We believed
We’d catch the rainbow
Ride the wind
To the sun
And sail away
On ships of wonderBut life’sNot a wheelWith chainsMade of steelSo bless meOh, bless meBless meCome the dawn
Come the dawn…
«Ritchie Blackmore’s Rainbow»
Тратим мы жизнь, бесценную жизнь
Лишь на бумажки, не превозносимся ввысь,
Бумажки меняем на ненужный хлам,
Который выкидывать нашим детям, не нам…
«Little island for your soul»
Часть третья.
Пустыня и лабиринт.
Глава 1.
Дневник Надежды Никишиной, подопытной №38192041
«Всему-своё время» — когда-то говорила моя мама. Эта фраза, в некоторые периоды жизни, действительно работала. Мне кажется, человек устроен так, что только поэтапное прохождение от одного жизненного периода, к другому, — может его чему-то научить и он сможет полностью осознать то, что с ним происходит. Скачки и перескакивания через эти периоды возможны, но вредны как для самой личности, так и для её окружения.
Мне вспомнился фильм, в котором мужик где-то достал пульт управления, при помощи которого можно было перематывать свою жизнь. Он так часто начал пользоваться этим пультом, чтобы перейти к лучшим, как ему казалось, моментам жизни, что начал попросту пропускать бо́льшую её часть…
Так или иначе, я считаю что осознание содеянного приходит после. Ту или иную причинно-следственную связь, в полной мере, можно, так же, прочувствовать только «после», а не «до» и не «во время».
Когда я попала в Кремль, когда я узнала что обо мне всё известно не только поверхностно, но и детально многим людям. Целому отделу, который занимался только лишь тем, что «ставил мне палки в колёса» и записывал мою реакцию на это. Записывал всё происходящее вокруг меня с дотошностью и педантичностью прилежного ученика, желающего получить «красный» диплом…
Узнав это, я уже не была удивлена так, как могла бы быть удивлена, не знай я Никифора Петровича. Он предупреждал меня об этих людях, об их организации и о роде деятельности оной. Если бы он знал всё доподлинно и подробно — мне кажется, он бы смог действовать эффективнее. И, даже беря в учёт государственные корни и финансирование, противодействие моего покровителя имело бы результат.
Он пытался исправить алгоритмы, которыми они начинили мою жизнь. Пытался, но не выжил. Его не стало через год, после того, как я подписала контракт. Наглое, жестокое убийство в самом центре Москвы. Никифор Петрович выходил из своего офиса…
…Разрешив, наконец, столь тревожащий его вопрос, Никифор Петрович мог отправлять отчёт ему. Они держали достаточно интересную связь через спутник, связь, о которой никто, кроме них двоих знать не должен был. Так они думали.
Никифор Петрович, полный энтузиазма и радости, в своём привычном костюме, с документами в руке идёт по коридору к большой дубовой двери на выходе из офиса. Он обдумывает как лучше рассказать своему другу факты, которые ему удалось раздобыть: в шутливой форме или полностью серьёзно, не отступая от регламента их общения. Старый человек приходит к выводу что нужно, всё-таки вставить пару шуток, дабы посмотреть на его реакцию на земные шутки. Но сделать это нужно уже после сухого перечисления фактажа, накопленного за годы службы в организации.
Протягивая свою правую руку, он открывает дверь, смотрит на «Командирские» часы (12–57), понимает что успевает как раз к нужному времени доехать до пункта связи, лёгкой походкой направляется к своему белому автомобилю «AUDIA8 long», в котором его ожидает водитель и кондиционируемый воздух.
Мир, как будто замирает перед его глазами…спокойная и умиротворяющая музыка начинает звучать в его голове. Интересные взаимосвязи нот, наигранные на рояле, перемешанные с пением птиц и отдалённым шумом реки, навевают воспоминания о детстве…
…он — маленький мальчик, живущий в деревне на Урале, бежит, вслед за своим братом, с удочкой в руке, вдоль текущей слева от них реки. Они спешат занять лучшие места на «пристани», организованной вчера ими и их друзьями в удобном для рыбалки месте.
Солнце переливается и отсвечивает от речной глади. Ни малейшего ветерка, ни малейшей ряби на реке. Птицы поют, всё зелено, сочно, красиво; радует глаз и душу. Маленький мальчик Никифор радуется, как никогда, этому мигу, полностью, ввиду своего юного возраста, не осознавая своей радости и не понимая из-за чего ему так легко и хорошо. Он запомнит этот момент на всю оставшуюся жизнь.
Станет он ютящимся в тёплых солнечных лучах того далёкого утра в моменты особо сложных испытаний и невзгод, выпадающих на его век…
…он — старец с сединой. Он начинает понимать к чему появилась эта картина в его голове и откуда берётся столь красивая, не слышанная им ранее клавишная музыка. Он понимает что такой музыки нет на земле. Изящество формы и порядок расстановки, не слышанных доселе никем нот, явно имеет внеземной характер…это прощание…прощание его друга с ним самим…рука его тянется к ручке на задней дверце автомобиля, он, понимая неизбежность происходящего, решает уйти с достоинством и не показывать кому бы то ни было что ему страшно; страх разбирает его, завладевает его телом и рассудком, липкими объятиями чёрных рук своих обнимает его, но разум — самое сильное оружие против страха и сейчас он говорит не поддаваться. Он диктует телу открыть дверцу, сесть в авто и сделать вид что ничего не происходит…
…Никифор Петрович не видит и не слышит огромной мощи взрыв, в самом центре Москвы, прозвучавший возле его головного офиса в 12–58 московского времени, последнего дня июля месяца, 2005 года. Он умирает до того, как взрывное устройство срабатывает, забирая жизнь ни в чём не повинного водителя. Умирает за мгновение, но этого достаточно для того, чтобы утереть нос тем, чтобы показать, что не всё так просто, не всё ещё кончено и не всё так однозначно. Что планы даже самых сильных и продуманных можно сломать.
…В итоге то оказалось сломать их можно только отчасти и то результат будет неизменным. Оказалось, что всё однозначно…
…Так и заканчивают свою жизнь хорошие люди: взрыв, ДТП, упавшая на голову колонна или плита, оторванная осколками войны голова… Почему то принято считать, что хорошие люди умирают чаще, чем плохие. На самом деле, мне кажется, пропорция равная. Просто хорошие люди уносят с собой лучики света, светящие сквозь их естество, освещающие всё вокруг; плохие же не уносят с собой тень, пожирающую весь свет вокруг них, — скорее добавляя её, уходя…
После его смерти всё пошло наперекосяк: все его компании, в том числе самая основная, занимающаяся противодействием тем, переходят в разные руки. В завещании Никифор Петрович указал лишь своего сына, оставив всё ему. Отпрыск его должен был продолжать дело, начатое отцом он был в курсе всех перипетий и подковёрных интриг. Скорее всего из-за его знания, но не только из-за него, он и пострадал. Сын был расстрелян из автомата в холле своего дома, только вернувшись с похорон останков отца.
В него выпустили целую обойму — 30 патронов, затем перезарядили автомат и выпустили ещё одну. Можно спросить: зачем? Зачем с такой жестокостью, граничащей с безумием убивать человека? Я то знаю ответ на этот вопрос. Это был знак.
Знак для всех, кто собирался продолжать вести то благое начинание, за которое, несмотря на все трудности и невзгоды, несмотря на всё то противодействие со стороны как так называемых «легальных властей», так и со стороны теневых, — то есть настоящих, — власть имущих, взялся когда-то Никифор Петрович. Теперь все были предупреждены. От рядового сотрудника, коим я являлась, до сотника и тысячника. Всем на почту, в момент убийства, пришла фотография расстрелянных клочьев, оставшихся от тела сына Никифора Петровича — Петра.
После его смерти, разномастные юридические конторы начали, под разными предлогами, «растаскивать» империю, созданную когда-то с таким трудом Никифором Петровичем. Сразу же начались судебные разбирательства, тут же нашлось множество обиженных и обделённых…
Основная задача всего этого фарса была в разрушении связи, которую наладил Никифор Петрович со своим другом. Каким образом налажена эта связь те не знали, поэтому решили уничтожить и самого связного и всю его бизнес-империю, которая была прикрытием настоящих его дел.
Я осталась одна после разрушения компании. Раньше у меня были собеседники,- хоть они и были виртуальными, — теперь же я стремилась к одиночеству всё более и более. Мне был ненавистен этот мир. Этот лживый, грязный мир, без малейшего просвета, как мне казалось в тот период. Впрочем, я и сейчас так считаю.
В итоге, после часа «Х», меня оставили в живых. Как я понимаю, именно к этому всю жизнь меня и готовили: к тому, что я буду одной из выживших. К тому, что мне придётся проходить это «испытание». Мне вот интересно местные московские «кураторы» этого их«испытания» знают кто настоящий хозяин? Очень сомневаюсь. И ответ старика подтверждает мою догадку…
Кабинет №65/⅘, 08.02.14, раннее утро.
— Извините, ваша история слишком затянулась, а у нас ещё по горло дел. Вы и так знаете это всё, а я изучу немного позже. Теперь пришло время задать ваш вопрос. Вы готовы спросить то, что вас действительно интересует?
-ммм…
— Снимите с неё этот чёртов кляп. Как гестаповцы какие-то ей-Богу! — недоумённые взгляды охраны на генерала красноречивее любых слов сказали ему что они таковыми и являются и «как» здесь не совсем уместно.
— Наконец-то. Сволочи вы проклятые вот вы кто! — тут же закричала Надя.
— Ну давайте без этого, Никишина. Зачем эти оскорбления. Вы же можете остаться без ответа на свой, даже не заданный ещё вопрос. Я как дал слово, так могу его и забрать назад… — многозначительно сказал Иван Николаевич.
Если бы Надя могла на него сейчас посмотреть своими полными ненависти глазами, она бы увидела перед собой старика, одряхлевшего за последние дни сильнее, чем за прошедшие пять лет. У него не было аппетита и он мало ел, нервные переживания истощили его. Он, как любой человек, не знающий чего ждать от завтрашнего дня, придумывал себе разные развязки данной ситуации, но не имел понятия какая из них окажется верной. Его не посвящали в планы на будущее. Он не ведал что ждёт его и его сына после того, как их роль во всём этом будет исполнена.
— Да, я готова. Мой вопрос следующий: кто всем этим заправляет на самом деле? Я могу понять и поверить в ваши подслушивающие устройства повсеместно, в ваши камеры и прочие «жучки», в то, что вы можете смотреть в чужой компьютер, когда вам этого захочется. Но мысли, как вы бы могли читать мои мысли?
— Итак, я услышал ваш вопрос. Скажу вам лишь, что вы задаёте его не первая, но отвечу на него, так же, как и в первый раз — честно: я не знаю. Знание ответа на этот вопрос не входит в мои полномочия и мне не доносили эту информацию. Я просто выполняю свой долг и не задаю лишних вопросов. Впереди у вас сложное испытание и вам нужно думать об этом, а не о том кто стоит выше меня. А теперь уведите её в палату. Ей нужно готовиться.
…так или иначе, я намерена держаться особняком и максимально сепарироваться от всех этих негодяев, которые собраны в «палаты», со стеклянными перегородками меж ними. Судя по этому недоноску, моему соседу и проныре, соседке недоноска, они все здесь отборные негодяи.
Дневник Тимура Назаренко, подопытного №26848182
Сегодня, девятого числа утром, за нами всеми пришли люди в белёсых скафандрах. К каждому из нас зашли по два человека и сказав одинаковую фразу (об этом я узнал позднее, когда мы смогли, наконец, поговорить): «Вам нужно на дополнительное обследование для подготовки к состязанию» и одев на глаза повязки, увели нас.
Нас взяли под руки и долго вели по запутанным коридорам и лестницам. Я хотел поговорить с Алисой, которая шла впереди меня и сказал: «Алиса, как настроение?» -но меня резко оборвали, сказали что здесь разговоры запрещены и мы сможем в скором времени пообщаться.
Наконец, нас привели в помещение и сняли повязки. Все мы стояли в ряд в соответствии с расположением наших палат слева направо: «Спортсмен», Надежда, «Бродяга», Алиса, Сергей, Я, Олег, Дарья, Елена. «Спортсмена» и «Бродягу» до сих пор никто не знал как зовут потому как они не общались с нами посредством переписки, которую мы вели.
Весь наш «отряд» находился сейчас в достаточно просторном помещении, в котором у стен стояли кровати. Четыре было у левой стены и четыре у правой, одна была у фронтальной стены. Помещение было белого цвета, только пол был из зелёного полимерного материала. Освещение было белого цвета, достаточно ярко светило с потолка, на него невозможно было смотреть-так оно слепило.
Сопровождавшие нас люди в скафандрах куда-то исчезли и к каждому из нас приставили по два человека, по поведению которых можно было сделать вывод: один из них является главным, второй- его помощником. Эти люди сказали каждому из нас куда идти и указали наши койки. Моя, Сергея, Олега и Алисы кровати находились по правую сторону от входа, кровати Дарьи, Елены, «Бродяги» и «Спортсмена» были слева, Надежду разместили на койку, стоящую особняком от других- в середине буквы «П», которую собой образовывала комната.
Между рядами с кроватями, оставляя проход примерно в метр, стояли длинным рядом столы. На этих столах были разнообразные микроскопы, медицинские приборы, какие то ещё непонятные электронные устройства. Человек, который был приставлен ко мне и выполнял роль главного из двойки неспешно, негромко заговорил со мной:
— Добрый ден. Я — докто Штрангель, это мой ассистен — докто Жмаев…
— Здравствуйте. — кивнул мне Жмаев, а первый, судя по акценту, немец, продолжил:
— Мы будем ваш диагност. Отвечат на вопрос честно, они касают только вас и ваш состояни и никого болше. Сейчасъ мы проводём последний цикл тест, перед подготовка к состязания, затем вас отведут в подготовителъ цех.
— Хорошо, я вас понял. -сказал я.
Разве у меня есть выбор? Разве я могу, отказавшись от этого всего, выбрать синюю таблетку, — по аналогии с известным фильмом, — и всё вернётся на круги своя? Даже если бы так и было, вряд ли я бы выбрал её, говоря откровенно. Я всегда был приверженцем красного цвета, потому дайте-ка мне красненькую…
После ряда вопросов и нескончаемой чреды медицинских тестов и перепроверок, мы все были одобрены к подготовке. Мне кажется, что всё это было сугубо формально исполнено. Нет, я не говорю что отношение врачей было халатным, я не говорю что эти люди делали свою работу «на отстань». Я имею ввиду всё это действо: весь осмотр. Какой в нём смысл, если мы уже были отобраны из множества кандидатов, живущих когда-то на Земле, в нашей части света…И, как я понимаю, заменить нас никто не планировал и, собственно, уже было просто некем.
Вновь надев нам повязки на глаза и предоставив нас в руки наших проводников, организаторы всего этого направили нас вслепую ходить по неизведанным коридорам Кремля. Через примерно семь минут нас привели в ещё одно помещение, после прибытия в которое, с нас сняли повязки.
Это было помещение, напоминающее школьный спортзал. Только по размеру своему он был больше раза в три, и содержащийся здесь инвентарь был разнообразнее, чем в школах: разных видов и типов тренажёры, маты, батуты, турники, брусья — всё это было аккуратно и со знанием дела расставлено по залу. В момент, когда я рассматривал всё это, из-за моей спины ко мне подошёл человек достаточно спортивного телосложения и, став предо мной, сказал:
— Здравствуйте, Тимур. Я — ваш тренер, меня зовут Константин Павлович. Здесь вы будете проходить физическую подготовку. Несмотря на сжатые сроки — всего 9 дней, я постараюсь донести вам весь смысл духовной и физической стойкости и научить приёмам противостояния вероятному сопернику.
— Хорошо, я понял. — только и сказал я.
— Тогда давайте сразу приступим. Времени, как я говорил, крайне мало. — спокойно промолвил тренер.
Точно так же ко всем из нашего милого общества из 9ти человек, подошли люди, назвали себя, представившись тренерами и увели каждого из нас в разные стороны, для прохождения подготовки. Для каждого был подобран индивидуальный подход и каждый проходил тренировочный этап по-своему.