Последние хроники Томаса Ковенанта

Смиренные, казалось, вняли Кевину, а не Береку. Они поклонились последнему из рода Лорда-Отца, словно признавая его отчаяние; чтя его совет. Но они больше не нападали на Линдена. Вместо этого они выстроились между Ковенантом и разукрашенной фигурой Инфелис.

Один из них произнёс: Нам нужна уверенность, Элохим . Галт, так его звали. Под бесстрастной поверхностью его голос звенел от напряжения. Признаёте ли вы, что именно Томас Ковенант, ур-Господь и Неверующий, обладатель белого золота, стоит перед нами, вернувшийся из смерти к плоти и жизни?

Глаза Кавинанта казались такими же ненадежными, как и его руки. Холод или онемение затуманивали его зрение, несмотря на ясность Анделейна. Тем не менее, он видел, что эмоции и давление существ вокруг Линден не утешали её. Не могли. Казалось, она едва слышала язвительные упрёки Кевина или Инфелис. Уклончивая защита Берека её не трогала.

Сомнения в себе? спросил Харроу, насмехаясь над Харучаем. Ты тоже стал меньше, чем был. Истина, безусловно, очевидна всем, кто видел магию этой леди. Ничто, кроме абсолютного воскрешения Хранителя Времени, не могло так пронзить самопоглощённость Элохимов .

Смиренные проигнорировали Непоследовательных. Как один, Галт, Бранл и Ковенант вцепился в это имя и Клайм повернулись, чтобы увидеть результат ужасающей авантюры Линдена.

Галт, казалось, говорил от имени всех Харучаев, кроме Стейва, когда сказал: Тогда командуй нами, Неверующий, Хранитель Времени. Открой, что нужно сделать. Мы знаем о предательстве твоего лжесына и безумии Избранных. Мы будем служить тебе из последних сил .

Ковенант пытался сосредоточиться на Галте. Но криль привлёк его внимание, маня образами, которые когда-то были такими же знакомыми, как само Время. В осколках, трещинах и изъянах он уловил отблески долгих, трудных поисков Лорика камня, который можно было бы превратить в самоцвет, составляющий основу кинжала: поиски, которые привели его глубоко под Меленкурион Скайвейр, следуя по Черной реке от Гарротинг Впадины, пока он не нашёл фрагмент кристалла, совершенный веками соприкосновения с Кровью Земли. Словно вглядываясь сквозь треснувшее стекло, Ковенант видел, как Лорик кует металл криля, стремясь подражать белому золоту. У него не было сырья, чтобы создать само белое золото. Но из унаследованных и приобретённых знаний он почерпнул понимание сплавов: он работал с рудами, которые можно было преобразовывать и смешивать, пока они не становились достаточно прочными, чтобы сохранить первозданный потенциал камня. Если бы Ковенант позволил себе расслабиться, он бы мог наблюдать, словно стоя рядом с Лориком, как суровый Верховный Лорд потеет над своими заклинаниями и огнями.

Но Линдену нужно было что-то от Ковенанта, что-то, чего не могли дать его потерянные воспоминания. И он уже слишком часто подводил её. Если он сейчас ускользнёт, то может нарушить обещание, данное ей разговором, когда следовало бы промолчать. Доверься себе. Сделай то, чего они не ожидают. Сломленный, он всё ещё видел, что она балансирует на краю, на самом краю отчаяния Кевина. Чувство покинутости, предательства могло её сокрушить. Любой толчок – вопиющий ужас и презрение Инфелис, махинации Харроу, осуждение Кевина, отречение от Униженных – мог отправить её в бездну, из которой её не выбраться.

Ковенант отчаянно цеплялся за настоящее. Шатаясь на ногах, он изо всех сил пытался удовлетворить требование Смиренных. Он не мог отличить его от нужды Линдена.

Что вы будете делать? возразил он. Если я не буду вами командовать? Если я откажусь уважать то, что вы с собой сделали?

Во имя его им отрезали пальцы на правой руке, но он не хотел такой чести.

Глаза Брана расширились. Клайм едва не поморщился. Но Галт не колебался.

Тогда я поеду в Ревелстоун, непреклонно заявил он, чтобы предупредить Мастеров об Осквернении Избранного. Клайм и Бранл останутся с ней, чтобы предотвратить дальнейшее зло. Твоё кольцо будет возвращено тебе. Если ты не потребуешь Посох Закона, его перевезут в Ревелстоун, где он будет сохранён для последней защиты Земли .

Лианд открыл рот, чтобы возразить. В угрюмом взгляде Мартиры читалось неповиновение. Ранихины беспокойно затрясли головами. Но Линден, казалось, не слышала Униженных. Она смотрела на Кавинанта так, словно он вселял в неё ужас, которому не было конца.

Тогда слушай сказал Кавенант Галту со всей силой, какую только мог найти в своём раздираемом душе. И будь внимателен. Я могу сказать это только один раз.

Призраки позволили ей это. Они охраняют Анделейн и позволили ей это. Адский огонь, тебе это ничего не говорит?

Отбрасывая воспоминания, словно частички своей души, он встретил потрясенный взгляд Линдена.

Линден . Почти сломленный слабостью и раскаянием – онемением пальцев и хрупкостью разума – он напрягся, чтобы его услышали. Я уже говорил это раньше. Я знаю, это тяжело. Я знаю, ты думаешь, что достиг предела своих возможностей. Но ты ещё не закончил. И я доверяю тебе. Ты слышишь меня? Я верю в тебя. Я сделаю всё, что смогу, чтобы помочь. Если что-то осталось.

Линден вздрогнула, словно пообещал ей нечто противоположное своему намерению. На её лице новые раны исказились, на фоне старых потрясений и огорчения. Видишь? спросила она Лианда, или Мартиру, или Стейва. Её голос пульсировал, словно внутреннее кровотечение, словно она говорила кровью своего сердца. Он прав. Он не может держаться. Что-то внутри него рушится. Я вернула его, но сделала это неправильно. Он не цел.

И у него проказа .

На это у ковенант не было ответа.

Уже падая, он повернулся к Смиренным.

Что касается тебя, я приказываю. Его голос дрогнул и потерял дар речи: он никем не мог командовать. Но, поскольку он любил Линден, ему удалось найти ещё несколько слов. Они показались ему последними в мире. Она важнее меня. Если тебе придётся выбирать, выбирай её. Она единственная, кто может это сделать .

Он хотел сказать ещё что-то, но раны были слишком сильны для его смертной плоти. Внутри него одна эпоха Земли перешла в другую, и он рухнул на траву, словно его подкосили.

2.

Незавершенные потребности

Линден Эйвери стояла, оцепенев и уставившись в пустоту, словно наконец познала истинный смысл ужаса. Ничто в жизни не подготовило её к тому, к чему приведёт её гранитное отчаяние. Давным-давно ей пришлось наблюдать самоубийство отца: в страхе и жалости она навязала смерть матери: видела, как Томаса Ковенанта закололи в его прежнем мире, а позже снова убил Презирающий. Один из опустошителей научил её страшиться собственной способности ко злу. При Меленкурионе Скайвире ей пришлось сражаться против своего избранного сына. Но подобные вещи стали обыденностью. Они были слишком мелкими и человеческими, чтобы приучить её сейчас.

Её разум был пуст от слов. Она не могла ответить ни на глубочайшее сочувствие Лианда, ни на испуг и поддержку Раменов, ни на непреклонную преданность Стейва. Антагонизм Униженных ничего для неё не значил. Ни Инфелис, ни Борона не имели никакого значения. Но она не была ошеломлена или оцепенела. Нет, не была. Она не изливала своё раскаяние в рыданиях, свою ярость – в ударах, своё отвращение – и не могла заставить её замолчать ни неуверенные попытки Кавинанта объясниться, ни его неубедительные утверждения. Вместо этого её переполняло отчаяние, готовое взорваться.

Уныние: не отчаяние. Отчаяние было тьмой, заколоченной крышкой гроба. Её уныние было моральным потрясением, шоком от того, что вся её реальность была искажена до неузнаваемости. Она оставила позади любую привычную потерю надежды или веры, как только поняла, что Завет не целостен. Теперь она испытывала ужасающее огорчение, подобное сотрясению мозга, одновременно парализующее и неотступное. Цена содеянного затмевала мысли. Единственные оставшиеся ей слова были произнесены другими; и это были набатные звонки.

Она пробудила Червя Конца Света.

Она любила Землю. Она любила Томаса Ковенанта и Джеремайю. Любила Раменов, Ранихинов и Великанов. Лианда, Стейва и бедную Анель. И всё же она обрекла их всех. Воскресив Ковенанта, она исполнила желание лорда Фаула.

В себе она хранит опустошение Земли.

Через Анеле Сандер и Холлиан пытались предупредить её. Он не знал о твоих намерениях. Ранихины пытались: возможно, все пытались. В гневе есть сила, Избранная. Но он может стать и ловушкой. Несколько дней назад ей приснилось, что она стала падалью: пищей для отвратительных тварей, пожирающих смерть. Уверенный в себе и жестокий, сам Презирающий дал ей видение своих намерений.

Тем не менее, она пренебрегла всеми предосторожностями. В ярости от того, что сделали с её сыном, она нарушила один из основополагающих Законов, благодаря которым жизнь стала возможной и Земля существовала: Законы, которым она должна была служить. Одним вопиющим поступком она нарушила все данные ею когда-либо обещания.

Добра нельзя достичь злыми средствами.

Вот результат. Ковенант растянулся ничком на предательской траве Анделейна. Старый шрам на лбу, как и рана на футболке, был скрыт; но строгая седина его волос была достаточным обвинением. Давным-давно, попытки Лорда Фаула убить его выжгли его дочиста, очистив от яда и скверны. Преображение его волос было лишь одним из последствий той дикой кааморы. Теперь же резкий свет криля, казалось, сосредоточился там – и на его полукисти, подчёркивая его потерянные пальцы. Казалось, они тянулись к ней, несмотря на его обморок, словно он всё ещё умолял её, хотя она и положила начало разрушению мира.

Он просто был без сознания: жестокость того, что она с ним сделала, не разорвала ему сердце. В этом она могла быть уверена. Обладая катастрофическим количеством силы, она обострила свои чувства до невыносимого предела. Её нервы ныли от чрезмерной проницательности. Она ясно видела, что Кавинант был сражён шоком и напряжением, а не травмой. Физически её расточительность не причинила ему вреда.

Но его разум – о Боже, его разум. Покрытый трещинами, он напоминал глиняный кубок за мгновение до того, как сосуд разбился. Неизбежные осколки его сущности оставались по отдельности нетронутыми. В каком-то смысле они цеплялись друг за друга. Если время остановится здесь – если этот миг не перетечёт в следующий – кубок ещё может удержать воду. Искусный гончар, возможно, сумел бы восстановить глину.

Но Линден не знала, как остановить время. Она знала только, как его уничтожить.

Призрак Берека сказал: Сотворение миров не совершается в одно мгновение. Его нельзя мгновенно отменить . Тем не менее, Линден Эвери, Избранный, Рингтейн и Диковилдер, сделали конец всего сущего неизбежным.

Вдобавок, Ковенант был поражён возобновившейся проказой. Болезнь парализовала большую часть нервов в пальцах рук и ног. На тыльной стороне ладоней и подошвах ступней виднелись бесчувственные пятна. Но это, по крайней мере, было не её заслугой. Скорее, это было косвенным воздействием Грязи Кевина. Горькое усечение, которое подавляло чувство здоровья и Закон, притупляло любое проявление Земной силы, ещё сильнее ослабило Ковенанта. Он стал изгоем Времени, парией для собственной природы и для своей долгой службы против Ненависти: символом неизлечимой опасности для Земли.

В жизни, которую она потеряла, она могла бы вылечить его телесную болезнь, если не его расколотый разум. В её прежнем мире были найдены лекарства, способные остановить разрушительное действие этой болезни. Здесь она чувствовала себя беспомощной. Она боялась того, что может произойти, если она воспользуется Силой Земли и Законом, чтобы попытаться исцелить его болезнь или его сознание без его согласия.

Она тоже стала иконой: воплощением утраты, стыда и невнятных предостережений. Она превратила свою жизнь в пустыню, в которой не знала, как жить.

И я тебе доверяю. Я сделаю всё возможное, чтобы помочь.

В ее смятении заверения Ковенанта звучали как насмешка.

В тот момент она уже не могла сопереживать горю друзей. Лианд и Стейв; Махритир, Пахни и Бхапа; Ранихин: у неё не осталось для них ничего. Если бы к ней обратились Униженные или Нарушители Закона, Инфелис или Борона, она бы их не услышала.

Тем не менее, в ночи были силы, способные до неё достучаться. Когда громкий голос Берека Полурукого возвестил: Пришло время поговорить о Ритуале Осквернения , она пошатнулась, словно её ударили.

Она считала, что он хотел ее разоблачить.

Но пока она вздрогнула, Лорик Вайлесиленсер повернулся к первому Верховному Лорду. Мрачный и измождённый, призрак создателя криля возразил: Разве это не моё дело?

Так и есть , – подтвердил Берек. Сияя собственным призрачным серебром, он, казалось, обрёл чёткость в неразрешённом сиянии криля. Свет камня всё ещё трепетал от неукротимого рвения и дикой магии; но это не умаляло его заслуженного величия. Напротив, оно, казалось, придавало ему силы. Но ты хорошо знаешь, что есть слова, которые не услышит сын, считающий, что подвёл отца. Любовь, лежащая между ними, исключает возможность внимать .

Лианд смотрел с открытым изумлением. Стейв наблюдал настороженно. Рамен стояли наготове, напрягшись в неопределённом ожидании. Постепенно Линден поняла, что внимание Мёртвых направлено не на неё. Хотя они разговаривали друг с другом, их эманации были сосредоточены не на ней, а на Кевине Ландвастере, который стоял на востоке, потрясённый и ужасный, словно стал свидетелем воплощения своих худших страхов, и теперь ожидал наказания за преступления Линдена, как и за свои собственные.

Это осознание тронуло её, вторглось в её сознание. Как и она, Кевин творил зло лишь злыми средствами. Его страдания тронули её, когда она уже не могла реагировать ни на что другое.

Воистину так , – добавил Дамелон. Подобно Береку, он обратился к Лорику. Спокойствие его прежней улыбки сменилось печалью и нежностью. Хотя ты сын моего сердца и всецело любимый, разве ты не веришь, что я подвергаю сомнению твои поступки и мужество, как ты сам это делаешь? Разве ты не испытываешь желчи, судя по тому, что ты не дотягиваешь до установленного мной образца? И если я признаюсь, что ты заслуживаешь моей гордости во всех своих начинаниях, услышишь ли ты меня? Неужели ты не поверишь, что мои слова продиктованы любовью, а не достоинством?

Верховный Лорд Лорик неохотно кивнул.

Поэтому мне предстоит говорить провозгласил Берек.

Его шаги не оставляли следов на густой траве, когда он медленно приближался. Кевин, сын Лорика, слушай и внимай потребовал он тоном одновременно строгим и мягким. Нас не связывает ничего, кроме наследия предков и титула Высшего Лорда. Кровное наследие слишком далеко, чтобы сдерживать меня. Поэтому я могу открыто заявить, что ваши предки опечалены причинённым вами злом, но они не стыдятся .

Двигаясь, он, казалось, приближался к Линден, крилю и упавшему Ковенанту. Если бы он хотя бы взглянул на неё, она бы снова вздрогнула. Но его взгляд был прикован исключительно к Разрушителю земель: его шаги вели мимо неё к сыну Лорика.

В то же время Дэмелон и Лорик тоже двинулись вперед, осторожно направляясь к Кевину, как будто желая дать ему понять, что ему ничего не угрожает.

Кевин дико уставился на него. Его охватил какой-то ужас, противоречащий благословению Анделейна. Возможно, он вообразил, что слова и поступки предков были ложью, призванной усугубить его мучения. Или, возможно, он боялся, что они принизят его страдания, подразумевая, что его отчаяние не имело значения ни для кого, кроме него самого.

На его месте Линден испытал бы те же страхи.

Тем не менее сын Лорика не отступил. Возможно, он не мог этого сделать: возможно, та же заповедь, которая привела его сюда, исключала любое слово или дело, способное облегчить его боль.

Несмотря на свое тяжелое положение, или именно из-за него, Линден оплакивала его.

Берек, одновременно зычный и добрый, продолжал: Только великодушный может сильно отчаяться . Его голос словно отдавался эхом от затерянных звёзд. Тебя любят и ценят не за результат твоей крайности, а скорее за открытую страсть, которая толкнула тебя на Осквернение. Это же качество оправдывало Обет Харучаи. Он не был ложным .

В считанные мгновения первый Верховный Лорд прошёл мимо Линдена, когда он и его потомки собрались перед Кевином. Несомненно, такая страсть может причинить неизмеримую боль. Но она не освободила Презирающего. Не может. Как бы это ни было ошибочно, никакой акт любви и ужаса – или даже самоотречения – не способен исполнить желания Презирающего . Берек, Дэмелон и Лорик вместе приблизились достаточно близко, чтобы коснуться Опустошителя Земли. Его может освободить лишь тот, кто движим яростью и презирает последствия .

Кевин, полный тревоги, взглянул на своих предков. Криль сверкнул серебром в его глазах.

Верховный лорд Кевин, сын Лорика, заключил Берек. Другие могли пасть или подняться до такой крайности. Ты нет. Ты не сделал этого. Никто здесь не может с уверенностью утверждать, что на твоём месте они не поступили бы так же, как ты .

Это правда, сын мой, хрипло пробормотал Лорик, слово истины в это роковое время. Если бы я не говорил часто и достаточно ясно о своих встречах с отчаянием или о случаях, когда я трепетал на пороге Осквернения, то я был бы поистине плохим отцом, и твои упреки должны быть обращены ко мне, а не к тебе .

Услышав голос отца, Кевин почувствовал, как что-то сломалось внутри. Линден увидел, как цепи, сковывавшие его дух, лопнули, когда он открылся объятиям Лорика.

Лорик тут же яростно обнял сына. Глаза Кевина налились кровью, отражая серебро изумления, когда Дамелон, а затем и Берек приняли отца и сына. Обнятый и накормленный предками, Кевин заплакал, когда облегчение наконец нашло отклик в его измученной душе.

И пока он плакал, он словно преобразился под действием теургии криля, или Анделейна. На мгновение он стал глоудом посреди окружающей ночи, сияющим и возвышенным. Затем он померк, пока не превратился в лишь очертания клочьев, растворившихся в небытии.

В то же время Лорик и Дамелон тоже исчезли, сопровождая последнего из своего рода к его упокоению. Вскоре остался только Берек.

Когда он повернулся к Линдену, в нем промелькнуло осознание отчаяния и борьбы.

Однако момент, когда она могла бы вздрогнуть или спрятать голову, миновал. Она также не встретилась взглядом с первым Полуруким. В низине таился другой призрак, столь же полный боли, как Кевин, и столь же глубоко опустошённый. Береку следовало бы направить бальзам своего сострадания в другое место. Линдену он был ни к чему.

Но она ошибалась: он не хотел её утешать. Его тон стал резче, когда он начал говорить. Слова, казалось, падали на неё, как камни.

Линден Эйвери, я тебя почти не знаю. Тем не менее, я вижу, кем ты стал. Ты превзошёл целителя, который когда-то коснулся моего сердца, даруя надежду среди бесконечных страданий и скорби. Теперь ты превратил себя в Висельную Долину, чья почва бесплодна, пропитана яростью и взаимными обвинениями. Поэтому ты должен превзойти себя ещё раз, пока мир ждёт своей гибели. Если ты этого не сделаешь, горе всех живущих будет жестоким и кратким.

Ты смущён болью, причинённой твоими деяниями? Тогда загладь свою вину. Не думай, что ты пришёл к концу своего служения и исцеления. Женщина, пришедшая в мой лагерь, чтобы встретить смерть и дать бой, не позволила бы себе такого осквернения .

Линден слышала его, но не слушала. Висельная Долина хранила истины, неизвестные Береку и его потомкам. Гнев был лишь одним из аспектов того, что она познала во владениях Кайрроила Уайлдвуда и во время испытаний под Меленкурионом Скайвиром. Своим величием и могуществом древние Лорды увлекли её за пределы самой себя. Теперь она чувствовала себя призванной к Нарушителям Закона.

Елене, дочери Лены и Ковенанта, которая преодолела Закон Смерти, потому что доверилась боли Кевина, и которая, как и Линден, не прислушалась к предостережению Ранихинов.

Линден сама стала Нарушительницей Закона. И она не могла претендовать на искупительную тайну, которая побудила Кэр-Каверал нарушить Закон Жизни, чтобы дух Ковенанта остался у Арки Времени после того, как его тело будет убито, и чтобы Холлиан и её нерождённый сын смогли снова жить. Мёртвый Лесник Анделейна не понял бы Линден.

Теперь, когда Линден тоже проигнорировала Ранихин, и все ее решения обернулись катастрофой, понять ее могла только Елена.

Обойдя беспомощно распростертого Ковенанта и навязчивый свет криля, оставив свой Посох и кольцо Ковенанта без внимания на траве, Линден пересекла низину, чтобы приблизиться к последнему Форесталю и пораженному Верховному Лорду.

На каком-то уровне она чувствовала, как тень Берека наблюдает за ней. Она чувствовала, как он пытается понять состояние её души – или направление её мыслей. Но у неё не было на него внимания; и через мгновение он, казалось, вздохнул. Не успокоившись, он тоже исчез, следуя за своими потомками, словно она отпустила его.

В отсутствие этих возвышающихся духов – и Призраков, бежавших от великой несправедливости Линден, – её спутники начали выходить из состояния зачарованности и шока. Лианд и Рамен забеспокоились, охваченные тревогой. Униженные и даже Обруч смотрели вслед Линден, словно не одобряя её отказа признать Берека Полурукого или ответить ему. Борона жадно следила за Линден, в то время как Инфелис сбрасывала с себя скорбь, словно повреждённые драгоценности.

Но Линден и их проигнорировала. Двадцать шагов, а может, и больше, и она столкнулась лицом к лицу с Нарушителями Закона, которые вывели Ковенант из Времени, чтобы удовлетворить её самую насущную потребность.

Елена, казалось, не могла встретиться с ней взглядом. Сожаление и горе исказили лицо Верховного Лорда, пока она разглядывала траву у ног Линдена, пятна на его джинсах. Освещённые крилем, рваные волосы обрамляли измученное лицо Елены, её неприкрытое отвращение к себе.

В любой другой момент Линден, возможно, промолчала бы из сочувствия. Елена была дочерью Кавинанта. Хотя бы из простой доброты, Линден постаралась бы проявить к призраку столько же внимания, сколько к Джоан.

Но Роджер также был ребёнком Ковенанта. Линден не терпела Елену. Она не могла позволить себе относиться к недостаткам Елены снисходительнее, чем к своим собственным. Линден совершила абсолютное преступление. Только категоричные ответы были бы достаточны.

Берек был прав насчёт неё: она стала чем-то вроде Висельной Долины. Скорбь, которую она испытывала по Кевину Ландвостеру, была подобна скорби Кайрроила Уайлдвуда по его деревьям – и по его будущему. Она осталась с ней, но её подразумеваемая уязвимость уже растворилась в земле, опустошённой смертью. Подобно бывшему Лесничему Гарротинга, она была потрясена масштабом собственной несостоятельности. Но её ярость была неподвластна ему, и винить было некого. Она была слишком полна отчаяния, чтобы думать о слабости Елены.

Возможно, Елена поняла, какой дар Берек, Дэмелон и Лорик преподнесли Кевину. Её душа, избегая взгляда Линдена, словно жаждала прощения. В ней надежда смешивалась с острым страхом быть отвергнутой.

Но Линден зашёл слишком далеко, чтобы утешить Елену, разделяя надежду и отчаяние. Дочь Кавинанта нуждалась в его утешении, а не в утешении Линдена.

Тихим, напряжённым и горьким голосом она потребовала: Перестань жалеть себя . Она обращалась не только к горю Елены, но и к самой себе. Это ни к чему не приведёт. Ты и так достаточно настрадалась. Скажи мне, что теперь делать .

Скажи мне, как перенести то, что я сделал.

Ей нужен был ответ. Но, видимо, она, как и сама Елена, недооценила Мёртвых. Возможно, в ином обличье Елена когда-то помогала Ковенанту, но теперь ей нечего было предложить. Вместо этого её черты исказились отголоском отчаяния Линдена. Подняв лицо к обречённым звёздам, она издала вопль отчаяния: суровый крик женщины, чьё измученное сердце было отвергнуто.

Затем она на мгновение вспыхнула в свете криля и исчезла, следуя за далекими предками ее Высочества из долины, из ночи.

Со дна низины друзья Линден смотрели на неё так, словно она поразила их сердца. Горе Инфелис было сравнимо с негодованием Униженных.

Елена! настойчиво крикнула Линден. Вернись! Ты мне нужна! Но её мольба замерла, тоскливая, среди тёмных деревьев, не найдя ответа.

Вместо этого Каэр-Каверал встретил ее со строгостью и негодованием, выраженными в каждой черте его призрачного облика.

Ты судишь сурово, Диковладелец. Сам Опустошитель земель обрёл утешение. Неужели твоё сердце не испытывает сострадания к Елене, дочери Лены, чья дерзость и безрассудство заставили её посвятить себя служению Презирающему?

Чёрт возьми, возразил Линден, не дрогнув, не в этом дело. Сострадание никого из нас не спасёт . Спасать оставалось только Иеремию. Кто-то должен сказать мне, что делать .

Лесник Мертвого Леса скрестил руки на груди, держа скипетр на сгибе локтя, словно запрещая ей. Прекрати свои протесты . Он отбросил все порывы и эмоции, которые могли бы напоминать милосердие. Они бесполезны. У нас нет для тебя совета .

Линден била кулаками по вискам. Она бы вцепилась в Каэр-Каверал, будь он чем-то большим, чем просто эйдолоном. Тогда скажи, почему ты мне не помогаешь. Когда Ковенант был здесь, ты дал ему всё , советы и тщету, а также местонахождение Единого Древа. Лесной и Мертвые Ковенанта подготовили каждый шаг его пути к смерти и триумфу. Почему же тебя тогда не волновала необходимость свободы ? Он же Томас Ковенант. Он бы нашёл выход и без тебя. Я просто заблудился.

Почему Ты оставил меня?

Кэр-Каверал сердито посмотрел на неё, отбрасывая напоминания о своей погибшей песне. Многое изменилось с тех пор, как Неверующий последний раз ходил среди живых. Ты воистину покинута Мёртвыми, как и Создателем Земли. Да и как может быть иначе, если все твои деяния ведут к гибели?

Затем он произнёс: Однако, с жалостью , – хотя в его голосе не было ни капли жалости, – я замечу, что Неверующий вошёл в Анделейн один, ибо ни один товарищ не осмелился встать рядом с ним. У него не было ни чувства здоровья, ни Посоха Закона. Ранихин не предостерегали его. Он знал лишь любовь и сострадание. Поэтому его нужда была больше твоей. По этой причине ему были дарованы дары.

Но Мёртвые не повлияли ни на один из его выборов. Он не пришёл за руководством. И не просил помощи. Поистине, он не шёл по пути, который не определил бы для себя сам, или который ты не определил бы для него.

У тебя есть товарищи, Избранный, которые не дрогнули в служении тебе. Если тебе нужен совет, обратись к ним. У них нет знаний, которыми ты не поделился бы, но их сердца не охвачены тьмой .

Внезапно Кэр-Каверал разжал руки, сжав скипетр в кулаке. Вращая вокруг себя сучковатую древесину, словно призывая музыку, мелодию, молчавшую тысячелетиями, он удалился из ночи, оставив Линдена одного на склоне долины.

За ней деревья Анделейн казались хтоническими в свете криля. Позади неё возвышался обугленный пень прежней жизни Форестала, сам криль, распростертое беспамятство Томаса Ковенанта. Противоречивые тревоги и страсти её спутников действовали ей на нервы, словно обвинения или мольбы. А среди них, на траве, лежали Посох Закона и дикое золотое кольцо Ковенанта, словно эти инструменты власти служили осью, вокруг которой вращались судьбы миров.

На мгновение Линден захотелось просто уйти. Она уже делала нечто подобное в Анделейне, когда её страх перед Заветом или перед ним воздвиг стену между ними. Она могла шагнуть во тьму и попытаться затеряться среди ласковых складок Холмов. Их рощи, зелёные лужайки и красота могли бы смягчить её чувство вины своей снисходительной благодатью, успокоить её измученное сердце. Она могла бы идти и идти, пока от неё ничего не останется, и бремя неисполнимых нужд Земли не ляжет на плечи кого-то другого.

Но сделать это означало бы покинуть Иеремию, как была оставлена она сама. И её друзья заслуживали от неё большего. После того, что она с ним сделала, Ковенант заслуживал большего.

Несколько дней назад Манетралл Мартир сказал ей: В этом и заключалась ошибка Кевина Ландвастера, да, и великого Келенбрабанала тоже . Когда вся надежда угасла, они прислушались к советам отчаяния. Продолжай они бороться, бросая вызов своей судьбе, могло бы произойти непредвиденное чудо.

Линден больше не верила в непредвиденные чудеса. Они были прерогативой Ковенанта, и она искалечила его. Тем не менее, она повернулась спиной к окружающей тьме и медленно пошла вниз, чтобы присоединиться к своим друзьям и Ранихинам, Смиренным, Инфелис и Харроу.

Никто из них не присутствовал при бессознательном состоянии Ковенанта, хотя Смиренные стояли на страже у него. Они были осторожны с ним; сдерживаемые благоговением или страхом, что могут непреднамеренно навредить ему. Тем не менее, все, наблюдавшие за Линден, понимали слишком много: она это видела. Для тех, кто заботился о ней, то, что она сделала, было иктусом в их сердцах. Лианд и Рамен не обладали провокационными знаниями Харроу, охватывающим Землю сознанием Инфелис, общими воспоминаниями Харучаев. Никто из ее друзей или ее противников не мог сравниться со странной и исключительной проницательностью Ранихинов. Но все они были одарены чувством здоровья; проницательностью. Заявление Элохим о том, что Линден призвал уничтожение Земли, могло показаться абстрактным Лианд и Рамен; даже Смиренным и Обручу. И все же они знали, что стали свидетелями необратимой катастрофы; что она оправдала каждое предупреждение, исполнила каждое страшное пророчество

Когда твои дела придут к краху, как и должно быть

У тебя есть способность творить ужасы.

Откуда Харроу и даже Вайлс знали, насколько жестоко она подведет своих любимых?

Но Линден не позволила себе спрятать голову, приближаясь к крилю и безжизненному телу Ковенанта. Она не собиралась скрывать своё роковое сердце за завесой стыда. Если она действительно пробудила Червя Конца Света, она собиралась понести за это столько же, сколько сможет вынести её плоть.

Бхапа и Пахни не смотрели ей в глаза. Видимо, не могли. Пахни прижалась к Лианду, пряча потрясение и ужас у него на плече. Бхапа смотрел на траву у своих ног, словно опасаясь, что взгляд Линдена доведёт его до слёз. Но повязка на лице Махритира была слишком обыденной, чтобы скрыть свирепость его взгляда.

Стейв вновь обрёл бесстрастность. Возможно, он никогда её и не терял. Его позиция выражала вопрос, а не отрицание. Но Смирённые не были столь сдержанны. За привычной осанкой и готовностью они, казалось, дрожали от силы нетерпения сразить её.

Завет велел им выбрать её. Но они, похоже, не собирались его слушать.

Вокруг Униженных ранихины оставались бдительными и осторожными, готовыми снова защитить Линдена. Когда Линден приблизился, Хин тихонько заржал. Крик кобылы звучал печально и смиренно, словно она винила себя. Несмотря на то, что сделала Линден, лошади хранили верность. Возможно, они всё ещё доверяли ей. Если они и считали Инфелис или Борон важными для судьбы Земли – или для своих собственных нужд – то не показывали этого.

Однако из всех друзей Линден только Лианд посмотрел на нее и заговорил.

Всякое намёк на молодое достоинство, которое он демонстрировал в других случаях, исчезло. Величие его предков Стоундаунора покинуло его. Он убрал свой Солнечный камень обратно в мешочек и больше не тянулся за ним. Линден никогда не видел его таким маленьким и таким несчастным. Черные, как вороново крыло, брови выдавали его неуверенность.

Она ждала, что он попросит объяснений, оправданий. Чёрт возьми, она почти ожидала, что он её накажет. Он и все остальные заслужили это право. Но он этого не сделал.

Вместо этого он спросил, хриплым от сочувствия: Не исцелишь ли ты его? Он беспомощно указал на Ковенанта. Линден, боль воплощения терзает его. Он не может сдержать величие своего духа. Есть ещё болезнь, которую я не понимаю, хотя она кажется ничтожной по сравнению с его израненным разумом.

Посох Закона лежит там . Лианд указал на деревянное древко, окованное железом и покрытое рунами. Неужели ты не даруешь ему благословение его пламени? Он страдал так, что я даже представить себе не могу . В его тоне не было ни капли обвинения. Неужели ты не облегчишь его участь?

Линден покачала головой. Она была слишком полна отчаяния, чтобы колебаться. И первый шок от ужаса прошёл. К ней начала возвращаться способность осознавать свои поступки.

Не думаешь ли ты, прямо спросила она Лианда, что я уже причинила достаточно зла?

Ковенант не был защищён никакой силой, способной оттолкнуть её прикосновение. Но она не могла повлиять на состояние его разума – его духа – не войдя в него своим чувством здоровья. Не овладев им. Давным-давно она совершала подобные поступки: теперь она знала, что это были нарушения, столь же тяжкие, как любое изнасилование. Кроме того, она не могла предвидеть последствия любых изменений, которые она могла бы внести в усечённую трансцендентность Ковенанта. Годы опыта научили её, что любое сознание, не исцеляющееся само по себе, может быть навсегда испорчено. И на этот счёт ранихины достаточно ясно её предупредили. Они показали ей вероятный исход, если она навяжет свою волю Ковенанту. Или Иеремии.

Некоторые виды зла невозможно было использовать для достижения каких-либо целей, кроме собственных. Манипулирование состоянием Кавенант ради собственной выгоды сделало бы её не лучше мерзкого суккуба, пировавшего на шее Иеремии. Возможно, некий упрямый инстинкт спасения позволил бы Кавенанту найти путь в лабиринте своего изломанного сознания. Линден же не смог.

Лианд поморщился от её ответа: от самих слов или от их резкого звучания в буйной ночи. Пахни подавила стон, прижавшись к его плечу. Гневное молчание Махритира создавало впечатление, будто он подбирает аргументы, чтобы убедить её.

Но Линден прошла мимо них, словно отвыкла от любого простого или прямого сострадания. Она не предприняла никаких попыток вернуть свой Посох или кольцо Завета. Ей было достаточно сломанной игрушки Иеремии в кармане: пулевое отверстие и небольшие прорехи на рубашке – всё это было достаточно. Не обращая внимания на мрачную враждебность Униженных, она пошла к Инфелис.

Теперь, когда кризис сил Линдена миновал, отголоски дикой магии криля Лорика не затмевали сияния Элохимов. Инфелис стояла перед Линденом, словно средоточие красоты и ужасающей надменности. Её расшитое одеяние, обвивающее её тело, напоминало плач, сотканный из драгоценных камней и взаимных упреков.

Махдаут сказал Линдену, что надежда кроется в противоречии. Давным-давно Ковенант говорил то же самое. До него это говорил Верховный Лорд Морам.

Но Махдаут впал в безумие и погиб из-за Линдена; и Ковенант лежал разбитый на траве. Линден никогда не знал Морама.

Без предисловий она сказала: Мёртвые ушли . Она не сомневалась, что Сандер и Холлиан уже простились со своим безмерно осиротевшим сыном; что Гримманд Хоннинскрейв покинул Меченосец, чтобы обдумать всё, что они потеряли. И Ковенант не может мне помочь. Я причинила ему слишком много боли . Знания Харроу, плод его долгих трудов и жадности, не шли ни в какое сравнение с бессмертным сознанием Элохим. Остаётся только ты.

Скажите, как найти моего сына .

Харроу утверждал, что Инфеличе не станет или не сможет этого сделать.

Дикий резко ответил Элохим, словно выговор. Ты сам спросил, недостаточно ли причинённого тобой вреда. Неужели ты усугубишь разрушение безумием? Твой сын мерзость. Его дела отвратительны. Разве первый Полурукий не говорил, что ты должен снова превзойти себя? Он хотел сказать, что ты должен отказаться от этой безумной жажды сына .

Линден снова покачала головой. Слова Инфелис проскользнули мимо неё, словно тени, пустые и лишенные эмоций. Никакие упреки не могли тронуть её, пока она оставалась глуха к отчаянию.

И она не захотела верить толкованию Элохимами настойчивости Верховного Лорда Берека.

Тогда скажи мне сказала она, как будто Инфелис ничего не говорила, как остановить Червя .

Остановить Червя? голос женщины почти дрогнул. Неужели вы воображаете, что такому существу можно помешать или остановить каким-либо образом? Ваше невежество столь же велико, как и ваши проступки .

За спиной Линден Харроу тихонько усмехнулся, но она не услышала в этом звуке никакого веселья.

Так объясните мне это потребовала она. Излечите моё невежество. Почему такое существо вообще существует? Для чего оно нужно? С чего Создатель решил, что Червь Конца Света хорошая идея? Неужели он хотел убить своё собственное творение? Неужели всё это , вся жизнь и время, было лишь жестоким экспериментом, чтобы посмотреть, сколько времени нам потребуется, чтобы всё сделать неправильно?

Дурак! возразила Инфелис. Она нетерпеливо отмахнулась от вопроса Линдена. Как иначе Создатель мог создать живой мир? Ты назвал себя целителем. Как ты не можешь понять, что жизнь невозможна без смерти?

Её голос сплетал среди деревьев клубок печали и отвращения. От самой маленькой травинки до самого дикого сандгоргона или скурджа – всё живое способно жить лишь потому, что несёт в себе семена собственной гибели. Если бы живые существа не увядали и не погибали, они бы вскоре вытеснили всю остальную жизнь, время и надежду. По этой причине каждое живое существо стареет и умирает. И если его жизнь длинна, то его способность к продолжению рода укорачивается .

Пока Элохим говорили, друзья Линден встали у нее за спиной, оставив одного Бхапу наблюдать за Заветом с Униженными; но ни она, ни Инфелис не обратили на них внимания.

Творец, несомненно, мог бы без труда поместить в Свод Времени столько земель и небес, сколько пожелал. Но он не мог представить себе живой мир, который не содержал бы в себе средств к собственной смерти .

Инфелис резко взглянула в сторону Бороны, и её гнев усилился. Там этот вопиющий Непоследователь раскрывает всю глупость своей жадности. Обладая силой Земли и дикой магией, он воображает, что сможет уничтожить Червя, тем самым обеспечив существование Земли. Но уничтожение Червя уничтожит всё живое. Такой силе невозможно противостоять, не вызвав абсолютного хаоса. Пока существует Земля, Червь необходим. Борона мечтает о славе, но добьётся лишь уничтожения .

Борона рассмеялась от души, звучно и глубоко, совершенно безрадостно. Вы меня не понимаете, Элохим , – ответил он. Таково было ваше отношение к Непоследующему на протяжении многих веков. Я не ваш Дикаря, погрязший в невежестве и недоброжелательстве. У меня есть иные желания, намерения, которые превзойдут ваше самолюбие .

Линден не интересовала вражда между Непоследующими и Элохимами: ей это было ни к чему. Однако прежде чем она успела вмешаться, Стейв повысил голос и спросил Инфелис: Как же так получилось, что Элохимы не знают смерти? Почему ты избавлена от надежды и участи всей остальной жизни? Я не вижу в тебе никаких заслуг, которые могли бы одобрить твою свободу от смертности .

Ребяческий тварь! тут же огрызнулась Инфелис. Как ты смеешь? Элохимы не терпят оскорблений от таких, как ты .

Однако взгляд на Линдена заставил Инфелис утихомирить звенящий вихрь своего гнева. По-видимому, Линден имел некую власть над сюзереном Элохимом; влияние или значение этого влияния Линден не понимал.

С подчеркнутой сдержанностью Инфелис объяснила: Элохимы не участвуют в смерти, потому что наше предназначение бессмертно. Мы не размножаемся, не меняемся и не умираем, потому что были созданы, чтобы быть управителями Червя.

Иногда мы вмешивались в опасности, угрожавшие жизни на Земле или внутри неё, но это не наша главная цель. Скорее, наш Вюрд требует от нас сохранять сон Червя. Пойми, Диковластник, что у нас нет силы, способной навязать сон. Вместо этого наша задача умиротворять и успокаивать. Так по самой своей природе мы служим всем низшим проявлениям жизни.

Когда мы противостояли таким злодеяниям, как скурдж или истребление Единого Леса, мы делали это для того, чтобы Червь не был взбудоражен причинённым вредом. И когда мы позволяли таким силам, как Форесталы, или Колосс Падения, создаваться из нашей сущности, мы делали это для того, чтобы освежить соответствующую жизненную силу Единого Древа, чтобы нас оставили в покое . По мере того, как она говорила, её слова всё больше сплетались в элегию, тонкую, как серебряные колокольчики, и полную скорби, из-за склонившихся деревьев, глубокой ночи и света криля. Наша цель мир, средство и результат нашего самосозерцания. Форесталы и другие наши заместители, так же как мы заместители Создателя. Они служат Его оплотом и бастионом вместо нас, сохраняя жизнь, которая борется и умирает, пока мы сохраняем Землю .

Затем элегия превратилась в погребальную песнь, полную горечи.

Но даже такие жертвы не исчерпывают всей нашей ценности для Земли. Я дал имя Единому Древу. Отбросив иронические мечты о себе, мы стремились отразить любую угрозу, грозящую Древу, ибо оно питает жизнь так же, как Червь порождает смерть. Так Земля начала свой истинный упадок, влекущий к горю, когда Непоследователь стал Хранителем Единого Древа. Хитрость Теомаха была велика, но его хвалёных знаний было недостаточно для такой ноши. Ещё меньше было достаточно доблести Брина из Харучаев, хотя он и добился гибели Теомаха. Такими деяниями святость Единого Древа была умалена, и глубина сна Червя стала меньше.

Наша трагедия в том, что тень на наших сердцах превратилась в кромешную тьму. Ущерб разросся настолько, что мы не в силах ему противостоять. Червь пробудился и прожорлив, и мы не можем пробудить его от сна. Тем, что этот Непоследователь справедливо назвал злолюбием, ты, Диковластец, обрёк нас на смерть. Благодаря тебе мы первыми утолим голод, который ты вызвал.

Пока Инфелис отвечала на вызов Стейва, Линден беспокоилась. На каком-то уровне она осознавала актуальность откровений Элохим. Но они не смягчили и не смягчили тяжесть её положения. Твоё раскаяние превзойдёт твои силы. Ей нужны были факты, подробности, чёткое понимание того, что она высвободила.

Ранее Берек Полурукий сказал: Сотворение миров не совершается в одно мгновение. Его нельзя мгновенно отменить. Многое должно произойти, прежде чем деяния Избранных найдут свой окончательный исход . Линден цеплялся за эту мысль и требовал от Инфелис большего.

Ладно мрачно пробормотала она. Поняла.

И что теперь? Червь проснулся. Где-то. Что он собирается сделать? Как он собирается уничтожить Землю? Сколько у нас времени?

Её заботили лишь оставшиеся дни мира. Сам Червь был проблемой Ковенанта, а не её. Он или никто другой справится с этим кризисом. В любом случае, у неё была своя задача, которую нужно было выполнить до конца.

.ты ещё не закончил. Ковенант осознал истину. И он обещал, что она сможет добиться успеха. Она единственная, кто может это сделать. Она предпочла поверить, что он имел в виду её единственную оставшуюся обязанность.

Сон Червя был долгим-долгим , – тихо говорила Инфелис, но кислота и желчь исказили её лицо. Пробудившись, он измучен голодом. Как и любое живое существо, он должен питаться. И поскольку мы – его управители, мы также являемся его пищей. Таково наше Вюрд. Червь должен питаться нами. Только насытившись Элохим, он обратится к достижению своей высшей цели. Если хоть кто-то из нашего рода останется неистреблённым, мы выдержим лишь для того, чтобы стать свидетелями конца всего сущего и так погрузиться в последнюю тьму .

питаются нами. Возможно, Линден стоило встряхнуться. Ранее Инфелис сказала, что все Элохимы будут сожраны, но Линден едва ли её услышала. Теперь Линден, возможно, задумалась о цене своего поступка.

Но Инфелис не дала ей того, что ей было нужно. Линден попробовала ещё раз. Сколько времени это займёт? Часы? Дни? Недели?

Словно в гневном плаче, Элохим ответили: Мы постараемся отсрочить наш уход, потому что мы должны. Мы будем бежать и прятаться на таких расстояниях, на каких сможем, и Червь будет выслеживать нас поодиночке, ибо мы не хотим погибнуть. Однако, с пропитанием, мощь Червя будет расти. Не пройдёт и нескольких дней, как его могущество обнаружит и поглотит нас. И тогда на всей Земле не будет силы, достаточно великой, чтобы задержать Червя .

Харроу снова невесело рассмеялся, но никто не обратил на него внимания.

Хорошо , – повторила Линден. Пару дней . Но она больше не смотрела на Инфелис. Её внимание переключилось на что-то другое. Этого немного . У Става или Униженных могли быть ещё вопросы к Элохимам. Как и сама Линден, Харучаи не прощали. Было много вещей, в которых они могли обвинить Инфелис. И Мартюр, возможно, хотел опротестовать подразумеваемую судьбу Ранихин. Линден позволила бы им говорить всё, что они хотели. Она не разговаривала с ними, пробормотав: Мне нужно это пережить. Я больше не могу откладывать .

Она ожидала, что Харроу предложит ей сделку. Обмен. Оставался лишь один выбор: паралич или срочная помощь; и Иеремия нуждался в ней.

Сделай это, сказала она себе. Пока ещё можешь .

Но когда Линден отвернулась от Инфелис, к ней присоединились Рамен и Лианд. Мгновение спустя перед ней предстал Манетралл, заставив её задуматься о его ослеплённом лице.

Рингтан хрипло начал он. Избранный. Здесь есть многое, что превосходит нас. Мы Рамен, слуги великого Ранихина. Тысячелетиями мы довольствовались тем, кто мы есть. Мы не участвуем в исходе миров.

Но есть один вопрос, о котором я должен поговорить .

Линден уставилась на него. Её лицо было слишком застывшим от эмоций, чтобы выражать хоть какое-то выражение. Возможно, она выглядела такой же бескомпромиссной, как и родня Стейва. Но Мартир был её другом. Он потерял глаза, а вместе с ними и часть самоуважения, из-за неё. С трудом она сказала: Я слушаю .

Манетрал осторожно произнес: Раз уж мы уверены, что так и должно быть, я признаю, что вред от воскрешения первого Рингтана огромен и ужасен. Но он уже совершён. Его нельзя исправить. И его нужда остаётся. Она актуальна и неотвратима. Исцеление его сейчас не искупит того, что было, но может значительно облегчить то, что грядёт .

Он предлагал ей рискнуть, от чего она уже отказалась. Однако ради него и ради других друзей она попыталась ответить.

Я не могу этого объяснить. Если ты не был одержим, ты не знаешь, каково это, когда кто-то другой лезет в твоё сердце и душу Просто сделать с ним такое было бы уже достаточно плохо. Но это ещё хуже. Разбитый разум это не просто порез, открытый перелом или инфекция. Всего одна ошибка.

На Грани Странствий она пыталась проникнуть в Анеле, чтобы облегчить его безумие или его уязвимость. Но теперь она была благодарна ему за то, что он оттолкнул её. Её усилия почти наверняка навредили бы ему каким-то коварным образом. Она не была ни мудрой, ни бескорыстной, чтобы навязывать ему свои желания, не нарушая его целостности.

Она потратила годы на то, чтобы усвоить этот урок.

Если я вмешаюсь сейчас, это будет всё равно что воскресить его. Я лишу его возможности делать собственный выбор . Спасти или погубить себя. После того, что я сделал, я должен проявить к нему хоть немного уважения .

Линден, пробормотал Лианд не с протестом, а с огорчением и тревогой, неужели это так плохо, что ты вернула человека, которого когда-то любила? В какой-то степени я понимаю опасность.

Не пробуди ты Червя Конца Света, – строго заявил Галт. – Даже если бы Линден Эвери не пробудила Червя Конца Света, её деяние всё равно было бы Осквернением, столь же гнусным, как любое Падение, и столь же фатальным. Во имя себя и лишь для того, чтобы облегчить собственное сердце, она нарушила Законы, от которых зависит продолжение жизни. Результат – распутывание необходимости, деяния и последствий . Его тон был безжалостен. Через него Смирённые выносили приговор. В конце концов, может произойти только зло.

Женщина, совершившая подобные преступления, совершит и другие. Нельзя допустить, чтобы она совершила новые злодеяния .

Очевидно, Смиренные не собирались позволять Линдену вмешиваться в тяжелое положение Ковенанта.

Манетралл и его Корды напряглись. Махртиир сунул в руки свою удавку. Но ни Харучаи, ни Ранихин не двинулись с места. Поэтому и Рамен не двинулся с места.

Тем не менее, без интонаций заметил Стейв, ты не поднимешь на неё руку. Неверующий внушил тебе терпение. Ранихины объявили тебе свою преданность. И я не останусь в стороне. Ни один друг Избранной не останется в стороне. Возможно, даже Великаны, назвавшие её Другом Великанов, сохранят свою верность. Если ты намерен навязать Избранной свою волю, ты должен противостоять всем, кто собрался здесь во имя её. И ты должен бросить вызов приказу пра-Лорда, Томаса Ковенанта .

Линден проигнорировала обличение Смиренных. Она не прислушалась к утверждению Става. Она намеревалась обратиться к Харроу. Ей больше не к кому было обратиться. Всё остальное она уже сделала неправильно. Освобождение лорда Фаула стало неизбежным. Тем не менее, ей оставалось выполнить ещё одну задачу.

Возжелал ли Харроу её Посох и Кольцо Завета? Пусть. Если он примет её инструменты власти, результат будет совсем не таким, как он, похоже, ожидал.

Но прежде чем она успела что-то сказать, её зацепили бормотание Лианда и изменение внимания раменов. Проследив за их взглядами, она увидела, как из окутывающей ночи появляются великаны. Призрачные в ярком свете криля, Райм Холодный Спрей и её товарищи вошли в долину, приведя с собой Анеле.

По крайней мере, Анель, казалось, была умиротворена. Линден с первого взгляда увидела, что его защитное безумие никуда не делось. Он был окутан бессвязностью. Но он нашёл – или был приведён к – покой среди своих личных переживаний. Она почти поверила, что родители дали ему цель; понимание потребностей, которые побуждали его к раздробленным стремлениям.

Когда твои дела рухнут, как и должно быть, помни, что он надежда Земли. Видимо, Сандер и Холлиан вообразили, что их сын всё ещё играет важную роль, несмотря на пробуждение Червя.

Напротив, эманации Великанов говорили о стиснутых зубах и мрачной решимости. Манера, с которой они надвигались на Линден и её спутников, и мрачность их хмурых лиц говорили о том, что им известно о произошедшем. Отвлекая их, тень Гримманда Хоннинскрейва, должно быть, объяснила, чему способствовало или мешало их отсутствие. Возможно, Хоннинскрейв рассказал Меченосцу, почему Мёртвые стремились не допустить участия живых в выборе Линден и не помешать ему.

Однако, судя по всему, бывший Мастер Драгоценности Старфэра открыл и кое-что ещё. Гиганты на мгновение опечалились, потеряв сознание Ковенанта. Они встретили Линден двусмысленными кивками и гримасами, словно ещё не определились с ней: они зловеще смотрели на Борону и Униженных. Но они не остановились ни перед Посохом, ни перед Раменом, ни перед Лиандом. Вместо этого они направились к Инфелис с требованием в глазах и гневом в своих крепких руках.

Едва осознавая, что она делает, Линден обернулась, чтобы узнать, что движет Джайентс .

Когда они столкнулись с Инфелис, её лицо стало властным. Она с горечью взмыла в воздух, пока её лицо не оказалось на уровне воинственного взгляда Меченосца. Её сияющая фигура требовала поклона, но великаны не соизволили его оказать.

В далёкие времена, тут же сказал Райм Колдспрей, наши предки были введены в заблуждение, заключив ложную сделку с Элохимами. Нам стало ясно, что эта сделка была ложной. И теперь она нарушена, и не по нашей вине. Мы требуем возмещения .

Выгодная сделка? подумал Линден. Какая выгодная сделка?

Инфелича высокомерно подняла подбородок. И ты считаешь, что я должна возместить ущерб?

Как же иначе? возразил Железнорукий. Сделка была заключена по твоему велению. Ложь твоя. С помощью скрытого искажения фактов и коварных уловок ты предложил истинную выгоду, чтобы получить гнусную плату, которую ни один великан, живший на свете, не предложил бы сознательно. Теперь ты потребовал плату за этот дар, купленный ложью, и награда за него отозвана. Поэтому наша плата должна быть возвращена нам .

Линден смутно припоминала, как Гиганты Поиска говорили о какой-то сделке. Десять лет назад. Но недавно что-то напомнило ей об этом.

Глаза Элохимов вспыхнули, словно гранёные огни. Ты рассуждаешь ложно, Великан. Я признаю, что наша сделка была нарушена не по твоей вине. Более того, я признаю, что твои безмозглые предки скрыли от себя правду о своей распутной глупости. Но мы не навязывали им их заблуждения. Мы лишь допустили их. И мы не одобряли предательства нашей сделки. То, что наш сын считает нужным служить безумному Кастенессену, происходит не по нашему выбору и не с нашего согласия. Мы невиновны ни в злобе Кастенессена, ни в предательстве Эсмер .

Да. Линден кивнула про себя. Эсмер. Вот именно.

Тем не менее, настаивал Колдспрей, вы поступили с Джайентс нечестно. Бремя возмещения ущерба лежит на вас .

Это иллюзия возразила Инфелис. Конечно, я могу вернуть тебе дар языков дар, который твой сын снова отнимет у тебя, когда я сбегу, как и должно быть. Но я не могу снять заклятие, наложенное на родственника, которого ты называешь Лонгврат .

Линден поморщилась, услышав это имя, а Лианд затаил дыхание. Но Инфелис не остановилась.

Такое возмещение она презрительно произнесла это слово, не в моих силах. Сделка, которую вы называете ложной, была заключена свободно, без принуждения или ограничений. В обмен на ваш дар языков мы добивались жизни одного тогда ещё не рождённого Великана за раз и в обстоятельствах по нашему выбору. Если мы не сказали этого на языке, безошибочно понятном Великанам, вина лежит на вас. По недоразумению или из-за самообмана, слово вашего рода было дано. Дело свершилось. Завет, который мы требовали, был приведён в действие, чтобы искать своего исполнения сейчас. Он не может быть освобождён, кроме как путём уничтожения его источника.

Мы не изменим наше прошлое. Это ускорит разрушение Арки и пока мы живы, мы будем цепляться за жизнь .

И всё же это была нечестная сделка, Элохим, возразил Фростхарт Грюберн. Неужели вы приравниваете дарование сказки к отказу от жизни?

Сказка это жизнь утверждала Инфеличе.

Тем не менее, продолжал Грюберн, ты скрыл от наших предков, что жаждешь оружия, способного уничтожить Линдена Великана. Если бы они знали, что ты хочешь лишить жизни любого Великана, с какой бы то ни было целью, они бы отвернулись и с отвращением удалились .

Инфелис презрительно фыркнула. Не было никакой нечестности. Наши цели – наши собственные. Мы не хотим их раскрывать. Я признаю, что ваши предки совершенно неправильно нас поняли. Тем не менее, они приняли нашу сделку. Если вы находите в этом неправоту, найдите её в своих собственных, чьё желание постичь многочисленные языки Земли перевесило их желание постичь Элохимов. Мы не можем нести ответственность за их готовность связать своих потомков сделкой, которую вы теперь ненавидите .

Боже, подумал Линден с лёгким удивлением. Элохимы всё это запланировали. Все эти тысячелетия назад. Безумие Лонгрэта было не в Земном Зрении: оно было манипуляцией. Оно было ради этого! Чтобы предотвратить этот момент. Обманув его предков, Элохимы обрели силу, чтобы настроить его против неё, надеясь, что он убьёт её прежде, чем она войдёт в Анделейн со своим Посохом и кольцом Завета.

Это бессовестно , – вдруг сказала она, хотя и не собиралась говорить. Лорд Фаул гордился бы тобой. Если бы ты хотел моей смерти, ты мог бы убить меня сам. У тебя было много возможностей. Обманывать других, чтобы они делали за тебя грязную работу, – это не просто недальновидно. Это самоубийственно. У тебя могли быть союзники. А теперь у тебя есть только те, кто не пожалеет, если ты умрёшь первым .

разве мы не равны во всем?

Мы Элохим, сердце Земли. Мы стоим в центре всего живого, движущегося и существующего. Никакое другое существо или нужда не может судить нас.

Сам Эсмер утверждал, что высокомерие и самовлюбленность это достаточная тень, способная омрачить сердце любого существа.

Хорошо сказано, миледи! Харроу громко хлопнул в ладоши. Я начинаю верить, что у Земли есть надежда, когда все уловки, кроме моих, провалились .

Вся компания проигнорировала его.

Ты сам себя разоблачаешь, Линден Эйвери, категорически заявил Галт. Ложные деяния Элохимов и твои .

Линден приняла обвинение. Она тоже была виновна в эгоцентризме. Да, и, возможно, даже в высокомерии. Мне нужно, чтобы вы усомнились во мне. У неё не было других оправданий своим поступкам.

Никаких оправданий, кроме ее тоски по Томасу Ковенанту и ее принудительной любви к Джереми.

Но Райм Колдспрей, а затем и остальные Великаны отвернулись от Инфелис. Возможно, они и не рассчитывали на какую-либо уступку. Встав среди Ранихинов и Униженных, они возвышались на фоне ночного неба, затерянных звёзд и бездонной тьмы.

Возможно, Харучай, ответил Железнорукий Галту, твоя уверенность оправдана. Однако Гримманд Хоннинскрейв, чья доблесть и жертвенность были известны твоим предкам, заверил нас, что Мёртвые не так легко выносят приговор. Возможно, Кейл и другие твои предки попытались бы склонить тебя на свою сторону, если бы ты согласился прислушаться к ним.

С достопочтенным Хоннинскрейвом мы говорили о многом , – её тон был твёрд, как камень её клинка, – не забывая и о Черве Конца Света. Он описал необходимость свободы в выражениях, слишком красноречивых, чтобы их можно было проигнорировать. Он отозвал нас от Линдена Великана не для того, чтобы лишить нас свободы ответа, а скорее для того, чтобы события не спровоцировали нас на поспешный выбор ответа. И он много рассказал обо всём, что Великаны Поиска узнали о Томасе Ковенанте и Линдене Эвери .

Линден прислушалась почти невольно. Она собиралась обратить внимание на борон. Но новое понимание бедственного положения Лонгрэта запало ей в душу, словно смерть Хоннинскрейва во власти и неповиновении.

Глаза Лианда, сидевшего рядом с Линденом, сияли, словно он уже догадался, что откроет ему Железная Рука.

Нельзя отрицать, что они смертны, – продолжал предводитель Меченосцев, – и потому доведены до заблуждения. Но то же самое следует сказать и о Великанах, и о Харучаях, а теперь и об Элохимах. И Хоннинскрейв напомнил нам о глубокой любви Первого, и о любви Питчвайф, и о своей собственной, которую и Томас Ковенант, и Линден Эвери заслужили своим мужеством и решимостью, своей дарованной дружбой и своим окончательным отказом подчиниться велениям отчаяния. Если мы сомневаемся в Линдене, друге Великанов, признавал он, у нас есть на то веские причины. Но он также открыто заявлял, что у нас есть веские основания полагаться на уроки прошлых тысячелетий, уроки верности и доверия. Более того, он заверил нас, что его собственные страхи – это прежде всего страх перед ней, а не перед ней. Оставайтесь неуверенными, как верят Мертвые, призывал он нас, и верьте велению своих сердец.

Харучай, наши сердца склоняются к Линден Эвери, а также к Томасу Ковенанту. Опасность его воплощения очевидна, как и её упрямство и могущество. Он претерпел великие страдания, и тьма внутри неё очевидна всем, кто смотрит на неё. И всё же он остаётся человеком, поднявшимся ради спасения Земли. А она не раз демонстрировала свою способность к непредвиденным исцелениям.

Если вы вынуждены выносить суждение, заключила Железная Рука, словно сжимая кулак, делайте это между собой. Мы вас не выслушаем. Несмотря на нашу неуверенность, мы решили хранить верность своему прошлому и её прошлому .

Всего несколько дней назад Колдспрей заявил: После наших детей сказки наше величайшее сокровище. Но не может быть истории без риска и отваги, стойкости и неуверенности. И радость в ушах, которые слышат, а не в устах, которые говорят .

Галт выдержал взгляд Железнорукого, не моргнув. Клайм и Бранл сделали то же самое. Однако они делились своими мыслями молча, а не вслух. По крайней мере, в этом отношении они уважали отношение Великанов. Только Стейв слышал своих сородичей, но промолчал.

Знаешь ли ты.? попыталась спросить Линден. Но горло у неё сжалось, словно она всё ещё была способна плакать. Отчаяние наполнило её рот, словно пепел или песок, и ей пришлось сглотнуть, прежде чем она смогла обрести голос. Знаешь ли ты, что случилось с Анеле? Хоннинскрейв, – о боже, Хоннинскрейв, который намеренно принял Рейвера, чтобы слугу лорда Фаула разорвать на части, – говорил что-нибудь о нём?

Колдспрей покачала головой, и её тон смягчился. О старике мы знаем лишь то, что видели ваши глаза. Мы видим, что он нашёл утешение среди своих Мёртвых. Но его состояние не влияет на наш выбор. По этой причине, я полагаю, Хоннинскрейв не говорил о нём .

Полагаю, ты права пробормотала Линден, словно про себя. Его свобода так же необходима, как и свобода любого другого. Если бы мы знали, что у него внутри, мы могли бы как-то вмешаться .

Борясь с влиянием Великанов, она приготовилась вновь обратиться к Бороне. У тебя есть спутники, Избранная, – у неё было множество друзей: Меченосец ясно дал это понять, – которые не дрогнули в служении тебе. Только Униженные и Инфелис хотели противостоять ей. Но это ничего не изменило. Она положила начало концу света. Она не могла его изменить. Ей оставалось лишь одно.

Разве она не должна вернуть свой Посох и кольцо Завета? Они остались лежать на траве, брошенные, словно предавшие её. Они не представляли для неё никакой ценности, если она не потребует их снова.

Возможно, подумала она, ей стоит попытаться завладеть и крилем Лорика. Его яркость защищала Анделейн, но теперь Анделейн был обречен. Кинжал Лорика, возможно, был высшим достижением Старых Лордов, но он не мог спасти Холмы. Тем не менее, он мог продолжать черпать силу из обручального кольца Джоан, когда кольцо Ковенанта исчезнет.

Это может спасти саму Линден.

Или Иеремия.

Вкратце.

Это всё, о чём она просила. Она зашла слишком далеко и причинила слишком много вреда, чтобы ожидать чего-то большего.

И всё же она колебалась, сама не зная почему. Посох Закона принадлежал ей. В каком-то смысле Ковенант оставил ей своё кольцо. Но у неё не было никаких прав на криль. Никаких прав на него.

Она хотела спросить Харроу: Ты всё ещё веришь, что Инфеличе помешает тебе отвести меня к Иеремии? Даже сейчас?

Но это решение принимала она сама. Оно не принадлежало ни Элохимам, ни Непоследующим.

Однако прежде чем она успела сделать последний выбор, Манетралл Мартир резко поднял голову.

Алианта! рявкнул он, словно был удивлён или пристыжен тем, что не догадался об этом раньше. Кордс, найди Алианту .

Бхапа и Пахни обменялись недоумёнными взглядами. В замешательстве Пахни быстро взглянула на Лианда. Но это были рамены: они тут же повиновались своему манетралу. Лавируя между ранихинами, они мчались вверх по склонам низины, пока не оказались вне досягаемости криля.

Манетралл? спросил Стейв.

Озадаченные Колдспрей, Грюберн и их товарищи нахмурились, глядя на Махртиира.

Первый Рингтан должен исцелиться резко ответил он. Здесь многое лежит за пределами моего понимания да, за пределами даже моего желания понять. И всё же мне ясно, хоть я и слеп, что часть его страданий всего лишь человеческая слабость. Ему дали плоть, слишком слабую и несовершенную, чтобы вместить его дух.

Никакой бальзам, известный раменам, не облегчит пыл и стеснение его возрождённой боли. Но алианта удовлетворит самые насущные потребности его плоти. Возможно, она даст ему силы пробудиться и, возможно, заговорить .

Стейв кивнул; и угрюмость сползла с лиц великанов. Мэнетралл! радостно воскликнул Лианд. То зрение, которого ты не обладаешь, превосходит моё, которое совершенно. Алианта, конечно! Почему это было не первой, а последней нашей мыслью?

Потому что, язвительно ответила себе Линден, ты отвлеклась. Как и она. Как и её спутницы, она сосредоточилась на других формах исцеления.

Теперь она чувствовала, что больше никогда не сможет встретиться взглядом с Кавинантом. Она едва могла смотреть в лица друзей, которых обманула и использовала дурно.

Она собиралась оставить их всех. Она не хотела подвергать их опасностям, связанным с тёмными замыслами Харроу.

Ковенант признал свою веру в неё. Она единственная, кто может это сделать. Линдену было бы легче переносить своё больное и разбитое состояние, если бы он полностью отверг её.

Мысль о том, что он все еще доверяет ей, казалась жестокой шуткой.

Среди богатства даров Анделейна Кордам не пришлось долго искать драгоценные ягоды. Пахни уже вернулась в долину с горстью зеленовато-зелёных плодов. И когда она плавно спускалась по склону, Бхапа увидел свет на краю низины. В это же время Махритир обошёл ранихинов, великанов и криля, чтобы приблизиться к Кавинанту. Опустившись на колени, Манетралл мягко и ласково перевернул Неверующего на спину. Затем Махритир сел, скрестив ноги, у головы Кавинанта и положил её на свои голени.

Линден не могла смотреть. Она намеренно отвернулась от группы, окружавшей Кавинанта, и наклонилась, чтобы схватить резной чёрный древесину своего Посоха. На мгновение она испугалась, что сожгла его готовность к Силе Земли и Закону. Однако тут же обнаружила, что Посох цел, невредим. Его жгучее тепло успокоило её руку, когда она взяла кольцо Кавинанта, накинула цепочку на голову и позволила белому золоту повиснуть на груди.

Сейчас, приказала она себе. Сделай это сейчас же .

Тем не менее, она колебалась, охваченная болью, словно предчувствием утраты. Её пугали собственные намерения. Обручальное кольцо Ковенанта символизировало смысл её жизни даже больше, чем её Посох. Отказавшись от всего этого, она не останется ни с чем.

Ничего, кроме Иеремии.

Его нужда заставила её. Если бы она не оставила себе ничего, кроме сына, она бы нашла способ быть довольной.

Сжимая Посох до боли в костяшках пальцев, она пошла по сочной траве, чтобы заключить сделку с Бороной.

В богатом, словно придворный, облачённый в богато украшенные одежды, Непоследователь восседал на своём огромном коне в дюжине шагов от всех остальных. При приближении Линден зверь закатил глаза от ужаса или ярости: мускулы на его боках дрожали. И всё же он стоял неподвижно под твёрдой рукой бороны. Бездонные пучины его глаз жадно смотрели на неё, но не пытались заглянуть в свои глубины. Улыбка, похожая на самодовольную непристойность, искривила его губы. Чтобы встретиться с ним лицом к лицу, ей пришлось сурово напомнить себе, что его сила, как и одежда, приобретенная, а не врождённая. За своей снисходительностью, жадностью и сложной магией он был более обычным человеком, чем Лианд из подкаменье мифиль, унаследовавший древнее право своего народа.

Если бы Линден могла отгородиться от людей позади неё, она бы так и сделала. Но её нервы были ещё слишком обострены, слишком уязвимы. Невольно она почувствовала движение ранихинов, пока они не образовали широкий круг вокруг Ковенанта, Махртаира, Кордов, Лианда и Смирённых. Там стояли звёзднобровые кони, словно свидетельствуя. А среди ранихинов собрались великаны. Даже внимание Элохим было приковано к Ковенанту, а не к Линден и Харроу.

Только Стейв уклонился от усилий Манетралла позаботиться о первом Рингтане. Изгнанник Харучай в одиночку пришёл к Линдену.

Она не хотела следить за действиями Мартиры, не хотела. Однако, несмотря на все её усилия сдержать чувства, она чувствовала его напряжение и беспокойство, когда он принял от Пахни драгоценную ягоду и разломил её зубами, чтобы извлечь косточку. Он не мог знать, что произойдёт, когда он скормит Кавенанту алианту. Он мог лишь оставаться верным себе и уповать на щедрость Земли.

Он осторожно раздвинул губы Кавинанта, чтобы принять плод. Затем он начал гладить его горло, побуждая потерявшего сознание мужчину проглотить.

Линден пристально посмотрела в глаза Харроу, словно не замечая его мнимого превосходства. Она хрипло прошептала: Ты сказал, что можешь отвести меня к сыну .

Есть услуга, которую я могу оказать вам и которую вы не получите ни от какого другого живого существа.

В самом деле . Голос Непоследователя был глубоким и полным, полным алчности. Он встретил её взгляд, словно жаждущий её поглотить. Мои знания охватывают как его укрытие, так и способы, которыми он скрывался. И я могу по своему желанию перемещаться из одного места в другое в это время, как и сообщил тебе глупый Махдаут .

Несколько мгновений, показавшихся Линдену слишком долгими, Кавинант не реагировал на алианту на языке. Но Мартир был терпелив. И даже если Кавинант не проглотит, его рот сам впитает часть пользы ягоды.

Червь Конца Света приближается , – ответила она бороне, говоря так отчётливо, как позволяла дрожь в сердце. Ты ничего не можешь с этим поделать. Заставляет ли это тебя что-то переосмыслить? Что-нибудь вообще? Ты всё ещё хочешь того, что есть у меня?

Жаждал ли он по-прежнему ответственности, подразумеваемой Посохом Закона и кольцом Завета?

Вокруг Ковенанта и Манетралла царило напряжение. Великаны и Униженные, Корды и Лианды, и даже Ранихины разглядывали павшего Хранителя Времени в надежде обнаружить хоть какой-то знак, что сок плода или помощь Мартиры могут пробудить его горло.

Линден почувствовал коллективный вздох Меченосцев, когда Ковенант рефлекторно сглотнул.

Манетрал на мгновение склонил голову над Ковенантом. Затем он приготовил ещё одну драгоценную ягоду.

Да, госпожа , – жадно ответила Борона. И я не так уж невежественна в отношении Червя, как Инфелис предпочитает воображать. Гибель Земли не обязательно должна произойти, как она утверждает. С помощью сил, которыми вы меня наделите, и средств, о которых Элохимы боятся даже помышлять, я докажу, что никакая гибель не неизбежна – кроме уничтожения тех, кто осмелится мне противостоять .

Хорошо . Линден помедлила, чтобы убедиться в своей уверенности. Но возможность пробуждения Ковенанта не повлияла на её решение. Ей нужно было пойти на ещё один абсолютный риск. Ничто меньшее сейчас ей не подходило. И она знала цену попыток избавиться от своего бремени. Если ты такой высокомерный или такой слепой или такой умный скажи мне, что ты предложишь взамен .

Незаметно для глаз Инфелис застыла в воздухе около Линдена и Харроу, паря так, чтобы иметь возможность взглянуть ему прямо в лицо своим сияющим негодованием или чтобы иметь возможность выплеснуть свое горе на Линдена.

Мгновение спустя вся долина преобразилась: со всех сторон в низину хлынул поток Призраков. Тепло их освещало тьму. Линден невольно повернула голову, ожидая увидеть десятки, а то и сотни танцующих жутких пламен свечей, устремляющихся к ней, словно призванных возможностью конфликта между Элохимами и Непоследовательными.

Но они, казалось, не замечали ни её, ни Инфелис с бороной. Вместо этого они собрались вокруг Мартиры и Ковенанта.

Инфелис потребовала внимания Линдена. Линден Эйвери, возразила она с тоской и гневом, Диковластник, ты не должен этого делать. Неужели тебя не успокаивает зло этой ночи? Непоследователь говорит о силах, которые он не в силах постичь. Он ускорит опустошение Элохимов и не достигнет никакой достойной цели. Он лишь приобретёт себе жалкую, ложную славу, пока мир рушится .

Стейв проигнорировал Элохима. Он не взглянул на Призраков или Ковенант. Словно Инфелис не говорила, он непреклонно произнёс: Будь осторожен, Избранный. Мне не нравится слово этого Непоследователя. И обмен, который ты замышляешь, неравен в его пользу. Возможно, даже очень. С помощью дикой магии и Закона, возможно, ведомых через криль Верховного Лорда Лорика, он обретёт невероятную мощь, а ты получишь лишь сына. Он может оказаться бессильным против Червя, но всё равно сеять неисчислимые разрушения перед концом, не оставляя ничего, кроме отчаяния тем, кто ненадолго сохранит жизнь .

Линден почти не слышала ни одного из них. Застигнутая врасплох возвращением Призраков, она наблюдала, как они колышутся и мерцают над беспамятством Ковенанта. Яркие жёлто-оранжевые огни их пламени контрастировали с нечеловеческим серебром криля. Звеня, словно самые высокие колокола далёкого карильона, безымянные и невыразимые, они толпами опускались на его руки и ноги, на его торс, на его лицо. И каждое прикосновение было наполнено их таинственной жизненной силой. Вместе они ткали здоровье сквозь него, исцеляя его перегруженную плоть.

Несмотря на их щедрость, Линден не видел никаких признаков того, что Призраки могли бы или могли бы повлиять на раскол его разума. Они также не избавили его от проказы. Она была ему присуща. Возможно, это было необходимо. Тем не менее, они роились, стремясь исчерпать себя, чтобы его тело смогло выдержать напряжение его непостижимого духа.

Когда каждый Призрак отдавал свой дар, свой ответ на вражду между Элохим и Непоследователями, он уходил, танцуя, чтобы его место могло занять другое маленькое пламя.

Успокоившись, Линден снова повернулась к Инфелис и Бороне. Она горячо ответила и Посоху, и Элохимам.

Меня это не волнует. Если он неправ – если он не сможет остановить Червя – он умрёт, как и все мы. Но, возможно, он и прав. Он не для того так долго и упорно трудился, чтобы насладиться несколькими днями пустого превосходства. И я освобожу своего сына. Я не могу сделать ничего другого, но могу попытаться. Я прекращу его страдания. Я обниму его хотя бы ещё раз, прежде чем Червь доберётся до нас. Если нам с ним суждено умереть, его последним воспоминанием будет то, что я его люблю .

В течение нескольких ударов сердца Стейв смотрел на Линдена. Убедившись в том, что увидел своим единственным глазом, он просто сказал: Тогда я доволен .

Я не такой! крикнула Инфелис, и этот всплеск страсти напомнил Линдену о зловещей силе Эсмер. Дикий Владыка, ты стал воплощением Осквернения. Твоя глупость слишком безгранична, чтобы называть её иначе. Разве ты не понимаешь, что Борона уготовила Элохимам участь куда более пагубную, чем простое уничтожение?

Прежде чем она успела продолжить, Харроу презрительно рассмеялся. Вы ошибаетесь, Элохим, как обычно. Когда я обрету то, чего жажду, вы и ваши сородичи будете пощажены, и вам будет предоставлена свобода лелеять свою жажду в любой форме, которая вам угодна. Я либо потерплю неудачу, либо добьюсь успеха. Если я потерплю неудачу, ваше положение останется неизменным. Если же я добьюсь успеха, вы вернётесь на своё законное место в жизни Земли. Поэтому прекратите свои жалобы. Это всего лишь мелочность и жалость к себе .

Ты полагаешь, возразила Инфелис, что твоё слово имеет хоть какую-то ценность в таких делах? Нет. Это лишь хитроумная уловка, чтобы добиться твоих желаний. Ты смертен, Непоследователь. Твой человеческий разум не в силах вместить масштаб твоих злосчастных намерений .

Линден приготовилась сказать Инфелис и Харроу заткнуться. Она была сыта по горло их враждой: она не проливала света на тёмные стороны её решений. Но прежде чем она успела потребовать от них молчания, она услышала голос Ковенанта.

Призраки оживили его. Всё ещё лёжа, положив голову на голени Мартира, он тихо заговорил: лишь отрывок звука в тревожной ночи. Тем не менее, голос его разносился так, словно он обладал властью управлять самим воздухом долины.

Есть ли у кого-нибудь из вас идея получше?

Линден резко повернулась к нему, как будто он протянул руку и схватил ее за нее; как будто у нее не было выбора.

Толпа вокруг него расступилась: она ясно видела его. Он не поднялся из травы на свет криля. Но призраки всё ещё плясали вокруг него, словно полумрак нежных огней. Несмотря на расстояние между ними, Линден видела его с пугающей ясностью.

Бледность его лица выдавала его слабость. Ни Алианта, ни Призраки не смогли излечить его фундаментальные недостатки или болезнь. Он всё ещё напоминал инвалида, слишком слабого, чтобы стоять; возможно, слишком слабого, чтобы думать. Благодаря своему чувству здоровья Линден почти могла определить трещины, по которым треснула скала его разума.

Однако желчь на его лице сохраняла свою непреодолимую суровость. Он был подобен падшему пророку, низвергнутому прежде, чем он успел возвестить судьбу Земли.

Под копной седых волос шрам на лбу сверкал, словно укор. Видишь? Он словно говорил: Это моя смертность. Моя боль. Это твоя вина .

Пока Линден разглядывал его, он обвёл взглядом всех вокруг. Но никто ему не ответил. Даже Смирённые не ответили. Линден ожидала, что они снова начнут её осуждать; однако Бранл, Галт и Клайм промолчали. Власть Ковенанта контролировала их так же, как и атмосферу в низине.

В таком случае он говорил уверенно, несмотря на свою хрупкость, думаю, нам следует поступить так, как поступит Линден. Она может принять такое решение. Остальные из нас не могут . Через мгновение он нашёл в себе силы добавить: Мхорам бы одобрил .

Инфелис тут же бежала из низины, словно вопль. Она исчезла, словно Завет изгнал её; словно её дело было проиграно без поддержки Хранителя Времени.

После ее ухода самодовольная атмосфера триумфа Харроу заставила Линдена пожелать, чтобы она могла его сразить.

3.

Торговля с судьбой

Едва осознавая свои движения, Линден повернулась спиной к Харроу и поспешила к Ковенанту. Всеми чувствами она всматривалась в своего бывшего возлюбленного. Возможно ли, что Призраки исцелили его израненный разум? Или она неверно истолковала воздействие потустороннего пламени? Неужели они исцелили его?

Понимал ли он вообще, что говорил, когда поддержал Линдена? Когда он так сильно напугал Инфелис, что Элохимы в отчаянии бежали?

Незамеченные ею, гиганты возвышались перед ней. Затем они встали позади. Она прошла мимо Ранихин и Харучаи, не заметив их. Лианд и Корды кружили вокруг Ковенанта: Махртиир поддерживал голову Неверующего. Но она не смотрела на них. Всё её внимание было приковано к Томасу Ковенанту.

По крайней мере на данный момент она забыла о тревоге и стыде.

Поддержанный Манетраллом, Кавенант теперь сидел более прямо, прислонившись к груди Мартиры. Казалось, он не заметил приближения Линдена. Возможно, он не заметил, что тот заговорил. Шрам на лбу был отвёрнут. Пока она затаила дыхание и закусила губу, он сосредоточился на том, чтобы принимать драгоценные ягоды по одной из рук Пахни или Бхапы. Несмотря на явный голод, он ел медленно и бережно. Семена он отдал Лианду, который с радостью разбросал их по долине.

Вглядевшись в Ковенанта настолько глубоко, насколько это было возможно, не оскверняя его дух, Линден убедилась, что Призраки не исправили изъяны, раздробившие его мысли. Они не излечили и его проказу. Не смогли: Грязь Кевина препятствовала им, несмотря на силу, которую они черпали из кинжала Лорика. Они лишь исправили физическое насилие, причинённое его возвращением к жизни. Они не вернули ему прежнего человека.

Линден вывел его слишком далеко за пределы Закона. Теперь он, казалось, существовал вне всякого обыденного понятия здоровья. Обильные чудеса Анделейна и Земли могли питать его плоть, но не могли вернуть его в сферу простой человечности.

Видя его таким, настороженного и проклятого, становящегося сильнее, что позволит ему выдержать ещё больше боли, Линден снова захотелось плакать. Но она не стала. Возможно, не смогла. Последствия её ярости, безрассудства и надежды иссушили её. Внутри себя она напоминала пустошь.

Она лишь краем глаза заметила, что Призраки начали уплывать, издавая пронзительный и безутешный плач, выныривая из низины. Видимо, они сделали всё, что могли. Теперь они отправились в другое место, словно не желая видеть, что будет дальше.

В то же время ранихины повернули в сторону. Бдительные и уверенные, они отделились от отряда и направились на юг.

Линден едва заметила их уход. Завет , – пыталась она сказать. Но у неё не было слов, чтобы выразить то, что ей было нужно от него. Они были выжжены из неё её собственной расточительностью. Возможно, она смогла бы пережить пробуждение Червя, если бы ей удалось перевоплотить его таким, каким она его помнила. Но её вопиющая демонстрация силы привела к чему-то худшему, чем провал. Никакое простое выражение сожаления не оправдало бы её.

Тем не менее, её горе привлекло внимание друзей. Махритир поднял голову. Пахни посмотрела на Линдена: надежда внезапно вспыхнула в глазах юной Корд и тут же погасла, угаснув от увиденного. Бхапа смотрела на Линдена как на человека, потерявшего веру и теперь пытающегося её вернуть.

Смиренные, казалось, не обратили на неё внимания. Анель растянулся на густой траве у ног Кавинанта. Там он спал, прикрыв рот рукой, словно боясь, что может что-то пробормотать во сне. Но Великаны выжидающе повернулись к Линдену.

Лианд колебался лишь мгновение. Затем он подошёл и встал перед Линденом. Чёрные брови его бровей подчёркивали вопросы, роившиеся в его добрых глазах. И всё же он протянул руку и нежно обнял её за плечи, словно желая успокоить.

Линден, начал он тоном нарочитого спокойствия, это слишком много. Слишком многое произошло. Слишком многое из этих событий лежит за пределами моего понимания. Нам сообщили, что приближается последний кризис Земли, но подобные признания кажутся бессмысленными перед тем изумлением и ужасом, которые вы сотворили.

Вас тяготят другие нужды. Я намерен уважать их, как уважал вас с самого начала и буду уважать до конца. Однако об этом я должен просить.

Я вижу, что ваше понимание произошедшего превосходит понимание любого Стоундаунора или Рамана. В одном отношении оно превосходит даже Мастеров, чья память охватывает тысячелетия. В другом оно превосходит обширные познания этих Гигантов, хотя они преодолели большие расстояния и столкнулись с опасностями, непостижимыми для меня. Тем не менее, я спрашиваю вас об этом. Разве вы не могли предвидеть исход своих деяний здесь? Разве вы не разделяете со всеми своими товарищами, Мастерами, Гигантами и Раманом, неспособность предвидеть будущее? И если у вас нет дара предвидения, разве этот недостаток не делает вас безупречным?

На скалах Сальвы Гилденборна, когда нас окружили скурджи, я рисковал нашими жизнями, орудуя Оркрестом и Посохом Закона в попытке вызвать дождь – попытка, которая превзошла все мои знания, умения и силы. То, что мы избежали ловушки Кастенессена, – не заслуга моей прозорливости. Я был просто глуп, глуп и отчаян. И всё же моя глупость превратилась в надежду, не благодаря каким-то моим деяниям, а благодаря помощи порождений Демондима и твоей собственной, гораздо большей мощи.

Линден, друг мой. Лианд на мгновение запнулся, охваченный состраданием. Затем к нему вернулось достоинство. Разве то же самое нельзя сказать и о тебе? Может ли какое-либо существо или сила с уверенностью утверждать, что твоя глупость не обратится в надежду благодаря помощи какого-нибудь знания или теургии, он бросил взгляд на Ковенанта, которую мы не можем предвидеть?

Линден покачала головой. Она услышала его искренность. Она почувствовала её в объятиях его рук. И всё же отвергла её. Её слишком много предостерегали. Видения ранихинов, связанные с конским обрядом, возможно, было трудно истолковать, но образы, которыми Лорд Фаул поразил её во время перехода в Страну, были не такими уж сложными.

Не в этот раз резко ответила она. Я могла бы догадаться. Я просто не могла позволить чему-либо меня остановить .

Под руководством Меленкуриона Скайвира она поняла, что без Ковенанта она ничто. Желание спасти Иеремию требовало от неё большего, чем она могла себе позволить.

И она не простила.

Её ответ ранил Лианд. Возможно, он огорчил бы Раменов и Мечников или оправдал бы Униженных. Но Ковенант отвлёк их прежде, чем кто-либо успел возразить.

Он неуверенно отстранился от Махртхира и с трудом поднялся на ноги. Нахмурившись, он оглядел всех вокруг. Однако, когда он взглянул на Линден, она заметила, что его взгляд не был полностью сосредоточен на ней. Вместо этого создавалось впечатление, что он видит на её месте кого-то другого: возможно, другую версию себя или вообще другую женщину.

Представьте себе Создателя и Презирающего братьями, заметил он отвлеченным тоном. Или двойниками друг друга. Это не совсем так. Эти понятия слишком обширны для слов. Но это способ попытаться понять. Это по крайней мере так же верно, как утверждение, что звёзды дети Создателя. Или что Арка Времени подобна радуге. Можно сказать, что Творение и Презрение одно и то же, но они принимают настолько радикально разные формы, что могли бы быть друг для друга загадками. Всё это парадокс. Так и должно быть .

В другом, более последовательном состоянии ума он мог бы сказать: В противоречии есть надежда .

Завет? спросил Линден, словно его имя вырвали у неё против воли. Выпрямившись, Манетралл, словно эхом, спросил: Рингтан?

Ковенант не ответил. Возможно, он их не услышал. Вместо этого он повернулся к Лианду.

Мне нравится твоя аналогия с Оркрестом . Он говорил так, словно продолжал непринуждённый разговор, начатый ранее с Стоундаунором. Это не имеет никакого значения. Ты никем не рисковал, кроме себя. Попытка вызвать дождь не усугубила и без того опасную ситуацию. Сила Земли и Закон не смогут остановить скурджа. Пока там ещё Грязь Кевина. Но ты всё равно прав. Сюрпризы всегда случаются. И иногда они помогают .

Вокруг него переминались с ноги на ногу великаны. Они слышали слишком много историй о Неверующем, пра-Лорде, и ни одна из этих историй не соответствовала человеку, который теперь занимал тело Ковенанта.

Линден попробовал ещё раз. Завет? Где ты? В своих мыслях? Что ты помнишь?

Линден? Он поднял бровь, словно удивлённый её присутствием; словно ожидал, что она убежит, как Инфелис. Однако его манера держаться оставалась отвлечённой, почти безразличной. Ты помнишь Дассомера Мининдерейна?

Нет . Её реакция была гораздо более личной, чем его. В смысле, да. Я только слышала это имя. Сандер рассказал нам о ней , когда он увёл Ковенант и её из подкаменье мифиль в разрушительные земли Санбейна тысячелетия назад. Совет Клэйва упоминал о ней .

Ковенант кивнул. Верно. Это почти правда . Он процитировал слова, услышанные им всего несколько мгновений назад:

Диассомер Мининдерайн,

Супруга могучего и жена господина,

Хозяйка всех звезд и небес,

Имея власть над королевством и борьбой,

Как гласит история, посещали хорошо.

А-Йероту из Семи Преисподних .

Линден вспомнила, несмотря на смущение. О, иди ко мне, моя любовь, и ложись в постель.

Ковенант провалился в свою личную расщелину. Диассомер Мининдерайн не имела никакого отношения ни к Линден, ни к проблемам её друзей, ни к концу света. Эта женщина была всего лишь мифом, созданным Клэйвом в злонамеренных целях Лорда Фаула.

Завет, пожалуйста умолял Линден. Внеси смысл . Она сама с ним так поступила. Ты нам нужен. Ты мне нужен. Помоги нам, если можешь .

По его телу пробежала дрожь. Он на мгновение скривился, словно она сжала ему сердце. Прости . Его руки совершали неполные жесты, словно в укороченных молитвах. Так много нитей. Я хочу их различить. Но не знаю как .

Затем его снова охватила абстракция. Если Творение и Вопреки имеют какое-то отношение к вечности если они каким-то образом являются частью того, что вечность означает, то и другие вещи могут быть важны. Одно из них может быть Безразличием. Другое Любовью. Всё это одно и то же. Но все они разные .

Завет! Линден не могла сдержать отчаяния в голосе. Пожалуйста! Ты нам здесь нужен .

Думаю, нам следует поступить так, как предложил Линден. Он имел в виду её намерение выполнить требования Харроу? Она может принять такое решение. Остальные из нас нет.

Она уже причинила столько вреда.

Серьёзное лицо Лианда добавило ему привлекательности. Райм Колдспрей отчётливо произнесла: Друг Великанов Завета , словно надеясь напомнить ему, кто он. Ты избавил Мёртвых Скорби от долгой скорби. Не даруешь ли ты теперь хоть какое-нибудь благо или бальзам на нашу скорбь и желчь?

Но Ковенант застрял в своих воспоминаниях. Он не подал виду, что услышал Железную Руку.

Старые истории я имею в виду действительно старые истории, например, мифы о сотворении мира всегда правдивы. Не в буквальном смысле, конечно. Словами это не передать. И люди всегда меняют истории на свой лад. Но истории всё равно правдивы. Как версия Клэйва о предназначении Земли и Времени. Или Диасомера Мининдерайна.

В этом нет её вины. Она просто не может этого простить .

Острый от уговоров и заклинаний

Говорил а-Иерот о Семи Преисподних.

Линден поняла, что больше не может его умолять. Беспомощно она вспомнила: ей так и не удалось вырваться из тисков своего прошлого или прошлого Земли.

С Иеротом побежала дама;

Диассомер со страхом и ужасом

Бежал из-под власти Хозяина.

На Земле она прячет дрожащую голову,

В то время как все вокруг ее колодцев смеха

Из а-Йерота из Семи Преисподних.

Она была или есть или всегда была проявлением вечности. Возможно, она была Любовью. Любовницей. А может быть, она пала вместе с Презирающим. Это возможно. Пренебрежение не противоположность Любви. Это Равнодушие. У Любви больше общего с Пренебрежением и Творением, чем с Равнодушием .

Прости! кричит она с горем и болью;

Смех ее предателя ранит ее душу.

Его уговоры были моим проклятием.

Я жажду поклонения своему Господину.

Ибо в ее ушах звучит отверженный звон

Из а-Йерота из Семи Преисподних.

Но быть запертым во Времени для Любви – это совсем не то же самое, что для Вопреки . Кавенант снова нахмурился. Это всего лишь слова . Затем он продолжил: Это возмутило Презирающего, но и свело с ума Дьясомера Мининдерейна. Презирающий обманул её. И Создатель не может освободить её, не разрушив то, что создал. В чём-то она похожа на Жанну. Если бы слова имели хоть какой-то смысл. Если бы Жанна не была такой человечной и хрупкой .

Гнев это хозяин, огонь и ярость.

Возмездие наполняет его руки.

Он идет в атаку, с мечом и копьем,

Против предательства во всех землях.

Мининдерайн он лечит с рутой;

Нет рая для сломанного доверия,

Но дети, которым дано стремиться

Все предательство смерти и праха.

Так Земля стала виселицей.

За Иерота из Семи Преисподних.

Презирающий должен причинить как можно больше боли, пытаясь освободиться. Это помогает ему бороться с собственным отчаянием. Дассомер Мининдерайн питается всем, что ещё способно любить. Она ест. Но это не всё, что она делает. Она всё ещё ненавидит. Она имела такое же отношение к созданию мирных жён, как и смертный любовник Кастенессена. И она каким-то образом замешана в Грязи Кевина .

Линден заблудилась. Завет вызвал у неё множество воспоминаний, недоумений и утраченной привязанности. Казалось, он достиг той точки, которую пытался сказать, но она не могла угадать, что именно. Когда он замолчал, оглядываясь вокруг, словно всё прояснив, она задала первый вопрос, который нашёлся в её иссохшем сердце.

Так почему же я не видел этого старика? Того, который сказал мне, что в мире есть ещё и любовь . Почему он меня не предупредил?

Ты воистину покинут Мёртвыми, как и Создателем Земли. Да и как может быть иначе, когда все твои деяния ведут к погибели?

Если бы он обратился к ней – если бы она хотя бы мельком увидела его – она бы поняла, что означает его присутствие. Возможно, она смогла бы спасти Иеремию.

Лицо Кавинанта напряглось, черты его лица словно сузились. Внезапно, без всякой причины, которую она могла себе представить, он появился перед ней, полный бдительности. Скользя по трещине или изъяну, он вернулся в Анделейн, к ночи и сиянию криля. Резкое сострадание в его голосе было настолько знакомым, что ей стало больно.

Может быть, он сдался. Может быть, он понимает, что ничего не может сделать .

Забудьте о нем в этом экстазе.

Сразу же несколько Великанов запротестовали, движимые инстинктивной страстью к жизни. Что, бросил своё Творение? Всю Землю? Но их недоверие обошло Линден стороной, оставив её пустой. Конечно же, Создатель отвернулся. Он заглянул в неё и увидел, что она собой представляет. Теперь он с ней покончил.

Она тоже с ним покончила. Он подвёл её. Не обращая внимания на гигантов и досаду среди раменов, она силой воли пыталась удержать Ковенант от нового ускользания.

А как же Джеремия? Ты знаешь всё, что случилось с тех пор, как Лорд Фаул убил тебя. Может быть, ты знаешь всё, что когда-либо происходило. Лорд Фаул коснулся его до того, как я пришёл сюда с тобой десять лет назад. По словам Роджера, им владеет Презирающий . Он принадлежал Фаулу много лет. И Махдаут сказал, что метка Иерота была поставлена на мальчика, когда он был ещё совсем маленьким. Это правда?

Неужели Иеремия пригласил кроэля овладеть им? Неужели для него не осталось никакой надежды?

На мгновение Ковенант опустил голову, словно Линден его пристыдил. Но он не упал. Когда он снова посмотрел на неё, его рот был искривлён от гнева, а в глазах мелькнул воинственный блеск криля.

Я сделал всё, что мог произнёс он, словно слова были тяжёлыми и неоспоримыми, не рискуя Аркой. Возможно, этого было достаточно. Если нет, мы сделаем это ещё раз. Этот мальчишка не заслуживает того, что с ним случилось. Адский огонь, Линден, он был почти младенцем. Я отказываюсь верить, что он тогда сделал выбор, который нельзя изменить .

Ковенант на мгновение отвёл взгляд, словно вглядываясь в неизмеримую даль. Есть вещи, которых Презирающий не понимает. Не может. Каким бы умным он ни был. Как и у Создателя, как и у всех нас, у него есть своя слепая сторона. Некоторых вещей он просто не видит .

Затем его внимание так яростно вернулось к Линден, что она, казалось, почувствовала, как его руки сжимают ее лицо, принуждая ее, хотя он не сделал к ней шага и не поднял рук.

Послушай меня, Линден. Вся твоя любовь к сыну не была напрасной. Это просто невозможно. Пока мы не узнаем больше о том, что с ним случилось, просто доверяй себе .

Внезапно Стейв заговорил. Безапелляционным тоном, словно упустив возможность и намереваясь её вернуть, он спросил: Господи, неужели Создатель покинул Избранных и Землю, потому что больше не нужен?

Уголок рта Ковенанта скривился от удивления или сожаления. Ах, чёрт вздохнул он. Почему бы и нет? Всё возможно. По крайней мере, пока Червь не насытится .

В этом вопросе, друг-Великан, вставил Райм Колдспрей, прежде чем Стейв успел продолжить, нам дали прощение? Неужели оставшееся нам время измеряется днями, а не часами?

Ковенант кивнул, намекая на свою прежнюю отвлечённость. Берек прав. Создание реальностей требует времени. Как и их разрушение. Я больше не часть Арки. Я не могу её защищать. Но это не значит, что она рухнет, пока мы стоим здесь и говорим об этом .

Стейв не дрогнул. Господи, настаивал он, возможно ли, чтобы отказ Создателя принёс пользу Его творению?

Ковенант нахмурился, глядя на изгнанного Мастера. Думай так, если хочешь. Чёрт возьми, верь в это, если можешь. Это объяснение ничуть не хуже любого другого. Не представляю, какая от этого польза. Но, возможно, это просто одно из моих слепых пятен . Он резко заключил: Всё лучше, чем сдаваться .

Своим единственным глазом и бесстрастным выражением лица Стейв смотрел на Ковенанта так, словно Неверующий высказал свою точку зрения за него.

Так всегда. Линден мимоходом вспомнила совет Мартиры, данный ей перед тем, как она и её друзья покинули руины Первого Вудхелвена. Необходимо предпринимать попытки, даже когда надежды нет. Альтернатива отчаяние. И рано или поздно совершается чудо, чтобы искупить наши грехи.

По-видимому, Стейв разделял убеждение Манетралла.

Сюрпризы случаются всегда. И иногда они помогают.

У Линден оставалась ещё одна последняя попытка. И Стейв её поддержит. Рамен сделает то же самое. Как и Лианд.

Она была менее уверена в Великанах, но подозревала, что их любовь к детям повлияет на них. Что касается Униженных, то они, конечно же, будут против неё. Но Завет уже повелел им выбрать её.

Если бы она могла, она хотела бы избавить их всех от риска своей последней игры.

В таком случае , сказала она, умоляя Ковенанта о разрешении, о подтверждении его одобрения, я должна пойти и закончить разговор с Харроу .

У неё было ещё много вопросов к Кавинанту, гораздо больше. Но ей не хватало смелости задать их. Если бы она просто позволила себе выразить их словами – Ты действительно веришь, что я всё ещё способна на что-то хорошее? или Ты всё ещё любишь меня? она бы, наверное, упала на колени. Любой ответ, любой ответ вообще, был бы для неё невыносим.

Однако прежде чем Кавинант успела ответить прежде чем она успела отвернуться, с его заверениями или без них, вмешался Галт.

Неверующий, ты не должен этого допустить . Его голос был словно клинок, отточенный несвойственной ему страстью. Пробудить Червя было осквернением. Идти сейчас на поиски её сына, полагаясь на слово этого Непоследовательного, полнейшее безумие .

Линден отчетливо осознала эманации Кавинанта: он стоял на краю очередного обрыва. Бездна разверзлась у его разума. Она затаила дыхание, ожидая, что он вот-вот упадет. Но что-то в тоне Галта, а может быть, и в решимости самого Кавинанта, удержало его от падения.

В этом больше смысла, чем ты думаешь его резкость притупила остроту требования Галта. Мы недостаточно сильны. Я не весь здесь. Грязь Кевина ограничивает её возможности с помощью Посоха. И она толком не знает, как пользоваться этим кольцом. Я хотел, чтобы оно было у неё, но всё же. Она не является его законным владельцем.

В сложившейся ситуации у нас недостаточно силы . Его полурука демонстрировала пустоту. Или нужной силы. Мы не можем остановить Червя. Пока мы пытаемся понять, как спасти Землю если это вообще возможно мы могли бы сделать что-то полезное .

Неверующий , – возразил Галт. Владыка. Рингтан. Ты должен меня выслушать. Цель Линден Эйвери невыносима. Она откажется от всякой надежды и примет только сына – и то лишь в том случае, если слово этого Инсеквента будет достойно доверия. Мы с непривычки высокомерно относимся к Махдаутам, но Инсеквенты как раса так же презрительны и жестоки, как Элохимы. Они служат только себе. И когда Борона обретёт белое золото и Посох Закона, он будет менее эффективен против Червя, чем Линден Эйвери сейчас, ибо он не является законным владельцем ни того, ни другого.

Наверняка в наших силах есть и другие деяния, которые могут предотвратить последствия этого Осквернения. Вы не должны допустить.

Ковенант пытался удержаться – Линден это видела – но у него ничего не вышло. На её глазах он провалился внутрь себя, сполз по внутреннему склону. По непонятным причинам он отмахнулся от неё, отправив к бороне. Затем он обнял Галта за плечи и повернул Мастера в противоположном направлении.

Слушай, сказал он легко, небрежно, словно скользя по маслу, я тебе когда-нибудь рассказывал, как Теомах заменил Элохимов, охранявших Единое Древо? Не помню, о чём мы говорили. Весь мир это истории. Может быть, я не всё рассказал.

Его не называли Хранителем. Он был Назначенным. Первым Назначенным. Каждый раз, когда кто-то приближался к Древу, он принимал другую форму. Он использовал разные имена. Но он всегда стоял на пути. Пока Теомах не превзошёл его.

Несмотря на тон, манеры Кавинанта казались бессвязными, смущёнными от падения, когда он увлекал за собой троих Смирённых. И всё же ему каким-то образом удавалось настоять на своём; или Мастера чувствовали себя обязанными его сопровождать.

Он косвенно избавил Линден от спора Униженных, когда она заставила себя приблизиться к Бороне.

Стейв и Лианд тут же заняли позиции у её плеч. Мартир поручил своим Кордам следить за Ковенантом вместе с Галтом, Клаймом и Бранлом; затем Манетралл последовал за ней. После минутного колебания Железная Рука отправила нескольких своих Меченосцев выслушать то, что Ковенант может открыть Смиренным. Вместе с остальными товарищами к Мартиру присоединилась Холодная Спрей.

Харроу ждал там, где его оставил Линден, уверенный в себе, словно мраморный постамент. Его хламида лихо свисала с плеч. В свете криля янтарные бусины его дублета казались странно влажными, словно источая влажные магические заклинания. Аккуратно подстриженная борода жадно торчала.

Напряжённый то ли от страха, то ли от гнева, словно понимая, что означает приближение Линдена, конь Харроу смотрел на неё искоса. Но он хорошо выдрессировал своего коня: тот стоял на своём.

Госпожа . Непоследователь склонил голову с серьёзной насмешкой. В такую ночь я терпим, когда меня прерывают. Однако час уже поздний, и пришло время моим долгим трудам принести плоды. Нет более подходящего случая для моего триумфа, чем Банас Ниморам и пробуждение Червя. Элохим бежала, унося с собой свою гордыню и горе в дальние уголки Земли. Теперь мы должны поговорить о вашем сыне .

Линден слишком хорошо помнила низкий звук его голоса; его содержательные насмешки. Есть услуга, которую я могу оказать тебе, и которую ты не получишь ни от одного другого живого существа. Ей не терпелось бросить вызов его презрению. Но она создала кризис для себя, своих друзей, Томаса Кавинанта – для всего живого мира, – на который у неё не было ответа, кроме как самой крайней жертвы. И она уже приняла решение. Она осознавала опасность. Но она не знала.

Всё верно . Она посмотрела на него так, словно всё ещё могла торговаться с ним как с равным, несмотря на своё смятение. Сынок. Вот в чём проблема. Ты многого хочешь, но ничего не даёшь. Ты утверждаешь, что знаешь, где он. Ты утверждаешь, что можешь отвести меня к нему. Но ты не дал мне ни единой причины верить тебе. Насколько я знаю, это всего лишь искусно придуманная шарада. Боже мой, Иеремия скрыт от Эсмер и Элохим. Насколько мне известно, Завет не может найти его. Как я могу поверить, что ты единственный, кто знает, где он?

Как я могу поверить, что ты и никто другой можешь помочь мне туда попасть?

Вы меня не понимаете, леди тихо усмехнулся Харроу. Я не утверждал, что никакое другое существо не способно разглядеть его тайник, хотя, несомненно, сын и Элохимы не могут. Я также не утверждал, что никакое другое существо не способно перенести вас туда. Я лишь совершенно точно заявляю, что никакое другое существо не может одновременно разглядеть его тайник и перенести вас к нему .

Прежде чем Линден успел ответить, Стейв сухо спросил: Другие существа знают об этом тайнике? Назови их, Непоследователь .

Она ожидала, что Харроу откажется, но он этого не сделал. Неестественные знания юр-вайлов и вейнхимов способны на многое ответил он. Однако я не буду переводить их язык для твоего назидания. И сын не станет этого делать, он боится их безмерно. И он лишил этих великанов дара, который когда-то позволял им понимать речь таких существ.

Леди добавил он с ноткой радости, у вас нет другого выхода, кроме как принять мою помощь в обмен на те инструменты власти, которых я жажду .

Ты ошибаешься возразил Линден. Я всегда могу отказаться. На самом деле, это мой единственный разумный путь, поскольку ты до сих пор не дал мне повода тебе верить. Всё твоё поведение изначально нечестно. Почему я должен просто тебе доверять?

Он ухмыльнулся сквозь усы. И поэтому я должен вам доверять? Должен ли я передать вас вашему сыну в тщетной надежде, что только тогда вы сдержите своё слово? Леди, нет. Я видел всю глубину вашего безрассудства. Я не буду считать вас порядочным человеком только потому, что вы этого хотите .

Его аргумент остановил Линден: она не могла придумать, как ему противостоять. Будь она на его месте, доверилась бы она человеку, который нарушил суть Закона, чтобы вырвать Ковенанта из его места в Арке Времени? Ей хотелось верить, что в её сердце найдётся место для любого родителя, стремящегося спасти ребёнка; что она не будет такой же эгоцентричной и равнодушной, как Харроу. Но она уже продемонстрировала, что способна пренебречь любыми последствиями ради достижения желаемого. Она была готова пойти на любой риск ради Иеремии; но не могла притворяться, что морально превосходит Харроу. Его недоверие было таким же обоснованным, как и её; таким же совершенно оправданным.

Эсмер однажды сказала: То, что кажется злом, не обязательно было таковым с самого начала и не обязательно останется таковым до конца . Она хотела сказать то же самое о себе, но знала, что Харроу только посмеётся.

Тогда придумай что-нибудь слабо пробормотала она. Мы в тупике. Найдите выход .

Конечно, она не могла отдать кольцо Ковенанта и свой Посох без каких-либо гарантий?

Госпожа, ответил он без колебаний, то, что я говорю правду, подтверждается тем, кто я и что я есть. Слово любого Непоследовательного так же драгоценно, как богатство. Мы не говорим лжи. Это унижает знание, которое мы почитаем. Потворствуя лжи, я перестал бы быть тем, кто я есть.

Однако я признаю, что ты меня не знаешь. Для тебя моего слова недостаточно. Поэтому я принесу клятву. У тебя есть основания полагать, что эта клятва свяжет меня. Как я ранее отрекся от своего намерения против твоего разума, духа и плоти, так и теперь я поклянусь, что уверен в тайне твоего сына и что смогу доставить тебя к нему. В обмен на твои орудия власти я обещаю, что, как только я воссоединю тебя с твоим ребенком, я верну тебя туда, куда ты пожелаешь. Чтобы успокоить тебя, я снова заклинаю всех Непоследователей внять мне. Если я не сдержу эту вторую клятву, как я сдержал первую, молю, чтобы месть моего народа была жестокой и продолжительной .

Линден изо всех сил старалась встретить его пустой, чёрный взгляд. И это всё? Её голос был едва слышен, словно шёпот сухих листьев, мелькающих над бесплодной землёй. Ей было трудно сглотнуть. Это твоя клятва?

Сияние криля освещало каждую черточку его лица, но не могло коснуться глубины его глаз.

Да , – согласился он, – если мы согласны . В его голосе сквозило веселье. Вложите в мои руки кольцо из белого золота и Посох Закона, и я буду верен своей клятве в точности так, как я её дал. Откажетесь, и я не буду связан никакой клятвой, кроме той, которую Махдаут вырвала у меня ценой своего разума, силы и жизни .

По словам Теомаха, Непоследователи редко были мелочны, когда их желания противоречили желаниям Элохимов.

Вздохнув, Линден потянулась вверх и стянула через голову цепочку кольца Завета.

Линден, с тревогой пробормотал Лианд, это беспокоит меня. В одном я согласен с Униженным. Борона не сравнится с могуществом, которое ты обрёл благодаря своему Посоху и Белому кольцу. Разве не очевидно, что надежда Земли, какой бы слабой она ни была, угаснет, если его желания будут исполнены?

Стоундаунор. хрипло начал Мартир.

Лианд не хотел, чтобы его перебивали. И разве не очевидно также, что злобное существо, которого ты назвал кроэлем, по-прежнему владеет твоим сыном? Как ты добьёшься его освобождения, если не владеешь ни Силой Земли, ни дикой магией?

Лианд , – твердее сказал Манетралл, – отстань. Все друзья Кольцевого Тана разделяют твои опасения. И всё же это её выбор, а не наш. И нет среди Раменов ни одного родителя, который не сделал бы того же, что и она. Только противодействие Ранихинов могло бы нас остановить – и вот! Он обвёл рукой долину. Они ушли. Этим символом подтверждена их вера в Кольцевого Тана .

Отсутствие лошадей не беспокоило Линдена. Они возвращались, когда их звали или когда в них возникала необходимость.

Она последовала велению своего сердца, оказавшись в нынешнем затруднительном положении заключил Махритир. Если она не продолжит в том же духе, всё, на что она отважилась и что потеряла, сойдет на нет .

По приказу Манетралла Лианд затих; и Райм Холодный Брызги одобрительно кивнула. Если Стейв и соглашался с Лиандом или Мартиром, то не говорил об этом открыто. Но среди Мастеров у него были сыновья, которые участвовали в изгнании его из их ментального общения. Тем не менее, он сказал о них – и обо всех детях Харучаев – что они рождены для силы, и их право по рождению – оставаться теми, кто они есть.

Разве Ковенант не сказал Линден давным-давно, что лорд Фаул не сможет достичь своих целей, принимая решения, подобные тому, что она приняла здесь?

В левой руке она держала обручальное кольцо Ковенанта, словно испытывая тяжесть своей капитуляции. Пальцы правой руки сжимали Посох, как и при Меленкурионе Скайвейре; словно они всё ещё были скованы болью и кровью.

Протягивание рук к бороне стоило ей такого усилия, что она боялась, как бы не лопнул сосуд в мозгу. Его ухмылка растянулась в форму, напоминающую безумие или убийство, когда он протянул руки, чтобы принять вожделенные инструменты.

Его остановил новый голос: голос, которого она никогда раньше не слышала. Его тон находился где-то посередине между лёгкой уверенностью Теомаха и сочным басом Харроу, и он слегка шепелявил, придавая каждому слову щеголеватый тембр.

Для этого я и пришёл .

Харроу вскинул голову, уже сияя от удивления и негодования. Схватившись за оружие, Великаны и Мартир резко развернулись к незнакомцу. Пока Лианд смотрел, Стейв принял защитную позу у плеча Линдена.

Она опустила руки, словно ноша стала для неё слишком тяжёлой. Затем она обернулась.

С севера в долину въехал незнакомец. Он сидел на паршивом коне с лопатообразной головой, настолько израненном, что тот не мог выдержать его невероятную массу. Однако, несмотря на тощие рёбра и провисший позвоночник, животное выглядело достаточно свирепым, чтобы сойти за мула; и оно несло своего всадника с видом, полным злобы, словно целую вечность ждало удобного случая причинить ему зло.

Но Линден лишь мельком взглянула на лошадь. Всадник приковал её внимание.

Первое впечатление от него было гротескной тучностью; но затем она увидела, что его кажущиеся размеры были преувеличены его одеждой. Казалось, он был весь одет в ленты: тысячи лент всех мыслимых оттенков и фактур. Ослепительно яркие в свете криля, они развевались и струились с его головы, конечностей, туловища, словно постоянно разматывались, но никогда не слетали на землю. Независимо от ночной тишины и его собственных движений, они развевались во всех направлениях, окружая его, словно полутень развеваемой ветром ткани; личное сияние вишнёвого, багряного и карбункула, экрю и слоновой кости, бирюзы, виридонового и лазурного, синего, глубокого, как бархат, жёлтого, варьирующегося от бурого и серного до бледно-золотистого.

Руки его были обнажены: они сжимали поводья коня, словно он никогда раньше не ездил верхом. Лицо его тоже было открыто: глаза, широко раскрытые от постоянного изумления, нос, похожий на роскошный гриб, и губы, слишком пухлые, чтобы объяснить их чем-либо, кроме обжорства. Подбородки, обёрнутые развевающимися слоями одежды, возможно, тряслись под челюстью, сотрясаемые неровным аллюром коня; но одежда скрывала эти детали.

В какофонии лент и цветов он приблизился к группе вокруг Линдена и Харроу, пока не оказался достаточно близко, чтобы быть сражённым одним из Меченосцев. Затем он остановил своего непокорного коня.

Ты , – выплюнула борона, явно узнавая. Разве гибель Махдаута не смогла уберечь тебя от безрассудства? Ты жаждешь, чтобы твоя любимая плоть превратилась в падаль?

Незнакомец проигнорировал Харроу. Обернувшись к Линдену мимо Стейва и двух Великанов, он размахивал руками и лентами, явно кланяясь. Леди, объявил он тоном, под стать своему весу, по счастливой случайности я прибыл вовремя . Его шепелявость мешала ему сохранить достоинство. Есть вещи, которые необходимо обсудить, прежде чем ваша сделка с Харроу будет заключена .