Либеллофобия

Глава 39 Третья треть

Позади стихал рёв бархатрейлера. Впереди солнце пускало лучи сквозь призму эквилибринта. Какой же он, мать его, был громадный. С городской квартал. А кратер, в котором он стоял, вместил бы целый Гранай.

Баушка Мац снабдила меня отмычками и дефицитным нейтроклем. Это был стеклянный шар величиной с глазное яблоко. Да, такие сравнения стали для меня нормой. Нейтрокль содержал алюминиевую пыль и был опасен исключительно для насекомых. При ударе об открытый участок тела стеклянная капсула разбивалась и глубоко ранила кожу. Алюминиевая пыль проникала в гемолимфу насекомого и реагировала с оксидом меди в составе гемоцианина, подрывая тело изнутри. Причём неважно было, в каком эзер обличии. Гемоцианин — аналог гемоглобина — присутствовал в их крови всегда. А Чпух (от всего сердца) обеспечил меня скепсисом и тревогой на всю дорогу.

Дойдя до кратера, я легла на живот и подползла к самому краю. Эквилибринт сверкал, как гранёный алмаз. Глубоко внутри темнели фигурки заключённых. Странно: Баушка Мац говорила, тюрьма непрерывно покачивается. Чуть ли не от каждого вдоха пленников. Но эквилибринт застыл. Я сползла ниже, свесилась и увидела, в чём дело. Гломерида подпирала основание тюрьмы. Вот дела! Без Кайнорта охранники расслабились и подогнали флагман, чтобы преспокойно дуться в квантовый покер.

Я обернулась пауком и спустилась в кратер. Его стены изрезали глубокие щели, в которых можно было спрятаться от эзеров. Солдаты не замечали ничего вокруг, и я проникла. В основании эквилибринта был только один вход. Просто незащищённый портал без дверного полотна. В обычное время тюрьме и не требовалась охрана, баланс справлялся лучше надзирателей.

Внутри лабиринта стены были совершенно прозрачные, но от волнения накатила клаустрофобия. Первый этаж состоял из одной пустой комнаты и двух лестниц. Выбрала левую, потому что… других идей не было. Второй этаж оказался паутиной коридоров разных форм и размеров. Какие-то вели в две стороны, какие-то в три, большинство закончились тупиком. Наконец я набрела ещё на одну лестницу. Не будь охрана такой бессовестно ленивой, эти бессистемные скитания давно обрушили бы эквилибринт. Этажей снаружи я насчитала семь. На третьем тоже не встретилось ни одного заключённого. В очередном тупике к беспокойству прибавилось головокружение от полированных стёкол. Я начала ходить кругами.

Почудилось движение. Испугавшись, что это надзиратель, я выскочила из коридора и налетела на стекло. Прислушалась: тихо, только в ушах звенит. До возвращения Бритца и компании оставалось ещё часа три. Нужна была система. Не уверенная, что здесь не задумали лабиринта в лабиринте, я приложила руку к стене и стала двигаться только налево. Даже иллюзия контроля успокаивала. Налево, налево. Лестницы нигде не было. Пленников тоже. Выйдя из коридора в коридор, я подобрала с пола свою пуговицу.

Значит, снова круг.

Постояла на месте, считая с десяти до одного. Осмотрелась. На этот раз после двух левых поворотов я шмыгнула направо, надеясь попасть в новое место. Налево, налево, направо, налево, налево, направо… Дзинь!

Коридор оказался стеной, а за нею шевельнулась тень. Да это же пленник в комнате! Кто-то стоял спиной. Девушка с меня ростом, грязные лохмотья, спутанные кудри.

— Эй… — я осторожно позвала, — не бойся. Как пройти на четвёртый этаж?

Она повернулась медленно… И у меня отнялся голос. Лохмотья меняли резкость, я разглядела в них песчаный комбез. Рюкзачок. Шрамы. От ужаса мой крик вырывался придушенным писком, как в ночном кошмаре. Ко мне шагнула — я. Распахнула мои серые глаза с чёрными синяками и сморщила мой нос.

У реальной меня подкосились ноги. Призрак пошевелил губами беззвучно — и метнулся в левый коридор.

А я назад — ползком! — и направо. Бежала, не разбирая пути, налетая на углы и стены, шлёпаясь на пол. Новый тупик. Я упала у стены, оглядываясь. Тени замелькали в коридорах. Они приближались, куда бы я ни ползла. Идти не давал страх. А впереди обнаружилась лестница. Я видела её там… за стеклом! И зарыдала: нужно было вернуться и обойти всё ещё раз, чтобы попасть на ступени. Вернуться назад к той… той…

Обернувшись, я закричала по-настоящему, хрипло, надрывно, и закрыла рот ладонями. Передо мною на коленях покачивалась новая я.

Эта была ещё страшнее. Окровавленные пальцы, ссадины на костяшках и на лбу. Она ползла ко мне из коридора, шатаясь и бешено крутя головой. Глаза… это были уже совершенно не мои глаза: дикие, безумные. По лицу размазана кровь.

Прижавшись спиной к стеклу, я сбросила рюкзак и размахнулась нейтроклем:

— Не подходи! Убью!

Только если призраки боялись алюминиевой пыли. Но откуда ей было знать, что внутри шарика? Новая жуткая я привалилась к стене и… заплакала.

Так. Так-так-так. Копия выползла из другого коридора. Там точно не было никакого выхода. Я помнила, как протиснулась между двумя длинными стёклами, прежде чем увидеть лестницу. Стук сверху заставил меня подпрыгнуть на месте, но не выпустить из виду призрак. Нет, ни за что!

Она вдруг отвернулась.

И резким взмахом прижала руки ко рту. Да это же…

Снова стук.

Пересилив себя, вскинула голову. Прямо надо мной к стеклу прижался карминец. Живой заключённый. Он водил щупальцем по полу и дышал на него. На стекле проявилась стрелка, которая вела туда, где сидела та… копия. Идти мимо? Смазанный кровавый след, который только что пересекал её лицо, сместился на затылок. Господи, какая же идиотка! Я и она. Мы обе. Призрак в коридоре повторял мои движения. Только с долгой задержкой. Это был экран. Экран с мазком крови, а не коридор.

Подавляя отвращение, прокралась по стеночке мимо себя. Неужели я так плохо выглядела со стороны?.. Холерный труп в истерике. Снова те же коридоры, тени, новые копии в диком ужасе метались по экранам рядом. Теперь было понятно, что бормотал первый призрак. «Пять… четыре… три…» Я же считала, стоя на месте, чтобы успокоиться. Плохой, плохой метод!

Направо, направо, налево… Лестница! Взлетев по ней, я вывалилась в комнату с карминцем.

— В другой раз ты бы всех нас угробила, — проворчал он.

— Где Уитмас Лау? Вы его знаете?

— Кто его не знает… Здесь, рядом. На шестом.

— На шестом⁈

Ничего себе — рядом. Я подозревала, что ещё этаж с ловушками мне не пережить. А до шестого их целых два.

— Дуй на углы. Мы оставляем знаки, когда нас водят по эквилибринту. Иди по стрелкам. Сначала направо.

— Спасибо! — прокричала уже из коридора. — Спасибо!

То на одном, то на другом углу в ответ на моё дыхание проявлялись метки. На четвёртом этаже по комнатам скучали карминцы и шчеры. Затёкшие, как статуи. Привыкли сидеть без движения целыми днями. Лестница. Пятый этаж. Здесь, подальше от надзирателей, пленники водили по стёклам, подмигивали. Они выработали целую систему общения — незримую, как воздух.

Метки. Лестница. Шестой.

Здесь не было меток. Потому что на всём этаже — в самом центре — сидел один единственный пленник.

— Эмбер?..

— Пап…

Он порывался встать, но не справился с волнением и упал на колени. Я бросилась его обнимать.

— Эмбер! А я уже похоронил тебя. Моя девочка… Эмбер!

Уже казалось незнакомым это имя. Не моим. Таким прекрасно-далёким.

— Пап, ты можешь идти? По меткам!

— Там Бритц!

— Он вернётся через час или два. Охранники подпёрли эквилибринт гломеридой. У нас куча времени.

— Тогда идём, скорее.

Он встал, тяжело опираясь мне на плечи. Не была уверена, а ел ли папа вообще эти два месяца. Или питался одной только болью. Потому что даже без синяков и ссадин выглядел так, будто ему здесь всю душу выкрутили.

— Пап, ты без ошейника?

— Здесь ни к чему. Одно превращение, и баланс обрушил бы тюрьму.

— Тебя пытали?

— Он измучил меня, — шепнул папа.

Его суставы задеревенели, и на пятый этаж мы спускались, наверное, полчаса. Я дышала на стёкла, как вдруг раздался рокот. Пол качнулся. Папа среагировал первым: оттолкнул меня и отполз подальше:

— Они отгоняют гломериду! Сядь там, Эмбер! И не двигайся! Не шевелись!

Я послушно сжалась у противоположной стены. Эквилибринт нехотя поймал равновесие, но перенял нашу дрожь. Папа крутил головой и сосредоточенно кусал губы. Он словно был мёртв эти долгие дни, а теперь оживал на глазах:

— Нет времени искать метки. Мы пойдём при помощи воздушных сигналов.

— Воздушных?

— У нас тут целый язык, — он приложил к полу пальцы, сложенные необычным образом. — О, как я жалею, что не попытался раньше! Если б только знал, что ты… каким-то чудом…

Кто-то снизу ответил другим странным жестом, и папа скомандовал:

— На счёт «три» я перемещаюсь к выходу, а ты на моё место. Одновременно! Поняла?

Мы переместились. По новому сигналу где-то внизу пленники задвигались тоже, и нам удалось выйти в коридор. Так, чередуя углы и позы, добрались к лестнице. Спустились вдвоём. На пятом этаже папа снова прикладывал пальцы к стёклам, и другие пленники передавали друг другу маршрут. Мы считали шаги и крутились по коридорам, пока не преодолели ещё этаж. Так в ритме вальса целая тюрьма пробиралась к выходу. Нам сигналили, мы отвечали. С каждым циклом кто-то оказывался на свободе. Чем меньше пленников оставалось, тем чаще приходилось возвращаться туда, где мы уже проходили, чтобы сохранять баланс эквилибринта

На выходе с четвёртого этажа нам явилась я. Такая живая! Бежала навстречу, к лестнице. Последний кадр, запечатлённый экранами.

— Эмбер, ты куда! — испугался папа.

— Это не я!

— Эмбер, стой, где стоишь!

Пол накренился так сильно, что мы соскользнули, растопырив руки по стенам. Чуть не упали. Тюрьма качнулась обратно и выровнялась, но голова ещё кружилась.

— Всё хорошо, детка. Давай передохнём, хочешь?

— Нет! Здесь нельзя долго сидеть. Пожалуйста, пойдём, пап…

Я боялась новых призраков. Мы были на третьем, когда кто-то с краю передал, что видел гексы. Бритц возвращался. В эквилибринте оставались четверо. Через минуту вышел третий и готовился второй. Папа посигналил. Но не дал команды перестроиться, а послал ещё сигнал.

— Пап?

— Стой! Сработал датчик загрязнений. Мы наследили на стёклах, и система запустила бота.

Я глянула сквозь пол наискосок, на шчера, который уже должен был выйти. В его камере ползал чистильщик. Шчеру приходилось перемещаться по комнате, соблюдая баланс. Он не мог даже приблизиться к боту, не опрокинув тюрьму. Мы теряли время.

— Выйти может только один, Эмбер.

— Да нет же! Мы почти на свободе!

— Послушай меня! — рявкнул папа. — Шчер со второго этажа в ловушке. Из-за него нам вдвоём не покинуть здание. По моему сигналу ты спустишься одна и выйдешь.

— С тобой!

— Нет! Эмбер, эзеры с минуты на минуту обнаружат побег. Сюда ворвутся надзиратели.

— У меня есть нейтрокль.

— Один нейтрокль? Нас запытают насмерть! Ты хоть понимаешь, на что способен Бритц? Ты же видела!

Свобода была слишком близко, чтобы смириться. О чём он говорил, что за чушь!

— Не пойду без тебя.

— Я счастлив уже тем, что ты жива, — взмолился папа. — И тем, что уберёг Тритеофрен. Я выполнил свою миссию, пожалуйста, иди. Пожалуйста. Иди.

— Пап, — у меня сел голос. — Пап, прости за то, что я сейчас попрошу. Мне… нужно знать, где твоя часть прибора.

— Что? Уходи скорей, говорю тебе!

— Маги покидают Урьюи.

— Это ложь, Эмбер!

— Это правда!

— Зачем тебе Тритеофрен?

Каждое слово резало мне язык:

— Я хочу отдать его Бритцу.

— Хочешь… что? Я… — Папа стал белее Алебастро и прозрачнее его света. — Нет, я потерял рассудок… этого не может быть. Что он с тобой сделал? Сломал? Внушил? Гипнотизировал?

— Маги покидают Урьюи, — повторила я. — Уже все знают, даже партизаны. Я видела контракт, вот этими глазами видела: лига флибустьеров перевозит магов контрабандой на Алливею. У нас больше нет защиты, пап, у нас нет шансов!

Он съехал по стеклу, убитый. Мной. Лично мной.

— Ты за этим пришла?

— Нет! — эквилибринт шатался, до того меня затрясло. — Папа, я люблю тебя, одного на свете люблю, ты же один у меня остался, самый родной, самый… Как же ты не понимаешь… Альда Хокс улетела собирать армию. Она разнесёт Урьюи! Сажей покроет, как Кармин!

— Замолчи, я слышал это миллион раз от Бритца!

— Но это правда! Тритеофрен сохранит наш дом!

— Бритц заберёт его себе!

— Он сохранит жизни!

У меня застучали зубы. Четыре гекса тормозили рядом с гломеридой Бритца. Папин взгляд стал безжизненным и тусклым.

— Ты изменилась, Эмбер, — произнёс он потусторонне. — Раньше ты на меня не кричала. Повзрослела…

— Нет. Повидала много дерьма, пап.

Он не ответил и начал превращаться. Через силу, туго и тяжело. Эквилибринт качался. Папа занял почти весь коридор зеркальным брюхом. Осторожно приподнял хитиновую элитру — грудную лопасть, прикрывающую лёгкие — и выскреб осколок. Треть ключа к Урьюи упала к моим ногам.

— Я думал так: не получив желаемого, Бритц меня убьёт и своими же руками уничтожит прибор.

— Но он не убил, — я взяла проклятый осколок.

— В твоих словах симптомы страшного отравления, — предостерёг папа. — Опасные молекулы, атомы токсинов, которые ты пока не чуешь. Поклянись мне, Эмбер, что выполнишь мою последнюю просьбу.

— Клянусь, — разумеется, ответила я.

— Ты убьёшь Кайнорта Бритца. Тогда я не прокляну нас за то, что мы отдали эзерам Урьюи.

Я перехватила его взгляд на нейтрокле.

— Да, пап. Клянусь.

— Он победил, но не пожнёт своей победы. Всё, за что боролся, раздерут другие. Он не возьмёт Урьюи задёшево. Жизнь моей семьи стоила целой планеты, Эмбер, вот как я вас любил! Чужие дети будут глядеть на солнце, чужие матери возьмут их на руки. А как же Чиджи? Как же моя Амайя?..

— Но если хоть одна лишняя семья шчеров выживет, — так не хотелось цитировать его, но это была сто тысяч раз правда, — значит, Чиджи с мамой погибли не зря.

— Замолчи. Замолчи! Я миллион дней здесь об этом думал, Эмбер! Я знаю, чувствую, что ты права, но прав и я! И даже… он, измучивший меня этой правдой! Но знаешь, что? Такие мысли приходят только проигравшим! Нет, раз проиграли мы, то и он проиграет. Пообещай, что избавишь Урьюи от этого ублюдка. Пообещай.

— Обещаю.

— Иди. Ты уже на другой стороне вселенной от меня, Эмбер, — смирился он. — Иди! Меня не тронут, я ведь не сбежал.

Эквилибринт сотрясли вибрации: эзеры заподозрили неладное. Я так хотела обнять папу… но не могла пересечь комнату, не обрушив всё. Второй этаж. Шчер за стеклом взмок, ползая вдоль стен от бота-чистильщика. Он мог ошибиться в любую секунду. Лестница. Выход. Охрана и стрекоза летели к тюрьме, но мне удалось добраться до склона кратера и юркнуть в щель.

Там я и сидела, пока эзеры прочёсывали окрестности эквилибринта. Сжимала нейтрокль так сильно, что рисковала раздавить раньше времени. Плакать решила, когда всё закончится.