Либеллофобия

Глава 19 Сандал и скандал

Инженер Пенелопа, богомол второй линьки, крутилась на барном стуле и рассматривала символы на футляре. Внутри прятался ключ от тайника с Тритеофреном. Футляр был небольшим тубусом с зеркальной поверхностью. Пиктограммы и цифры оплетали тубус по спирали. Они поблёскивали от прикосновений, но больше ничего не происходило. Напарник Пенелопы, богомол Крус, вывел символы на большой экран в деревенской харчевне. Там теперь был кабинет рой-маршала.

Инженеры не облегчали задачу. Вопросы к шифру множились, как дрожжи:

— Смотри, Кай, если цифры — это координаты, то их слишком мало для двух и слишком много для одной, — сказала Пенелопа.

— Может, какие-то лишние? Или вот, например, напротив пчелы шестёрка, это может означать число ног?

— Ну да, а у паука — четыре?

— Четыре… пары, — засмеялся Бритц, вынужденный признать, что и это всё ерунда.

Предположив, что числа — не координаты, а пароль, они касались их, набирая все известные даты из биографии Уитмаса Лау, из истории Урьюи и прочая, прочая. Потратили целый вечер, но футляр так и не открылся. Да ещё пиктограммы: ведь что-то же они значили!

— Мы прогнали фигуры по карминским справочникам, по шчерским летописям, группировали в нейросети, — отчитался Крус. — Нет в этом наборе знаков никакой логики.

— Серьёзно, через нейросети гоняли? — удивился Бритц. — Мы перемудриваем. Не может карминский шифр превосходить возможности наших машин. Мы что-то упускаем… Вот зачем это зеркало?

— В смысле? — нахохлился Крус. Рыжего инженера с вечной трёхдневной щетиной ещё не упрекали в перемудривании. Напротив, обычно ему хорошо за это платили.

— Ну, у нас зеркальный футляр из храма двуличной богини.

— Двуликой.

— Отставить женскую солидарность, Пенелопа, — отмахнулся Кайнорт. — Отразите ряды зеркально. По горизонтали и вертикали.

Перевёрнутые числа теряли всякий смысл, а фигурки как не имели его раньше, так и не обнаружили. Некоторые вообще не менялись в отражении. Шифр упирался и не давал себя раскусить.

— Может, его того? — сдался Крус. — Об угол или стеклорезом?

— Мы рискуем повредить ключ к тайнику. Какой смысл прятать нечто в хрупкий футляр, если не подстроить самоуничтожение содержимого при попытке взлома?

Всё было не то. За полночь Бритц распустил богомолов спать с нехорошим, скребущим предчувствием, которому не придал значения. Лёжа в постели, он опять возвращался мыслями к Марраде. Чем… кем она заняла себя этим вечером? Рука потянулась к пульту видеонаблюдения: у рой-маршала был доступ к каждому закутку. Но Кайнорт одёрнул себя. В самом деле, он не станет следить за частной жизнью своей женщины. Это уж совсем уж так-то уж…

Наутро он понял, какой же был идиот. Позволить Крусу проводить Пенелопу! Проглядеть интрижку двух богомолов! Это стоило ему целого дня: Крус валялся в медблоке, инкарнируя с грехом пополам, а Пенелопа ревела в карцере. Чтобы провести время с пользой, Кайнорт вызвался перекинуть в Кумачовую Вечь оставшиеся гломериды и заодно заглянуть в эквилибринт.

Признаниям, добытым в пыточной, он не доверял. Мозг выдумывает фантастически правдоподобную ложь, только чтобы прекратилась боль. Рой-маршал сам бывал в плену. Помнил, как кричал то, что угодило бы палачу, а не то, как было на самом деле. Особенно, когда он действительно ничего не знал. Нет, инструмент давления на Уитмаса Лау лежал в тонком конверте в заднем кармане брюк. Миллионы зерпий: самое место им было на заднице.

— Здравствуй, Уитмас.

Ему не ответили. Кайнорт уже и забыл, как плох шчер. Так плох, что от слёз и холодного пота затуманились стёкла эквилибринта. Так плох, что в его камере казалось темнее, чем в соседних. И пахло кровью. Нет. Воспоминанием о крови. Таким живым, которое умело вызывать галлюцинации. Иногда Бритц разыгрывал сочувствие, чтобы расположить пленника к разговору по душам. Но в атташе он видел отражение своего прошлого и, вероятно, будущего. Вот об этом ему хотелось поговорить на самом деле. О том, как он всё понимает. Если бы этот разговор был возможен. Если бы это не он своими руками убил Амайю и Чиджи.

В этот раз Бритц разыгрывал не плохое, а хорошее настроение.

— Мы расшифровали координаты тайника, — рискнул он соврать, покручивая в пальцах футляр. — Угадай, что мне от тебя нужно.

— Ключ.

— Ключ, да. Уитмас, диастимаги бегут с Урьюи.

— Шестилапое ты брехло… маги не предатели.

Кайнорт разбросал перед стеклянным взором атташе нарезки новостей Урьюи — с кадрами уличных беспорядков и забастовок. С транспарантами, на которых вчерашние соседи, друзья, братья перекидывались обвинениями.

— Маги не предатели, — эхом повторил Бритц. — Да взять хоть тебя. Восхищён и подавлен твоей преданностью. Но на Урьюи диастимаги и смертные считают предателями друг друга. Знаешь, по какому поводу мятеж? Эту вашу Жирную Жабу, Жанабель, уже неделю никто не видел.

— Если даже и так! Пусть одна гадина бежала, но обычным магам никто не даст столько звездолётов. Хотят или нет, они вынуждены будут остаться и размазать вас по…

— Смотри, что у меня есть.

Конверт из заднего кармана хрустнул в руке.

— Хитиновый банк мечтает инвестировать в освоение планеты, пригодной для жизни. Я предложил сделку на миллиард новых клиентов. Через меня они заплатят союзу контрабандистов, чтобы те быстро и без лишнего шума вывезли магов с Урьюи. Вот — их кредит.

С каждым словом Уитмас мрачнел всё сильнее, хотя едва ли это было возможно.

— Челночную дипломатию освоил.

— Я тоже изучил твои методички, Лау. Да, это было нелегко: маги улетят, если найдутся корабли, контрабандисты дадут корабли, если заплатить, а банк заплатит, только если маги гарантированно улетят. Этот конверт — горизонт событий.

Атташе покачивался на краю койки, будто на некой грани. Осталось только подтолкнуть.

— Уитмас. Ну вот чего ради ты страдаешь? Семьи уже нет. Эмбер мертва.

— И что же это… отдам тебе целый мир, и скорбь как рукой снимет?

— Я в твою скорбь руками своими злодейскими не лезу. Но Урьюи обречена. Уитмас, да не в моей это власти! Не Урьюи — так будет разбит другой мир, а не тот — так третий! За тобой же дело стало — решить, на что обречены все те другие, ещё живые дети!

— Да срать тебе на наших детей!

— А тебе!

Уитмас протянул руку за футляром. Кисть атташе была бледно-жёлтая, с проступившими венами и следами его же зубов. На ладонях не заживали царапины от ногтей.

— Дай.

— Нет. Диктуй, — приказал Бритц. — Но если мне оторвёт пальцы, я оторву твои для симметрии.

— Тогда запоминай порядок пиктограмм, я повторять не буду:

А муха не ждёт от судьбы поворота,

Полётом и кровью людскою жива.

Но хвоя скрывает от солнца тенёта:

В рыбацкую сеть завязав кружева,

Ловушку плетёт под луною вдова.

Кайнорт медленно моргнул, немало удивлённый. Похоже, атташе говорил правду: раз уж для шифра имелся мнемонический стишок. Бритц притронулся к фигуркам на футляре: насекомое, стрелка, ракета, человек, ель, солнце, рыба, луна, паук. Как только сверкнула последняя, раздался хлопок, и зеркало треснуло.

— Чёрт! — Кайнорт уронил футляр и затряс обожжённой кистью.

Ключ внутри был уничтожен множественным замыканием. Ни мускула не дрогнуло на лице Уитмаса, пока рой-маршал забивал гвозди в гроб своей миссии.

Кайнорт открыл глаза, шагнул к пленнику. И врезал ему по лицу.

Диастимагия бумеранга не заставила ждать: кровь и зубы сплюнули оба. Бритц рыкнул, хватаясь за синеющую скулу. Эквилибринт дрогнул.

— Да, Уитмас, — сказал эзер, как смог пошевелить челюстью. — Мне на вас — срать.

— Пошёл ты. В твоём плане — дыра. Диастимаги никуда не полетят, потому что лететь-то им некуда. Кому нужны тысячи беженцев, да ещё на хвосте у которых — насекомые? Ни одна планета их не примет, и все это понимают. Последним пристанищем был Кармин.

Бритц смотрел на него молча. Долго. Потом собрал с пола остатки футляра и вышел.

На обратном пути в гломериде Кайнорт осторожно разобрал осколки футляра и высыпал содержимое. Это были какие-то веточки. Колоски или метёлки. При замыкании они сильно обгорели и рассыпались прямо в руках. Бритц собрал ломкие стебли, почерневшие зёрнышки и обожжённые лепестки обратно в остатки футляра.

— Нашёл ключ? — напала Альда, едва ноги рой-маршала утопли в жиже Кумачовой Вечи.

— Нашёл.

— Тебя эта искала.

— Пенелопа?

— Нет, не эта эта.

— Маррада?

Довольная тем, как Бритц навострил уши, Альда уколола его холёным когтем в распухшую челюсть и развернула к себе:

— Она ждёт в маслобойне.

Маррада обустроила себе апартаменты в сказочной башенке. Винтовая железная лестница поднималась от трёх исполинских чанов с ароматическими маслами, крутила вензеля перил над их испарениями и выводила на смотровую площадку под стеклянным куполом. Рядом с чанами были разбросаны пуфы, коврики и шкурки. Кайнорт, войдя по обыкновению неслышно, сразу понял, что Маррада его… откровенно… не ждала.

К перилам чанов были привязаны двое. Шёлковые ленты закрывали глаза, бечёвки лоснились на запястьях и лодыжках. В объятиях аромата иланг-иланга извивалась красавица Лесли, сержант. Бельё просвечивало. Тонкие бретели и резинки тянули освободить от них молочную кожу. От отрывистого дыхания грудь выскальзывала из тесных треугольников купальника. Только подставь ладонь: ещё вдох, и мякоть сама ляжет в руку. У сандалового чана подрагивал и урчал капрал Флош: двух с лишком метров роста и с необъятным разворотом плеч.

Стоя спиной к Бритцу с бокалом в руке, Маррада расправила бантик на запястье Флоша, увернулась от его языка и отступила, хохотнув. Только она умела так развязно-утончённо описать коктейлем в воздухе мёртвую петлю и не пролить ни капли.

— Чего-то не хватает, — мурлыкнула она и разорвала борцовку на Флоше отточенными, как у сестры, ноготками.

— Какой странный у вас клуб филателистов.

— Кай! — Маррада подпрыгнула, как кошка от кабачка. — Мы… ну, раз ты здесь… Присоединяйся. Чан с аиром ещё свободен, ха-ха!

Коктейль плеснул на кеды маршала. Он стряхнул вишнёвые капли и поймал запястье бабочки:

— Пойду поздороваюсь, — Бритц залпом прикончил бокал Маррады.

Двое у чанов притихли. Их нервировал ровный голос рой-маршала и дребезжащие интонации Маррады. Лесли заволновалась: сжала и разжала пальцы над кожаным шнурком, покрутила головой в попытке сбросить повязку. Но почувствовала дыхание Бритца на своей щеке и перестала извиваться.

— Привет, иланг-иланг, — прошептал он, и возбуждённый слух гостей обострился до предела. — Какой твой настоящий аромат?

Бокал хрустнул о чан и зазвенел. По коже Лесли зацарапал острый край. Не больно. Ну… на грани.

— Ох ты… — выдохнула красавица.

Кайнорт подцепил осколком ниточку между треугольниками шёлка на её груди. Стекло оставляло белый след, царапая дорожку вниз по плоскому животу с едва заметным пушком. Бритц ещё не коснулся Лесли и пальцем, а она уже зашлась в конвульсиях. Усмиряя это пламя, Кайнорт поцеловал ей уголок глаза, выглянувшего из-под повязки. И мигом потерял интерес. Игнорируя Лесли и Марраду, он шагнул к другому чану.

— Привет, Phthirus pubis, — он шлёпнул Флоша по ягодице в модных боксерах и подтянул его узлы потуже.

Рой-маршал был высок, но капрал оказался каланчой. Кайнорт деликатно приподнялся на цыпочки. Стоя так, носок к носку на мысках своих белоснежных кед с каплями коктейля, Бритц поцеловал Флоша с чудовищно натуральной страстью. Запуская пальцы ему в волосы, царапая эмалью об эмаль, разрывая губные уздечки.

— Кай! — восхищению Маррады не стало предела. — Ты больной на всю голову! Ты правда это сделал? Ха-ха! Нет, ты совершенно больной!..

Кайнорт оторвался от ошалевшего капрала. Взял Марраду за руку:

— Пойдём.

— Куда?

Он потащил её наверх, оставив гостей ждать на привязи. Маррада прихватила с собой новый бокал и взлетела на первый виток лестницы.

— Постой, да куда мы?

— Хотел сказать тебе кое-что личное. Не при всех.

Он закурил на ходу. Аромат масел поднимался от чанов, туманил бабочке голову, сигаретный дымок кружил перед глазами, мелькали кованые узоры. Маррада ухватилась за перила, но рука Бритца легла ей на талию и настойчиво увлекла выше:

— Мне нужен идеальный вид, понимаешь?

— Вид на что?

Третий виток. Над головой купол смотрелся в небо, как в оранжерее. Ради звезды его очистили от пепла, и свет падал на лица двоих мягким кружевом. Кайнорт положил руку с тлеющей сигаретой на край перил, а другую на шею Маррады.

— Ну, говори! — ей не терпелось.

— Во-первых, чувства вернулись, — его пальцы приласкали затылок любимой. — Но это пустяки. А во-вторых…

Щёлкнула пружинка керамбита. Кончик лезвия уколол кожу и подцепил на себя бугорок позвонка. Голова Маррады оказалась будто на рыболовном крючке: дёрнешься — и парализует.

— Во-вторых — всё. Это всё, Маррада.

— Кай! Что ты де… Пожал… пусти!

Лезвие направило голову бабочки вниз, и ей пришлось припасть к самому краю перил. Снизу дохнуло смесью афродизиаков. Последняя затяжка. Сигарета с края поручня полетела вниз: в чан, к которому был привязан Флош.

— Классика, — Кайнорт провожал взглядом огонёк.

— Господи, нет! Фло-ош! Лесли-и-и!!!

Масло вспыхнуло так рьяно, что шум стихии заглушил и крик Маррады, и вопли её гостей. Те лихорадочно превращались, разрывая путы. Вошь и золотистая бронзовка. Пламя летало над ними от чана к чану. Жар опалил Марраде щёки, оплавил брови и ресницы. Внизу её любовники, уже с обугленными спинами, били стёкла, чтобы вырваться из маслобойни. Дым повалил наружу. Двое вывалились в окна, раздирая обожжённые тела. Их агония перепугала весь лагерь.

Кайнорт оттащил Марраду на кончике лезвия, только когда перила уже перегрелись. Он полуобернулся, сцапал бабочку под рёбра и разбил купол, чтобы перенестись на крышу.

— Кай! Кайнорт! Пожалуйста… Я беременна!..

— Ну конечно.

— Проверь! Я оплачивала визиты к врачу твоей кредиткой… там выписка о процедурах. Анализы, консультации, отказ в аборте… из-за срока! Ну, проверь!

Холодный воздух Кумачовой Вечи раздирали крики снизу.

— От кого? — уже спокойнее поинтересовался Бритц.

— О, не дури: минори зачинают только от минори!

— Отлично, вероятность, что ребёнок от меня, повысилась с одной тысячной до одной десятой процента.

— Нет, Кай, — Маррада закатила глаза, уже понимая, что самое страшное позади. — Очень, очень-очень долгое время я спала только с одним минори — с тобой. В самом деле, не валяются же минори на каждом шагу! Кай, я беременна от тебя. От тебя!

— И теперь хочешь изуродовать ребёнка?

— Что?

— Перелёты, оргии, алкоголь. Думаешь, мало ему генов идиотки и психопата?

Кайнорт снова цапнул её поперёк живота и так резко спикировал к земле, что уши заложило. Под окном маслобойни парамедики склонились над телами Лесли и Флоша с ампулами для мягкой эвтаназии.

— Когда откладывать личинку?

— Через… месяц.

— Значит, этот месяц сидишь под присмотром Ёрля и Лимани. Увижу с кем-то из солдат…

Он показал на Ёрля с мешками для трупов, и Маррада быстро закивала.

— После родов катись, куда хочешь.

— С личинкой.

— Даже не заикайся.

— Это и мой ребёнок!

— Я безмерно уважаю твоё право научить его основам животных оргий и хмари лёгких наркотиков, — улыбнулся Бритц в эпицентре преисподней. — Но только после второй линьки.

Оказавшись на безопасном расстоянии, Маррада пригрозила:

— Первое, что он узнает, когда вырастет, это как отец пытался убить его родную мать!

— Я? Тебе показалось. Но больше не изменяй своим мужчинам. Мало ли, какой псих попадётся.

Пожар разносил по лагерю дивный запах аира, иланг-иланга и сандала. Лесли и Флош затихли в мешках для трупов. Инкарнация после ожогов бывала куда дольше и труднее обычной. А Кайнорт так и стоял в опасной близи к пламени.

— Кайнорт Бритц! — раздался электрический окрик.

— Да, моя госпожа.

— Иди-ка. Сюда. Твою мать.

Дым, который вился из разбитого купола маслобойни, казалось, валил прямиком из головы Альды Хокс.

— И она потащила тебя к психиатру?

Пол в камере был ледяной. Для изолятора не нашлось места лучше, чем туалет городского морга. Между кабинками установили плазмотроны с сетками, через одну из которых Бритц протягивал Пенелопе свитер.

— Да, Альда отчего-то решила, что я, может быть, не в себе.

— Ты спалил маслобойню! — скорее восхищённо, чем с укором, воскликнула Пенелопа, садясь на сложенный свитер. — Спасибо… Так гораздо теплее. Ну а ты что?

Кайнорт пожал плечами и поёжился.

— Я знаю, как отвечать, чтобы казаться нормальным.

— Ну и ну. За что же тебя наказали? За этих двоих?

— За нарушение техники безопасности. Курил в неположенном месте.

Альда Хокс втайне осталась довольна подстроенной заварушкой, но рассудила, что рой-маршалу нужно отдохнуть до утра в изоляции. Она не рассчитывала, что Бритц так перегнёт. Срок наказания Пенелопы тоже истекал на рассвете. Она дрожала и всхлипывала. Причина, по которой заливалась слезами самка богомола, была известна всем. Через час Кайнорт наконец оторвался от созерцания одной точки, моргнул и обратил на неё внимание.

— Крус меня… — Пенелопа заикалась от холода, — предал! Инкарнировал и тут же всё рассказал! А ведь казалось, мы созданы друг для друга…

— Ты же ему голову откусила.

— И что!

— Это нельзя списать на несчастный случай.

— И что!

— Да все и так подозревали тебя одну.

— И что!

На этот аргумент у Кайнорта, при всём его богатом опыте головореза, ответа не нашлось. Пенелопа утёрла нос его свитером и начертала шифр по памяти на полу осколком кирпича.

— Координаты — в этих картинках, мандибулу даю, — сказал Бритц. — Я сказал Уитмасу, что расшифровал их, и он, кажется, поверил. Ткнул меня носом в другие ошибки, но не в эту.

Пенелопа начала рисовать те же ряды в зеркальном отражении. Вручную этот процесс был совершенно другим, чем на экранах, и обоих эзеров осенило одновременно:

— Смотри! — вскочил Бритц. — В горизонтальном отражении пять пиктограмм остаются прежними. Ты их рисуешь быстрее, потому что знаешь, что они не поменяются. И вертикально — то же самое! Горизонтально стабильные — это широта, а вертикально — долгота.

— А солнце?

— Солнце… солнце и туда, и сюда.

Это было похоже на правду. На полу, в туалете морга, они вычислили широту: 26.374

И долготу: −70.530

— Но по пять цифр в координате — мало, — засомневалась Пенелопа. — Выйдет площадь целой страны.

— На днях мне нужно вывести армию хоть куда-то, иначе Альда прикажет возвращаться на астероиды. Крепись, придётся звать на помощь.

— Почему «крепись»? — смутилась Пенелопа.

Охранник морга выслушал вкрадчивые увещевания Бритца и передал по внутренней связи:

— Инженера Круса требуют в штрафной изолятор.

— Не надо! Эй! — Пенелопа заметалась по туалетной кабинке, приглаживая рыжие кудри. — Зачем ты его вызвал? Не надо!

Такого неописуемого ужаса не было даже на лице Маррады, когда сигарета летела к чану с маслом. Через полчаса живёхонький, как с иголочки, Крус был озадачен координатами.

— Почитай что-нибудь о тех местах, полистай карты, поспрашивай рабов, — попросил Бритц. — Яркие события, легенды. Что-то эдакое, за что Уитмас мог зацепиться.

— Это всё за одну ночь?.. — испугался Крус.

— Теперь ты один за всех, — трагически вздохнул Кайнорт. — А ведь могло быть иначе, но этой ночью Пенелопа будет утешать меня байками про бывших.

— По уставу я обязан был доложить об инциденте как есть, — буркнул богомол.

— Предатель! — взвилась Пенелопа из своего угла. — Вонючий клоп! Навозник!

Когда всё стихло, и по кабинкам разнеслись сдавленные рыдания Пенелопы, Кайнорт сполз по стене и нашёл себе новую точку, в которую можно уставиться. Точку, чтобы смотреть не моргая в бездонную трещину внутри себя.