Оборотни Духова леса

Глава 29. Серебро против перламутра

30 августа (11 сентября) 1872 года. Среда

Иван Алтынов ясно осознавал две вещи.

Во-первых, Зина ни за что на свете не согласилась бы остаться в башне, если бы знала, что он сам окажется снаружи — лицом к лицу с перламутровой. Когда он указал ей и отцу Александру на страшный провал в полу и велел держаться как можно ближе к стене, то прибавил:

— Стойте здесь! А я сейчас подниму дверь и закрою ею проход.

О том, что дверь ему придётся прижимать к притолоке собственной спиной, купеческий сын ничего не сказал. Но конфигурация косяка оказалась такова, что дверь открывалась бы наружу — не внутрь. И заблокировать её, соответственно, можно было только с внешней стороны. Никакой чугунный прут не помог бы закрепить дверь изнутри сторожевой башни.

Ну, а во-вторых, если бы не дар, нежданно полученный от Кузьмы Алтынова, участь Иванушки решилась бы очень быстро. И оказалась бы весьма плачевной. Да, чугунная пика всё-таки пригодилась купеческому сыну. С её помощью он худо-бедно мог отгонять ведьму от входа. Но, если бы не новые удивительные способности, Ивану ни за что не удалось бы удерживать перламутровую на земле. Её костяные ноги (Вот уж воистину — баба-яга!) уже раз пять или шесть начинали отрываться от земли: ведьма пыталась левитировать. И уж атаку с воздуха купеческий сын отразить вряд ли сумел бы. Но, удерживая пику одной правой рукой, он всякий раз успевал сделать короткий взмах левой — на дедов манер. И жуткая костяная нога всякий раз возвращалась наземь — гремя ракушками-унионидами, что облепляли её скелет вместо плоти.

Иванушка слышал, как в дверь изнутри барабанит Зина, спрашивая раз за разом: «Ванечка, что там такое?» Но купеческий сын не мог даже на миг отвлечься, чтобы ей ответить. Да и какой ответ он мог бы дать? Сказать, что выскочил сражаться с ведьмой, не имея понятия, как её одолеть? Признаться, что щёлкающие перемещения бабы-яги вызывают у него такие спазмы в желудке, словно он проглотил всех тех моллюсков, что обитали когда-то в ведьминых ракушках?

Разумеется, купеческий сын не собирался совершать самоубийство, когда выскочил из башни с чугунным прутом в руках и подпер спиной возвращенную на место дверь. Он рассчитывал: если уж дедова осведомленность помогла ему узнать о провале в полу башни, то она должна помочь ему и спастись от перламутровой. И, отбивая её атаки, Иван перебирал в голове воспоминания и навыки Кузьмы Алтынова: проворно и скоро. Не как просматривают каталожные карточки в библиотеке, а как тасуют колоду карт. Однако ничего подходящего не обнаруживались, хоть ты лопни. Если Кузьма Петрович и знал что-то о способах одолевать подобную нечисть, то его внук до этих сведений добраться не мог. А, быть может, его дед просто не удосужился передать их ему вместе с колдовскими уменьями.

И тут со стороны дороги, проходившей через Старое село, что-то вдруг засверкало. Купеческому сыну показалось: там объявилась ещё одна зеркальная ведьма. И он ощутил, как у него по вискам заструился пот, стереть который ему было нечем: баба-яга, облепленная ракушками, совершила длинный прыжок в его сторону, так что Иванушке пришлось обеими руками стиснуть свою пику и рубануть ею поперёк скелетообразного туловища.

Удар, как ни странно, оказался не безуспешным: чугунный наконечник не только выбил несколько раковин, но и повредил перламутровой какую-то кость. С трескучим шелестом нападавшая отшатнулась, и её силуэт словно бы слегка поплыл: начал терять зримые очертания. И купеческий сын даже поверил на миг, что ему удалось и без дедовых подсказок справиться с ведьмой: она сейчас распадётся на части. Но, увы: её скелет притянул к себе утраченные части таким же образом, как перед тем возвращались на место отпавшие ракушки. И тварь явно изготовилась к новому нападению — да вдруг застыла на месте и повернулась всем корпусом назад. Глаз у неё не имелось, но ей для чего-то требовалось обращать лицо на те объекты, которые она желала разглядеть.

Иванушка вытянул шею, глянул «перламутровой» за спину — и с хрипом втянул в себя воздух. Появилась ли в селе вторая зеркальная ведьма — этого купеческий сын сказать не мог бы. Однако он отчетливо узрел другое: по дороге, что вела к сторожевой башне, мчал очертя голову Эрик Рыжий. Прямиком к перламутровой.

Кот Ивана Алтынова заприметил свою старую знакомую ещё издалека. Поэтому-то и вырвался от баушки — припустил к своему хозяину. Эрик хорошо помнил, как утром он спасся от перламутровой ведьмы: удрал от неё за ворота здешнего погоста. И это жуткое создание не смогло пройти сквозь их арку. Так что Рыжий считал: он мог бы и во второй раз такую штуку проделать. А, если бы он отвлёк внимание ведьмы на себя, его хозяин тоже сумел бы найти для себя какое-нибудь укрытие. Но лучше было бы, конечно, если бы Иван догадался бежать к воротам вместе с котом! Тогда они оба смогли бы попасть на безопасную землю погоста. А там уж…

За спиной у Эрика что-то кричали в три голоса люди, вместе с которыми он попал в село. Но кот разобрать их слов не мог: ветер свистел у него в ушах.

А потом Рыжий вдруг понял, почему это Иван вздумал торчать перед башней, где оказался приперт если не к стенке, то к двери. В ноздри кота легчайшей щекоткой проникли запахи, которые он мгновенно узнал! По направлению к башне совсем недавно прошел не только его хозяин, но ещё и девица Зина, а с нею вместе — чернобородый священник: отец Александр. От последнего вроде бы не пахло больше зверем, но порадоваться этому котофей не успел.

Ведьма не могла его унюхать — носа-то у неё не было! И всё равно — она умудрилась почуять его присутствие: развернулась к нему раньше, чем Эрик ожидал. А затем его заметил и хозяин, глаза которого потрясенно округлились. Но тут же сердце кота преисполнилось гордости: его человек не сплоховал! В тот момент, когда ведьма отвлеклась на Рыжего, Иван Алтынов нанёс ей сокрушительный удар тем тяжеленным прутом, который он сжимал в руках. Эта штуковина опустилась ей сверху на череп, разбивая его вдребезги. А после — разнесла на кусочки и косточки всю ведьму целиком. Эрик был уже близко, и ему пришлось резко отскочить в сторону, чтобы его не задели блескучие крышки, с которыми ему не так давно вздумалось поиграть.

— Рыжий, сюда! — тут же заорал Иван, а потом перевёл взгляд за спину коту: явно увидел тех людей, что пришли сюда с Эриком вместе.

Кот помчал к хозяину, однако обежал по дуге все те части, на которые распалась ведьма. И эта предосторожность оказалась отнюдь не лишней! Ведьмин скелет начал вдруг восставать сам собой, одновременно обрастая переливчатыми подвесками — так что Эрику сразу пришла на память украшенная ёлка на крестовине, какие стояли каждую зиму в алтыновском доме. Жуткое существо подалось было к Рыжему, но Иван сделал резкое движение левой рукой, и ведьма снова стала распадаться на кусочки. А Эрик ощутил что-то похожее на чувство вины: он увидел, каких усилий этот непонятный жест стоил его хозяину. У Ивана тени залегли под глазами, и осунулось лицо; невозможно было не заметить, до какой степени он измучен. И получалось: Рыжий вынудил его совершить ещё одно нелегкое усилие — а ведь он-то намеревался помочь своему человеку!

Впрочем, это всё равно не уменьшило радости, которую ощутил котофей, когда запрыгнул на руки к хозяину. А тот стал отстраняться от широкой дощатой двери, которую он удерживал спиной — создавая подобие щита перед входом в башню. Тут же в проеме между дверью и костяком появилось лицо Зины, и барышня явно собралась что-то сказать, но Иван тут же передал ей в руки Эрика, велел:

— Держи его крепко, чтобы он не свалился в яму!

Рыжий даже слегка обиделся: о провале в полу, утыканном острыми кольями, он знал побольше своего хозяина! Да и с какой стати он, видавший виды купеческий кот, стал бы туда сваливаться?

Но Иван уже снова прижал спиной деревянный щит. И полоска света, проникавшая в башню снаружи, пропала.

Ивану показалось: он узнал двоих из той троицы, что поспешно шла сейчас к нему через Старое село. То были Агриппина Федотова, бабушка его невесты, и уездный корреспондент Илья Свистунов. Третья фигура тоже представлялась купеческому сыну знакомой, но шедший от неё непонятный блеск мешал что-либо определить наверняка. Главное же: Иванушке тут же стало не того, чтобы разглядывать кого-то в отдалении. «Перламутровая» снова составляла самое себя из разрозненных фрагментов, и бессмысленно было повторно бить её чугунным прутом. Купеческий сын решил: лучше ему поберечь силы и ударить её потом при помощи дедова дара. Пусть и это способно было остановить ведьму лишь ненадолго.

«Отчего же, дедуля, когда ты нужен, тебя нет рядом?!» — с сердцем подумал Иван.

Взгляда он не отводил от бабы-яги, но всё же крикнул тем, кто спешил к нему через руины села:

— Не приближайтесь! Это существо опасно!

Странное дело, но купеческий сын уловил, что при этих его словах двое из троих перешли на бег. Первым шпарил Свистунов, а за ним поспешала незнакомая женщина (Вправду ли — незнакомая?), одеяние которой напоминало своим сиянием ракушечный силуэт ведьмы. Незнакомка шустро бежала, подбирая юбки; и делала это с немалой долей кокетства. А вот Зинина баушка заметно приотстала — хотя её-то помощь пригодилась бы больше всего!

Между тем ведьмин скелет восстал, будто феникс — только не из пепла: из речных ракушек. И безобразное существо опять метнулось к купеческому сыну. Тот, удерживая отяжелевшую пику одной правой рукой, снова сделал взмах левой. Но — ведьма лишь слегка покачнулась. Либо Иван ещё не научился правильно пользоваться дедовым даром, либо сам этот дар требовал таких физических и душевных сил, каких у купеческого сына не осталось.

— Елена Гордеева! — Иванушке померещилось, что перламутровая вздрогнула при звуке своего прижизненного имени. — Твой бывший любовник по-прежнему молод и здоров! И благоденствует сейчас в Живогорске! А от тебя остались одни кости! Почему так?

Иван рассчитывал: его слова собьют на время ведьму с толку. Вызовут в ней желание поквитаться с возлюбленным, бросившим её — отвлекут от случайных жертв. Однако он просчитался. Силуэт ведьмы будто окутался чёрным облаком: она явно поняла всё, что было сказано — до последнего слова. И приступ бешеной ярости накатил на неё.

Молниеносно — Иван не успел даже взмахнуть пикой — перламутровая прыгнула на него. И придавила его к полотну дощатой двери с такой тяжкой силой, будто весила она сотню пудов. Иван ощутил, что не может сделать вдох, бросил чугунный прут, попытался отпихнуть от себя тварь обеими руками. Но не тут-то было! Та, что прежде звалась Еленой Гордеевой, навалилась на него, как небесный свод на Атланта. И купеческий сын слышал устрашающий треск, не будучи в состоянии понять: это дверные доски трещат под его спиной? или — его собственные кости?

— Ванечка, что там творится? — кричала из башни Зина.

— Иван, отзовись! — вторил ей отец Александр.

А рядом с ними заходился истошными, дикими воплями Эрик Рыжий — явно понявший, что хозяин его угодил в смертельную передрягу.

Иван видел прямо перед собой желтый череп, над которым он давеча насмехался мысленно, именуя его бедным Йориком. Видел чёрные пустые глазницы, которые ухитрялись на него смотреть. Видел переливчатую внутренность овальных ракушек, в каждой из которых он отражался в перевернутом положении. И отчего-то ему грезилось: именно эти ракушки и лишают его той колдовской силы, которую он лишь сегодня получил от деда. Не дают ему сразиться на равных с ведьмой.

Между тем кости её рук надавили на его грудь, и на сей раз Иван понял непреложно: затрещали его рёбра. Он из последних сил ударил лбом туда, где когда-то находилась переносица Елены; и от этого удара парочка ракушек оторвалась и упала наземь. А сама ведьма чуть отпрянула, так что Иван сумел втянуть в себя крохотный глоток воздуха. Но затем безобразная тварь нажала костью другой руки на его горло, и купеческий сын смутно подумал: вот и всё. Больше у него шансов не осталось. Чёрные пятна поплыли у него перед глазами, а лёгкие будто наполнились сухими еловыми иглами вместо воздуха.

И тут справа от него возникла вдруг вторая сияющая женщина — которая выговорила, слегка задыхаясь после быстрого бега:

— Посмотри-ка на меня, тварь!

И голос этот Иванушка мгновенно узнал, хоть в ушах у него стоял уже непрерывный звон, и треск собственных костей будто разрывал ему барабанные перепонки изнутри. Узнал — и содрогнулся: ей уж точно не следовало пропадать здесь ни за грош, что бы она там ни совершила в прошлом!

Татьяна Дмитриевна Алтынова не знала, что за создание наскакивает сейчас на Ивана. Да это и не имело значения. Да, она была плохой матерью! Но никак не могла допустить, чтобы от руки какого-то чудовища погиб её и Митрофана единственный сын, зачатый двадцать лет назад в том самом охотничьем доме, где она укрывалась все последние дни. И женщина хорошо помнила, о чём писала Мария Добротина в своём дневнике, который в этом доме остался.

Жар бросился в голову Татьяне Алтыновой, и она помчала к своему сыну с такой скоростью, что он неё отстал даже газетчик Илья, который был вдвое её моложе. И, когда она встала рядом с Иваном, то высоко подняла подбородок и отвела назад плечи. А потом полной грудью вдохнула пряный воздух начала осени, прежде чем произнесла:

— Посмотри-ка на меня, тварь! — И, ощутив странное, необъяснимое довольство, Татьяна Дмитриевна ухмыльнулась.

Макабрическое создание, которое её сын именовал Еленой Гордеевой, повернулось к ней всем своим костяным телом. Что было и понятно: при полном отсутствии шейных мышц повернуть голову оно бы никак не сумело. Раздался сухой перестук: ударялись одна о другую раковины речных моллюсков, покрывавшие кости инфернальной твари. И Татьяна Дмитриевна не отвела глаз от оскаленного черепа, представшего её взору. Невестку купца-колдуна Кузьмы Алтынова такими вещами было не пронять! Главное же — тварь отвела кость своей руки от горла Ивана. И тот с надрывным свистом сделал вдох.

Ведьма смотрела на Татьяну, запрокинув голову — была ниже её ростом. И жена купца Митрофана Алтынова ощутила, как сходит с неё самой вся веселость, происходившая от чувства собственного превосходства (Я знаю, как тебя прищучить!). Мнимого превосходства, как выяснилось: ложки, которые приколола к своему платью Татьяна Дмитриевна, оказались ниже линии безглазого ведьминого взгляда. Жуткая тварь просто не могла разглядеть собственных отражений!

Но — надо полагать, тому, кто не имеет глаз, не обязательно смотреть, чтобы увидеть. Достаточно оказалось и того, что слегка размытые опрокинутые скелеты появились в поверхности двух дюжин ложек, которыми Татьяна Алтынова себя обвешала. А они там появились: неверная купеческая жена разглядела это, как только скосила глаза книзу.

А когда она вновь посмотрела на скелетообразное существо, то едва удержала радостный смех: оно работало! Средство, которое назвала в своём дневнике девица Добротина, и впрямь оказалось способно изничтожить любое колдовство! Разрушение скелетообразной твари не началось моментально, но, начавшись, оказалось таким стремительным, что за ним не мог уследить глаз.

Вот только что — тварь стояла, навалившись на Ивана: вдавливала его в отсыревшие и потемневшие доски старой двери. А затем — всё, из чего состояла бывшая Елена Гордеева, обрушилось наземь. Осыпалось, как пересохший куличик из песка, по которому ударил ногой уставший играть ребёнок. Кости её, которые, как видно, успел порушить своей пикой Иван, упали, развалившись на осколки и подняв в воздух облачко праха, которое тут же унёс налетевший с погоста осенний ветерок. И только ракушки, хоть и оказались частично разбитыми, продолжили радужно сиять в лучах предвечернего солнца.

Иванушка едва мог отдышаться. И всё равно — при виде своей maman, которая была увешана серебряными ложками, он едва удержался, чтобы не разразиться гомерическим хохотом. Ему пришлось изобразить кашель, чтобы скрыть рвущийся из горла смех. Но, по счастью, его маменька решила: кашляет он из-за недавнего удушения. Обижать её — когда она проявила такую отвагу, кинувшись его спасать, — купеческий сын уж точно не желал.

С момента появления Татьяны Алтыновой и до распада ведьма не прошло, по-видимому, и одной минуты. Ибо Иван ещё не справился с фальшивым кашлем, когда к башне уже подбежал, запыхавшись, Илья Свистунов.

Быстро оглядевшись по сторонам, уездный корреспондент облегчённо выдохнул: похоже, здесь не оказалось того, что он опасался увидеть. А потом без всяких предисловий газетчик обратился к Иванушке:

— Нельзя убивать оборотней всех подряд, Иван Митрофанович, если и представится такая возможность. Среди них могут быть ни в чем не повинные люди… Ну, то есть: создания. Даже дети!..

Но купеческий сын только кивнул: уже и сам это понял. Он отстранился от двери, сдвинул её вбок. И в тот же миг из башни выскочила Зина, которую Иванушка поймал в объятия, притянул к себе и прижался к её губам долгим, без всякого намёка на невинность, поцелуем. Солнце перевернулось за сомкнувшимися веками Ивана и словно бы вплавилось в его тело, так что ему показалось: все его кости начали таять. Однако его ничуть не напугало это ощущение: оно было едва ли не самым прекрасным из всего, что он испытал за свою жизнь. Он улавливал трепетанье Зининого пульса, прижимая ладони к её талии, не стянутой корсетом. Чувствовал, как от девушки исходит мягкое, словно от парного молока, тепло. И всем своим существом он впитывал странный, дразнящий вкус Зининых губ: сладость имбирного пряника в смеси с горьковатой карамелью из жженого сахара. И чудилось Иванушке, что губы его невесты растворяются от прикосновений его языка, будто карамель. А когда они, наконец, отодвинулись друг от друга, глаза Зины сияли.

С огромной неохотой Иванушка оторвал взгляд от её лица и огляделся: рядом с ними застыли полукругом Татьяна Дмитриевна Алтынова, Иван Свистунов, отец Александр и Эрик Рыжий. Причём полное одобрение происходящего читалось даже на задранной кверху остроухой морде кота. А Зинин папенька — удивительное дело! — улыбался, не пытаясь призвать своих чад к благопристойному поведению. «Похоже, — подавляя смешок, подумал Иван, — пребывание в обличье волка пошло ему на пользу!»