Китайчик.
Его достаточно быстро обнаружили, используя давление на его знакомых и друзей. Он отсиживался в подвале одного из своих «корешей». Китайчика вновь определили на стационарное принудительное лечение, но в это своё посещение «психушки» юноша понял, что сопротивление бесполезно и, — «эти дегенераты» — как говаривал он, когда рассказывал о том периоде своим близким, — сломят его количеством и непроходимой своей тупостью.
В итоге он снова вёл себя примерно. На этот раз на протяжении четырёх месяцев, пока врачи полностью не поверили ему и не выписали его с диагнозом «здоров».
С милицейского учёта же было не так просто «слезть». В советское время ты должен был или учиться или работать «на благо общества». Иначе ты считался обузой — тунеядцем. Сколь верно это было со стороны точки зрения морали мы уж не будем рассуждать в данном формате, а лишь продолжим повествование.
Вячеслав выбрал первый вариант — пошёл учиться. Он поступил в вечернюю школу и окончил её, без какого-либо труда сдав экзамены экстерном.
Он не был глуп, в отличии от своих дружков, но был так же, как они кровожаден и любил лёгкие деньги. Однако, чтобы не попадаться в милицию, он начал придумывать хитрые планы и проворачивать их чужими руками: снять шапку на вокзале, обворовать молодую женщину на рынке, вытащить у коммерсанта из куртки выручку за день и т.д. и т.д. Он щедро делил нажитое между собой и своими подельниками, не жалея давать им больше, чем брать себе. Этим он всё более и более завоёвывал авторитет.
Второе его посещение милиции было в 18 лет; когда он, думая что с него уже сняли все подозрения и обвинения, попался на лёгкой краже на рынке. За руку поймал его младший сержант, отказавшийся брать взятку. Принципиальный попался. До этого случая, попадаясь на такого рода «лёгких делах», Китайчик всегда откупался «по месту».
В это время Славик жил у своей подруги на квартире, снимая одну из пустующих комнат в коммуналке, служащей домом её семье. Из дома он давно ушёл и оборвал все контакты с родными. В этой коммуналке он впервые «попробовал» женщину. Точнее юную леди. Ей ведь было всего 15 лет. Когда он попал в милицию, там оказалось, что о его сношениях знают и пригрозили ему тюрьмой на долгий срок за изнасилование несовершеннолетней. На его аргумент: «Так она сама хотела. Она была инициатором!», — с него просто посмеялись.
Когда же он понял, что следователь просто шантажирует его таким образом, чтобы он, Славик, предложил ему денег, его возмутило это внутри, но он этого не показал и просто сделал вид, что попался в ловушку.
Озвученная сумма — 500 рублей была баснословной на то время, но Китайчик раздобыл оную за неделю. Принеся её «следаку», он с гордо поднятой головой, ушёл.
Следователь этот имел некоторые связи с криминальным миром. С серьёзными людьми из криминального мира, а не с мелкими сошками, — одной из которых был на то время, мнящий себя крутым бандитом, — Вячеслав Иванько. Выпивая в ресторане с одним из таких авторитетов, следователь рассказал историю Китайчика. Он поделился своим удивлением как этот молодой человек достойно себя держал и как быстро он нашёл нужную сумму. Авторитет по кличке «Босой» призадумался. Затем он сказал:
— Николаич, а давай знаешь чё замутим? — следующие пять минут он рассказывал свой план Ефрему Николаевичу — следователю ГУВД Москвы, а тот согласно кивал и улыбался.
Вячеслав лежал с Мариной на кровати в комнате и не подозревал о том, что в этот момент к нему поднимается по лестнице наряд милиции. Без стука и предупреждения зашли люди в фуражках в квартиру, затем в комнату и, дав надеть лишь трусы, «повязали» Китайчика. Он держался как мог и со стороны выглядел совершенно спокойным и непоколебимым, хотя внутри у него всё кипело. Внутри у него происходила термоядерная реакция.
Его привели к известному следователю и тот сказал, что на этот раз упечёт его в тюрьму за торговлю «травкой», которой Вячеслав никогда не торговал. На это его утверждение, Ефрем Николаевич достал гранёный стакан, полный сушёной конопли и сказал, что этот стакан был найден в комнате, где жил Вячеслав Иванько последние несколько месяцев. Что поступили многочисленные сигналы из многочисленных источников и проч. и проч. В общем это была типичная, излюбленная ментами (но не милиционерами), подстава.
Оказавшись в тюрьме, Вячеслав открыл для себя новый мир. Здесь не нужно было «париться» над поиском денежных средств для покупки нужных тебе вещей: ты просто показывал кто ты есть и получал то, что заслуживал.
Если ты был «шестёркой», «парашником» — ты получал свою работу и плату за неё: плевки в тебя и неуважение со стороны всего населения зоны — в лучшем случае. О худшем умолчим.
Если же ты показывал что ты — «ровный чел», что тебе можно верить и, главное, что ты ненавидишь ментов и готов биться с ними на смерть; что ты никогда не «сольёшь» своих и не будешь крысой — ты получал уважение и почёт. Кроме этого приятным бонусом были пайки и «передачки» от родственников, принадлежащих парашникам и другим опущенным, которые, в свою очередь, постоянно были полу-голодными. Были и другие так называемые «прелести» тюремной жизни.
После того, как он попал в камеру, к нему, тут же, подошёл парень 22–24 лет и сказал:
— Закурить есть? — и нагло плюнул под ноги Китайчика сквозь дырку в передних зубах. Китайчик, не долго думая, апперкотом с правой, отправил идиота в нокаут. Это была первая проба сил Вячеслава.
Второй случай был несколько более изощренный. Через две недели прибывания под стражей, к Славе подошёл здоровый мужлан и сказал:
— Здарова. Ты — Славка? Я — Егор. Егор, погоняло Костоправ. Спорим что ты не вывезешь свой срок и тебе сломают руку?
— Привет. Я — Кирилл или Китайчик. Спорить же с тобой, Костоправ я не буду, так как не спорю вовсе. Это мой принцип, Костоправ и ты, Костоправ, если не хочешь быть Переломокостом, валил бы от меня подальше. — сказав это, Вячеслав ожидал бурную реакцию мужлана, но тот лишь сказал: «Посмотрим», — и скрылся среди серых роб.
Через четыре дня, когда Вячеслав принимал душ, он почувствовал на себе чужой взгляд. Обернувшись он увидел троих бойцов, во главе с Костоправом.
— Ну что, герой. Как теперь будешь базарить? Спорить готов? Тебе пять годиков тут сидеть, а руку я тебе сломаю прямо сейчас. Стало быть не вывезешь срок, а? Монгольчик, или как тебя там. — с этими словами, тройка двинулась на чрезвычайно нагого по их мнению Китайчика.
Не отвечая ничего, предпочитая действовать, Вячеслав направил горячую воду на Костоправа, прямо ему в лицо. Пока тот очухивался, двое других шли к Славе.
Правого его «помощничка» Китайчик уложил сильным прямым ударом в печень, а левый сбежал сам. Настала очередь Костоправа. Подойдя к нему, Вячеслав ударил его локтем в челюсть, затем добавил хуком слева и добил коленом в нос.
Упавшему без сознания Костоправу, Китайчик, жестоко выкручивая, — пока не захрустели кости, — сломал правую-, а затем и левую руки. Потом он спокойно оделся и ушёл из душевой. Тест был пройден. На следующий день он был приглашён в камеру авторитета, с «погонялом» Тесть.
Вот так и начался новый, бесповоротный уже — виток в карьере Вячеслава.
Тесть был мужчина статный, накачанный. Весь вид его говорил о том, что он будет ещё долго жить, что он поддерживает форму, несмотря на свои 40 с лишним лет, что, если не «финка вражеская» или не «мусорской свинец», он проживёт минимум годиков до 80, «а там поглядим».
Зелёные глаза Тестя внимательно изучали поведение Вячеслава во время разговора с ним. Темные, с сединой волосы его говорили о том, что вес в этом обществе он и правда имеет, потому как его не обрили наголо.
Тесть, не ходя вокруг да около, но почтительно и без унизительных интонаций обрисовал Кириллу картину. Он пояснил, что и Костоправ и первый «стрелятель сигарет» были его люди, специально подосланные к Китайчику для проверки его способностей, что оную проверку он прошёл блестяще и теперь может быть зачислен в ряды его, Тестевой группы отморозков. На что Слава, так же почтительно, как общался с ним Тесть, ответил:
— Вы знаете, Тесть, я ни к каким группам пока не буду примыкать. Вы поймите, Тесть, я же здесь недавно. Не хочу никого обидеть, уважаемый Тесть, но мне нужно понять кто, что здесь делает, чем дышит, так сказать,чтобы я мог понять, Тесть, кто стОящий человек, а кто, Тесть, нет. Понимаете вы мою логику, Тесть?
Тесть понимал его логику и сказал:
— А не боишься ли ты, Китайчик, что тебя мои ребята возьмут да поставят к стене, а затем засадят тебе заточку под ребрышки, а?
— Сдаётся мне, что вы не будете рисковать своими людьми. Если это конечно, ваши люди. В принципе, а лазарете Костоправ, сдаётся мне, будет более красноречив на сей счёт. Вот у него и спросите.
— А ты неглупый малый. Третий тест тобой тоже пройден. Завтра тебя проводит конвой в камеру нашего Бати. Погоняло «Батя» у него, он не отец нам в смысле — улыбнулся, демонстрируя свои отличные зубы Тесть.
Оказалось что Тесть — лишь подручный у Бати, а Батя — и есть настоящий авторитет, который придумал всю эту возню с проверками Китайчика «на вшивость».
На следующий день, приведённый в камеру авторитета молодой парень Вячеслав был несказанно удивлён видом человека, который управлял преступной группировкой.
Он сидел на кровати, застеленной одеялом из верблюжьей шерсти и задумчиво вертел в руках курительную трубку темно-коричневого цвета. Это был щуплый человек, в больших круглых очках, с золотой оправой. У него были седые волосы и морщинистое лицо, на котором, словно пересаженные от другого человека, находились молодецки-весёлые серые глаза, смотрящие с уверенностью и иронией на посетителя. Видно было, что мощный разум спрятан за ними. Разум, с которым нужно быть осторожным, ведь любое неловкое движение-слово грозит не просто конфузом, но смертью. Одет он был в костюм-тройку. Чистый, выглаженный но старого фасона. На руке его блестели золотые часы «Rolex»
Впрочем, это не был старик. Таким людям можно дать и 50 лет и 70. Но по-настоящему их возраст, как раз, где-то между двумя этими цифрами. Узнавать у такого никогда не станешь, но поймёшь сам — в общении с ним, что это человек умудрённый жизненным опытом, что он многое повидал и со многими вёл беседы, многие из которых привели к плачевным последствиям для собеседников этого человека…
Такие люди были бы отличными управленцами в миру политики, если бы не одно «но»: они были уголовниками, с запятнанной документально репутацией; они не считались с человеческими жизнями, — впрочем в этом никакого отличия от политиков. Для них «своё» было превыше жизней людей, а близких они считали этим «своим», наряду со своими особняками и дорогими внедорожниками. Многие из таких людей пошли в правительства и даже верховные советы постсоветских республик, по прошествии некоторого времени и проведения некоторых переговоров с нужными людьми, иные же предпочитали управлять из тени, приводя в выше упомянутые властные структуры своих ставленников.
Неспешно, как будто, подбирая каждое слово, Батя заговорил:
— Здравствуйте, молодой человек. Как вам здесь? Вам нравится ваш новый дом?
— Пока не привык, но терпимо. Думаю, за пять лет я здесь даже обживусь и тоже буду считать это место своим домом, но пока я так не считаю. — спокойно, без лишней суеты или заискиваний ответил Китайчик.
— Занятно…занятно. — сказав это, Батя достал спички и, всунув трубку в рот, начал её раскуривать.
Вячеслав молчаливо наблюдал за этим странным и притягивающим человеком. Если бы у Вячеслава брали интервью и спросили по горячим следам о его ощущениях, он бы сказал что при первом взгляде на Батю, он почувствовал угрозу и что этот человек имеет довольно отталкивающую ауру, но после того, как перекинулся с ним парой слов, всё встаёт с ног — на голову и человек этот притягивает к себе.
Как объяснить этот парадокс? Скорее всего этот эффект именно от того, о чём сказано выше: Батя вначале рассматривал Китайчика, пытаясь понять что же за фрукт перед ним и не ошибся ли он, а затем, присмотревшись понял, что этот человек ему подходит. И, после этого понимания, искренне был расположен к нему.
— Говорят, вы — неглупый человек. И силушки вам не занимать. Правда это, как считаете? — Батя посмотрел, выискивающими подвох глазами, — как показалось Славе, — на своего гостя.
— Говорить о самом себе, мне кажется, не совсем корректно. Лучший показатель качеств человека-это его действия. — эти слова говорил Вячеславу когда-то его тренер по боксу и он запомнил их на всю жизнь.
— Угу…угу. Хотели бы вы, молодой человек, совершать действия, которые помогли бы окружающим понять кто вы есть, чтобы они начали вас уважать, а вам эти поступки помогли бы в материальном плане ни в чем не нуждаться. Я говорю именно о материальной стороне вопроса, потому как человек- существо, постоянно недовольное, постоянно ищущее, постоянно куда-то идущее; и говоря «идущее» — я имею ввиду в духовном плане, конечно. — произнося эту речь, Батя смотрел в бетонную серую стену.
— Всё зависит от того, о каких действиях идёт речь. — парировал Китайчик.
— Ну вы же не будете ставить мне условия, не так ли? Не в вашем нынешнем положении это делать. Скажу вам по секрету: не многие удостоены такой чести и здесь и на воле. Второй раз задавать свой вопрос я не буду. Отвечайте сейчас или уходите и мы с вами больше никогда не увидимся. — в последней фразе было скорее безразличие, чем нажим. Просто сухая констатация факта: либо ты принимаешь условия, либо уходишь.
Магнетизм человека, которого называли Батя, подействовал на Китайчика и тот, впервые в жизни, не зная условий договора, согласился на него.
— Да, я хочу, — сказал Вячеслав воинственно, — Можете рассказать какие-нибудь подробности?
— Хорошо. Очень хорошо, молодой человек. Китайчик, говорите? — Батя оторвал взгляд от стены, которую упорно разглядывал последние несколько минут, и пристально посмотрел на Вячеслава Иванько, — Ты успокойся, Китайчик. Всё на мази. Кипишь не наводи. Официалку ты прошёл с достоинством. Теперь ты — наш. Контрактов мы не подписываем, как ты понимаешь. Слова твоего хватит. Главное — отвечай за него всегда и всё будет чики-пики, — Батя на глазах Китайчика преобразился. Это был матёрый уголовник, говорящий на тюремном сленге. Только что сидевший пред Вячеславом интеллигент куда-то запропастился, — Слушай сюда: я всегда стараюсь избегать мокрухи, если это возможно, но дело наше иной раз без неё не сделать. Ты себя показал с хорошей стороны и я знаю, что тебе иного терпилу отправить к праотцам будет не в западло, но всё же. Если есть возможность- не убий. Так сказано в Библии. Читал?
— Нет, не читал, — Китайчик, с растущим недоумением смотрел на Батю, — не довелось как-то.
— А ты почитай, почитай. На вот. Вернёшь! — хозяин камеры достал из-под одеяла потрёпанного вида книгу в коричневом переплёте и дал её Вячеславу, — Сейчас будешь топать по коридорам — книжку то заначь. Эти церберы куплены с потрохами, но не в масть, чтобы народ зырил на святое писание. Понял меня, сынок? — Батя, с улыбкой, несмотря на серьёзный тон произносимых им слов, посмотрел на своего гостя.
— Да, всё понял, Батя. — улыбкой на улыбку ответил Китайчик.
— Понятливый. Шуруй. Дальнейшие указания через Тестя. Бывай. — Батя встал с кровати и протянул свою сухенькую небольшую ладонь для рукопожатия.
— До свидания. — неожиданная сила в правой руке Бати удивила Вячеслава. Он ответил на рукопожатие, сдавив свою ладонь сильнее, Батя, так же, усилил своё давление, Китайчик не уступил и продолжил давить, хозяин камеры уступать тоже не намеревался.
Непонятно чем бы эдакое «соревнование» кончилось, если бы охрана не пришла. Со словами: «Поговорили и будет! Итак больше положенного!» — конвоиры вывели Вячеслава из камеры Бати и увели его в другой конец тюрьмы, в его камеру.
Из всего диалога со своим новоиспеченным руководителем, больше всего Славе Китайчику запомнились слова «Не убий». Они словно повисли в воздушном пространстве его разума и, при каждом взгляде на небеса в своём внутреннем мире, своим внутренним взором, Вячеслав видел эти слова. Придя в камеру, он сразу взялся за Библию и, пока не прочёл её всю — от корки до корки, — не вставал с нар.
Дальнейшие четыре года жизни Вячеслава Кирилловича Иванько прошли в тюрьме. Он выполнял поручения Бати, передаваемые ему Тестем, больше не встречаясь с известным авторитетом. Китайчик, при выполнении поручений, чутко прислушался к наставлению Бати и действительно избегал совершать убийства. Настолько изощрённо и тонко он делал своё дело, что набирал в свою копилку всё больше и больше уважения. Уважения от коллег по цеху, как внутри оного, так и за его пределами.
Слухи о Вячеславе ходили на воле уже в полную силу. Но несмотря на них, нужные люди устроили так, что после четырёх лет отсидки, новоиспеченный бандит был освобожден за якобы примерное поведение. Сделано это было для того, чтобы решить вопрос со смотрящим сотником Бати, находящимся на воле и поставить на его место Китайчика.
Двадцатидвухлетний Вячеслав был обеспечен всем необходимым для «решения вопросов». Охрана, при выходе Китайчика из тюрьмы, дала ему клочок бумаги, с написанным на ней каким-то адресом.
По адресу этому находился двухэтажный дом в центре Москвы, в доме этом Славе была отведена своя квартира, в которой он обнаружил пистолет и пачку «красненьких», завернутых в газету. Всё это лежало на видном месте — на обеденном столе. Тогда Вячеслав подумал, что такое местоположение этих незаконных предметов говорило либо о том, что их положили сюда недавно, либо квартира эта надёжно защищена от возможных милицейских облав. Он был прав. В обоих случаях.
Проблема с «зажравшимся» сотником была решена даже быстрее, чем кто-либо из криминалитета мог представить. В тот же день, когда Китайчик пришёл в свою новую квартиру, подаренную ему Батей (правда, без документов), он отправился к Решале.
Решалой называли того самого бандита, с которым нужно было провести профилактическую беседу. «И, если будет нужно, — на твоё усмотрение,- забеседуй его до смерти. Он очень разочаровал Батю. Очень разочаровал.» — ровно так сказал Тесть, когда давал инструкции Вячеславу.
— Здарова, Решала. Как оно? — сказал прямо со входа Вячеслав. Путь до квартиры Решалы занял у Китайчика два часа: он ехал на трамвае несколько остановок а затем шёл пешком.
Зато охрана Решалы, состоящая из тугоумных бойцов, пропустила Кирилла без проблем после того как тот сказал что он от Бати, поговорить с их шефом.
— Ты кто такой, пацан? Кто пустил сюда? — Вячеслав застал Решалу уплетающим свиной шашлык с вином и черным хлебом. Тот явно не ожидал никаких гостей в это время.
Пользуясь моментом внезапности, который тонко прочувствовал Славик, он достал пистолет и выстрелил Решале в руку, держащую шампур с обжаренными ароматными мясными кусками. Решала завопил что есть мочи. Посмотрев на свою раздробленную кисть, он начал визжать, как баба всё громче и сильнее.
Через пол минуты в комнату ворвалась охрана и бойцы увидели что гость, — пришедший к шефу по его словам от Бати, — стоит за спиной Решалы и держит пистолет у его виска.
— А вы, ребятки не метушитесь! Вот малява за подписью Бати. Вы переходите под моё руководство. Чё пялитесь аки волчары? Бери, читай, коль умеешь! — сказал никому ещё неизвестный в этом доме Китайчик и положил на стол какую-то сложенную бумагу.
— Но предупреждаю сразу: не рыпаться! Если хоть один из вас вызовет у меня подозрение, я стреляю без предупреждения! — после этих слов, один из бойцов, видимо самый смекалистый, подошёл к столу и аккуратно, без резких движений, взял бумагу, затем вернулся к своим. Он начал читать вслух:
— Человек, который пришёл к вам, теперь ваш новый смотрящий. Уважайте его, как прежнего и исполняйте все его приказы. Он — проверенный фраер, вопросов к нему нет. Подпись: «Батя». — прочтя послание, дуболом недоумённо посмотрел на Решалу, а затем и на своих «коллег».
— Ну, есть вопросы? Вопросов нет! Теперь первое моё задание для вас, бойцы. — И Вячеслав Иванько пояснил чего он хочет от «братвы».
Через пол часа из своей квартиры, в одних трусах и носках, с перебинтованной рукой, выходил Решала. На лбу, на спине и на животе у него было написано «ВОР». Надписи были сделаны кривенько, — словно писал пятилетний ребёнок, — но читаемо. Сделаны они были ножом и кровоточили повсеместно.
Больше никто никогда не видел бывшего Решалу. Может быть его свои же убили, может быть забрала милиция или его увезли в психиатрическую больницу — кто знает. Но задание своё Китайчик выполнил и слух о том как он это сделал, прошелестел по всей Москве и даже за её пределами.
И, конечно же, в тюрьму, где сидел Батя, весть эта в скором времени пришла. Батя долго смеялся, приговаривая:
— Ай да фраер, ай да молодец. Ха-ха-ха. Такое наказание устроил этому идиоту ещё и руками его же бойцов. Ха-ха-ха. Ну, ловкач, ну красава! -когда Батя немного успокоился, Тесть осмелился спросить что же его так рассмешило в этой истории. На что Батя тут же, без обиняков, ответил: — Рассмешило меня, Тесть, то, что никаких бумаг я не писал. Пацан сам себе её нацарапал и прокатило же! Ха-ха-ха.
Тесть, с недоумением посмотрел на Батя, ожидая каких-либо приказов, но тот лишь сказал:
— Свободен, Тесть. Да. За пацаном наблюдение продолжать. Мало ли.