В конференц-каюте не было ни души: только голография Жанабель и Альда Хокс живьём. Ёрль так и сказал: «Ни души», за что схлопотал дисциплинарное взыскание. Женщины приложили титанические усилия, чтобы их разговор не растерял масок цивилизованного противостояния. Альда рассчитывала, что встречу проведёт Бритц. Эзер-приятный-во-всех-отношениях. Но рой-маршал пожаловался, что разговоры с врагами заканчиваются тем, что ему припоминают специальность. И верить решительно отказываются, а смысл ворочают с ног на голову.
«Я создал иллюзию равенства, — говорил он. — Вы сами себя не узнаете».
Перед Альдой высилась голография поперёк себя шире. Жанабель без преувеличения была крупной женщиной, а с преувеличением… (ну Бритц, зачем же в четыре раза!) заняла собой всю каюту. Она полуобернулась пауком. Птицеедом с пухлым волосатым брюхом, которое выглядывало из-под строгого пиджака размером с шатёр. Ноги растопырились во все углы. Альда со своей второй линькой пока так не умела.
— Вы перешли границы, когда напали на семью Лау, — гремела Жанабель с потолка, и ть-маршалу приходилось запрокидывать голову. — Шчеры готовят петицию в бюро интерзвёздных законов.
— О да. Сама империя Авир выделит на защиту карминской помойки целый мусоровоз. — Альда достала две части Тритеофрена, подышала на зеркала, протёрла манжетой и наблюдала, как зеленеет Жанабель. — Что ж, тогда мы признаем сокрушительное поражение и полетим искать другую планету с рабами. Далеко… Далеко отсюда.
— Нам уже известны ваши планы. Считаю это прямой угрозой шчерам, Хокс!
— Считай лучше калории.
Хокс щёлкнула в воздухе, отключая связь. Ещё секунда, и капля скатилась бы с линии волос прямо на лоб. Прохиндей Бритц приказал изготовить копию ещё одной трети прибора, чтобы оставить Жанабель в худшем из положений: в ужасе, но с надеждой.
Только зачем? Альда Хокс искренне считала поиски прибора секретной миссией, но рой-маршал… нет, у него действительно всё было через задницу.
— Уитмас.
Атташе разлепил веки и уставился в пол. В стеклянной камере эквилибринта сидели двое.
— Уитмас? — повторил Бритц.
Пирамидальное сооружение в центре метеоритного кратера было когда-то древней гробницей, потом монастырём, потом музеем, потом обсерваторией, а насекомые на скорую руку приспособили его под тюрьму. Эквилибринт, будто стеклянную головоломку, пронзал запутанный и дремучий клубок коридоров, камер и залов. Когда кто-нибудь внутри двигался, всё здание раскачивалось на остром кончике первого этажа. Поэтому эзерам не пришлось возиться с системой безопасности. Узники по своей воле не ходили дальше уборной и даже спали вполглаза. Чихнёшь посильней — и привет.
Рой-маршал почему-то явился с допросом только через сутки. Без охраны, без хромосфена и без пафоса. Прохладный, как нежить. Только по голосу Уитмас узнал в этом сумеречном библиотекаре напротив — перквизитора дейтерагона минори.
— Значит, вот ты каков, — выдавил пленник. — Где эти твои… автоботы для пыток таких, как я, бумерангов?
— Я ничего не буду спрашивать, просто выслушай.
— Выслушать! Крик Амайи глушит твою галиматью, чудовище! Выслушать!
Эзер уложил подбородок на кулак и смотрел в серые, налитые болью глаза Уитмаса.
— Если дёрнешься в мою сторону, эквилибринт потеряет равновесие и рухнет. И между прочим, я здесь единственный, кто взлетит, а не разобьётся.
— Мне всё равно.
Кайнорт еле сдержался, чтобы не обернуться к надзирателям. Но если атташе и вправду чокнулся, он бы обрушил тюрьму молча. Самое позднее — минут пять назад, как только вошёл Бритц.
— Слушай. Мы по разные стороны одной проблемы.
— Проблемы… — выплюнул его же слово Лау и дёрнул кадыком, в который от напряжения впился ошейник. — Были у тебя проблемы сложнее выбора кроссовок для допроса?..
— Были. Уитмас, вопрос о нападении решён. На нашей стороне гравитация и гидриллий. На вашей — только вы. И клин между смертными и бессмертными шчерами.
— Мы все живём в согласии, людоед.
— М-м. Я оставил Хлой в живых. Только не подумай обо мне хорошего… Полагаю, она уже связалась с Урьюи, чтобы наябедничать. Но эзерам на руку утечка информации о захвате и Тритеофрене. Среди ваших бессмертных уже месяц ходят слухи, что в случае угрозы вторжения диастимагам ограничат вылет с Урьюи. Якобы законопроект на стадии разработки. У каждого пятого в сети есть знакомый знакомого, чьего троюродного дядюшку-аквадроу когда-то вот так же принудительно мобилизовали, чтобы бросить на амбразуру.
— Ты что несёшь? — побелел Уитмас. — Что ты несёшь! Я сам диастимаг, не было этого никогда! Урьюи — одна большая семья!
— Разумеется, — горячо зашептал эзер, — не было, не было! Нет причин для паники. Но все эти слухи… инсайдерские признания… прогнозы экспертов… комментарии специалистов… Мы организовали закрытые чаты и нелегальные форумы, где бессмертные под большим секретом заражаются групповой паранойей. К прибытию Альды Хокс диастимаги дружно покинут Урьюи. Как одна большая семья.
— С-с-сука.
— Это моя с-с-специальность.
Сейчас. Его натычут носом в его же диплом. Уитмас Лау не дурак, совсем-совсем не дурак, он очень неудобный объект для влияния.
— Труды по умбрапсихологии некоего профессора К. Б. запрещены межзвёздной конвенцией, — процедил Уитмас, щурясь от презрения. — И, как следствие, широко популярны. Ты же меня обрабатываешь по своим же методичкам! Внушаешь, что это я понесу ответственность за смерть миллиардов, если не отдам прибор. Заводишь меня в тупик, где я тереблю комочек власти над всеми шчерами. Создаёшь иллюзию, будто есть в мире только зло: большее или меньшее. Иллюзию, будто война уже случилась, и теперь дело за выбором — смерть или рабство. Да, горе нацепило мне шоры, и кажется, что третьего не дано… думаешь ты, тварь. А я так не думаю.
Уитмас восхитительно видел со стороны. Из-за редчайшего умения всегда быть вовне, высоко над происходящим, Бритц даже ощущал его равным. Рой-маршал не любил это ощущение. Оно мешало делать из человека инструмент.
— А я, как только вошёл, понял, что сегодня ничего не добьюсь, — сказал он, откидываясь на стуле.
— Зачем тогда остался? Поглумиться? Убийце вечно неймётся, да? Всегда возвращается полюбоваться результатом, поковырять чужую рану.
— Да нет. Хотел напомнить, что Эмбер ещё жива.
Волнение, надежда и ненависть — всё в один миг прокатилось по лицу Уитмаса:
— Не ври. Не ври! Эмбер была самой обыкновенной девчонкой…
— Да как сказать, — Кайнорт пожал плечами и развернул экран. — Вот последний отчёт ищейки: Эмбер задала ей жару и скрылась.
— Замолчи! Даже без щелчка она не продержалась бы в пустыне и суток!
— Ищейка выловит её и притащит сюда. И тогда беда, если ты не отдашь Тритеофрен, пока я считаю до трёх.
Атташе долго не сводил взгляда с экрана, где значилось время, когда дочь ещё была жива. Прошлым вечером. Он хотел верить. Он правда хотел. Но по затухающей стали в глазах напротив Кайнорт понял, что самообман уже недоступен на той ступени развития, какой достиг Уитмас Лау. Он уже говорил о дочери в прошедшем времени.
— Скажи, во сне они ещё живы? — Бритц подался вперёд, понижая голос. — Я не причиню тебе физической боли, Уитмас. Ты её жаждешь, ведь пытки заглушают горе, и в перерывах между ними забываешься в обмороке. А я хочу, чтобы ты продолжал видеть сны.
Он дал знак надзирателям, что собирается уходить.
— Ошейник снимут, он здесь ни к чему, — добавил эзер. — Мне кажется, ты в своём уме. Да?
— Желаю тебе того же, Бритц. Всего. Того же. Мразь.
— Империя Авир взорвала мою планету. Думаешь, у меня никого не было дома?
— Это не делает нас ближе.
— Не делает, — согласился рой-маршал. — Я усваиваю уроки с первого раза.
Стекло на полу едва откликалось шагам. Стены, пол, все перекрытия эквилибринта были тщательнейшим образом отполированы. Ни пылинки, ни царапины. Кайнорт шёл по лабиринтам тюрьмы, где сквозь стены камер за ним следили самоцветы глаз. Паучьи, карминские. Карие, красные, синие. Эквилибринт качался и дрожал, когда надзиратели недостаточно скоро меняли положение. Глаза, глаза, глаза — не было пары, которая не мечтала, чтобы кто-нибудь замешкался, перепутал маршрут или позабыл схему. Тогда тюрьма потеряла бы равновесие и рухнула, погребая под собой Кайнорта Зверобоя, Кайнорта Живореза. Кайнорта Серую Смерть. Любой отдал бы себя на растерзание осколкам эквилибринта ради этого. Но ни один не рискнул бы друзьями по несчастью из соседних камер, потому что каждый в отдельности не ведал об одном желании на всех.
Бритц уловил сигнал и развернул экран комма на ходу. Охранники напряглись и, должно быть, вспотели. На ходу в стеклянной тюрьме не разрешалось даже вдохнуть глубже обычного.
— Ну точно, так и есть! — полыхала Маррада и сыпала пыльцу на комм. — Избегал меня целые сутки! Шрам с брови исчез! Ёрль тебя обыскался той ночью! Думаешь, я идиотка? Думаешь, можешь вот так просто взять и всё перечеркнуть, а после как ни в чём не быва…
Отполированный косяк выскочил из-за поворота. Кайнорт врезался в острый край со всего маху, и охранники заметались, компенсируя качели эквилибринта. Кровь из разбитой брови испачкала угол и залила бесцветный глаз.
— Видишь? Шрам на месте, — улыбнулся Кайнорт бабочке и смахнул её с дороги. Прежнее равновесие слишком дорого обошлось той ночью, чтобы теперь его шатала женщина.
Снаружи солнце резало утренний смог. Десять пернатых слизней величиной с пескар переливались оттенками золота. Ёрль пригнал их к кратеру и ходил теперь с длинной тросточкой вокруг, собирая стаю покучней.
— Это кто? — спросил Бритц, протягивая руку, чтобы потрогать золотую шкуру.
— Не трожь! — остерёг Ёрль. — Накинь-ка лучше броню. Они электрические.
Кайнорт покрылся хромосфеном и обошёл зверя вокруг:
— Неживые, что ли?
— Живые, — ласково похлопал одного Ёж. — Копят статический заряд для обогрева и движения. Ты просил достать аутентичный транспорт — вот. Это бахаон. На таких ездят в заболоченных землях Кумачовой Вечи.
— Электрический внедорожник.
Ёрль достал щётку из шёлкового ворса и пригладил пёрышки на золотом боку. Они сверкали в ответ, наливались тёплым светом, грелись от статики.
— Конечно, это не совсем то, что ты ожидал… — бормотал Ёж, энергично питая бахаона при помощи щётки. — Придётся ехать верхом, как бродягам. А гломериды перегоним, когда отвоюем Кумачовую Вечь.
— Верхом, так верхом, — кивнул Бритц. — Они отличные. Но будет здорово, если подскажешь, где у него зад, а где перёд.
Бахаон был похож на продолговатую мягкую кучу.
— Слушай, я это… нагородил тебе позавчера в бункере, — начал Ёрль.
— Отстань.
— Нет, я понимаю: теперь-то уж тебе всё равно, — мялся старик. — Теперь-то уж чего… Только если б я тогда понял…
— Ёрль, да где у них перёд-то? — перебил рой-маршал, повышая голос.
Тема была закрыта, заперта и залита асфальтом.
— Да я сам не разберу. В общем, мне жаль. Слышишь ли?
— Нечего меня жалеть, Ёрль. У меня всё нормально, — отрезал Бритц и добавил мягче: — Пожалей лучше Эмбер Лау. Есть там новости от Чуйки?
— Нет. Она принимает команды, но не отвечает.
— Значит, не сможет подать нам сигнал?
— Не-а.
— Передай: если догонит Эмбер, да, если найдёт её живой, первым делом пусть щёлкнет.
— Но мы не знаем, сколько у Чуйки заряда, — удивился Ёрль. — Если щёлкнет, ей может не хватить сил притащить девчонку сюда.
— Это лучше, чем если она потащит её так и сдохнет в пустыне, где без сигнала мы никогда их не найдём. Уж если Эмбер Лау выиграет, пусть забирает всё.