200
Поднимающееся солнце застало караван уже в пути. На короткий ночлег остановились на границе Полых холмов. Эти места с давних времен пользовались недоброй славой, так что ночью сюда никто соваться не рисковал. Зато с первым солнечным лучом Воевода объявил подъем. Он бесцеремонно расталкивал возниц, приговаривая:
– Надо торопиться! Ох, чую я, надо торопиться!
После Царского села дорога резко испортилась, и караван долгое время двигался не быстрее пешехода. Лишь к вечеру, когда дремучая чаща сменилась перелесками, раскиданными тут и там по взгоркам, ехать стало проще. Ухабистая колея с глубокими лужами осталась позади. Теперь дорога стала каменистой, хоть и с выбоинами. Но впереди замаячили Полые холмы, и возницы в один голос заявили, что на ночь глядя они туда ни ногой.
Просыпались уже на ходу. Окончательно всех разбудил приближающийся сзади дробный топот копыт. Караван догонял всадник.
Воевода спрыгнул с облучка и преградил ему дорогу. Незнакомец в богатых одеждах и на добротном скакуне попытался обскакать его по полю, но бывший лучший командирским голосом приказал:
– Стоять!
Приказ подействовал не столько на человека, сколько на коня. Тот стал, как вкопанный. Наездник едва не вылетел из седла.
– Кто такой? Куда спешишь? – не давая опомниться начал допрос гений тактики.
– Гонец я. Из Царского села. В Белокаменную послан. Турбовол у нас объявился.
– Уверен?
– Так передать велено.
– Турбовол – это хорошо, – усмехнулся Воевода. – А в Белокаменную тебе не надо. Тебе в Непроходимое болото надо. У нас там лучше знают, что с вашим Турбоволом делать.
– Но мне велено…
– Тебе велено сообщить, куда следует, верно?
– Верно, – удивился гонец.
– Вот ты и сообщишь, куда следует. Потому что об этом следует сообщить, – Воевода стал загибать пальцы, – Стрелку, Волшебнику, Казначею или мне, – он ткнул себя в грудь.
– А ты кто?
– Своих героев надо знать в лицо! Воевода я.