Как ни торопилась, а разглядеть, что представлял собой портал между контурами, не успела. Старшая смены была ультрапунктуальна. Язава оказалась высокой и крепкой молодой шчерой. Русые волосы, завязанные в пучок, смуглая кожа с отметинами жвал и чайного цвета умные глаза. Эзеры патрулировали болота вокруг Кумачовой Вечи верхом на бахаонах, и зверей нужно было заряжать. В чистой форменной рубашке и удобных брюках я сидела на корточках у золотого бахаонова пуза и внимала разъяснениям:
— Гребень держи только за резиновую рукоятку, а то шваркнет, — устало и сухо говорила Язава и водила моей рукой по перьям с эбонитовыми стержнями. — Вот та-ак, тихонько, вдоль линий роста. Если топорщатся, будет замыкание. А если эзеру задницу током ужалит, тебя расстреляют на месте.
— Невелика цена за такое зрелище, — я усмехнулась, но шчера взглянула строже:
— Ты, похоже, ещё крови не навидалась, маленькая Ула.
— Или наоборот.
— А-а. Так ты немножко того. Сказала бы сразу. А то о смерти здесь шутят только эзеры или чокнутые.
Она побрела к выходу, оставив меня одну. Перья под гребнем послушно ложились рядами и сверкали, пылали жёлтым золотом. Чем ярче свет, говорила Язава, тем больше энергии. После дня под седлом бахаоны тускнели и даже могли умереть. Я работала старательно, несмотря на то, что эти гиганты служили эзерам. Глупые, но ведь тоже живые. Бахаон был удивительный зверь: он ел исключительно электричество. Впитывал его перьями. А значит, не нуждался в понятиях «перёд» и «зад». Спали эти золотые кучи свернувшись в шар. Если шар во сне перекатывался с боку на бок, то утром низ просто перемещался туда, где оказывалась земля. Расчёсывая третьего зверя, я всё ещё удивлялась. По мне, у всего бывало начало и конец. Кроме бахаонов.
Шли минуты. Часы. Пару раз мимо прошёл Ёрль с испытующим прищуром, но ничего не сказал. Из контура в контур порхнула невероятной красоты бабочка и осыпала всё вокруг бархатной пыльцой. Что она тут забыла? Не в штабе, в этой части вселенной… Промаршировала строгая дама с короткой стрижкой и в деловом футляре костюма. Не иначе как сама Полосатая Стерва. Рабов и рабынь сновало десятка два: в красных шарфиках и без. На Язаве тоже такой был. Волкаш утверждал, что эзеры не станут пить мою кровь, потому что я болезненно выгляжу, но среди тех, кто ходил мимо, были и совсем хрупкие, мелкие девчонки со следами укусов. Доноров называли «ши».
— Язава! — позвала я, бинтуя обожжённую током ладонь у аптечки. — А нам здесь полагается ужин? Я не наелась электрич-ч… Язава?..
Показалось, старшая смены вернулась, но эти шаги были тяжелей и твёрже. Хлестнули крылья: эзер! Я схватила гребень острым кончиком наружу. Из-за ближайшего бахаона вышел тот, кто пять часов назад валялся ничком и заливал артериальным фонтаном ринг. Берграй Инфер скользнул взглядом по моему лицу и уставился на гребень. Мне не понравился этот взгляд. Что-то в нём было ненормальное, одержимое. Я уже видела такой.
— Где Язава? — рыкнул эзер.
— Вышла. Момент, я найду её.
— Стой! Ко мне.
Улизнуть не удалось: осиная лапа вырвалась из-под рёбер Инфера и вцепилась мне в воротник. Эзер, способный придушить самого Бритца, был куда сильнее меня. Сколько крови ему требовалось после инкарнации, и представить страшно. Да владел ли он собой, чтобы вовремя остановиться, а не выпить досуха?
— Но я не ши!
— Экстренная помощь хозяину. Не дёргайся, шчера!
— Нет! Посмотрите на себя, вы же меня убьёте! — я выворачивалась, крутилась и от страха выпускала клочки паутины из подключичных желёз.
Голова Берграя целиком обернулась мордой осы — с чёрными глазищами, антеннами. Жвала шаркнули по шее. Удар гребнем вслепую — и Берграй вскрикнул.
А я вырвалась — и бежать.
Не знаю, на что можно было надеяться, убегая от осы величиной с коня. Шныряя между бахаонами, я царапнула одного гребнем против перьев. Ж-жик! Засверкал разряд. Гигантская оса-палач задела его крылом и свалилась на землю. Я выиграла пару секунд, прежде чем Берграй отряхнулся и взлетел опять. На бегу я врезалась в бахаоньи бока, цеплялась за перья, получала искры в лицо и удары током. Бахаоны забеспокоились, ползали туда-сюда.
Направо-налево шерстил гребень. Инфер сообразил, что мимо оголённой изнанки перьев эффективнее бежать человеком. Но он и пешком был быстрее меня. У штабного контура я свалилась на четвереньки: что делать? Кричать? Да кому я тут нужна, любой другой раб только порадуется, что это не он попался… Может, позволь я ему напиться крови без сопротивления, и выжила бы после…
Впереди, метрах в пятидесяти, стояли контейнеры для мусора. Сдаваться на милость голодной осы было поздно. Я набрала побольше воздуха, оттолкнулась от портала и побежала вверх по улицам штабного контура. Достанет из мусора — может, побрезгует. Но воздух завибрировал от мощных взмахов: Инфер снова превратился. Около штаба ему было где развернуть двухметровые крылья! Медные лапы рванули волосы на моём затылке. Это всё…
— Эй, эй, Берг! — раздалось позади. — Парень, стой!
Вибрация захлебнулась, волосы отпустили. Я очнулась уже в контейнере, среди пластика и хрустящего целлофана. Не в силах ждать, выглянула наружу. У портала спорили двое. Ёрль — это он остановил осу — ощетинился, вскинул иглы. Инфер тяжело дышал и рычал на ежа, дико жестикулировал, но коснуться не смел. Он схватился за какой-то брелок на поясе, но передумал и махнул рукой. Из-за моей дрожи пластик шуршал и не давал прислушаться. Удивительно: эзер отступил, дёрнув плечами. Он скрылся, а Ёрль опустил иглы, поискал меня глазами и, не найдя, побрёл своим путём.
Мне повезло вдвойне: с ежом и с тем, как тщательно в штабе разделяли отходы. Поторчав среди стаканчиков и сигаретных бычков ещё минуту для приличия, я выбралась из контейнера в более или менее потребном виде. Возвращаться к бахаонам, где поджидал голодный Берграй, не хотелось. Я пригнулась, чтобы тихой сапой проползти под распахнутыми ставнями какой-то таверны. Правильней всего было вернуться в домик, на раскладную кровать. Но в окне прямо над головой заговорили.
— Я знаю, это большой риск, — боги, этот голос… отныне я узнала бы его из миллиарда. — Но и сумма беспрецедентная.
— В этом ты прав, Бритц. А куда, говоришь, везти? — уточнили с развязной хрипотцой.
— На Алливею.
— На Алливею! В царство древесной ведьмы и стеклянных дождей. Это же к чёрту на кулички! Да в трюме одни маги-суиды чего стоят! Того и гляди, заставят всю команду перерезаться ихними же кортиками!
— Вся твоя команда — это малютка Дейл. Между тем, Хитиновый банк инвестирует в перевозку сто миллионов.
— Сто миллионов на целую ватагу контрабандистов! Ведь не на одного меня.
— Мне нужны всего сто кораблей, Альфред: по одному на дюжину магов. — На этих словах сердце подпрыгнуло: мой ошейник зацепил чей-то палец! Крепко-накрепко, как стальным крючком.
Я извернулась и увидела: Кайнорт Бритц, не меняя позы спиной к окну, опустил руку и сцапал меня. При этом у него даже не дрогнул голос: Бритц не желал, чтобы кто-то его скомпрометировал, но и упускать шпиона не хотел. Он продолжал как ни в чём не бывало:
— Миллион на команду — тоже неплохо. Купишь себе док-астероид. Починишь своего компаньона наконец. Увеличишь член на полтора метра. Любой каприз, Альф.
Смех Альфреда покатился из окна по улице. А я обмерла от страха под подоконником: сейчас, сейчас… сделка завершится, гость уйдёт — и мне крышка. У того, кто носит такие кеды, фантазия на пытки, должно быть, аховая, а новость я подслушала грандиозную. Да я бы сама себя в живых не оставила!
— Ладно, мне надо знать подробности. Ты выкладывай, а после… чего тебе, Дейл? — отвлёкся Альфред и выслушал чей-то тихий ответ. — Ну так выйди да проверь, дуралей. Я занят.
В таверне заскрипели какие-то шарниры. Палец на моей шее дрогнул и сильней сжал ошейник.
— Это чистят контейнеры, Альф. Не обращай внимания.
— Да нет уж, пусть глянет, — возразил пират. — Не хочу, чтоб о сделке пронюхали до выплаты аванса.
— Как скажешь.
Меня резко отпустили. Снаружи даже ощущалось сожаление, с которым Кайнорт позволил добыче сорваться, но доверие подельника оказалось важней. Я рванула вдоль стены на полусогнутых. Скрип шарниров стал громче, где-то совсем близко, и наперерез мне из-за угла выскочил робот.
— Постойте! — робот выставил вперёд ручонки на пружинах.
Он был мне по плечо или ниже. Сильные прыгучие ноги, хвост для балансировки, контейнер на пузе. Сумчатый завр из гнутого титана и давленой жести. Прежде, чем я успела выдумать легенду, он выпалил:
— Это вы робототехник? Прибыли по приказу рой-маршала?
— Да, — выдохнула я и соврала, между прочим, только наполовину.
— А я — Дейл. Компаньон Альфреда. Мне нужно перепрошить речевой модуль.
— Да, конечно… — Я попятилась. — Подожди тут. Только сбегаю в инженерный блок за… И вернусь сей момент.
— Не утруждайтесь! У меня всё с собой.
В контейнере Дейла оказалось всё, что я только могла выдумать, чтобы сбежать. Инструменты, элементы питания, паяльник и даже штопор с ручкой из красного дерева.
— Э… ладно.
Я оттащила робота за мусорный контейнер и принялась отвинчивать болты.
— Что, прямо тут? — удивился он. — Может, пройдём в апартаменты рой-маршала?
— Нет! Тут дел на раз плюнуть.
— Мне показалось, минори Бритц очень любезен, — настаивал Дейл, но я вырвала его речевые чипы.
Запахло жжёным пластиком. Изнутри Дейл напоминал мои школьные проекты, когда в коробку из-под монпансье я пыталась уместить и видеокарту, и датчики, и гироскоп. Так и здесь: микросхемы теснились одна на другой, неизолированные проводки задевали соседние, щёлкали и сверкали.
— Вот… и… всё, — я захлопнула щиток и старательно пригладила шов на затылке робота.
— Блгдр.
— Что-что?
— Бльш спс! — громче повторил Дейл, шаркая лапкой. — Й! Кжтс, взнкл прбл.
Определённо, он был прав: возникла проблема. Чипы были такие мелкие, как тут не задеть один, пока паяешь другой? В таверне задвигались кресла: Кайнорт и Альфред сворачивали разговор и собирались на улицу. Я вспотела. Залезла в голову Дейлу и стала протирать контакты на ощупь.
— Сейчас, сейчас, Дейл, тут у тебя не мозги, а валежник какой-то.
— Н трптсь, мн мнг врмн.
— А у меня не так много, — бормотала я.
Конечно, первой мыслью было дать дёру. Но Дейл меня уже запомнил, и пришлось доигрывать роль инженера. Если сдать его хозяину испорченным, Альфред потребует у Бритца, чтобы тот нашёл виновницу, отвинтил голову и припаял вместо Дейловой.
— Всё. Нормально теперь?
—.угУ
Из-за угла появились Альфред и Бритц, который делал вид, что не удивлён ни мне, ни паяльному стержню в моих руках.
— Банк отзовёт предложение, — говорил он, — если я не вышлю подписанный договор через три дня.
— М-м. Дай мне денёк-два обдумать, ладушки? Риски, все дела… — заюлил Альфред и окликнул Дейла. — Эй, убогий, тебя перепрошили?
—!екдяроп в ёсВ
Дьявол. Вот тебе и «угу»! Дейл теперь говорил задом наперёд, а я не могла отвести взгляд от руки Бритца, ласково сжимавшей кобуру армалюкса. Ясно:
Сейчас Альфред взбесится и откажется от сделки.
Меня аннигилируют, а избыток энергии выстрела всосётся в браны пузырей параллельных вселенных, чтобы сотворить там сверхновые — по одной из многочисленных теорий принципа работы армалюкса.
— Альф, — заупокойно начал Бритц. — Это недоразумение — младший стажёр. Она придурковатая малость. Позволь, я направлю Дейла к главному инженеру. Через минуту твой робот заговорит как новенький.
— Ещё чего! — отмахнулся контрабандист и просиял: — А ну, убогий, скажи-ка, что ты теперь думаешь о варфароме и курарчелло, а?
—.ьтип огонм кат ьтисорб теуделс маВ
— Бха-ха-хах-ха! Ни черта не понял! А как насчёт шлюшек из астробара?
—.зоидималх ан ызилана ьтадсереп юуднемокеР
— Великолепно! — Альфред восторженно пихнул Бритца в плечо. — Ты не представляешь, дружище, как он задрал нравоучениями. Теперь всё мимо ушей. Слышь, убогий? Как бы только не привыкнуть и не начать тебя понимать.
—.кодюлбу йопут — дерфьлА
— Бха-ха-хах-ха!
Кайнорт убрал руку с кобуры и выстрелил в меня взглядом.
— Я бы всё-таки показал его Пенелопе.
— Лучше просто покажи мне Пенелопу, бха-ха-хах! Вот это угодили вы мне так угодили… Ладно, ты мне нравишься, давай контракт!
Бритц, не веря удаче, разворачивал экраны для электронных верификаций, а я сидела на корточках у бака с пластиком и обнимала колени. Будто эта поза могла спасти от расправы, которую пообещал взгляд эзера. Виртуальная страничка приняла отпечаток Альфреда, и задаток за тайный вывоз магов с Урьюи ухнул в карман контрабандиста.
— У нас две недели, Альф. Если не уложимся, деньги сгорят. И мне придётся возвращать банку все авансы. Шкурами пиратов, я полагаю.
— Уложимся. Не писай.
Пряча голову в коленках, я слушала, как удаляется скрип шарниров Дейла.
Выстрела всё не было. Из цепенящей полудрёмы выхватил короткий глухой смешок. Я приподняла голову. Кайнорт смотрел на экран комма. На нём крутилось видео, где медная оса билась о бахаонов, звери сверкали, а между ними металась фигурка рабыни и ерошила перья. Бритц фыркнул ещё раз: на моменте, где я нырнула в мусор. Тем временем мой желудок воздавал заунывную оду голоду. Кайнорт глянул на меня и вернулся к экрану:
— Ой, забыл мрмрмр.
— Что?
— Говорю, забыл тебя убить, — он опять говорил на октавиаре.
— Вы же сами видели: я не нарочно подслушала. Просто хотела вернуться в барак. Ждала, пока этот уйдёт, — я кивнула на экран, где Берграй хватал меня за волосы на повторе. Со стороны это и правда смотрелось как плохая комедия.
— В том, что ты подслушала, секрета нет. Но сопротивление хозяину карается электроплетью. На первый раз. На второй — смертью. Отказ ожившему не ранее суток назад — смерть. Умышленное ранение эзера при любых обстоятельствах — смерть. Да, тебе не помешает узнать, какая. — Хотелось подловить его на речевой ошибке, но единственным недочётом было глушение согласных. — Раба подвешивают вниз головой и делают надрезы так, чтобы кровь текла непрерывно, но достаточно долго, часа три. Внизу расставлены хрустальные бокалы, которые тонко звенят, когда наполняются свежей кровью, раскаянием и молитвами приговорённого. Высокородные эзеры вправе подойти к бокалам, пока кровь ещё тёплая, а раб — жив.
— Нельзя питаться теми, кто легче пятидесяти пяти килограммов.
— Это не правило, а рекомендация. Эзер волен следовать ей или пренебречь.
— Да ведь Инфер бы меня убил!
— Плюс-минус ты, какое мне дело?
Бритц наблюдал закат, но в голосе сквозила улыбка. Я никак не могла прочитать, что она значила: бояться мне или нет.
— Я буду защищать свою жизнь, чего бы это ни стоило. И не дам себя убить только потому, что кому-то лень дойти до холодильника с припасами крови. Так что можете выстрелить или подвесить и резать… потому что вот это, — я ткнула в экран, — случится ещё, и не раз!
— Нет. В другой раз он или кто-нибудь другой тебя изловит. Поэтому знаешь что? Сегодня выйдешь в ночную смену, уберёшь за собой. Пока живая. Утром все бахаоны должны быть пёрышко к пёрышку, — он растянул «ш-ш», смакуя свой акцент. — Ясно?
— Да. Ясно.
Выйти из барака этой ночью! Легально! И пробраться к порталу. Без лишних слов я подскочила и побежала прочь, пока Бритц не передумал.
— Четырнадцать-восемь! — прилетело вдогонку.
— Чего?..
— Четырнадцать-восемь, — повторил Кайнорт, уходя обратно в трактир. — Разовый код для медблока. Перестань кровоточить у нас на виду.
Кровь из шеи, где резанула оса, протекла под рубахой, испачкала штаны. Повезло, что по дороге к домику не встретился голодный эзер. Но у крыльца валялась Язава. Она была вся в крови, бледно-зелёная. Я подхватила её за плечи, чтобы не дать захлебнуться:
— Язава, ты что? Кто тебя?
— Ин… фер, — прошептала она, и синюшные губы совсем побелели. Я испугалась и взвалила её руку себе на плечо.
— Пошли, давай, где у вас медблок?
— Нет…
— Ну, давай! Один рывочек!
— Нет… кода.
— У меня есть! Четырнадцать-восемь, разовый.
Она отпихнула меня, как прокажённую:
— Дура, себе оставь.
— Соберись, пошли, пошли. Показывай, куда!
Сдавшись, Язава тяжело навалилась мне на шею, но старалась из последних сил. Мы тащились мимо других рабов, они выворачивали головы и пялились, но помог только паренёк у самой лестницы в медблок. Здесь все жили в каком-то ступоре. Вдвоём мы затащили Язаву в приёмную, и мой случайный помощник растворился.
— Это ещё что? — буркнул круглотелый эзер в окровавленной униформе доктора и с веером скальпелей в руке. — Разовый код?
— Четырнадцать-восемь. Только это не мне, а вот ей.
Он что-то проворчал и занёс код в комм.
— Кто её так?
— Не знаю.
— Сядь здесь.
Язаву увезли на каталке, а мне швырнули свёрток. Оставшись в коридоре одна, я нашла внутри кровостатический бинт. Мир не без добрых зверей.
Через час меня пустили к Язаве, которая издалека уже напоминала живую.
— Я возвращалась от бахаонов, а он набросился, как бешеный, — Язава не сдерживала слёзы, но и не всхлипывала, молча плакала, как взрослая. — Вообще он неплохой, Берграй. Не злой. Но я не знала, что он после смерти: тут уж они как с цепи срываются.
— Почему не убежала?
— Ты что! Экстренная помощь хозяину, — она процитировала Инфера. — Противление карается смертью.
— Но ведь ты знала, что он убьёт.
— Ты смешная, Ула. Так хоть есть шанс, что напьётся и придёт в себя, отпустит с богом. А над хрусталём у палача болтаться приятного мало.
Но ведь я не болталась.
— А ты видела, чтобы кого-то подвешивали?
— Нет, но все только об этом и говорят. Такие, как мы с тобой, с одним ошейником, здесь самые бесправные. Мы принадлежим домену. Конкретно — домену Кайнорта Бритца. Нами могут питаться все, кто пожелает. Приказывать — тоже. Гляди в оба! Доктор Изи напоминает им всем, чтобы не трогали мелких, а на деле… сама видишь.
От Язавы я узнала всё об ошейниках и браслетах. Здесь была целая рабская стратификация. Те, кто носил ошейник и браслет особого цвета, были чьими-то личными рабами. Частной собственностью. Донорами-ши. Или изредка — очень ценными специалистами. Только желание хозяина защитить, вылечить или накормить могло спасти личного раба. Хозяин обеспечивал ему «прожиточный минимум»: кров, одежду, столько-то граммов еды на килограмм веса, столько-то дней отдыха между сдачами крови и такой-то лимит на лечение. Сломал бедро — молись, чтоб само срослось, хромай после. Свернул шею — лежи, жди, пока не издохнешь сам. Даже за эвтаназию хозяин иной раз жался платить. По словам Язавы, ши жили плохо и недолго. Кроме того, решение взять раба на личное попечение чаще диктовалось не желанием помочь, а сексуальным желанием. Так, положение чьего-то ши было практически синонимом постельной игрушки.
— Поэтому ши Лимани такая злобная, — закончила Язава.
— Потому что Бритц заставляет её спать с ним?
Она рассмеялась недобро:
— Потому что нет.
— А кто такие — с браслетом, но без ошейника? — я вспомнила Ёрля.
— Наёмные. Это бывшие рабы. То есть получив свободу, ты можешь уйти, но обычно некуда, потому что насекомые сожгли твой дом… И ты остаёшься на прежнем месте: тебя больше не имеют права кусать без спроса, платят настоящими деньгами. Мало, даже символически. Но работодатель отчисляет налоги на твою страховку или обучение. Лично я здесь, кроме Ежа, наёмных не видела. Это должен быть кто-то исключительный.
Мы возвращались в темноте. На крыльце руки в боки стояла коренастая шчера, похожая на архивариуса, и загораживала проход.
— Угу, — вызывающе прищурилась она. — Так это ты, сучка, подвинула мою кровать?
— Прости, Лимани. Я представляла тебя иначе и думала, тебе позволено спать в ногах у хозяина.
Если быть честной до конца, я отрепетировала эту фразу по дороге. Язава предупредила, что кое-кто будет мне не рад.
Нападения не последовало, потому что за моим плечом стояла старшая смены. Лимани круто развернулась и залезла с ногами на свою койку. Шчера в дальнем углу испуганно тянула на себя одеяло и таращилась на нас огромными, как озёра, глазами. Молчаливая четвёртая соседка — с широкими плечами и добрыми чёрными глазами — хлебала вечерний биокисель. У неё была чистая шея без следов укусов и довольно здоровый, даже пухлый вид на нашем фоне. Она представилась: Тьель. Все взялись за миски, а моей нигде не было. Я не ела с раннего утра. Последний чай случился у Баушки Мац и казался далёким, как другая галактика. Ладно, я уже знала, что для меня и четверо суток — не предел. И просто забралась в постель.
— Ёж не занёс её в списки, — догадалась Тьель. Я не пошевелилась, но стало приятно, что кто-то побеспокоился.
— Лимани, пойдёшь мимо кухни, напомни о новенькой, — распорядилась Язава.
В ответ ни звука.
— Лимани, слышишь? Я сегодня болею.
— Если хозяин забыл покормить суку, она кладёт морду на лапы и ждёт следующего утра.
Это было туше. Близко над ухом звякнула миска, и меня осторожно толкнули в плечо:
— На-ка, — сказала старшая.
— Спасибо, не хочется есть, — соврала я.
— Не кобенься. Время сдавать кровь для Хокс, давай, давай, ешь. Нам тут обмороки не нужны.
— Сдавать для Хокс? Мы же не в её домене.
— Вчера кто-то из нашего домена покусал чужую, — полушёпотом объяснила шчера с глазищами. — С нас теперь оброк — по сто миллилитров с носа.
Мне помогли с кровью. Сдавались я, глазастая Йеанетта и пухлая Тьель. Всего-то один пакетик, а ноги ослабели. Все эти иглы, замеры пульса, пробирки и тампоны с антисептиком не вязались с тем рабством, о котором я читала в учебниках по древней истории. Цивилизованное неорабство выглядело странным: именно потому, что хозяева понимали, что в конечном счёте мы все здесь равны. И пытались устроить эксплуатацию людей по-человечески. Но ведь это невозможно сочетать, оттого выходило ещё уродливее, чем в дикие времена.
Лимани развалилась на койке и всем видом показывала, что она не с нами. Девочки перехватили мой взгляд:
— Ей не надо сдавать в общак, — объяснила Тьель. — Она ведь ши. Ну ничего. Завтра и ты передохнёшь.
— Почему?
— Завтра сдают в холодильники Бритца и двух его инженеров, а они с мелких не берут. А потом — неделя оброка с мужских бараков.
Той ночью я в одиночку расчесала двух бахаонов и свалилась. Ёрль Ёж нашёл меня спящей под тёплым боком золотого зверя и прогнал в дом, заручившись клятвой назавтра же закончить работу. Но я узнала кое-что интересное о контуре и портале. Контур состоял из мощных лучей гидроплазмы, а портал представлял собой раму светлого, почти белого металла. Могла поклясться, это и был гидриллий. По словам Язавы, когда к порталу приближался раб или солдат, их ошейник или комм излучали особые сигналы. Гидриллий в ответ активировался и останавливал лучи гидроплазмы в проёме портала. Я наблюдала, пока глаза не слиплись. Сигналы обитателей штабного контура открывали все порталы туда и обратно, а обитатели внешних контуров не могли попасть в штаб. Изящно и просто. Осталось только понять, что мне с этим делать и как сломать портал.