"Испытание", книга первая

Глава 3

Дневник Тимура Назаренко, подопытного №26848182

05.02.2014

Сегодня привели и поселили в соседнюю со мной комнату какого-то мужика, с длинными волосами и мужественным лицом. Он высокого роста — наверное, 190± см. Одет он, как и все мы, в больничную белоснежную х/б одежду, но мне он, почему то представляется в голубых джинсах и куртке «Columbia», с капюшоном на меху. В руках у него, кроме сумки с пожитками — чёрный гитарный кейс с надписью «Fender».

После того, как нам сказали что будет девять человек, каждый день я ожидал каких-то новичков в нашем обществе. Жаль, что нам нельзя общаться из-за толстых стёкол-перегородок между нами, а врачи или кто они там есть, — не особо общительные люди. Мужик этот, войдя в палату, осмотрелся и, увидев нас, махнул и улыбнулся. На вид он был достаточно добродушный и не вызывал чувства опасения, не представляя никакой угрозы.

Хотя порой, первичное мнение является самым ошибочным и на него нельзя полагаться.

Ведь незнакомый человек, попадая в какое-либо общество, — большое или маленькое, — не проявляет себя в полной мере; отнюдь. Наоборот: он пытается показать себя с лучшей стороны, чтобы о нём было лучшее же мнение.

Так поступают и вновь познакомившиеся молодые (и не только) люди, пытаясь создать союз женщины и мужчины. И это является их роковой ошибкой. Ведь когда эти люди начинают жить вместе, — проходя сквозь невзгоды и разделяя радости, раскрывая при этом истинные свои лица, — каждый из них понимает, что вторая его половина не является тем, кем себя нарисовала (представила) во время знакомства и «конфетно-букетного», предсвадебного периода. Начинаются разногласия, вражда, подколы и злые шутки, обиды и слёзы и в конце концов если люди эти слабы характерами, они расходятся. Если же сильны — вражда сходит на нет и люди эти, узнавая друг — друга всё более и более сближаются и живут потом долгие годы.

Хиппану — так я прозвал волосатого мужика, — тоже, как и всем нам, выдали ручку и тетрадь. Он взял их в руку и что-то начал писать. Через минуту он подошёл к стеклу и показал мне первый лист тетради, на котором была надпись: «Привет! Меня зовут Олег, я из Питера. Мне рассказали об испытании и всё такое. Вам тоже? Как вас зовут? Надеюсь, у вас всё хорошо. Мир!»

Гениально! Как мы сами раньше не догадались так же поступить? Я взял свою тетрадь, открыл её в самом конце и написал: «Добрый день. Меня зовут Тимур. Да, нам тоже всё рассказали два человека, которых никто из нас не видел, в каком-то кабинете. У нас всё нормально настолько, насколько это возможно в данной ситуации. Спасибо за идею с общением при помощи надписей. Мы сами как-то не догадались =)».

Прочитав моё послание, «Хиппан» сел писать ответ. Мы с ним пообщались таким образом некоторое время, обсудив банальные темы: чем здесь кормят, как относятся, что делают эти чуваки в скафандрах и т.п., а затем я спросил чем он занимался в прежней жизни и что лежит у него в кейсе.

Олег сел писать что-то и писал до того момента пока не принесли обед. Я же в это время в своей тетради написал всё, что знаю про нового выжившего и показал Сергею. Он, повторив мой финт, проделал тоже для рассказа Алисе.

У принесших еду «Хиппан» что-то спрашивал и, как мне показалось, не хотел отпускать их, но на все его запросы вначале отвечали молчанием, а затем ему дали какой-то короткий ответ и вышли, закрыв дверь.

Все мы поели суп с фунчёзой и куриными потрошками, винегрет и по маленькому кусочку горького шоколада и, удовлетворённые, сели на свои кровати. Тут Олег подошёл к перегородке между мной и им и поманил меня рукой к ней. Он показал несколько исписанных мелким каллиграфическим почерком листов в тетради и, перелистнув на самое начало, прислонил её к стеклу. Ниже приведу всё, что прочитал в его тетради.

Олег.

Поступив в институт, Олег тут же организовал музыкальную группу. Он ходил в универ не учиться, а играть блюз. Дома он постоянно занимался, снимая на слух соло лучших блюзменов: Стиви Рэя, Бадди Гая, Альберта и Фредди Кингов, Бадди Виттингтона, Джона Мэйола и других. Его занятия с гитарой были настолько педантичны, что он мог просидеть с ней 8, а иногда и 12 часов кряду.

Время это было пост советское: в стране был настоящий хаос. Каждый пытался утащить к себе в логово кусочек былого производственного потенциала: кто-то пёр станки, кто-то ложки-поварёжки, кто-то воровал колбасу, кто-то целые заводы и нефтедобывающие предприятия…а Олег играл на своём Telecaster, — точнее подделке под оной, — и его не трогали все эти мелочи.

В группе он был основной мыслитель, основной исполнитель и все песни писались им. Партии бас-гитары, соло-гитары, ритм-гитары — всё это было на нём. Барабанщику он рассказывал «на пальцах» как сыграть в той или иной вещи и «гонял» его до посинения, пока тот не научился как надо играть свои партии.

В институте у группы был грандиозный успех. Несмотря на то, что в то время блюз не был особо популярен, но качество исполняемого материала завораживало даже слушателей техно, попсы и прочей низкопробной «музыки».

В один из обычных, ничем не отличающихся от предыдущих, дней к бэнду Олега на выступление зашёл ректор, со своим товарищем, любителем блюза. Не глядя на то, что товарищ этот был в возрасте 50+ лет, он был одет в джинсы и чёрную кожаную куртку, носил достаточно длинные, с сединой, волосы. Глаза его лучились умом и добротой.

Ректор же был суховатый человек, в костюме и туфлях, в его взгляде читалось что ему скучно здесь находится и он делает это только ради своего давнего друга. Они оба сначала стояли у входа в актовый зал, но потом друг ректора не выдержал и пошёл ближе к сцене.

Товарищ ректора опешил от того как играла группа. После концерта, он подошёл к Олегу и сказал:

— Ну вы даёте, ребят. Чьи это инструменталы вы сейчас играли?

— Материал весь придуман мной, — скромно сказал Олег. Он думал что ректор будет ругаться за эту музыку и не ожидал похвалы.

— Я слышу мотивы и лики многих великих, но у вас есть нечто самобытное и привлекательное, радующее не только слух, но и душу. Как вас зовут, молодой человек?

— Олег Шаповалов.

— Очень приятно. Меня — Глеб Михайлович Олейник. А как же ваша группа называется?

— Ну, рабочее название: «Little Island for your soul». Да только мы же только в институте и выступаем… а здесь нас и без названия все знают…

— Хм-м…только в институте? С таким уровнем игры… басист немного «лажал», да…ну и ударник, иногда, не те переходы делал, но это поправимо…но вы, Олег…выше всяких похвал. Не хотите сходить в кафе неподалёку. Есть разговор, — видно было что друг ректора над чем то задумался.

— Да, можем сходить…только у меня не совсем много денег для похода в кафе…точнее их совсем нет…

— Это поправимо, мой юный друг. С вашим талантом это очень поправимо. — Улыбнулся Глеб Олейник.

После того, как Олег и Глеб Михайлович пришли в кафе Jagger, открытое совсем недавно на Литейном проспекте, Глеб Михайлович сразу же приступил к делу. Вначале он заказал по две чашечки кофе, а потом сказал Олегу что хотел бы заняться записью его музыки и раскруткой его группы для поездок с туром по стране.

— У меня есть хороший знакомый в студии звукозаписи. Я сегодня же ему позвоню, а завтра постараюсь заехать, переговорить. Мне кажется, нам нужно будет нанять сессионных музыкантов для записи барабанов и баса. Твои ударник и басист — совсем никудышние.

— Бас, я, в принципе, и сам могу записать. Я часто на нём играю. Попробую, по крайней мере. Всё это как снег на голову. Ну, в смысле…я приятно удивлён и обескуражен вашим предложением…

— Значит делаем так: я побеседую со своим знакомым Дмитрием. Если договорюсь с ним на ближайшее время — начнём запись твоего материала. У тебя сколько треков есть готовых, аранжированных?

— На данный момент есть тринадцать, но я работаю ещё над одним. — Ответил Олег.

— Тринадцать — это более, чем достаточно! А тот, над которым ты работаешь- можем сделать бонус треком на диске. На западе вообще принято делать бонус — треки, как благодарность слушателю за выбор исполнителя. Песня, как бы, не в альбоме, но, тем не менее, в нём есть. Ты, как бы, даришь её слушателю помимо остальных тринадцати за то, что тот купил твой диск. — Пояснил Глеб Олейник.

— Окей, конечно. Но мне нужно некоторое время, чтобы отточить партии дабы играть их идеально. У меня есть небольшие огрехи при игре и я не хочу чтобы они были слышны.

— Я тебе скажу, как человек, которые слушал великое множество гитаристов и не только гитаристов, — что ты играешь практически идеально! Все твои минимальные промахи при сведении и мастеринге уберут на студии.

— И всё таки. Практически идеально — это не идеально, — серьёзно сказал Олег.

— Ладно, хорошо. Какое время тебе для этого потребуется? — спросил у гитариста его благодетель.

— Думаю, за две недели управлюсь. Может быть раньше, но лучше возьму с запасом.

— Хорошо. Я пока займусь организационными вопросами и рекламой. Мне кажется что ты должен «выстрелить» не только в нашей стране, но и за её пределами. Слышал о Джо Сатриани?

— Хм-м…нет, кажется. Это блюзмен? -с интересом спросил Олег. Он думал, что знает всех гитаристов, более-менее значимых, конечно.

— Ну…если смотреть широко, то все гитаристы-блюзмены. Ха-ха. Я тебе принесу на следующую встречу несколько его альбомов, чтобы ты понял какой концепции я хочу придерживаться. Мы не будем ничего у тебя менять. Не смотри на меня так. Я просто хочу чтобы ты понял, что кроме блюза есть и нечто иное. — Примирительно сказал Глеб.

— Ну хорошо. Я не против. В принципе, я люблю изучать новое. Послушаю, конечно. А когда мы встретимся?

— Напиши тут свой номер телефона, я тебе позвоню.

Олег написал на клочке листка номер телефона своей квартиры и, попрощавшись с новым знакомым, пошёл упорно заниматься оттачиванием гитарного мастерства.

Глеб же Михайлович занялся своей деятельностью. Придя домой, он сразу позвонил своему товарищу со студии звукозаписи — Дмитрию и договорился с тем, что через две недели он приведёт восходящую звезду, «второго Сатриани» и они запишут его дебютный альбом.

— Группа называется «Little Island for your soul». Да нет, нормальное название. Запоминающееся нужно? Да у них музыка такая запоминающаяся, что и это название будет отлично подходить. В любом случае, этот малый — гитарист, менять его не хочет. Да, приедем. Какая гитара? Я не спросил. Ну у тебя же «страт» есть и «лес пол» или нету уже? Ну вот! Хорошо, до встречи. Ой, нет, погоди! Дай номер телефона Жени Мальцева. Ну конечно. А почему нет? Да, пишу. Угу. Хорошо, спасибо. Ну, будь здоров. Бывай!

Затем загоревшийся идеей записи альбома и концертной деятельности парня, Глеб Михайлович позвонил Жене Мальцеву, у которого были связи в министерстве культуры и через которого можно было договориться о площадках для концертов в разных городах. Глеб Олейник решил сразу брать по-крупному. Никаких баров и т.д. минимум — ДК и актовые залы универов и заводов. Чтобы как можно большее количество людей услышало молодой дарование.

Две недели пролетели словно день. За это время Глеб и Олег встречались несколько раз и обсуждали будущую запись и нюансы концертной деятельности. Олегу не верилось в то, что ему так повезло и он постоянно ждал какого-то подвоха от Глеба Олейника. Но подвоха не было. Тот по-честному ему рассказал, что будет иметь 50% с концертной деятельности Олега, но и то, что он вложит деньги и на запись альбома и на раскрутку его и на рекламу концертов. Олега всё устраивало. Он был счастлив и готов был даже за 10% от прибыли играть. Играть просто ради того, чтобы делать это.

С самого юного возраста Олег не верил в чудеса. Он верил только в то, что можно достичь результата упорным трудом и стараниями. Когда отец, на двенадцатилетие парня купил ему его первую акустическую гитару «Трембита», счастью парня не было предела. Он сам, без чьей-либо помощи научился играть на ней. Вначале это были простецкие «дворовые» песни. Высоцкий, Окуджава, БГ, Шевчук, Летов и другие. Затем он послушал западный блюз и понял, что это — его! Он пытался подражать блюзменам и играть как они.

Так, с годами он всё более и более набирался опыта и ликов. Лики — это фразы, которыми разговаривают гитаристы, при помощи своего инструмента. Гитарист, с хорошим «словарным запасом» может сказать многое. Может развить любую тематику, может поспорить с другим гитаристом. Он может описать любое жизненное событие так, как это делает писатель. Только писатель использует слова, а гитарист лики, то есть сочетания нот в определённом ритме, с определёнными паузами, в определённой последовательности. Лики составляют и отображают стиль гитариста.

В школе Олег был лучшим гитаристом и играл на всех праздниках в актовом зале. Он набирался теперь и концертного опыта. Вначале он довольно зажато себя вёл. Стеснялся и много играл не на том уровне, на котором мог бы, если бы не стеснение. Но потом, чем дальше, тем у него получалось всё лучше… он становился всё смелее и смелее и стал уже пританцовывать с гитарой, подмигивать публике и т.д.

Родители его не особо одобряли его увлечение «всеми этими неграми, американцами», но не настаивали на том, чтобы он играл и слушал что-то другое. Они знали какой он настойчивый и что лучше ему не запрещать — хуже будет.

Конечно, и мама и папа Олега хотели, чтобы он окончил институт и пошёл работать к ним в НИИ, в котором они трудились уже 22 года. Но видно было, что он — «другого поля ягода» и, скорее всего, этой мечте не суждено сбыться. У Олега же была своя мечта: стать известным музыкантом. И сейчас он шёл к ней семимильными шагами всё приближая ту заветную идею, о которой он думал и желал её достижения изо дня в день.

В назначенный срок к парадной Олега подкатила белая «Волга» Глеба Михайловича. Глеб аккуратно уложил свою гитару «Dimavery» в форме «телекастер», с желто-белой расцветкой, — а-ля 52й год, — на заднее сиденье а сам сел вперёд. Глеб Олейник протянул ему руку, со словами:

— Приветствую великого музыканта на начале его профессионального пути! — видно было что это не шутка, не подкол, что Глеб Олейник вполне серьёзно относится к Олегу «Куперу» и то, что он сказал-это, скорее, подбадривание для Олега, нежели стёб.

Они покатили в сторону студии и разговорились:

— В общем всё договорено. На запись альбома у тебя есть два месяца, но я думаю ты быстрее управишься. Согласен? Ну вот и отлично. Далее, по прошествии этого периода у нас назначен эфир на «Русском радио Питер». Там сыграешь свой медляк — всем понравится. Потом концерты по стране, но об этом позже. -устраивает такое расписание, спросил Глеб.

— Да, хорошо. Я всё понял. Как же всё быстро развивается. Это и радует и пугает… -задумчиво сказал Купер.

— Нечего пугаться. Настройся на запись и играй максимально точно. Кстати, зачем ты взял свою китайскую гитару? Тебе на студии дадут хоть «страт» хоть «лес пол», хоть «джэксон» — всё что душе угодно.

— Я привык к ней. Делал её под себя. Менял датчики на родные, с «телека» и всё такое. — С любовью в голосе сказал Олег.

— Не выдумывай. Посмотрим, в общем. Как родители отнеслись к тому что ты поехал записываться? — Олейник решил сменить тему, когда увидел, что Олегу не нравится, когда его гитару пренибрежительно называют китайской.

— Да, в принципе, сильно не удивились. Они же видят как я интенсифицировал занятия; возникли вопросы — я рассказал всё как есть. Отец лишь покачал головой, а мама пожелала удачи. В конце концов я же не воровать иду в ломбард, а музыку записывать. Свою музыку. -улыбнулся Олег.

— Понял. Они наверное далеки от музыкального мира?

— Да, очень далеки… Они вроде как ботаники или нечто подобное. Всегда что-то исследуют, изучают… Я не особо углублялся в их работу.

— Наверное, это они повлияли на твоё поступление в институт? Что ж, ты можешь быть им искренне благодарен, так как, если бы не институт, мы с тобой и не встретились бы…-задумчиво сказал Глеб.

— Да, именно так. Они хотели, чтобы я окончил универ и пошёл работать к ним в НИИ. А вот об этом я как-то и не подумал. А ведь правда! Приеду — обязательно их поблагодарю!

— Поблагодари, конечно. И пусть им будет не ясно за что ты говоришь им спасибо, всё равно будет приятно. -заметил Глеб Олейник.

Дальнейшую часть пути ехали в тишине. Каждый думал о своём и не мешал товарищу разговором.

По приезду на студию, работа закипела. Вначале, под метроном, Олег записал басовые партии трёх песен на «фендеровском» басе. Потом он попробовал играть и на страте и на гибсоне и на других, рекомендуемых ему, гитарах, но, в итоге, взял свою «Dimavery» и начал записывать гитарные партии. Дело шло как по маслу и записывать получалось большинство с одного-двух дублей. Звукорежиссёр был, мягко говоря, удивлён и хвалил Олега.

Так, в рабочей студийной обстановке прошло 11 дней и было записано 13 треков. Бонус-трек, 14й Олег записывал на двенадцатый день и сделал это за четыре часа. Его супер-способность к чистой игре поражала всё большее и большее количество людей, которые заходили в студию во время записи его дебютного альбома, который он назвал «SiD»– «something is dripping»; «что-то капает» — если по-русски.

Таким образом, благодаря своей отличной подготовке, «Купер» стал известен в широких кругах музыкантов и студийный работников. Плохо о нём отзывались лишь те, кто ему завидовал и не мог достичь его уровня по каким-либо причинам.

Потом был эфир на радио, блестящее исполнение соло под свою же минусовку, подготовленную для эфира, в которой не было соло-гитары, затем началась и концертная деятельность.

В состав группы всё-таки взяли басиста из института, ударника нашли во время записи в студии (из сессионных музыкантов), там же был найден и толковый клавишник, у которого был микроавтобус, на коем ребята и отправились в тур. У Купера всё более и более складывалось впечатление, что ему кто-то помогает, но времени обдумывать это не было.

Ими было посещено 33 больших и маленьких города России. Волна популярности и звёздная болезнь захлестнула всех…кроме Купера. Единственное что он сделал сразу, по получению гонораров — это купил в музыкальном магазине настоящий американский «Telecaster» из-за того что его гитара совсем не подходила для концертной деятельности. После двух-трёх песен она переставала строить и приходилось отдавать её технику за кулисы а инструмент для продолжения концерта брать из публики. Ребятам в зале это нравилось, но Олегу не очень. Он не любил играть на чужом инструменте.

Так называемая «звёздная болезнь» не проявляла себя совершенно. Но серьёзным изменением в Олеге было то, что он начал пить крепкий алкоголь после концерта. Ему тяжело было успеть восстановиться после одного концерта, перед другим и он прибегнул к помощи виски, которое якобы снимало усталость, но на самом деле лишь откладывало её в долгий ящик, накапливая там…

Через три месяца тура у Олега произошёл срыв и он не смог выйти на сцену. Люди негодовали но им вернули деньги за билеты — поступили максимально честно. Олег попросил отдых у Глеба Олейника, на что тот сказал что это невозможно и нужно еще месяц потерпеть. Он полностью сочувствовал Олегу, но поделать не мог ничего: таков был контракт.

После возращения домой через месяц, Олег купил билеты в Сочи и отправился отдыхать. Он был уже известен и его узнавали на улицах. В поезде, так же, его узнала и завела с ним знакомство симпатичная девушка по имени Лена.

Она была примерно его роста и возраста, у неё были длинные каштановые волосы и большие, красивые зелёные глаза. Она сразу понравилась Олегу, а он — ей. Завязался роман. По стечению обстоятельств у них были билеты в один город, но Лена ехала отдыхать в пансионат. Олег сказал что снимет что-то неподалёку или даже в том же пансионате. Так и сделал.

Все 14 дней, проведённых у моря, молодые люди наслаждались собой и морем. Их влекло друг к другу так сильно, как земное притяжение влечёт к горизонтальным поверхностям всё, что не закреплено. У Лены был отпуск на 21 день и Олег решил остаться тоже. Всё новые и новые, нравящиеся друг другу, черты характера открывали они; узнавали друг друга всё лучше и лучше. Это был тот идеальный случай, когда ни Олег ни Лена не делали вид что являются кем-то иным, нежели кем они являлись.

По приезду в Питер решили объявить родне, что будут жениться. Олег на свой гонорар, не без помощи Глеба Олейника, смог купить однокомнатную квартиру на проспекте Ветеранов. Сыграли свадьбу и зажили. Лена не хотела отпускать Олега на концерты самого и начала выполнять роль его менеджера: договаривалась с клубами и другими площадками и назначала концерты.

Что же касаемо звёздной болезни в группе — ребята, глядя на Олега, сначала нервничали и говорили между собой, что он просто выделывается таким образом, но потом сами успокоились и перестали выпячивать себя. Все стали качественно выполнять своё дело.

Вся группа видела как Олег и Лена любят друг друга. Куперу теперь не нужно было употреблять алкоголь после концерта для восстановления — у него была для этого Ленка… Она всячески его поддерживала — когда это было нужно и не мешала — когда у него шёл творческий процесс. Она понимала его с полу-слова и полу-намёка почти всегда. Исключением были его полёты на дирижабле рок-н-ролла вглубь себя в поиске новых мелодий.

В целом и в музыкальной деятельности и в семье Олега и Лены всё шло настолько отлично, насколько это невозможно даже представить…и вот в один из дней, когда группа была в заслуженном отпуске и дни были вялотекуще-одинаковыми, но и приятно-ленивыми…

Дождливым серым питерским утром, в квартире Олега и Елены Шаповаловых.

— Хорошо то как…а тебе, любимый?

— Мне с тобой всегда хорошо, Ленчёнок. Кушать только хочется. Ха-ха-ха. Ты ж знаешь мужчин: как ни одно, так другое на уме. — Засмеялся Олег.

— Знаю, знаю, конечно, -улыбнулась Лена в ответ. — Сейчас приготовлю твой любимый омлет. А ты давай тоже вставай с кровати. Вчера ты мелодию интересную играл. Я не стала мешать, но заслушалась… А потом телефон позвонил и отвлёк тебя, ну а потом и я не выдержала и пришла… Помнишь её?

— Хм-м. Да, что-то припоминаю… -гитарист, с глазами, по которым было видно, что он уходит в себя, — встал с кровати и сразу же взялся за гитару. Его жена пошла на кухню, чтобы приготовить завтрак. Шаповалов же начал входить в состояние, которое принято «называть нирваной» или «гармонией с собой», — вспоминая нотную очерёдность, которую вчера придумал, но нигде не успел записать.

Через минуту в комнату вошла Елена и сказала:

— Олежа, извини. Яиц нет. Давай гречу сварю или рис. Или закажем что-нибудь? — Купер только мотнул головой. По утрам он привык есть омлет, но для него это было не особо принципиально. Он настолько был занят мелодией, что не ответил ничего и сделал жест, имея в виду, что ему не важно что он будет есть. Елена же истолковала его иначе, это был тот самый момент внутреннего полёта Олега, — и решила пойти купить недостающие продукты. Она оделась и крикнула:

— Пока любимый, скоро буду! — если бы Купер знал, что это будут её последние слова, естественно, он бы повёл себя иначе…

///

Как часто в таких вот ситуациях, не ведая что ждёт нас впереди, мы продолжаем повторять привычные нам дела, не обращая внимание на происходящее вокруг? Всё кажется постоянным и обыденным. Всё кажется неизменным. Но человеческая жизнь — настолько хрупкая штука, что иной раз стоило бы призадуматься…мы же…

…словно солдат, идущий в атаку, наравне с такими же штурмовиками, одержимый этой групповой злостью и неистовством, жаждущий убивать…но не думающий о том, что может умереть сам…

…словно наркоман, вдыхающий или колющий себе очередную дозу, ни на миг не задумывающийся, что она будет последней…

…словно бабуля, которая пораньше летним утром приходит к банку, чтобы оплатить счета, не ведающая, что её хватит удар…

…словно мать ребёнка, беспечно щебечущая с подругой по телефону за миг до того, как её чадо случайно упадёт с качели и сломает себе шею…

…словно музыкант Олег Шаповалов, который не обратил внимания на слова своей жены, посему отпустивший её в мерзкое дождливое питерское утро…

///

Произошло невообразимое несчастье: пьяный водитель сбил Лену, когда она, — в хорошем настроении, с множеством позитивных мыслей, — переходила через дорогу на пешеходном переходе, увидев загоревшегося зелёного человечка. Жена Купера банально шла на рынок купить масло, яйца и молоко, чтобы приготовить омлет на завтрак…

…Олег, получив страшное известие в приёмном покое больницы, ушёл в запой…Он никого не хотел слушать, ни с кем не хотел разговаривать. Спустя неделю попыток, со стороны его друзей и родственников, хоть как-то успокоить Олега, кончилось всё тем, что Купер никому не открывал дверь и не отвечал на телефонные звонки. Он стал пускать в квартиру лишь местных алкашей, которые бегали ему за добавкой, и себя не обижали, конечно. По условному стуку он открывал им дверь и продолжал медленно самоубиваться…