"Испытание", книга первая

Глава 5

Планета Земля, СССР, недалеко от Кривого Рога

22.02.1943 год, 22:19

Сергей и Олег удивлённо посмотрели друг на друга. Каждый из них не ожидал, что может встретиться здесь с другим. Не успели они произвести какие-либо действия, как советские солдаты начали стрелять по поднявшим винтовки немцам. Олегу чудом удалось выжить под градом пуль. Он быстро рухнул наземь и оставался в таком положении, пока все фашисты вокруг него не были убиты. Когда стрельба прекратилась, Сергей первый подбежал к Олегу и сказал:

— Как тебя угораздило то? Ещё и в эсэсовской форме…это «финита ля комедия»…

— Да знаю я, знаю. Что-то придумаем. Может быть… — не успел Олег завершить свою мысль, как командир группы Сергея — Геннадий Липец оказался возле друзей и заорал:

— ВСТАТЬ! — этот приказ был и для Сергея тоже, что стало понятно после того, как командир добавил:

— Пургин, ты тоже. С эсэсовцами водится вздумал? Разберёмся. Обязательно разберёмся! Увести их! — подошедшие солдаты с удивлением посмотрели на командира, но потом, всё поняв, послушно повели Сергея и Олега в тыл.

Руки их связали крепким джутовым шпагатом, разговаривать запретили. Каждый из группы норовил дать пинок или как-то ещё ударить «немца» и «предателя». Сквозь «коридоры позора» провели ни в чём не повинных друзей. Кто-то даже не смотрел в их сторону, кто-то сплёвывал им под ноги, другие применяли руки и ноги в кирзовых сапогах для пинков и ударов. Разбираться никто не хотел. Командир сказал что предатель — значит предатель. Ну а с немцем и так всё понятно.

Для конвоирования испытуемых в Кривой Рог, в отделение НКВД были выбраны два человека — Александр Борисов и Денис Круть. Это были самые адекватные и сдержанные бойцы по мнению Липеца. Дело своё они знали и выполняли хорошо, без лишних эмоциональных всплесков и прочих «бабьих штучек».

Обратный путь для Сергея был сложнее пути к дамбе, ведь несмотря на то, что теперь он не был вынужден бежать по грязи, но просто шёл по ней, клеймо предателя усложняло дорогу и не покойно было на душе. Не разбирая дороги, хлюпал он, рядом с Олегом и глубоко задумался.

«Неужели действительно так, не разбираясь, просто из-за того, что солдат заговорил с немцем, его могли назвать предателем и отправить в НКВД для допросов и пыток? Или это просто параллельная реальность, в которой советские солдаты более злые и неразборчивые? Трудно сказать. А что Олег так весел? Может быть, у него есть какой-то план? Как же нам быть? Бежать или послушно выполнять приказы? Если мы сбежим, то куда? На советской стороне нас найдут, обязательно найдут, а к немцам бежать ещё хуже. Бежать к ним — означало бы и правда стать предателем»

Олег же улыбался просто из-за комичности ситуации. Он понимал чем ему грозит его нынешнее положение, он понимал, что может не выбраться отсюда, из этой реальности, но ему уже настолько надоело всё это, что он был бы рад отдать Богу душу и воссоединиться со своей любимой на том свете. Если таковой, конечно, существует.

Через несколько часов пути по пересечённой местности, Испытуемые, вместе с конвоирами, наконец добрались до здания, в котором расположилось управление НКВД. Это был полуразрушенный с северной стороны дом культуры. В уцелевшей части здания и находились чекисты.

На входе с ДК стояло двое охранников. Они покуривали папиросы и о чём-то оживлённо беседовали. Борисов, оборвав их разговор на полуслове, громко, с оттенком гордости, сказал:

— Привели эсэсовца — гада и предателя из наших. Куда их вести?

— Внутрь, голубчики, внутрь. Там вам всё подскажут и расскажут, — ответил один из «вахтёров».

Внутри наших героев встретили неприветливые, синего цвета, частично обгоревшие — стены холла дворца культуры. Само здание было выполнено в типичном советском стиле, ничем примечательным не отличаясь от миллионов таких же ДК. Быстро пройдя холл, повернули направо к двери в уцелевшую часть здания. Борисов посмотрел на Крутя и тот пожал плечами, как бы, говоря: «Наверное, сюда. Сам не знаю».

За дверью стоял чекист, который вопросительно посмотрел на вошедших.

— Здравия желаю. Привели предателя и фашиста. Куда их вести? Командир приказал конвоировать, пока не отдадим в руки чекистов.

— Понял. Пройдите по коридору, третья дверь справа. Там подскажут, — безразлично ответил караульный, непонятно зачем здесь стоявший и кого карауливший.

Подойдя к указанной двери, Борисов сначала постучал, а затем открыл её. Просунув голову внутрь, он повторил свой вопрос и назвал цель прибытия. Ему что-то ответили и он, повернувшись к Крутю, знаком дал понять, что нужно заводить обвиняемых в кабинет. Что и было сделано.

Кабинет представлял из себя комнату с высокими, — под четыре метра, — потолками. Да и сама комната была внушительных размеров. В ней было три больших окна, сейчас заваренные арматурой, которая составляла решётки на оных, чтобы допрашиваемые люди не сбежали, разбив собой или чем-то ещё стекла. Прямо по центру комнаты стоял большой стол, за которым восседал мужик в форме НКВД.

Мужик этот был упитан и лыс. Мясистый нос его основанием своим упирался в морщинистый лоб. Жирные губы, как будто смазанные маслом, растянулись в улыбку, при виде вошедших и обнажили жёлтые кривые зубы. Кепка его лежала рядом с ним, на столе. Он был потен и всё существо его было настолько отталкивающим, что смотреть на него не хотелось.

Перед столом стояло два стула, на которые усадили Олега и Сергея и, по приказу хозяина кабинета, используя данные им верёвки, солдаты привязали к стульям друзей.

— Ну что, голубчики? Допрыгались⁈ — мужик носком своего сапога ударил сначала Олега в лицо, затем Сергея в живот. Друзья скорчились от боли, но усидели на стульях.

— У нас с вами предстоит долгий и мучительный разговор, друзья мои. Очень долгий и очень мучительный, — явно с удовольствием говорил следователь. По всему было видно, что его работа приносит ему несказанное удовлетворение и ему ничего в жизни больше и не нужно — кроме как избивать и иными способами пытать людей. Посмотрев на конвоиров, он сказал: — Ребят, вы можете быть свободны. Доложите Липецу, — он ведь у вас командир? — что все сделали как нужно и передайте привет от Панкратова. Думаю, он меня помнит.

— Есть. — сказал Борисов.

— Так точно. — вторил ему Круть.

Солдаты покинули помещение. Следователь повернулся к друзьям и сказал:

— Ну что, гниды? Готовы? Я могу облегчить вашу участь, если вы подпишете документы, которые я вам дам. Вы оба всё равно не жильцы — скажу по секрету, но ведь умирать можно долго. Понятно о чём я⁈ Что молчим⁈ — заорал безумный лысый чекист и тут у него на столе зазвонил чёрный телефон.

— ДА⁈ Так точно! Слушаюсь! — только что бравурный и явно довольный собой мужик переменился прямо на глазах у испытуемых и стал маленьким и скукоженным. Положив трубку, он сразу же её поднял снова и проорал:

— Ко мне двоих конвоиров! Срочно! Вновь прибывших к начальнику! Сейчас же! — нервически кинув трубку на рычаг, чекист достал папиросу и, снова усевшись на стул возле стола, сказал:

— Кому-то другому повезло. Ну ничего. И наш час настанет, — явно было что этот идиот разговаривал сам с собой. На лбу его выступила испарина после разговора, но сейчас момент страха был позади и лысый решил порассуждать, — ничего-ничего…настанет и мой час…и я всю дурь повыбиваю из этих фашистских сволочей и изменников Родины!

Оборвав столь научные рассуждения начальника кабинета, в дверь ворвались два чекиста и, отдав честь следователю, поспешно развязали Олега и Сергея и куда-то их повели.

Снова безликие, полусгоревшие коридоры, снова отношение как к нелюдям. Из-за дверей слышны крики боли и требовательные возгласы; стоны и откровенные рыдания; сипение и бульканье; гудение каких-то машин или аппаратов и смех людей, оперирующих ими…чего только не происходило в застенках НКВД…

Не умеющая говорить эмоциями, но лишь передающая голые (безусловно, исправленные и отличные от реальности) факты, бумага расскажет потомкам о героях-следователях, которые изо дня в день боролись с разведчиками, преступниками и прочими криминальными элементами. Нигде не будет указано процентного соотношения количества содержащихся под стражей виновных, чью вину ещё надо было доказать, но с ними вели себя, как с уже осужденными, и вовсе невиновных людей, взятых по ошибке, по глупому стечению обстоятельств или в следствии подтасовки, компрометирующих таких людей, документов.

«Герои» эти только лишь будут передавать из уст в уста все ужасы и изощрения своего пыточного ремесла. Посмеиваясь и подмигивая друг другу, добрыми сейчас, захмелевшими, глазами своими, лучше любого писателя или сценариста, опишут эти люди подробности своей деятельности, в ходе которой были уничтожены массы человеческих жизней и передадут своим последователям мастерство, дабы те, не отставая от наставников своих (ещё и добавив от своего века технических новшеств), продолжали искусно и хитро «изобличать злодеев».

Двое людей, попавших в эти, наполненные ужасом и безысходностью, коридоры, идущие сейчас по ним, понимали всё происходящее вокруг и чувствовали чёрную энергетику этого места. Им было невдомёк почему «испытатели» отправили их сюда, но было понятно что, если оные не вмешаются в процесс, конец этого этапа будет плачевным и следующего испытания им уже не видать.

Наконец, их привели к черной двери и один из сопровождающих гвардейцев постучал в неё. Из-за двери раздался глухой голос, произнесший с явным грузинским акцентом: «Вводите их». Оба гвардейца, вытянувшись по струнке, цокнув каблуком одной ноги о второй каблук и яростно завопив, в один голос: «Слушаюсь!», открыли дверь и ввели Сергея и Олега в тёмный, наполненный густым табачным дымом и едким запахом алкоголя — кабинет.

В кабинете этом на окнах висели плотные, тяжёлые тёмно-зелёные шторы, на потолке горели две тусклые лампочки. На полу разлёгся огромных размеров, практически на всю комнату, ковёр (7×8 метров), с причудливым рисунком на нём: ромбы, квадраты, круги, переплетаясь меж собой, шли по наружному краю ковра, чуть ближе к центру были размещены, соединённые буквы «V» и «O», в самом же центре красовалась огромная буква «З». Ковёр был достопримечательностью кабинета, так как кроме него, здесь были лишь стол да три стула. Одиноко ютились они около одной из стен этого помещения в шестьдесят квадратных метров.

Как только вошедшие оторвали взгляды от ковра и посмотрели на стол, а затем и на человека, восседавшего за ним, сердца их одновременно ёкнули и они поняли, что конец неминуем.

Усатый человек в серой шинели, с дымящейся трубкой во рту внимательным изучающим взглядом чёрных глаз своих, всматривался в посетителей. Перед ним на столе лежали какие-то бумаги и стоял стакан, наполненный жидкостью янтарного цвета.

— Ви можете идти, товарищи. Спасибо за службу, — сказал усач, обращаясь к гвардейцам.

— Служу Советскому Союзу, — в ответ заорали те и удалились.

— Ну что, товарищи? Папироску или, может бить, выпить желаете? У меня отборный увиски, коротышка из Англии передал. Такого у нас нет и не будет хе-хе. Ви присаживайтесь, не стойте. В ногах правды нет, — последние слова прозвучали скорее как приказ, нежели были просьбой. Двое друзей недвусмысленно переглянулись и им пришлось подойти к столу и сесть на стулья, приготовленные для них. Сталин продолжил:

— Ви знаете, я сюда только ради вас и приехал. Мне, как бишь его? Мессинг. Вольф Мессинг сказал о том, что вас приведут. И даже точно совпала дата и даже время! Ха-ха! — Иосиф Сталин искренне засмеялся, что абсолютно не шло к его образу, сидящему в головах наших героев. Он говорил с сильным грузинским акцентом, подолгу подбирая слова для построения фраз. Невооружённым глазом было видно, что размышляет этот человек на своём родном языке, а потом уже переводит на русский. Иногда неуклюже и не к месту вставляя слова.

Наши герои, не зная как реагировать на происходящее, молча взирали на смеющегося «Вождя народов». Никто из них не предполагал что будет дальше, поэтому они предпочитали помалкивать, пока дело не дошло до конкретных вопросов. Тем временем, Сталин, видимо, войдя во вкус, продолжал свою речь:

— Ви поймите, товарищи. Нам такие люди нужни! Очень нужни! Ви же можете перевернуть нашу науку! Ви можете рассказать как всё это вот там у вас устроено. Смекаете, нет? Хорошо, тогда поясню детальнее: либо ви сотрудничаете с нами, либо ви будете отданы под суд, а у нас самый честный суд в мире, как известно. Хотя решение его я уже знаю; загодя, так сказать. Ха-ха, — Сталин нагнулся, чтобы найти что-то в ящике стола и достал оттуда четыре каких-то цветных бумаги. Две он положил перед Олегом и две перед Сергеем.

— Одна бумага — красная, вторая, как видите, синяя. Если ви ставите подпись в красный бумаге — вас будем судить. Справедливо, но жёскто! Жёстко! — маленький, щуплый человечек, с оспой на лице, в военной форме, немного замялся после того, как неправильно сказал слово, но затем он, словно ни в чём не бывало, продолжил: — Если же ви ставите подпись в синий бумаг, — тут он сделал картинную паузу, немного переиграв, что было крайне заметно двум друзьям, — то ми начинаем сотрудничество с вами. Ви будете одарени всеми благами нашей великой страни. Вам будет предоставлена охрана от наших врагов и вы будете всячески поощрены. Думать! — Сталин постучал указательным пальцем правой руки себе по лбу, затем взял стакан и осушил его. — Вам нужно думать. Хорошо подумать!

Пока опешившие от предложения друзья пытались лихорадочно сообразить как же им поступить и чего от них хотят испытатели, Усач с трубкой, не забывая периодически ей попыхивать, изрядно добавляя дыму в и так задымленное помещение, нагнулся к нижнему ящику в столе и вынул оттуда бутылку, с надписью «Jim Beam» на ней. Так же он достал два гранённых, таких же как у него самого, стакана, которые поставил выше синей бумаги. Затем он наполнил свой стакан и стаканы испытуемых, тем самым практически полностью опустошая бутылку.

— Ничего. У меня ещё есть! — Сталин поочерёдно подмигнул сначала Олегу, а потом Сергею, — чего нельзя сказать о вас: времени у вас почти нет. Через минуту я жду ответ. Правильний ответ. — после такого ультиматума, вождь народов предпочёл, зачем-то подойти к окну и, немного отодвинув тяжелую штору, куда-то внимательно смотрел

Внутренние душевные переживания, которые испытывали, хотя и немного по-разному, оба друга, описываться здесь не будут. Скажу лишь о том, что каждый из них по-отдельности понял, что может сейчас изменить ход событий в какой-то параллельной, а может быть и в их собственной, реальности.

Когда же Олег, что-то решив и кивнув сам — себе потянулся за ручкой, взяв её, направил смертоносное для себя самого перо её в сторону красной бумаги, Сергей резко остановил его, коротко, но громко сказав: «НЕТ!», затем чуть слышно добавил: «Доверься мне». Сталин, подскочив от, — словно гром среди ясного неба, — грянувшего «НЕТ!», быстро подошёл к столу и сел на стул.

— ИТАК. Ваше решения! — грозно насупив брови, промолвил он. На что Сергей ответил:

— Мы согласны на сотрудничество. — он многозначительно посмотрел на Олега, пока не увидел понимание в его взгляде, затем решительно взял шариковую ручку, с надписью на ней «Made in UK», и поставил росчерк внизу синей бумаги. После секундного колебания, тоже самое сделал и его друг и товарищ по несчастью.

— Вот это по-нащиму. Вот это по-советски. Ви не думайте, Мессинг сказал мне что ви — не фашист. Он сказал что ви — наш агент, — обратился он к Олегу, — А теперь давайте выпьем и отметим эту сделку!

Все выпили. Желудки обожгло и есть захотелось втрое сильнее, чем прежде. Словно угадывая мысли своих посетителей, генералиссимус дважды хлопнул в ладоши. Дверь тут же отворилась и в неё вошли люди в белых колпаках на головах и белых фартуках на телесах. Все они были упитаны и краснолицы. Все они несли подносы с кушаньями. Замыкающий шествие человек, девятый по счету, был в военной форме и ее же нес в руках. Он поманил Олега к себе и тот, сняв форму СС, переоделся и вернулся за стол.

После обеда, полностью насытившего наших героев, Сталин поднял трубку своего чёрного телефонного аппарата и сказал в неё:

— Нащи гости готовы к путешествию. — затем он решительно положил её на рычаг, немного не рассчитав силу. Аппарат звякнул, а в дверь вошли всё те же два гвардейца. Только теперь их лица лучились добротой и всяческим вниманием к сопровождаемым ими людям. — Увидимся в Москве, товарищи, увидимся в Москве, — задумчиво сказал Иосиф Виссарионович.

Выйдя из здания ДК, испытуемые увидели полуторку, в которую их и погрузили, чтобы отвезти на ближайшую неразбитую бомбёжками железнодорожную станцию. Прибыв на неё, друзья увидели, что их ожидал поезд в Москву. «Снова Москва. Снова столица. Да что же с ней не так⁈ Почему нас непрестанно туда притягивает, словно магнитом» — нервно подумал Сергей. Затем, успокоив себя усилием воли, он сказал:

— Ну что, Олеже, снова в Москву?

— В неё, родимую. Как же я её ненавижу, если честно, — с печалью ответил Олег.

— Ты не забывай. В это время, там всё совсем не то – как поётся в известной песне Летова. Нет ни полчищ мигрантов, ни забитых улиц, ни армии мажоров, ни мигалок с депутатами внутри. Сейчас там тихо и спокойно, если рассматривать с нашей позиции. Но не совсем тихо и не совсем спокойно, если говорить о позиции интеллигенции в очках и власть предержащих мужей. Им-то сейчас не совсем сладко живётся.

— Да, я изучал нашу историю. Помню обо всём этом. Посмотрим так ли всё на самом деле, как пишут в учебниках…

Конвоиры с недавних пор, словно по чьей-то команде, держались немного в отдалении от друзей, чем несказанно их радовали и давали шанс немного обсудить ситуацию, без присутствия лишних ушей. Всё вокруг удивляло и опечаливало одновременно. Наши герои на некоторое время даже забыли где они находятся, обсуждая и осматривая детали военной жизни.

Дверь во временный кабинет Сталина ещё не полностью закрылась после ухода из него двоих друзей, а из-за шторы вышел довольно высокий человек средних лет, приятной наружности.

Лицо его, словно бы, таило в себе какую-то сакраментальную тайну. Какую-то недосказанность можно было увидеть, глядя в его карие глаза. Тёмные волосы его были коротко обстрижены, на голове была серая, с коричневой лентой, шляпа. Усов и бороды он не носил, но бакенбарды присутствовали.

По его молодцеватому виду можно было бы сказать что ему лет 35, но на самом деле ему было на семь лет больше. Он был одет в белую рубашку, с синим пиджаком поверх неё, синие же брюки на ногах оканчивались лакированными туфлями коричневого цвета.

Ростом он был выше хозяина кабинета на 30–40 сантиметров и это уже выглядело комично (если бы кто-то мог наблюдать за визави со стороны). Когда же он резко вышел из своего укрытия с улыбкой и дымящейся сигаретой во рту, Иосиф Джугашвили, как будто, уменьшился в два раза, взгляд его приобрёл кроткое выражение, вся ирония покинула его лик, вся напускная уверенность сдулась, словно пробитое гвоздем автомобильное колесо. Таинственный человек, вкладывая насмешку в каждую букву, в каждый звук, издаваемый им, выпустив клуб дыма из носа и рта, сказал:

— Ну вот, а ты боялся. Говорил же тебе: не дрейфь. Ничего в них овер…сверхъестеств…- человек запнулся, но не прекращал улыбаться, затем продолжил: — Ничего необычного в этих людях нет. Они как ты и я, Джуга, — человек в костюме-тройке вальяжно похлопал одного из самых грозных правителей современности по плечу и хамовито посмотрев на него, продолжил: — Ты уже весь виски выпил? Негодник. Проказник. Ладно, мы очень ограничены во времени. Нам нужно ещё успеть подготовить всё к приезду испытуемых в Москву, — промолвив это, человек сел на стул, на котором ранее сидел Сталин и стал жадно, руками, запихивать пищу себе в рот и, кое-как пережёвывая, глотать её. Он делал это настолько быстро и ловко, что у Сталина, который изредка, боясь, поглядывал на этого человека, невольно возник вопрос: «ესადამიანია?», что в переводе на русский означало: «Это человек?».

Закончив с «трапезой», джентльмен посмотрел на генералиссимуса непонимающим мутным взглядом и задал вопрос:

— Так ты ещё здесь, мой нерадивый друг. Всё-то тебе надо говорить, ничего-то сам не можешь. Лайк а чайлд, лайк а чайлд, ей-богу. Нау ты берёшь трубку и вызываешь машину, на которой мы спешно отправляемся в столицу не твоей родины. Мухой! — прикрикнув на Вождя, человек достал новую бутылку из нижнего ящика стола и, открыв её крышку, присосался к ней. 750 грамм он выпил за пол минуты, не отрываясь и смачно рыгнул. Во время этих манипуляций, Сталин позвонил по телефону и приказал подать машину.

— Я готов, Джуга, помчали. — с этими словами человек скрылся за шторой. Сталин же, пожав плечами отправился к машине. Когда ему открыли дверцу и он уселся на задний диван в свой «Packard Custom Super Eight», с эмблемой завода «ЗИС» впереди, он увидел за рулём всё того же человека в синем костюме-тройке. Только на голове у него была фуражка из 80х годов ХХ века.