Многоликий Янус

Глава 49. Надежды не осталось

Граф Оливер Райли

Давно я так хорошо себя не чувствовал! Я лежал в поле, среди созревших колосьев ржи. Сквозь закрытые веки, проникал яркий солнечный свет, отчего, перед глазами плыли темные круги. Разгоряченное лицо овевал ветерок, неся легкую прохладу и запах скошенной нивы. Я уже собрался было встать, как услышал басовитое:

— Барин!

Я узнал голос кузнеца Степана. Поднявшись резче, чем следовало, почувствовал головокружение и темные мушки перед глазами, замелькали активнее.

— Барин! – раздалось прямо над ухом. – Я привез новые косы.

— Сейчас, Степан, подожди, — произнес я, и, нащупав могучее плечо кузнеца. Оперся об него, пережидая, когда головокружение прекратится. Наконец, неприятные ощущения прошли, и я поднял голову.

— Барин, с вами все хорошо? – черные, как угли, глаза Семена, смотрели с искренним беспокойством.

— Да, Семен, спасибо! Все хорошо. Так что там с косами, привез?

— Привез! – грубоватое и красное от постоянного жара в кузне, лицо мужчины, осветила улыбка. – Все как обещал и даже больше! Вон и подводу пришлось взять, не унести мне было столько. Я ведь еще и граблей наделал, серпов и вил.

— Ну-ка, ну-ка! – Заинтересовался я, и пошел вслед за кузнецом, к хорошо груженой телеге. Пока шел, огляделся по сторонам. Оказывается, пока я спал, крестьяне уже далеко ушли от того места, где я отдыхал, оставив лишь этот пятачок спелых колосьев не тронутым. Стало неловко. Вызвался им помочь, а сам прохлаждаюсь. Хотя, спина с непривычки болела нещадно!

— Вот! Смотрите! – поднимая дерюгу, произнес кузнец.

Да, инструмент добрый получился! Недаром, изделия нашего Семена на всю округу славятся. Уже не раз просили выкупить у меня этого мастера с золотыми руками. Особенно графиня Овердрайв моего батюшку донимала с этой просьбой. Подозреваю, что не только ради его умелых рук.

Взяв из большой кучи инструментов косу, и, осторожно потрогав острейшее лезвие, одобрительно хмыкнул. Заточка режущей кромки, у Семена тоже была самая лучшая! Подойдя к островку не скошенного поля, я примерился и несколькими плавными движениями, скосил оставшуюся на корню, рожь. Отложив косу в сторону, ловко связал сноп и поставил его среди прочих. Отряхнул руки и довольно посмотрел на свою работу.

Неподалеку заржал конь, я оглянулся. К нам подъехали две подводы с деревенскими бабами, ловко соскочив с которых, они кланялись мне и подходили за серпами. Самые молодые, становились при этом, словно маков цвет. Смущенно улыбаясь, они стреляли в мою сторону глазами и еще больше краснели. Я же, как всегда делал вид, что не замечаю их интереса. Дамским угодником, я и раньше-то никогда не был, а уж теперь, и подавно! Боюсь, что окажусь таким же однолюбом, как мой отец. А почему, боюсь? Я больше ни кого не знал, кто бы еще жил во взаимной любви и заботе, как мои отец и мать. А любить безответно, ну уж нет, увольте!

От раздумий, меня отвлекла протяжная песня, которую затянули, приступившие к работе серпами, бабы. Мужики, вытирая со лба, пот, подходили к одной из прибывших подвод, и, налив себе кружку молока и отломив хлеба, садились полдничать. Я почувствовал голод и решил к ним присоединиться.

После еды, немного передохнув, мужики снова взялись за косы, и я с ними.

— Барин! – может уже достаточно вам на сегодня? Не барское это дело, в поле спину гнуть! Поезжайте домой отдыхать! Вон, Буран вас уже давно заждался, — сказал подошедший сзади управляющий имением.

— Спасибо, Прохор за заботу! — улыбнулся я, оборачиваясь. – Наверное, ты прав, лучше мне на сегодня закончить, а то завтра совсем негож буду работать!

Управляющий всплеснул руками. – Да что же это вы, батенька, такое удумали!? Ну, побаловались и ладно! Не барское это занятие, спину на поле гнуть. Да и не с привычки вам это. Вы бы лучше поезжали в столицу, да поискали для нас покупателя на весь урожай! Зерна, в нынешний год много уродилось, боюсь, задорого не продадим. А у нас и так поля лишь на половину засеяны! Как бы голода не было зимой, — понизил голос Прохор.

Я внимательно посмотрел в лицо управляющему и задумался. Он уже был стар и как помню, еще я босоногим мальцом по полям бегал, когда он на моего батюшку работал и никогда не подводил. На редкость был хорошим управляющим и просто честным человеком. А я, пожалуй, только сейчас осознал, насколько важно, чтобы рядом были именно такие люди, на которых можно положиться и довериться им.

Я дружески похлопал Прохора по плечу и ответил:

— Ты прав. Пожалуй, завтра я этим и займусь! Но для начала, доеду до своего тестя, пора бы уж ему напомнить об обещанном приданом Авроры! Что он деньгами обещал помочь на новую посевную и ремонт усадьбы.

Прохор внимательно на меня посмотрел и молча, ждал продолжения. На редкость проницательный мужик, с пол взгляда все понимает. Махнув мужикам на прощание рукой, я направился к пасущемуся неподалеку, Бурану. Конь дожидался меня в тени небольшой рощицы на краю поля, как бы нехотя пощипывая еще свежую, не успевшую пожелтеть на солнце, траву. Управляющий последовал за мной.

Достав из подвешенной на сук дерева сумки, фляжку с водой, я пригласил:

— Присядем?

Прохор просто кивнул, и, кинув под раскидистый тополь, изрядно потрепанный зипун, предложил:

— Не побрезгуйте, барин!

Я благодарно кивнул, и уселся на один край, Прохор примостился рядом. Помолчали.

— Хорошо здесь! – нарушил я первым, молчание. – Насекомые стрекочут в траве, зерном пахнет…

— И бабы красиво поют, — поддержал меня управляющий. А затем, без перехода, спросил:

— Что, барин, совсем все плохо?

Я сразу понял, о чем он и решил ответить. Тем более я знал, что мужик он надежный, зря болтать не будет, а выговориться мне хотелось, просто безбожно!

— Плохо! – кивнул я, отламывая соломинку и беря ее зубами. Мне нужна была пауза, за последние полтора месяца со дня моей свадьбы, много всего случилось, так что я даже не знал с чего начать. Но Прохор мне помог, спросив:

— Как жена, привыкает помаленьку?

Я усмехнулся, поняв, что все эти полтора месяца, можно уместить в один лишь жест и покачал головой.

— Да ну! – неподдельно удивился он. – А я думал, от зависти бабы брешут. – И тут же смутился, поняв, что случайно проговорился о том, что обсуждает с кем-то жизнь своего барина. Поэтому, поспешил оправдаться. – Да я это просто слышал! Сам-то я что? Я ничего! Я только слушаю, да запоминаю.

А тут мне стало интересно на себя со стороны посмотреть. Поэтому усмехнулся и попросил:

— Расскажи!

— Что? – удивился Прохор.

— О чем бабы болтают, — улыбнулся я, чувствуя, что меня охватывает странный азарт и даже усталость, вроде, уходит.

Управляющий внимательно на меня посмотрел, как бы проверяя, в каком настроении я пребываю, и не прилетит ли ему за его откровения. Расслабленно вздохнул, и, изредка косясь на меня, начал свой рассказ:

— Ваше сиятельство! Ну, бабы они на то и бабы, чтобы всякую ерунду болтать! Ну, и вот, сказывают они, что супружница ваша, ну, что ни на есть, ведьма! Прости господи ее душу! – тут Прохор перекрестился. – Что злая она, ну, аки черт в юбке! Прости господи, ее душу! – управляющий опять перекрестился.

Тут я не выдержал. – Прохор! Если ты будешь после каждой фразы каяться и креститься, то мы так и до утра не доберемся до конца твоего рассказа!

— Понял, барин! Премного извиняюсь! Ну, так вот, говорят бабы, что когда она их вызвала, когда вы только приехали, она хотела выбрать себе прислугу в дом, да личную горничную. Так женка ваша так на них зло зыркнула, что они с испугу, на ее вопрос, кто и что умеет по дому делать, сказали, что ничего не умеют! Так барыня потом на них так кричала, так кричала!

Я поморщился. Этот первый, но отнюдь не последний скандал, я прекрасно запомнил! Тогда дом огласился истошными воплями Авроры, на чем свет стоит, костерившей приглашенных из деревни, женщин. Тогда еще я поспешил к своему отцу, чтобы успокоить его. Ведь он, никогда не слышавший в своем доме женского крика, невесть, что мог подумать! Тогда же он мне и рассказал, как принимал ванну в своей собственной комнате, сидя в дубовой бочке, наполненной горячей водой с ароматными травами, когда к нему без стука, широко распахнув дверь, ворвалась молодая женщина и с порога учинила скандал! Правда, предварительно, оглушив моего отца истошным визгом, а затем, принялась кричать, что не позволит в своем доме эдакого разврата!

Мой отец, конечно же, опешил от такой наглости и, забыв, что он нагой, начал вставать из воды. Аврора, увидав это, расширила глаза и снова завизжала, выскочив из спальни отца, словно пробка. В коридоре, она наткнулась на меня, спешившего на ее крик в отцовской комнате. И тут же попыталась устроить разнос уже мне, за то, что какой-то старик имел наглость… и все в таком роде. После услышанного, я почувствовал, как кровь приливает к моему лицу и в груди образуется тугой комок дикой злости.

Затолкав женушку в первую попавшуюся свободную комнату, я прошипел ей в лицо:

— Дорогая, ты забываешься! В этом доме живут другие люди, к которым ты не имеешь права врываться без стука. Да что там, без приглашения! Тебе приготовили комнату, но ты не соизволила, чтобы тебя в нее проводили! А посмела ворваться в спальню к моему больному отцу, между прочим, Хозяину этого имения и оскорбить его в собственном доме! Подобного неуважения, я не потерплю! – прошипел я во вмиг побледневшее лицо собственной женушки.

Оглядев довольно скудную обстановку этой комнаты, я злорадно усмехнулся и перевел взгляд на Аврору.

— Поэтому, пока ты не соизволишь перед ним извиниться, ты будешь жить в этой комнате! И не вздумай перейти в другую или приказать улучшить эту. Пока ты не начнешь вести себя достойно, твои распоряжения, как Хозяйки этого дома, выполняться не будут! Единственное исключение, это уборка помещений. Завтра к тебе пришлют женщин из деревни, выберешь горничных. На этом все! – И, мельком взглянув на начинающее багроветь от злости, лицо девушки, не дожидаясь очередной истерики, быстро вышел из комнаты.

В тот день, еще теплившаяся во мне надежда на более-менее мирное сосуществование со своей молодой женой, рухнула окончательно! Я многое бы мог ей простить, но только не неуважение к своему отцу!

— Ну, вот, я и говорю, — голос управляющего, вырвал меня из воспоминаний. – Как ни нужна была работа нашим бабам, но, ни одна из них не захотела прислуживать в доме, при такой злобной Хозяйке! А потом я слышал, что княгиня учинила на кухне! – Прохор расширил глаза и, вскочив с зипуна, заходил туда-сюда, эмоционально размахивая руками. Его низкорослая фигура с растрепанной кудрявой бородой, смотрелась потешно, напоминая домового из народных сказок. – Она, ваше сиятельство, отчитала за каждую ложку и поварешку, кои ей показались, недостаточно хорошо помыты, заглянула в каждую кастрюлю, сморщив нос и обругав за дурной запах и сказав, что сии кушанья, подходят только для свиней! Вы представляете! – Карие глаза управляющего, горели праведным возмущением. – И это она говорила про божественные яства, нашей поварихи Глафиры!

Я усмехнулся. Сказать нашей поварихе, что ее еда пойдет только для свиней, — это нажить себе вечного врага! Тем более что я был вполне согласен с Прохором, что все, что готовит наша Глафира, поистине…, да, божественно!

— Ну, и повариха, не осмелившись в глаза грубить княгине, все же посоветовала ей самой себе готовить! А то, не ровен час, или солонка в тарелку Авроры упадет или какой нерадивый поваренок, в нее плюнет!

На последних словах Прохора, я уже смеялся в голос! Понимая, какую на самом деле яму, вырыла себе Аврора своим несносным характером. Теперь мне стало понятно, отчего она столько времени проводит на кухне. И, конечно же, нет, она ни за что не снизойдет до готовки, тем более что делать она этого совершенно не умеет. И управляющий подтвердил мое предположение, сказав, что Аврора стоит над душой поварихи, следя, чтобы в еду не попало ничего лишнего.

Но, судя по всему, видимо все же, попадало! Так как не раз и не два, мы с отцом провожали глазами Аврору, поспешно выбегавшую из гостиной, выпучив глаза и с криками отплевывающуюся. Причем, у нас с отцом, с едой, было все в порядке. Но моя жена, видимо не догадывалась, каким образом, лишняя соль, перец или сахар, оказывались в ее тарелке, не попадая в наши. Ведь накладывали и разливали в нашу посуду, из общей кастрюли.

Из дальнейшего рассказа Прохора, я узнал, что своим вниманием, Аврора, не обошла ни одного человека в имении. А с таким трудом, найденный мной и перевезенный с семьей, новый конюх, сбежал от нас буквально через неделю плотного общения с моей женой, повадившейся ежедневно выезжать на конную прогулку и заставляющей его, сопровождать ее в этих поездках. Могу представить, как моя благоверная изводила бедного мужчину!

Я невольно усмехнулся, поняв то, что мне еще, по сути, повезло, ведь я не обязан терпеливо выслушивать истеричные претензии своей супруги. Едва она только начинала повышать голос, я тут же уходил из дома.

Хотя, если посмотреть правде в глаза, я уже и дома-то почти не бываю, только поесть захожу, да переночевать. Отца жалко! Он ведь вынужден слушать закатываемые на весь дом невесткой, концерты и из своей комнаты уже почти не выходит. Я видел, как он, в последнее время все чаще с сочувствием на меня поглядывает. Видимо, сожалеет о том, что мне пришлось ради денег жениться на такой взбалмошной особе.

К слову сказать, женой по факту, она мне так и не стала. Еще в тот первый день, когда она обидела моего отца, а я, затащив ее в комнату, предназначенную для служанки, определил ту, быть ее спальней, еще тогда она мне мстительно прошептала, что за такое унижение, допустит меня к своему телу, лишь, когда оно будет хладным трупом.

Да собственно и не очень-то хотелось! Чтобы быть с женщиной, мне нужно испытывать к ней хотя бы симпатию и влечение. Но к этой женщине, ставшей волей судьбы моей женой, я испытываю лишь брезгливое презрение! Даже ненависть, слишком сильное для нее чувство!

Снова погрузившись в свои мысли, я едва заметил, как Прохор, попрощавшись со мной, ушел. А я, вскочив на Бурана, вернулся в имение. В тот вечер, я не спустился к ужину. Более того, испытывая какое-то мстительное удовольствие, приказал накрыть стол в комнате своего отца на две персоны, где мы с ним и поужинали в тишине и спокойствии, как в старые добрые времена.

Предупредив отца, что утром я отбываю в замок графа Саяна, а, затем, в столицу по делам, пожелал ему доброй ночи и пошел спать.

Но по дороге, не выдержав, я все, же заглянул в комнату своей супруги. Предварительно постучав, и дождавшись разрешения войти, я остановился посередине бедно обставленной комнаты и посмотрел на Аврору.

Девушка сидела, забравшись с ногами в старое продавленное кресло, укутанная длинной вязаной шалью, и прихлебывая чай из большой кружки, при свете свечи читала какой-то роман.

Мысленно я содрогнулся, только сейчас разглядев чересчур бедную обстановку комнаты. Обитые выцветшей бежевой тканью стены, имели сероватый от пыли, вид. Из обстановки, имелось лишь старое кресло рядом с маленьким столиком на тонких качающихся ножках, такая же старая рассохшаяся кровать, да узкий покосившийся шкаф. А, для тепла или хоть какого-то уюта, в комнате не было ни камина, ни даже половика у кровати. А ведь еще только конец лета! Как же здесь должно быть холодно зимой! Я бросил взгляд на рассохшуюся деревянную оконную раму с облупившейся голубой краской и представил, как в нее, сквозь многочисленные щели, дует холодный ветер. Да, нужно срочно приводить дом в порядок! А женушка, пусть еще здесь немного поживет, надеюсь, сумеет сделать хоть какие-то выводы.

Я перевел взгляд на Аврору. Она все также сидела в кресле и, прищурившись, внимательно смотрела на меня. И молчала, что уже было удивительно! Обычно она за словом в карман не лезла. Тем более что у нее явно имелось, что мне сказать. Ну, да ладно. Цель визита у меня была другая, чем пытаться выяснить причину ее странного поведения.

— Аврора, — нарушил я затянувшееся молчание. – Я завтра с утра еду по делам в город, но перед этим, планирую заехать к твоему отцу. Если хочешь, можешь поехать со мной! Погостишь у него несколько дней, а потом, я тебя заберу на обратной дороге. Как тебе такое предложение?

После моих слов, лицо девушки исказилось от злости, и она в ярости прошипела:

— Погостить у отца? Кого ты называешь моим отцом? Того предателя, который, как только от меня избавился, признал своими дочерьми, двух простолюдинок? Ты его называешь моим отцом!?

Аврора скинула с себя плед и встала с кресла. Я же, еле удержал на своем лице невозмутимое выражение! Или не удержал. Так как в глазах жены, промелькнула торжествующая искорка.

Девушка была одета, в практически прозрачную сорочку телесного цвета. Сквозь тончайшее кружево, просвечивала ее высокая грудь с темными холмиками сосков. Тонкий стан красавицы, плавно переходил в крутые бедра, внизу которых, виднелся темный треугольник. Мгновенно охватив взглядом этот волнующий кровь, вид, я поднял глаза на лицо Авроры. Ее глаза горели зеленым огнем, но в них не было, ни смущения, ни вожделения, лишь злое торжество и вызов. Я, молча, развернулся и вышел из комнаты. Собственно ответ я уже получил.

Наутро, я приторочил к седлу тюк со сменными вещами и с первыми петухами двинулся в путь. По холодку и с ветерком, я быстро домчал до замка моего любимого тестя. Позавтракав, мы перешли к делам. На счастье, мне не пришлось долго мяться и подбирать слова, чтобы напомнить тестю о его обещании. Он сам мне о нем напомнил, и, выдав приличную сумму денег, на которую я даже не смел, и рассчитывать, пожелал удачно закупиться в столице необходимыми материалами для ремонта усадьбы. Зерном же, на посевную, он обещал поделиться!

Полный радостной надежды, что скоро мое родовое гнездо будет снова уютным, а поля начнут давать хороший урожай, я поспешил к лестнице. Случайно бросив взгляд в сторону комнаты Ядвиги, меня словно током пронзило, настолько яркие воспоминания меня захлестнули. Но, вспомнив свой разговор с настоящей Ядвигой и ее необыкновенный рассказ о заблудшей душе другой девушки, в которую я собственно и влюбился, мне стало очень грустно.

А потом, мне вдруг вспомнился сверлящий и настойчивый взгляд экономки, который меня буквально преследовал в последнее время моего проживания в замке и даже, когда я уезжал отсюда с молодой женой. Я вспомнил о своем намерении поговорить с этой женщиной и именно сейчас я вознамерился осуществить задуманное.

Встретив в коридоре одну из горничных, спросил ее, где можно найти ее начальницу. Так я и узнал, что Гарния и есть одна из признанных внебрачных дочерей графа Саяна! И что она недавно вышла замуж за дворецкого, а сейчас обустраивает свой собственный дом, находящийся рядом с замком! И, который ей подарил, воспитанник хозяина замка, граф Вяземский. Чудеса, да и только!

Поймав во дворе мальчонку, я попросил его проводить меня к бывшему дому Вильяма. Пацаненок, кивнув, сломя голову кинулся вглубь сада, а я последовал за ним.

Едва я подошел к красивому, добротно сложенному из цельных бревен, дому, на крыльцо вышла та самая женщина. Если бы я не запомнил хорошо ее глаза, то мог бы вполне и не узнать ее, так сильно она изменилась. Это касалось и одежды и прически, лишь манера держать себя осталась та же. Эта женщина, даже еще, будучи одетой в простое черное платье, уже тогда ходила важно, с высоко поднятой головой. Вот что значит, родовая кровь! Породу сразу видно.

Итак, Гарния вышла на крыльцо, сдержанно, без подобострастия кивнула, что привело меня в восторг, и спокойно спросила, зачем я желал ее видеть.

Попросив поговорить с ней наедине, мы отошли немного в сторону, и присели на скамейку, стоявшую у самой стены дома.

— Итак, — первая начала Гарния, спокойно на меня посмотрев, — князь, зачем вы хотели меня видеть?

Я, несколько смешался. Вроде бы и простой вопрос предстояло задать, но я даже не знал, как его начать, чтобы не быть неправильно понятым.

И все же я задал его:

— Гарния, я знаю, что вы вышли замуж и не питаете ко мне каких-то романтических чувств…

Глаза женщины удивленно распахнулись. И я понял, что из неподходящих фраз, выбрал самую неподходящую и компрометирующую нас обоих! Оставалось надеяться, что меня никто не слышал, кроме экономки.

— Нет-нет! Я, видимо, не так выразился! – поспешил я оправдаться, пока она не ушла. И, попробовал сказать по-другому:

— Я видел, что вы на меня часто и пристально смотрите, Гарния. И, этот взгляд, что-то, да значит. Прошу вас, скажите! И пожалуйста, не говорите, что мне это показалось! – поспешил я отрезать ей все пути к отступлению. – Просто мне ответьте и я уйду! – Гарния молчала и задумчиво на меня смотрела. – Я обещаю, что этот разговор останется между нами! – добавил я и уже начал придумывать новые аргументы, чтобы убедить женщину признаться, как она заговорила. Ее голос был спокоен, но полон затаенной грусти:

— Это не я на вас смотрела! – ошарашила она меня странной фразой. – Это не я, — повторила она. – Это Яна меня просила смотреть на вас.

Услышав это имя, мне показалось, что земля перед глазами качнулась, и почувствовал, что не хватает воздуха. Как сквозь вату, я услышал вопрос, адресованный мне.

— Князь! С вами все хорошо?

С огромным трудом я взял себя в руки, боясь напугать женщину. А то кто знает, вдруг она закроется и больше ничего не скажет!?

— Да, Гарния! Со мной все хорошо! Продолжайте! – произнес я, словно деревянными губами.

— Вы ведь знаете, о ком я говорю? – скорее утверждая, чем спрашивая, произнесла она.

— Да, — только и мог, выдавить я, чувствуя огромное волнение и нетерпение. – Где она?

— А это правильный вопрос! – грустно произнесла женщина. – Вот уже больше десяти дней я ее не слышу! Она не говорит со мной и не отзывается! Такого раньше не было. – Сочувствующе глядя на меня, произнесла экономка и добавила:

— Нам с Ядвигой ее очень не хватает! Боюсь, что она ушла… навсегда.