Церера

Глава 3 и Интерлюдия "Долги"

Мы с сожалением оторвались друг от друга, когда компьютер второй раз просигналил, что до прибытия на место назначения осталось пятнадцать минут. Виктор убрал с моей щеки прилипшие влажные волосы и провёл ладонью по коже:

— Я так по тебе скучал…

Я чуть прикрыла глаза, наслаждаясь его лаской:

— Я тоже. Навестишь меня?

Мужчина кивнул и выпустил меня из своих объятий.

— Как только устроишься и дашь знать, что появилось время.

Я тихонько вздохнула, собрала своё бельё и вернулась в салон. Прохладный воздух остудил моё тело. Мне совершенно не хватило этого короткого часа, проведённого наедине, но у всех есть свои обязанности.

Облачиться в китель было делом пары минут, я расслабленно опустилась на своё место и пристегнулась. В салоне было тихо и пусто, и мои мысли вернулись к Виктору.

Наши отношения с ним были странными. Впервые мы сошлись, когда мне было восемнадцать. Я, пережив первый опыт близости с сокурсником, не оценила потуг студента и решила попробовать создать отношения с мужчиной постарше, тем более что мы были давно знакомы и он был свободен.

Началось всё с простого любопытства, а потом я поняла, что привыкла к нему и больше не искала никого другого. Мы виделись раз в год, но из-за долгого ожидания интенсивность встреч была такая, что я чуть ли не теряла сознания от переживаемых эмоций. Это было слишком хорошо… Виктор как будто всегда знал, что мне надо.

И это было неожиданно прекрасным лекарством от моей мигрени. Голова ощущалась лёгкой и пустой. Рядом с ним не было раздражающего гула. Виктор стал моей панацеей.

Флайер опустился посреди тёмного леса, где волшебным полым холмом гостеприимно светился купол нашей базы.

Знакомый с детства аромат моментально окутал меня. Металлический, слегка озоновый флёр, тесно переплетался с запахом сырой земли, ароматами похожими на нотки кедра и ванили. Я знала, что ещё пара часов и ваниль исчезнет, потому что закроются дневные цветы, и запахнет анисом от маленьких зелёных колокольчиков, покрывающих всё плотным ковром под лесными деревьями.

Виктор вышел, чтобы помочь мне с припасами. Удивительно, но нас никто не встречал. Это случалось и раньше, хотя обычно родители предупреждали об отсутствии. Впрочем, они могли оказаться в области, где из-за обилия в церерной коре железа слишком сильное электромагнитное поле и просто нет связи.

Я приложила к внешнему пульту свой коммуникатор, который тут же засветился строчками логов и разрешения доступа. Дверь в базу открылась.

Осмотрев подсобки, я с облегчением отметила, что родители, зная о визите куратора, заранее подготовились: вещи были разобраны и загружены в транспорт. Я запустила дроны и вывела их к флайеру. Пока Виктор занимался выгрузкой и погрузкой, я опять проверила свой коммуникатор. От родителей — ничего. Зато почти сразу же высветился значок письма от брата. Я открыла сообщение.

«Ты на месте?»

Пф, солдафон. Ну да, от Марка было сложно ожидать сюси-пуси, но зато всё всегда по делу. Я сделала селфи на фоне купола и тут же ответила ему, приложив фото: «Так точно, бро. Но мамы и папы нет на базе, и сообщений от них пока тоже нет». Коммуникатор пиликнул почти тут же: «Дай знать, когда они появятся». Я только успела вздохнуть, как тут же удивленно уставилась на экран. «Отдыхай», — гласило сообщение от брата. Невероятно, целых два сообщения подряд! Я послала брату смайлик с поцелуем, но, конечно же, ничего не получила в ответ. Ууу, сухарь!

Виктор завершил свою работу, сделал последние отметки в планшете и приблизился ко мне:

— Не боишься оставаться одна? По правилам безопасности, я должен убедиться…

Прервав его, я провела ладонью по его груди, едва сдерживая усмешку:

— Неужели хочешь остаться на ночь?

Его лицо странно дёрнулось, он взглянул куда-то мне за спину. Я знала этот его задумчивый взгляд, когда он что-то прикидывает и планирует, он как будто на мгновение выпадает из реальности, но не в этот раз. Виктор почти тут же ухмыльнулся:

— Будь моя воля, я бы не отказался продолжить, — он поймал мою руку и поцеловал внутреннюю часть запястья, — Мне тебя всегда слишком мало.

Я вздрогнула от его прикосновения, как будто моё тело прошил электрический ток. Если он так продолжит, я его никуда не отпущу. Я соскучилась слишком сильно.

Мы оба замерли, глядя друг на друга. Наконец, он вздохнул и выпустил мою руку:

— Уже поздно, Юля, тебе надо отдохнуть.

Он был прав, и я вздохнула от этой несправедливости.

— Дай знать, как доберёшься до базы, — я проводила его до трапа.

— А ты напиши мне, когда вернутся твои родители. Я за тебя волнуюсь, — он поколебался и добавил: — Я загляну на днях, хочу кое о чём поговорить с тобой и твоими родителями.

Виктор обнял меня, поцеловал и практически сразу выпустил из объятий, я почувствовала, как мое сердце сжалось. Его тепло, его запах — все это было таким знакомым и родным, но в то же время мимолетным, ускользающим. Я хотела продлить этот момент, остановить время, но реальность неумолимо напоминала о себе. Он ушёл, и я ощутила внезапный холод и пустоту, словно часть меня ушла вместе с ним.

Ничего, утешила я саму себя, он обязательно вернётся. Вернётся ко мне. Я знала о чём он хочет поговорить. Мама поставила условие, что никаких матримониальных отношений пока я не защищу диплом и не останусь на Церере как полноправный учёный, но я уже сказала Виктору предварительное «да» ещё в прошлом году, когда возвращалась в Университет вместе с практикантами.

На мой взгляд это был неплохой выбор. Я смогу и работать на Церере, и создать семью с человеком, которого я давно знаю, и которому всецело доверяю.

Когда Виктор скрылся внутри корабля, я вернулась вместе с дронами под защиту прозрачного купола, и заперла двери. Не то, чтобы было от кого закрываться, но того требовали правила безопасности.

Серебряная птица флаера поднялась в воздух и практически сразу скрылась из глаз. Я обхватила себя руками от внезапного приступа одиночества. Промозглый ночной воздух нежно коснулся моего лица. Мне стало холодно. Я вздохнула. Как же я устала, но у меня всё ещё были дела…

Войдя в купол базы, я сразу почувствовала, как меня окутывает знакомый с детства запах — смесь озона, металла и свежести. Свет мягко струился сквозь прозрачные стены, играя на листьях растений в теплице. Я провела рукой по прохладной поверхности стола, на котором еще виднелись следы маминых экспериментов — разноцветные пятна и царапины. Каждая деталь здесь хранила частичку моих воспоминаний, моей истории.

Я покачала головой. Давай, Юлия, встряхнись, не время рефлексировать. Дела не ждут!

Сначала надо распределить отгруженное с корабля, потому что не все препараты могут храниться слишком долго без холодильника. Я загнала дроны в угол, чтобы они мне не мешались, поставив их между стеной и своим старым глайдером, на котором я гоняла по Церере будучи подростком. Также следовало распределить пайки, сдвинув вперёд с коротким сроком годности. Потом я занялась собой и своими вещами. Не сказать, что у меня их было много, но долгая дорога меня здорово вымотала и мне был очень нужен душ.

Я закинула китель и бельё в чистилку, а сама вошла под тугие струи воды. Какое счастье, что не надо было экономить воду. Я провела в душе не меньше часа, смывая с себя усталость и запах Виктора.

После душа я первым делом проверила сообщения, но родители всё ещё молчали, зато куратор прислал «Я на месте, спокойной ночи».

Я быстро напечатала «спокойной ночи», отложила коммуникатор и пошла одеваться, пока не увидела ответа Виктора, иначе могла бы просидеть целую ночь болтая с ним.

Надевая комбинезон, я невольно улыбнулась — сколько воспоминаний связано с этой простой рабочей одеждой! Вот я, десятилетняя, впервые примеряю «взрослый» комбинезон, чувствуя себя настоящим исследователем…

Годы прошли, а ощущения всё те же: стоит застегнуть молнию, и приходит уверенность — можно работать где угодно, не боясь ни грязи, ни царапин. Швы не подведут (проверено в самых экстремальных условиях!), а внутренняя подкладка всегда тёплая и сухая, что иногда забываешь — ты на далёкой планете, а не дома в любимом кресле.

Пожалуй, больше всего я ценила в нём практичность. Карманы были расположены именно там, где нужно — каждый инструмент всегда под рукой. И пусть кто-то предпочитает щеголять в форменных кителях, для настоящей полевой работы нет ничего лучше старого доброго комбинезона.

Я проверила системы комбинезона, восполнила аптечку и обновила репеллент. Я больше не в метрополии, пора забыть о беспечности.

После этого я разложила свои вещи, выставила на стол привезённые с собой гостинцы и обязательную коробку вкусняшек с Земли, специально для мамы, подключила планшет к сети лаборатории и поставила синхронизироваться информацию, чтобы не тратить на это время завтра. Просмотрела новости, отметила себе в календаре прочитать на завтра новую статью по моей теме, ответила в чате студентам, которые всё никак не могли успокоиться и швырялись в чат фоточками от переизбытка эмоций. Также я открыла логи, где со спутника писались передвижения родительского транспорта. Судя по данным, они находились на севере за двести километров от базы… Ух, далеко, это почти предгорья. За последние 24 часа транспорт не сдвинулся с места, запроса о помощи или о информации о чрезвычайной ситуации не поступало.

Может, они нашли там что-то новое и необычное и решили задержаться? Я только вздохнула. Ну почему они такие увлекающиеся натуры? Неужели так сложно просто кинуть короткое сообщение, что они задерживаются. Я бы так не волновалась. Я скачала лог на коммуникатор, подумала и скинула брату. Пусть знает, как они там веселятся вдвоём и бросили свою маленькую доченьку совсем одну…

Так, спокойно, Юлия, ты же взрослая девочка. Подумаешь, родители не вышли на связь, они и раньше так делали. Наверняка опять увлеклись какой-нибудь ядовитой лианой и забыли о времени. Или нашли новый вид светящихся грибов и решили устроить рейв-вечеринку в лесу. Так, стоп, что-то я совсем от усталости двинулась. Соберись, тряпка!

Самым последним делом на сегодня я заглянула в теплицу, утащила оттуда два крепких помидора, вынесла во двор раскладное кресло, натянула капюшон и устроилась под ночным небом досматривать трагедию про Одиссея.

Две фигуры стояли на сцене друг против друга, как непримиримые враги.

Полифем с уродливой одноглазой маской говорил:

— Кто ты, презренный, посмевший в обитель священную

Ногу поставить свою, где владычествую я?

Участь твоя решена — ты пищей моею станешь,

Плоть твоя смертная будет мне на потребу.

И Одиссей отвечал ему:

— Имя моё — Никто, о могучий владыка пещеры,

Путь нас привёл сюда, не знавших о грозном хозяине.

Кровью друзей ты упился, но чашу вина золотого

Ныне прими от меня как дар гостеприимства.

Монотонный речитатив убаюкивал. В рабочем комбинезоне было тепло и уютно, как в коконе. Я отрегулировала режим термоткани и загрузила свежую капсулу репеллента, чтобы меня никто не беспокоил. Лёгкий ветерок, который нес с собой ароматы инопланетной флоры и свежесть ночного воздуха, нежно касался моих щёк.

Над головой раскинулось бесконечное полотно звёзд, знакомое с детства. Где-то там, в безвременье полыхало Солнце и танцевала Земля, прародительница людей. Если сосредоточиться, я бы даже нашла нужный сектор, но я уже совсем клевала носом.

Мягкий свет, отразившийся от бока могучего Зевса, освещал пейзаж, создавая причудливые тени и подчёркивая уникальную красоту окружающей природы. И я заснула, убаюканная под «бубубу» из коммуникатора, запахами земли и аниса, и пением ночных насекомых.

Я была дома. Я наконец-то была дома. Сон под звёздным небом Цереры принёс глубокий отдых и осознание своей неразрывной связи с этим удивительным миром, даря чувство спокойствия и умиротворения. Я провалилась в царство Морфея…

И тут грянул хор:

— Лето благая, податель тепла животворного,

Мир без тебя бы застыл в пустоте безжизненной.

Пламя твоё согревает поля плодородные,

Светом твоим наливаются всходы обильные.

Первый луч располовинил небеса, как будто рука гиганта возникла над горизонтом сметая прочь ночные тени.

Я вскочила с кресла, спросонья запутавшись в собственных ногах и рухнула на землю. Чудовищно громкий звук шёл одновременно отовсюду и ниоткуда. Я закричала от страха, не в силах контролировать себя, и зажала уши руками, но это не помогло… Словно минуя уши и барабанные перепонки, прямо в меня вливалось торжествующее, заставляя содрогаться всё тело:

— Смертные, славьте же Лето, жизни подательницу,

Что озаряет пути наши светом божественным.

Пусть же сияют дни, пока Лето светлая

Церере дарит тепло с небосвода высокого.

Звук обрушился на меня, словно ледяная волна, пронизывая до костей. Казалось, сам воздух вибрировал, каждая молекула резонировала с этим чудовищным хором. Я зажмурилась до боли, стиснула зубы, но не могла заглушить эту какофонию. Сердце колотилось где-то в горле, в ушах стучала кровь. Головная боль усиливалась, словно раскаленные иглы медленно пронзали мозг. Реальность плыла и искажалась, я больше не понимала, где я и что со мной. Только бы это прекратилось, пожалуйста, пусть это закончится…

Меня трясло от адреналина, сердце заходилось как сумасшедшее, нашивка на рукаве комбинезона сменила цвет и замигала, привлекая внимание: «Высокое кровяное давление, примите успокоительное и прилягте». Дрожащими руками со второй попытки я вытянула из аптечки нужный пластырь и налепила его себе на шею, туда, где тонкая кожа позволит лекарству быстро всасываться. От боли я не могла сосредоточиться, но эффективное лекарство подействовало почти мгновенно. Я рухнула ничком, слыша, как затухают, но не исчезают торжествующие голоса:

— О, смертные, Лето восславьте, жизни нашей подательницу,

Что своим светом благословенным путь наш освещает.

Пусть дни наши будут светлы, пока Лето сияет,

И пусть мир на Церере процветает, пока звезда над нами встаёт.

Голову сдавило мигренью, возникла жуткая боль в переносице, хотя я не ударялась лицом. Я свернулась агонизирующим комком, слыша далёкое пение. Хор не замолкал, хотя я больше не разбирала слов, звук перешёл в низкий гул. Последнее, что я запомнила перед тем, как провалиться в забытье — яркий свет Лето, и чужие, нечеловеческие слова, эхом звенящие под сводами черепа.

А потом была только тьма…

Интерлюдия: Долги

Семь лет назад

Запах гниения.

Такой же тяжёлый и удушающий, как в комнате с разлагающимся трупом. У него были подобные дела ещё в рейнджерском корпусе — неопознанные тела, нелегальные поселенцы, которых убил вакуум или другие… хм… явления… Но от живых людей он никогда не ощущал подобного смрада.

После практически безлюдной и тихой Цереры, Деметра воняла. Подавляла волнами запахов, забивала каждый вдох.

Мужчина стоял возле высоких дверей зала суда, комкая в руках распечатанные документы. Смотрел на них и не мог поверить своим глазам. Не поскупились распечатать на настоящей бумаге. Подпись судьи была свежей, чернила ещё блестели. Это выглядело, как издевательство.

Он тряхнул головой, пытаясь избавиться от тошнотворного амбре, исходящего от служителей Фемиды. Как они сами этого не чувствуют? Как можно существовать в этой вони? Сладковатый душок разложения пропитал, казалось, сами стены здания суда.

А его бывшая… От неё теперь несло так же мерзко. А ведь когда-то её запах сводил его с ума — свежий, чистый аромат молодости и нежности. Как же она изменилась.

Он прикрыл глаза, вспоминая их первую встречу. Она работала в маленькой кондитерской недалеко от космопорта. Он тогда ещё служил в рейнджерском корпусе и частенько забегал за свежей выпечкой перед дежурством. От неё пахло ванилью, корицей и мускатным орехом. Такой тёплый, домашний аромат…

— Наша бабуля снова за своё? — прошептала она ему на ухо, когда постоянная клиентка в сотый раз переспрашивала состав пирожных. — Эта старушка каждый день говорит одно и то же, а потом покупает один эклер.

Он тогда улыбнулся и кивнул:

— Наверное, ей просто одиноко.

Бывшая засмеялась, и её запах стал ещё слаще.

Коммуникатор снова завибрировал. Пятое сообщение за сегодня, и все от коллекторов. Он даже открывать не стал — и так ясно, что там. Стервятники уже пронюхали про решение суда. Видимо, кто-то из их информаторов дежурил в зале заседаний.

Мужчина медленно спускался по ступеням, сжимая в руках документы. Каждая строчка в них была как удар под дых. Половина долгов. Он должен выплатить половину её грёбаных долгов! Той самой половины, о существовании которой даже не подозревал, пока не пришла повестка в суд.

А ведь он правда не знал. Откуда бы? Четыре месяца на Церере, два на Деметре — такой был график. Она всячески его поддерживала, настаивала не бросать службу, при этом отказалась отправиться с ним. Обещала открыть своё дело.

— Милый, это же такие деньги! — говорила она. — У нас будет стабильный доход. Ты только представь — своё кафе!

Как же. «Стабильный доход».

Как он вообще купился на это?

…И её запах начал меняться… Это случилось не сразу. Сначала в нём появились кислые нотки — она начала нервничать, когда дела пошли не так. Потом — горечь разочарования. А после… После от неё повеяло чем-то химическим, искусственным. Как от фальшивых духов, пытающихся скрыть истинную вонь.

— Милый, — говорила она тогда, — это отличная возможность! Небольшое кафе в центре, своё дело… Разве ты не хочешь, чтобы я развивалась?

Он хотел. Конечно, хотел. Но эти кредиты…

— Не волнуйся, — шептала она, обнимая его. — Я всё просчитала. Через год мы окупимся, вот увидишь.

Но что-то пошло не так. Кафе не приносило прибыли, долги росли, а её запах становился всё более едким, болезненным. А потом она начала брать новые кредиты с его доверенностью, чтобы погасить старые. Его счёт был вычерпан до дна.

Первый кредит она взяла, когда он был в очередном вылете. Второй — тоже. А потом пошло-поехало… Он узнал обо всём, только когда она не смогла сделать очередной платёж.

Коммуникатор снова дал о себе знать. На этот раз сообщение было с незнакомого номера:

«Уважаемый клиент! Информируем вас, что ваша задолженность перед „Деметра-банком“ передана в работу коллекторскому агентству „Цербер“. Просим связаться с нами в течение 24 часов для обсуждения условий погашения».

«Цербер», значит. Он знал об этих ребятах. Говорят, они специализируются на «особо сложных» случаях. Те ещё твари, если верить слухам.

А ведь он честно служил. Рисковал жизнью, гоняясь за пиратами и контрабандистами. Ловил преступников, обеспечивал безопасность колоний. Даже медаль имел — за операцию у Харона. Теперь вот приглядывал за учёной братией, не позволяя увлекающимся натурам забыть о насущном.

Но кого это теперь волнует? Суд постановил — значит, плати. Неважно, что ты не брал этих денег. Неважно, что даже не знал о кредитах. Ты был её мужем? Был. Доверенность дал? Дал. Значит, отвечаешь по полной.

А она… Она просто объявила себя банкротом. И всё. Спишут долги через год, и гуляй — нового дурака ищи. А с него будут драть три шкуры, потому что у него есть официальный доход.

Потому что он, видите ли, честный человек.

Коммуникатор снова завибрировал. Теперь уже звонок — и снова незнакомый номер. Он раздражённо отключил аппарат. Хватит. Насмотрелся уже на эти цифры с минусами…

Что ж, раз система считает это справедливым… Раз его служба родине ничего не стоит… Что ж. Придётся как-то решать проблему. И к чёрту уже эту честность — она до добра не довела.

На душе стало горько. Он поправил форменный китель — возможно, последний раз. Потому что если не найдёт денег в ближайшее время, придётся продать и его тоже.

Алкоголь должен был заглушить эти мысли. Он толкнул дверь ближайшего бара, надеясь хоть ненадолго избавиться от преследующих его запахов. Вместо этого его накрыло новой волной — застарелый пот, табак, дешёвое пиво, блевотина. Но это было лучше, чем смрад суда.

Он заказал виски и уставился в стакан, когда знакомый голос окликнул его:

— Никак не ожидал встретить тебя здесь! Сто лет не виделись!

Мужчина поднял голову. Рядом стоял его старый сослуживец, улыбаясь так, будто они расстались только вчера. От него пахло… странно. Опасно. Как пороховая гарь и машинное масло.

— Том? — он попытался улыбнуться в ответ. — Какими судьбами?

— Дела, — Том подсел к нему, махнув бармену. — А ты как? Выглядишь паршиво.

— Развод, — коротко ответил он, поднимая стакан. — И долги.

— Вот как, — протянул Том. Его запах стал острее, агрессивнее. — Большие долги?

— Достаточно.

Том понимающе кивнул:

— Знаешь, у меня, возможно, есть для тебя работа. Небольшая подработка…

Мужчина вдохнул полной грудью. От Тома теперь исходил отчётливый запах пороха — так пахнут неприятности. Большие неприятности.

Он достал коммуникатор и открыл банковский счёт. Цифры с минусом словно издевались над ним. А сообщения от коллекторов всё прибывали и прибывали.

— Я слушаю, — сказал он, поворачиваясь к старому другу.

Запах пороха стал сильнее. Но выбора уже не было. Да и какая уже разница?