Либеллофобия

Глава 10 Злодей добивается своего

Небо над Рубигеей раскололось, лёд зазвенел по крышам разорённых хижин и по обшивке гломерид. Из космоса хлынул целый водопад света. Тяжёлые туманы разметала радужная взвесь из бриллиантовых капель. Не посадка звездолёта, а сошествие богини.

Сверкающий частный борт не успел приземлиться, а лёд уже растащили проворные рабы. Корабль затих, заняв место в ряду других гломерид. За прибытием гостей наблюдал эзер в чёрном капюшоне. Провалы глазниц в маске-черепе горели красным. Никто в своём уме не рискнул бы подойти к нему, разве лишь за смертью. Клинкет частной гломериды пшикнул, выпуская клубы фильтрата перед выходом пассажира, и эзер в чёрном хромосфене отвернулся. Напротив так красиво догорал захваченный Альдой посёлок. Глаз не оторвать.

— Ку-ку! — зазвенело мелодично, и ладони смерти нежнейшей, сладчайшей — обняли его сзади и прикрыли огни глазниц. — Угадай, кто соскучился?

Эзер напрягся, застыл, как ледник. Потом взял пальцы гостьи в свои и обернулся. Белый, будто пуховый, хромосфен. Крылья шелкопряда в бархатистой пыльце. Даже в броне эта дьяволица была ангелом.

— Здесь не место для медиазвезды, Маррада, — заметил он.

— Я ведь говорила, у меня репортаж по заказу эзер-сейма.

— Ах да. Кажется, ты упоминала, но невнятно: мешал член моего покровителя у тебя во рту.

— Берграй Инфер, не забывайся, — гостья металлизировала голос и отстранилась, высвобождая пальцы из его рук. — Ты знал, какая я. Видели фасеты, что лапки брали.

«Беспринципная, падкая на славу и деньги, самая прекрасная на свете шлю… бимая». О, эти мысли, став ежеутренней молитвой, давали облегчение.

— Знал, бесстыжая, — сдаваясь, смягчился Берграй. — И всё-таки зря ты явилась: для съёмок здесь слишком холодно и грязно. Да и нам не до тебя сейчас. Ему… не до тебя.

Белая смерть отмахнулась, несколько театрально вывернув хромосфеновые костяшки:

— А ему вечно ни до кого. Лучше прикажи меня проводить. Или лучше сам.

— Боишься столкнуться с Альдой? Не волнуйся, тебе не составит труда отыскать нужный штаб. Там вокруг всё как у него дома.

Берграя осыпало пыльцой с роскошных крыльев. Снова он один, как в дурмане, наблюдал за тлеющим пожарищем. Нет, что за плутовка! Захотела, чтобы он своими же руками препроводил её к… А впрочем, Маррада наверняка ничего такого не замышляла. Нарочно мучают только те, кому не наплевать.

Над военным лагерем порхала бабочка-шелкопряд. Эзеры расположились неподалёку от Граная, на краю циклопического метеоритного кратера. Его глубокую чашу избороздили трещины и щели. В самом центре кратера качалась, балансируя на острой вершине, стеклянная пирамида. Что это было за здание такое удивительное, гостья и гадать не бралась.

Нужды таиться от караульных не было. Все знали Марраду Хокс, минори, светскую львицу, лауреатку медиапремий. Она предвидела: ещё до заката каждый солдат правдами и неправдами, под любым предлогом, через третьи руки или рабов выудит у неё автограф. Кремовые крылья будоражили смог в воздухе над лагерем. Вот позабытый ящик с провизией и нестройный ряд воланеров. Это всё было не то. Брошенный респиратор. Караульный завалился на шасси гломериды и спит. Не то. Не то.

За очередным воланером крыло ей обжёг тонкий луч. Маррада обернулась белой смертью и отправилась пешком. Лазеры блестели повсюду в этой части лагеря. Значит, бабочка была на правильном пути. Неопрятные владения сестрицы закончились, и начались меры безопасности, близкие к параноидальным.

Она предъявила визитку бодрому капралу на пропускном пункте. Удостоверение, пожалуйста. Карта — фирменная улыбка. Затем ещё двоим. Карта — улыбка. Подпись тут? И тут… Марраду начало потряхивать от выверенных по линейке указателей запретных границ, от дотошных часовых, исключительно прямых углов между контейнерами с провизией и штабелями с отходами, больше похожими на стопки учебников. Прав Берграй: зачем она здесь — эфирная муза в цитадели чёрствого, доведённого до крайности порядка? Дома, на астероидах, эта пугающая дисциплина не так бросалась в глаза. Но здесь — даже война была причёсана, приглажена. Только сумасшедший мог сортировать мусор там, где сам же устроил ядерный апокалипсис.

Пш-ш… — сделал клинкет.

Его каюта. Фильтры так освежали блок, что голова закружилась. Прохладный воздух подрагивал. Подошвы Кайнорта Бритца упирались в библиотечные полки на уровне глаз Маррады: рой-маршал полуобернулся стрекозой, чтобы цепляться за стеллажи хитиновыми лапами и освободить руки. Крылья трепетали, сохраняя равновесие эзера. Равновесие — в этом был он весь, изнутри и снаружи.

— Здравствуй, милая, — эзер оттолкнулся от полки и спустился к гостье с «Грамматикой октавиара» под мышкой.

— Я думала, все эти книги здесь для красоты, — Маррада кивнула на галерею файлов. — Такие они… аккуратные. По цветам, по алфавиту…

— И по году выпуска.

— Говорят, если книги любят по-настоящему, в библиотеке хаос. Ну, знаешь, кофейные круги, заметки на полях, вавилоны начатых и брошенных томов. Крошки от печенья. А у тебя всё мертво.

Она сняла хромосфен, подставляя вырез на загорелом плечике для поцелуя. Лицо Бритца обдало травянистой свежестью от лавины волос Маррады.

— У меня всё в порядке. А бардак в том, что любишь, это не повод для гордости.

Рой-маршал был в футболке с дохлой божьей коровкой — лапками вверх — и надписью: «Всё тлен». Его безмятежный вид возражал натянутой струне внутри зачехлённой в обольстительный наряд Маррады. Ей стало тесно, душно. На своей или чужой территории, Кайнорт наступал первым:

— Ладно, ты чего здесь? — Он запустил пальцы ей в волосы, намотал их на руку и потянул к себе. — Где-то не приняли мою кредитку?

— Нет.

— Коридор снаружи выложен красной дорожкой?

— Нет, Кай.

— О. Сдаюсь.

Лицо Маррады ласкало тёплым дыханием, но рука маршала удержала её от поцелуя за локоны, как за поводок. Это он-то сдаётся? Запрокинутой мордашке, поддавшейся кончику его пальца?

— Я… соскучилась.

Бритц увернулся от грешных губ.

— Кажется, со мной уже не проходят номера для двухсотлетних, — он отступил к стеллажу с пособиями по октавиарским диалектам. — Прости, у меня нет времени на интервью.

— Нет времени на меня?

— Не передёргивай. Маррада, я здесь на работе.

— Я тоже! Кай, я… летела почти неделю, прорывалась в зону боевых действий. А ты говоришь…

— В зону боевых действий? — переспросил Бритц. — Прорывалась? Маррада, милая, опомнись, мы ни с кем тут не воюем. Рядовой конец света для примитивной добычи. Эзерам ничто не угрожает. Рейтинги провалятся. Тебя уволят.

— А в эзер-сейме считают, что здесь творится история. Это они заказали материал.

Кайнорт сощурил алебастровые глаза. После третьей линьки радужки минори седели, теряя окраску. Какого цвета они были до?

— Хорошо. С отбоя до без двадцати одиннадцати я в твоём распоряжении.

— Сорок минут? Ты шутишь?

— Мне важно хорошо высыпаться.

И вернулся к пособию по шчерским идиомам. Чтоб уж если угрожать — так остроумно. Маррада заглянула ему через плечо на разворот вариаций со словом «убить».

— Нет света, нет воды, — бормотала она. — Дикость. Неудивительно, что и ты озверел… Как хоть здесь моются?

— Языком.

В его ответе подтаяла улыбка. Быстрым шагом — только так, иначе осечка — Маррада порхнула к Кайнорту. Её руки были слишком холодны, чтобы ласкать, но… как он сказал? Кончиком коготка она отвела воротник Бритца и коснулась кожи язычком. Смелее, вверх по плечу, шее, по заколотившейся вене — к тёплой жилке на виске, впитывая парфюм-эксклюзив: кофе и бергамот…

— Так?

Спросила на вдохе, а выдохнула уже ему в губы. Кай развернулся и захватил её, как анаконда. После горечи уличного смога его язык казался сладким на вкус. Гибкая и упрямая, Маррада извивалась в шести стрекозиных лапах и двух сильных руках. Цепкие когти разорвали блузу рядом с застёжкой. Он не скучал, нет. Он жаждал. Властвуя над всею влагой на планете, он упивался одним этим раскалённым зноем. С преимуществом третьей линьки, как полубог драйва и пламени, Кайнорт растрепал волосы бабочки когтями. Его руки высвобождали грудь Маррады из тисков корсета. Под шумное дыхание Бритц приподнял Марраду хвостом к себе на пряжку, поцеловал и швырнул на край стола.

Галактики голографических карт разметались и маялись, сверкали вокруг, не имея возможности вернуться назад. Их место заняли двое. Маррада сжала бёдра Кайнорта коленями и потёрлась о мягкие брюки, — требуя, требуя… Она завелась от силы его желания. Её пальчики порхали под хлопком с божьей коровкой. По напряжённому рельефу на животе. По позвоночнику Бритца вниз. Вдоль спины с пластичными перекатами мышц к чеканным плечам. Вокруг ремня… Кайнорт позволил расстегнуть пряжку, наконец приласкать себя. В ответ он прикусил ей острый сосок и слизнул боль прочь.

Маррада, уже не владея собой, распахнула крылья и впивалась ногтями в затылок эзера. Стол шатнулся под телами, когда стрекоза рывком распяла бабочку на списках пленных. Вдыхая голографические звёзды, Маррада судорожно дёргала ремешки на своих чулках. Сейчас же: долой влажные кружева, прижаться обнажённым пеклом к горячему, опасному, люб…

— Мне… — шёпот болезненно хриплый, — некогда.

— Что?

Кайнорт спрыгнул со стола и отстранился, придержав Марраду за талию. Его не мигом отпустило. Ещё маниакально блестящие, глаза искали кратчайший путь от безумия к равновесию.

— Надо идти, — голос вернулся в безразличное русло. Дыхание эзер укротил, пока застёгивал брюки.

— Кай!

— Дело жизни и смерти.

Он выскользнул за клинкет. Ещё не вполне в сознании и надеясь подавить эрекцию по пути.

Маррада качалась в расхристанном наряде и пыталась прийти в себя. Между ног ломило — сладко, тяжело. Вдо-ох — выдох. Засаднили царапины от стрекозиных лап. На спине, шее. В пылу похоти она их не чувствовала. Символическая плата за близость с хищным эзером: автограф зверя. Маррада поёжилась и натянула рваный лиф.

Хотелось свежей крови.

Поперёк коридора тянулся стеклянный заслон. Он отделял основной рукав от закутка без окон и дверей. Изнутри закуток медленно наполнялся влажным чёрным песком — тем, в котором нельзя засыпать. В песке, глубиной уже до подмышек, барахталась шчера. Она не знала первого правила букашки в трясине: расслабиться, а если бы и знала, ничто в мире не заставило бы ему подчиниться. Давление песка не давало вдохнуть полной грудью, и пленница, уже не чуя ног, в паническом смятении делала себе только хуже. Для шчеры четыре стены вокруг были глухим бетоном. Стекло просматривалось только снаружи, и Альда едва не касалась заслона носом, изнемогая в нетерпении.

— Я ничего не знаю! Я не знаю! Не зна-аю! — пластинка за стеклом не менялась часа полтора.

— Ну… ну же… — Альда притопывала каблуком по полу, когда почуяла рой-маршала. — Бритц! Где тебя носит?

Он материализовался — иначе не скажешь — из темноты коридора и коснулся сенсора на стекле, убавляя звук криков.

— Уточнял спряжение глагола «увязнуть» на октавиаре.

— Зачем ты её заткнул?

— Соблюдаю акустическую гигиену. Я читаю по губам: она всё ещё не знает… не знает… ничего не знает.

Альда косилась на него сбоку. В профиль глаза Бритца были совершенно прозрачными отполированными лупами.

— Значит, твоя зазноба явилась, — усмехнулась Хокс, жадно охотясь на его реакцию.

— М-м, — рассеянно моргнул Кайнорт. — Шчера говорила что-нибудь кроме этих четырёх слов?

— Нет. В помойку эти твои штучки! — она покрутила пальцем у виска. — Мой экзекутор час назад вытащил бы из неё координаты бункера.

— Вы, госпожа, вольны пытать своих пленных, как считаете нужным. Но это моя добыча.

В такие моменты Альде хотелось его стукнуть. Треснуть упрямого отморозка, разбить его ледяную корку, чтобы хоть одним глазком взглянуть: да есть ли там внутри кто-нибудь живой? Или сгинул столетия назад.

— Ну согласись, — рассуждала она, — если хочешь послушную рабыню, физической боли не избежать. Я знаю, тебе ближе ломать внутренне, но с пауками нет ничего лучше старых добрых ударов током.

— Зачем? Она всё равно заговорит так или иначе, но будет счастлива, когда её выпустят. А не помешана на идее меня убить.

— Чёрта с два: дура хлебнула песка, — фыркнула Хокс. — Всё кончено.

Шчера попыталась лечь на спину, чтобы перестать тонуть, но опоздала, и провалилась с головой. Бритц вернул звук на прежний уровень. С той стороны стекла заскоблила худая рука. Грязное лицо, вынырнув на секунду, закричало:

— … скажу! Пустите, всё скажу!..

Кайнорт отдал команду на пульте и тронул Альду за плечи, поторапливая отступить на пару шагов от стекла. Барьер стал опускаться. Из закутка посыпался чёрный песок — струйкой, фонтаном, и наконец валом повалил. Вместе с ним под ноги эзерам упала пленная шчера.

Она плевалась песком и дрожала. Откуда ни возьмись, в руках Бритца возникла термобутылка с водой. Не обращая внимания на грязь и не пытаясь отцепить чумазые пальцы от своих брюк, он помог шчере отпить из бутылки и умыться.

— Ну? — потребовала Альда, отряхиваясь.

— В Вермильоне они, — шептала паучиха, ощупывая новенький ошейник. — Бункер, в котором прячется атташе Лау, находится в регионе Вермильон.

— Откуда тебе известно? — спросил Бритц.

— Между бункерами налажена связь, и недавно наш эвакуратор обмолвился, что где-то там обживается семья посла с Урьюи. Уитмас, Амайя и двое детей.

— Имаго? Диастимагия?

— Да помилуйте, минори, откуда же мне знать!

Несуразная, запуганная девчонка с тревожным взглядом. Её взяли в слабо защищённом убежище по наводке местных.

— Не переживай, Лимани, — эзер посмотрел на неё сверху вниз, не опуская головы. — Ты действуешь на благо шчерам, просто они этого не понимают.

— Вы убьёте меня быстро? Пожалуйста…

— Вставай. Идём за мной.

Лимани потащилась за насекомыми, непрерывно ощупывая обновку. Ей ещё предстояло узнать, что гладкий ошейник перестанет мешать уже дня через три. И что теперь она сможет выпускать клыки, но не превращаться.

— Умно с бутылкой, комбинатор, — похвалила Альда.

— О чём Вы?

— Ты открыл для неё новую. Как для… равной.

Бритц посмотрел на бутылку, будто видел её впервые, но ничего не сказал. Альда остановилась, припоминая:

— Кстати, тот дозорный воланер… Он пропал где-то в Вермильоне, но следов мы так и не нашли. Значит, там действительно есть бункер, серьёзный, с оружием.

— Дозорные вылетают точно как я просил?

— Исключительно с полуночи до рассвета. Только не пойму, зачем. Шчеры смекнули, что мы вылетаем по расписанию, и в эти часы тихарятся. Внезапностью их не взять. Плохая была затея.

— А воланер этот пропал по расписанию?

— Нет. Он чинился и запоздал.

Кайнорт улыбнулся:

— Прекрасно. Не шчеры смекнули о расписании, Альда. Мы их выдрессировали, — он прикрыл веки, как сытый кот. — А внезапность ни к чему. Достаточно сократить место поиска так, чтобы уложиться в один час. Сегодня в полночь пусть вылетают как обычно. Пошумят, постреляют барьяшков. Как только вернутся, мы тихонько обследуем весь сектор. Гектар за гектаром.

— Но бункер успеет спрятаться.

— Бункер — да. Следы останутся. Теперь мы знаем, где искать: ветер и солнце не успеют их замести.

Альда даже позавидовала, что блестящая идея пришла не ей. В который уже раз надо было отдать должное опыту проходимца. Опыту и исключительному таланту быть злодеем.

— Лимани, — щёлкнул Кайнорт, и шчера втянула голову в плечи — так, будто её учили этому с детства. — Умеешь варить ботулатте?

— Нет, минори.

И снова сжалась в ожидании не то удара, не то крика.

— Приведи себя в порядок. Потом найдёшь Ёрля.

— Кого?..

— Ёрль Ёж — главный по персоналу. Он научит обжигать зёрна и карамелизировать миндаль. Подашь мне в каюту две чашки минут через сорок. Яд отдельно.

Лимани дёргано кивнула и отправилась, куда указали.

— «По персоналу», — усмехнулась Хокс. — Не перестаю удивляться, сколько у тебя терпения. Любишь ты носиться с рабами: пояснять им, разжёвывать.

— Что касается ботулатте, лучше потратить лишнюю минуту, — возразил Бритц, — чем умереть в страшных муках из-за невнимательности баристы.

— Я не только об этом. Ты вечно…

Альда ещё что-то говорила о неприемлемом для хозяина поведении, но Кайнорт не дослушал: показалась его каюта, и… пш-ш… Он скользнул за клинкет, как призрак сквозь стену.

Коридоры, чёрный песок — всё испарилось. Маррада выкинула козырь: она ждала на краешке стола во всеоружии. Тихая, обнажённая, с распущенными по плечам волосами и распростёртыми крыльями. Укрытая свежей вуалью весенних лугов. Молекулы её аромата Кайнорт уловил из коридора. Он приблизился, и у Маррады побелели костяшки, так она вцепилась в столешницу. Чтобы не как всегда. Чтобы не первой. К чёрту, пусть он теперь! Не вынимая рук из карманов, Бритц задышал ей в ушко с бриллиантовой капелькой.

— Я люблю тебя, Маррада.

Он выпустил стрекозиные лапы и хвост, сцапал бабочку и взмыл с нею к иллюминатору. Распластал на бронированной панораме, как на витрине, лицом к метеоритному кратеру. Соски обожгло холодное стекло, а спину горячие пальцы. Двое видели всех, а их — никто.

— Полчаса до ботулатте, — Бритц коснулся своего позвонка, обнажаясь.

— Мало…

— Значит, остынет.

Панорама запотела целиком, прежде чем прибыл кофе.

Под утро Вермильон закутался в туманы. Альда ослабила мощность эмиттеров, и ночью на холмы опустилась взвесь из мороси. Сыро стало. Дышалось тяжело.

На поиски бункера отправились тишайшие из следопытов: Ёрль Ёж и Бритц. Они сели в глухом дремучем овраге, прикрыв воланер валежником, и ждали сигнала. Место, на которое указала Лимани, оказалось недалеко. Тот же континент. Та же широта. Если шчера не солгала, атташе Лау всё это время был у эзеров под носом.

— Дозорные вернулись на базу, Кай, — доложил Ёрль. — Бункер, где бы он ни был, вот-вот повернётся.

— Отлично. Подождём ещё несколько минут.

Старик Ёрль из расы гиеновидных ежей растопырил иглы на затылке, как капюшон, и сверлил Бритца чёрными стеклярусами глаз:

— Мне показалось, или ты мандражируешь, лис пронырливый?

— Ёрль, — рой-маршал сглотнул пересохшим горлом. — Дозорный пропал — ставлю миллион зерпий, они уже знают, что Уитмаса ищут. И знают, кто именно. Бун-штаб готов биться до последнего.

В такие моменты старик ёрничал: мол, это ж надо умудриться так жить, чтоб тебя смертельно ненавидели все, с кем ты даже не знаком. Но сегодня разумнее было промолчать. Сегодня алгебраически строгие черты и сверхточные движения рой-маршала были холоднее обычного, а это значило, что он на взводе.

— Что с семьёй Лау? — уточнил Ёж.

— По протоколу. Брать живьём и ждать меня. Не упустите: жена и двое детей.

— Всё хочу спросить: а как ты собираешься говорить с Уитмасом? На дипломатическом?

Кайнорт фыркнул:

— На нём трудно вести шантаж, Ёрль. Дипломатический ведь так и задумывался, ты в курсе?

— Но ты убил ружейника у Берграя, помнишь? Парень был единственным, кто свободно владел октавиаром.

— Что ж, — криво улыбнулся рой-маршал. — Значит, Уитмасу Лау будут угрожать с акцентом. На худой конец, язык керамбитовых лезвий понятен всем.

Он проверил время и поманил сколопендр. Чуйку и Нюсса — биомеханических тварей из титана и обратных белков — никто не любил. «Поэтому Кайнорт завёл себе сразу двух», — шутил Ёрль. Твари выползли из воланера и заюлили у ног Бритца. Их вывели в качестве ищеек и компаньонов, но из-за чрезмерной агрессивности лишь единицы справлялись со зверюгами. Вставая на дыбы, те достигали метра в высоту. Триста пар кривых лезвий бряцали коготками, металлические жвала клацали, принюхиваясь к туману. Два проволочных волоса виляли в предвкушении приказа.

— Скажи им, пусть не направляют на меня хвосты, — проворчал Ёрль.

— Это не больно для такого громилы, как ты, — отмахнулся Кайнорт, почёсывая нетерпеливую тварь. — Щелчок и всё.

— Зато смертельно! Не хочу, чтобы мне все белки переиначило.

— Я же здесь. Если посмеют, я прикажу им щёлкнуть тебя обратно.

— Ой ли…

Ёж тут же спохватился, но сказанного не воротишь.

— Ёрль, — эзер и сам знал, какую боль причиняют слова, когда не те, не в том порядке или не вовремя. — Давай-ка начистоту, мы всё как-то скомканно об этом… Скажи, по-твоему, ты мне кто?

— Сейчас-то ни дать ни взять — время выяснять, кто есть кто! Ну вырвалось, прости меня! Прости.

По глазам Бритца старик понимал, что с каждым словом только глубже закапывается. Рой-маршал отпустил сколопендр на разведку по влажным дюнам и вернулся к ежу:

— Ты считаешь меня хозяином?

— Не сейчас, бога ради!

— Нет, именно сейчас, Ёрль, — возразил он, цепляя взгляд старика. — Потому что… знаешь, что?.. Мне жутко.

— Жутко? — переспросил ёж, будто впервые слышал это слово из уст Бритца.

— Я иду убивать. Убивать, а после жить как ни в чём не бывало. Разок можно, ну два. А я делаю это каждый день. — Бесстрастный тон пробирал до мозга костей. — Мне нужен рядом кто-то… мудрее? Нет, не то. Кто-то морально выше, но обязательно на моей стороне. Понимаешь? Иначе мне конец. Ёрль, я не хочу, чтобы ты отстранялся. Отшатывался в страхе, когда мне нужно на кого-то опереться.

— Я не буду рядом вечно. Ты возвышаешься, а я — старею, Кай. Ведь я не эзер.

— Ты начал меня бояться.

— Потому что давно уже не влияю! Сколько ты в третьей линьке… лет двести? Ты пережил всё, что только возможно. Уже не человек внутри, стихия. — Ёрль, пожалуй, никогда ещё не говорил так много и откровенно. — Беспощадная, непослушная, беспринципная сила. Видишь цель — и прёшь, как ледник. И даже если на твоём пути встану я…

— Ты способен?

— Пока мы оба в своём уме — нет.

— Так следи за этим. За моим умом. Злодеи побеждают, а тронутые злодеи эффектно взрываются.

За дюнами шуршало. Чуйка и Нюсс возвращались в овраг с образцами гравия. Ёрль приготовился: растопырил сивые иглы, протыкая изнутри хромосфеновую броню. В этом скафандре смерти старик пугал даже своих.

— Я с тобой, — прохрипел он, скалясь на сколопендр. — Но ты отчуждён и независим, как инертный газ: ни с кем не вступаешь в связь ни умом, ни сердцем. Всё, что движется, игнорируешь или убиваешь, или тащишь в постель… а потом игнорируешь или убиваешь. Кто с тобой останется, когда я умру?

— Психиатр? — предположил эзер. — Он настаивал на лоботомии, чтобы я мог убивать как машина. Так что береги себя, Ёрль.

Кайнорт подобрал влажных камушков под ногами и сравнил с теми, что принесли ищейки. В их контейнерах лежало по горстке из каждого сектора: почти все образцы были сырые. Почти.

— Есть сухие, — рой-маршал бросил тварям по кусочку мяса. — Бункер повернулся. Вызывай Берграя.