил Честер. — Готовы ли вы довериться этому человеку? Или лучше поверить всему человечеству? Личность или массы? Вы должны сделать выбор, основываясь на собственном понимании человечества и его нужд.

— Он перережет вам горло! — с жаром воскликнул Ри. — Он же... он же мясник!

— Весьма выразительное выступление, адмирал Ри.— Внимательно посмотрев на Ри, Робинсон повернулся к Честеру: — Благодарю тебя, Пророк. Надеюсь, ты мне помог.

Голографический монитор погас.

Вскочив на ноги, Ри затряс кулаком, грозя черному экрану.

— Болван, слабоумный...

— Он принял решение.

Честер ощутил перемены. На него неудержимо надвигалась другая ветвь будущего.

Ри побледнел.

— Да будет благословен Паук, Нгуен ведь... Проклятие. ПРОКЛЯТИЕ!

Улыбнувшись, Честер положил ладонь ему на руку.

— Пожалуйста, Дамен, успокойся. Твоя поворотная точка еще впереди.

— Что ему было нужно? Зачем он выходил на связь?

Добродушная улыбка Честера стала еще шире.

— Для того, чтобы поговорить со мной. Видишь ли, я его единственный друг. Единственный человек во всем Директорате, кто относится к нему как к человеку. А! Знаю, что ты хочешь сказать. Нет, меня нисколько не трогает, что он называет меня мразью. Дамен, ты должен понять, Робинсон понятия не имеет, как вести себя в приличном обществе.

Ри, начавший было возражать, осекся.

— А ведь действительно не имеет, да?

Честер, допив виски, поставил бокал на столик.

— Спасибо, Дамен. Благодарю за то, что позволил воспользоваться твоим монитором. Виски было просто великолепным. А теперь мне пора. До...

— Подожди. — Встав, Ри загородил ему дорогу. — Ты назвал меня сегодня учеником. Ты мог бы получить доступ к транскоммуникационному передатчику и в другом месте и без ненужных свидетелей. Почему ты хотел, чтобы я присутствовал при разговоре?

Потрепав адмирала по плечу, Честер прошел мимо, кусая губу. Он приложил ладонь к панели замка, но дверь не открывалась.

— Если я просто отвечу тебе, Дамен, насколько хорошо ты усвоишь этот урок?

Ри почесал затылок.

— Знаешь, Честер, с годами я прихожу к заключению, что в жизни очень мало такого, что не имеет многослойно наложенный смысл. Сегодня ты здесь сказал много всего, в чем я пока что не могу разобраться. Однако я полагаю, что ты хотел, чтобы я переговорил с Робинсоном и беседы о лошадях и общественных приличиях были не напрасными.

— Ты, как всегда, очень точен, Дамен. Как открыть эту дверь?

В голове молодого Пророка зазвучала фуга Баха.

Ри с размаху хлопнул по панели замка, и дверь бесшумно открылась.

Выйдя в коридор, Честер обернулся, с восхищением глядя на запор.

— Волшебство!