Церера

Глава 16 и интерлюдия "Тюрьма"

Я не заметила, как наступила настоящая зима. Дни сливались в один бесконечный марафон: расчеты, эксперименты, бессонные ночи над статьями родителей. Я почти не выходила из лаборатории, забывая поесть и отдохнуть. Мир сузился до размеров монитора компьютера и стопок датападов, а мигрень и усталось были моими верными спутниками.

У самого дедлайна я забросила все дела, кроме работы над статьями, и всё-таки уложилась в срок. Но чего мне это стоило… Я никогда в жизни не ощущала себя такой тупой. Я закончила, но гордиться было нечем, это скорее профессор сделал всю работу за меня, я только вносила правки. Десятки, сотни правок.

Когда Сильва наконец-то признал, что теперь статьи выглядят достойно, не стыдно опубликовать, я не почувствовала радости, даже не было облегчения, мне было почему-то всё равно.

— Возьмите-ка выходной, — сказал профессор, качая головой. — После такой работы надо восстановиться.

Я не стала отказываться, мне как раз не хватало времени на свои расчёты. Можно будет просто уйти из лаборатории, сесть в лесу и перечитать свою работу ещё раз.

— Юлия, вы вообще успеваете отдыхать? — спросил Сильва, когда я уже выходила из его кабинета.

Я замерла, пытаясь сообразить, что он от меня хочет, а потом слабо улыбнулась:

— Конечно, не беспокойтесь.

Не знаю, убедила ли я его, но у меня при одной мысли об отдыхе возникала нервная дрожь. Проклятый Виктор плотно поселился в моих снах. Мне даже иногда начало мерещиться наяву это его «Юлия…» Снотворное на ночь стало моей постоянной практикой.

На следующий день я взяла свой планшет, раскладной стул, воду и несколько батончиков и ушла на лесную опушку, где деревья закрывали меня от ветра, но солнечные лучи приятно грели.

Я читала с планшета, пытаясь сосредоточиться на очередном расчете, когда мой коммуникатор издал звук входящего сообщения. Я взглянула на экран и увидела имя брата.

Открыв сообщение, я прочитала:

«Космофлот вызывает Цереру! Сеструха, ты там вообще жива или тебя всё-таки съели твои препараты? Я понимаю, что ты занята своими исследованиями, но неужели нельзя найти пару минут, чтобы написать брату?»

Первой моей мыслью было раздражение, чего он пристал, я недавно писала ему! Я быстро открыла историю наших сообщений и ахнула — последнее мое сообщение было датировано месяц назад! Сердце кольнуло чувством вины — я правда не могла вспомнить, когда в последний раз общалась с ним. Я почувствовала, как краска стыда заливает мои щеки. Марк был прав — я действительно забросила общение. Мама и папа этого бы не одобрили.

Голову снова начало стягивать противной знакомой болью.

— Боже мой, — пробормотала я, потирая лоб. — Как я могла так потерять счет времени?

Собравшись с мыслями, я начала печатать ответ:

«Марк, прости меня, пожалуйста! Я не заметила, что прошло так много времени. Я очень скучаю по тебе и нашим разговорам. Просто здесь столько всего происходит, столько работы. Я закончила статьи родителей, и мы сдали их в публикацию.»

Я остановилась, понимая, что снова начинаю говорить только о работе. Глубоко вздохнув, я продолжила:

«Прости, что оправдываюсь. Обещаю, что буду писать чаще. Как у тебя дела? Как твоя служба? Может, устроим видеозвонок на выходных?»

Отправив сообщение, я откинулась на спинку кресла, чувствуя смесь вины и облегчения. Марк был прав — я слишком отдалилась от семьи. Мама и папа всегда говорили, как важно поддерживать связь с близкими, особенно когда ты так далеко от дома.

Коммуникатор снова пикнул. Ответ Марка был кратким, но я могла почувствовать его улыбку через экран:

«Наконец-то! Я уж думал, тебя инопланетяне похитили. Видеозвонок — отличная идея. В субботу в 20:00 по времени Деметры подойдет? И да, сестренка, не забывай отрываться иногда от своих пробирок. Жизнь не только в лаборатории происходит;)»

Я улыбнулась, чувствуя, как теплеет на сердце. Марк всегда умел поддержать меня, даже на расстоянии. Я ответила согласием на звонок и вернулась к своему планшету. Может быть, мне действительно стоит чаще отрываться от исследований и вспоминать о том, что важно вне стен лаборатории. Было бы только у меня на всё это время…

Я так пригрелась на солнечной опушке, что заснула. В кои-то веки не было никаких снов. Я открыла глаза только когда Лето почти зашла за дальние горы, и стало заметно холодать. Я подскочила на месте, чувствуя, что у меня колотится сердце. Я столько времени потратила зря! Целый день — ни на что!

Я поспешно собралась и направилась обратно в купол. К счастью, моего отсутствия никто не заметил. Работать уже смысла не было, раз уж это мой выходной, то надо отдохнуть. Я умылась, легла в свою постель и снова закрыла глаза. Когда я проснулась, часы показывали далеко за полночь. Поспав больше, чем обычно, мой организм начал внезапно требовать еды. Я сунулась было в прикроватную тумбочку. У меня там всегда стояла запасная банка воды и лежал питательный батончик, но обнаружила, что мои запасы вышли.

Я вздохнула, встала и, пошатываясь от голода, направилась на кухню. Коридоры купола были погружены в полумрак, только аварийное освещение бросало тусклые отблески на стены.

Я вошла на кухню, не включая свет — знала путь наизусть. Внезапно краем глаза я заметила движение в углу. Темная фигура отделилась от стены и двинулась ко мне.

Сердце подскочило к горлу. В полумраке силуэт показался мне до боли знакомым. Высокий, широкоплечий…

— Виктор? — прошептала я, чувствуя, как ноги подкашиваются от ужаса.

Фигура замерла, а потом раздался удивленный голос Хана:

— Юлия? Ты чего не спишь?

Он щелкнул выключателем, и кухню залил яркий свет. Я увидела Хана, держащего в руках банку с печеньем, и почувствовала, как меня начинает трясти.

— Эй, ты в порядке? — обеспокоенно спросил Хан, подходя ближе. — Ты белая как мел.

Я открыла рот, чтобы ответить, но вместо слов вырвался только сдавленный всхлип. Комната закружилась перед глазами, и я почувствовала, что падаю.

— Юлия! — Хан успел подхватить меня, не дав упасть. — Черт, Альфина! Альфина, просыпайся!

Сквозь шум в ушах я слышала торопливые шаги и взволнованный голос Альфины:

— Что случилось? Юлия? Юлия, ты меня слышишь?

Я чувствовала, как меня усаживают на стул, кто-то держит мою руку, говорит что-то успокаивающее. Постепенно паника начала отступать, и я смогла сфокусировать взгляд на обеспокоенных лицах Хана и Альфины.

— Я… я в порядке, — пробормотала я. — Просто испугалась. Мне показалось…

— Что тебе показалось? — мягко спросила Альфина, поглаживая мою руку.

— Виктор, — прошептала я. — Мне показалось, что это Виктор.

Хан и Альфина обменялись тревожными взглядами.

— Юлия, — осторожно начал Хан, — Виктора здесь нет. Он не может сюда попасть. Ты в безопасности.

Я кивнула, чувствуя, как к глазам подступают слезы.

— Я знаю. Я просто… я так устала… Мне надо немного поесть…

Хан тут же вручил мне печеньку. Я с благодарностью откусила кусочек, не чувствуя вкуса.

— Подкрепись, и пойдём, тебе явно нужен отдых, — твердо сказала Альфина. — Я провожу тебя в комнату.

Я позволила старшей коллеге увести меня, чувствуя одновременно стыд за свою слабость и благодарность за заботу друзей.

Наверное, так бы и продолжалось, если бы не Хан и Альфина. Следующим утром за завтраком меня уже ждали все сотрудники нашей лаборатории. Они о чём-то тихо беседовали между собой.

— Я вам точно говорю, — толковал Хан. — Это посттравмат… Я знаю, как это начинается, — он осёкся и замолчал, когда заметил моё движение.

Я вошла и замерла на пороге под их серьёзными взглядами. Альфина встала и указала на соседний с ней стул:

— Юлия, нам нужно поговорить, — сказала она мягко, но твердо.

Я подняла на нее усталый взгляд.

— О чем?

— О тебе. Ты… ты выглядишь нездорово. Мы все беспокоимся за тебя.

Профессор и Хан закивали.

Я хотела возразить, сказать, что все в порядке, но слова застряли в горле. Альфина была права. Я чувствовала себя выжатой как лимон.

— Мы созвонились с новым куратором, Артемидой Скариот, — сказал профессор. — Она хочет встретиться с тобой, у неё, в отличие от нас, есть медицинская степень, она поможет, если что-то не так. Давай, позавтракаем и съездим к ней на базу.

Через пару часов я сидела в кабинете Артемиды. Невысокая, хрупкая женщина средних лет, внимательно изучала меня и мои медицинские тесты, и под ее пристальным взглядом я почувствовала себя неуютно.

— Юлия, — начала она, — я ознакомилась с вашей ситуацией. Вы проделали огромную работу, но… ваши коллеги, правы. Вы взяли на себя слишком много для одного человека.

Я попыталась возразить, но Артемида подняла руку, останавливая меня.

— Вы физически истощены и находитесь в нестабильном психологическом состоянии, — она постучала пальцем по результатам теста. — У вас трудности с концентрацией внимания, проблемы со сном, так же ваши коллеги, подтверждают, что у вас постоянные повторяющиеся кошмары. Это не тот случай, когда можно обойтись одними седативными препаратами. В таком состоянии работать на дальней планете запрещено правилами безопасности.

Мое сердце упало.

— Вы… вы меня отстраняете? — прошептала я.

Артемида покачала головой:

— Нет, Юлия. Мы предлагаем вам взять академический отпуск и вернуться в метрополию. Вам необходимо отдохнуть, восстановиться и пройти курс терапии.

Я почувствовала, как к горлу подступают слезы.

— Но мои исследования…

Артемида мягко улыбнулась:

— Мы не выгоняем вас. Это просто перерыв. Вы можете продолжить работу над своей магистерской степенью в библиотеке Университета Деметры. А для практических исследований вы вернётесь летом в следующем году вместе со студентами, когда будете в лучшей форме.

Я сидела, ошеломленная. Часть меня хотела протестовать, доказывать, что я могу продолжать работу. Но другая часть, та, которая просыпалась каждое утро с ощущением свинцовой тяжести во всем теле, понимала, что Артемида права.

— Это не наказание, Юлия, — добавила Артемида, видя мои колебания. — Это забота о вашем здоровье. Университет Деметры возлагает на вас большие ожидания. Вы уже зарекомендовали себя как трудолюбивый человек, который привык добиваться потрясающих результатов, но сейчас вам самой нужна помощь. Ваши родители не хотели бы, чтобы вы довели себя до полного истощения.

Она кивнула на стену в своём кабинете, где размещались портреты всех учёных Цереры, сделавших большие открытия. Мама и папа смотрели на меня с голографии и улыбались.

Слова куратора попали в цель. Мне сдавило горло. Я вспомнила, как мама всегда говорила, что отдых — это часть работы. Я глубоко вздохнула и кивнула.

— Хорошо, — сказала я тихо. — Я… я вернусь на Деметру…

Артемида одобрительно кивнула.

— Это правильное решение, Юлия. Вы талантливый ученый, и мы ждем вашего возвращения. Но сначала вам нужно позаботиться о себе.

Когда я вышла из кабинета Артемиды, меня переполняли смешанные чувства: разочарование, облегчение, страх перед неизвестностью. Но где-то глубоко внутри затеплилась надежда. Может быть, это действительно шанс?

Выйдя из кабинета куратора, я медленно брела по коридору, погруженная в свои мысли. Внезапно я услышала приглушенные голоса, доносящиеся из лобби. Я узнала голоса профессора Сильвы и Хана.

— И что же мы теперь будем делать без неё?! — громко возмущался профессор. — Я собирался поручить ей очень интересное задание!

Я остановилась у двери, не решаясь войти.

— Профессор, — голос Хана звучал спокойно и рассудительно, — вы же видели, в каком она состоянии. Юлия едва держится на ногах.

— Но ее работа…

— Будут ждать, — твердо сказала Альфина. — Здоровье Юлии важнее любых исследований. Послушайте, все понимают, что вы видите в ней её родителей, но она — другой человек, она не может жить и за себя, и за них тоже.

Наступила пауза. Я затаила дыхание, ожидая ответа профессора.

— Ты права, — наконец вздохнул Сильва. Его голос звучал устало и немного виновато. — Я… я слишком увлекся. Не заметил, как загнал девочку.

— Не только вы, — мягко ответил Хан. — Мы должны были раньше обратить внимание.

Я почувствовала, как к глазам подступают слезы. Мне было одновременно стыдно за то, что я подслушиваю, и тепло от заботы моих коллег.

— Как думаете, она справится там, в метрополии? — спросил профессор с нотками беспокойства в голосе.

— Справится, — уверенно ответил Хан. — Юлия сильная. Ей просто нужно время.

Я решила, что пора войти. Глубоко вздохнув, я переступила порог. Профессор Сильва, Альфина и Хан повернулись ко мне, на их лицах отразилось удивление и беспокойство.

— Юлия, — начал профессор, — мы…

— Я все слышала, — перебила я его, слабо улыбнувшись. — Спасибо вам. За все.

Альфина подошла ко мне и положила руку на плечо.

— Мы будем ждать твоего возвращения. А пока отдыхай и береги себя.

Профессор Сильва кивнул, в его глазах блестели слезы.

— Прости меня, Юлия. Я не должен был так нагружать тебя.

— Все в порядке, профессор, — ответила я. — Я сама не заметила, как… перестаралась.

— Когда ты уезжаешь? — спросил Хан.

— Через два дня, — ответила я. — Куратор сказала, что прибудет регулярный транспортник с припасами, они меня подхватят и довезут до орбитальной станции Деметры.

— Обязательно держи нас в курсе, — твердо сказал профессор. — И не волнуйся о работе. Мы сохраним все твои исследования. Они будут ждать тебя здесь.

Я почувствовала, как напряжение, которое я носила в себе последние месяцы, начинает отпускать. Может быть, это действительно к лучшему.

— Спасибо, — прошептала я, чувствуя, как по щекам текут слезы. — Спасибо вам за все.

Альфина, Хан и профессор Сильва обняли меня, и в этот момент я поняла, что несмотря ни на что, у меня есть семья здесь, на Церере. И они будут ждать моего возвращения.

Интерлюдия. Тюрьма

Бетонный потолок камеры давил на Виктора, словно могильная плита. Три шага вперед, три назад — он мерил шагами свою клетку, пока другие заключенные спали. Металлическая койка поскрипывала под его весом, когда он все-таки ложился, изнуренный бесконечной ходьбой. Но сон не приносил облегчения.

Тюремная баланда оставалась нетронутой — он не чувствовал вкуса, только текстуру, царапающую горло. Охранники переговаривались за дверью, их голоса доносились как сквозь толщу воды. Все казалось нереальным, размытым, кроме воспоминаний. Они были кристально четкими, безжалостно яркими.

Вот Юлия входит в его кабинет — глаза горят от предвкушения новых открытий. Её волосы собраны в небрежный хвост. Такая юная, такая доверчивая. Его его личное сокровище.

— Куратор, смотрите! — она протягивает ему датапад с результатами эксперимента. — Кажется, я нашла что-то интересное!

Он улыбается, склоняясь над ее плечом, вдыхая легкий аромат ее шампуня и её собственного запаха, того самого…

Виктор резко сел на койке, ударившись головой о верхнюю полку. Воспоминания жгли изнутри как кислота. Где он ошибся? Когда все пошло не так?

Он снова лег, закрыв глаза. Сон накатывал душной волной.

…Опушка леса утопала в цветах. В ложбине блестело идеально круглое озеро. Их глайдер поблёскивал металлическим боком под высокими полисами. Он давно нашёл это место, и тут у них было первое свидание. В тот день он расстарался, чтобы произвести на неё впечатление, и ему это удалось. Он нежился в сладком аромате её счастья и удовольствия. Юлия сидела на расстеленном покрывале, солнечные блики играли в ее волосах, на коже, которую он только что целовал, весёлыми бесятами прыгали в глазах. Она подняла голову, улыбнулась ему — так светло, так искренне.

— Виктор…

Он придвинулся к ней, протянул руку… и она растаяла, оставив после себя только призрачный аромат. Виктор рванулся вперед, пытаясь ухватить исчезающий силуэт.

— Юлия! — его крик эхом отразился от стен камеры.

— Заткнись! — донеслось из соседней клетки.

Виктор сел, дрожащими руками вытирая пот со лба. Его трясло. Каждую ночь один и тот же сон. Каждую ночь она ускользает, словно насмехаясь над ним.

Ярость подступала к горлу. Как она посмела? Он же дал ей все — знания, возможности, будущее, себя самого! Он выбрал ее, поддержал. Он собирался сделать ей предложение!

А она… она посмела пойти против него. Что вообще она сделала? Аэрозоль? Яд? Что она вообще могла с собой притащить? Вколола ему что-то? Но как? Когда? Он не заметил. Она же вообще не способна на такое, эта наивная кроха. Да и как такое провернуть со связанными руками?

Виктор замер. Что-то в этой мысли царапнуло сознание. Он откинулся на жесткую подушку, глядя в темноту.

Сон снова накатывал тяжелой волной. В полузабытьи он видел, как Юлия стоит у окна его кабинета, задумчиво глядя на горы вдалеке. Солнечный свет очерчивает ее силуэт, делая почти прозрачным. Она поворачивается, и в ее глазах мелькает что-то, чего он раньше не видел…

— Юлия, моя Юлия… — прошептал он в душную тьму камеры. — моя сладкая, милая Юлия… Иди ко мне…

Но ответом ему был только тихий смех, растворяющийся в аромате весенних цветов.

…Это случилось в ночь после особенно мучительной грёзы. Виктор лежал без сна, когда первая волна запахов накрыла его с головой. Резкая, оглушающая, словно кто-то внезапно включил все чувства на максимум.

Он судорожно сел на койке, зажимая нос рукой, но это не помогало — запахи проникали прямо в мозг, минуя органы чувств. От сокамерника, храпящего на верхней полке, несло кислым, удушливым ароматом страха. Виктор различал в нем оттенки — страх перед другими заключенными, перед завтрашним допросом, перед неизвестностью. Этот запах был настолько густым, что казалось, его можно потрогать руками.

Вонь была отвратительная, и он точно знал, что она значит.

В коридоре послышались шаги — ночной обход. Надзиратель приближался медленно, методично, и с каждым его шагом в воздухе нарастал новый запах — терпкий, въедливый, пропитанный властью и самодовольством. Он царапал горло, оставлял металлический привкус на языке.

— Эй, ты! Спать! — рявкнул надзиратель, заметив сидящего Виктора.

Но Виктор едва слышал его. Он был поглощен новым ароматом, который просачивался сквозь стену из соседней камеры — горьким, удушающим запахом отчаяния. Этот заключенный недавно получил письмо из дома. Плохие новости.

Виктор потряс головой. Откуда он это знает?

Следующие дни превратились в водоворот новых ощущений. Каждый человек нес свой уникальный букет эмоций-запахов. Виктор научился различать их все — от пряной агрессии до приторно-сладкой лести.

Во время прогулки в тюремном дворе он заметил группу заключенных, от которых пахло острым, перечным возбуждением — они готовили драку. В столовой уловил сладковатый аромат заискивания от нового повара — тот продавал информацию охране.

Но самым важным оказалось другое — он научился использовать эти знания. Пара слов здесь, намек там… Скоро у него появились должники и информаторы. Он знал все, что происходит в тюрьме, каждый секрет, каждый план.

— Рейнар, — окликнул его как-то один из охранников, — не знаешь, кто пытается протащить наркоту?

Виктор улыбнулся, чувствуя исходящий от охранника запах жадности:

— Возможно, знаю. Но информация стоит дорого…

Странное состояние стало его преимуществом.

Однако даже посреди этого водоворота интриг мысли о Юлии не отпускали его. Каждую свободную минуту он возвращался к воспоминаниям о том последнем полете. Ее голос звучал в ушах: «Сегодня ты узнаешь, каково это — грянуться с небес на землю».

Тогда его накрыла странная слабость. Сознание затуманилось, тело отказывалось подчиняться. А ведь он даже не успел ее коснуться…

Это что, какие-то способности?

Ответ пришел неожиданно. Во время обычной прогулки в тюремном дворе завязалась драка. Виктор наблюдал со стороны, привычно считывая эмоции участников — злость, страх, азарт… И вдруг один из заключенных, здоровенный детина по кличке Бык, просто осел на землю. Его противник даже не успел нанести удар.

Виктор принюхался и замер. От упавшего исходил точно такой же запах, какой он помнил по себе в тот день на глайдере — парализующий, удушающий страх, словно кто-то выкрутил эту эмоцию на максимум. Но никто его не трогал, никто даже не угрожал…

Озарение пришло как удар тока. Юлия. Она сделала с ним то же самое! Каким-то образом она научилась контролировать чужие эмоции, усиливать их до невыносимого уровня.

— Браво, девочка моя, — прошептал он, чувствуя странную смесь гордости и страха. — Я не ожидал от тебя такого… как же тебе удалось?..

Гордость за ее достижение боролась в нем с жгучей обидой. Как она посмела использовать свой дар против него? Он же был ее наставником, её любовником. Он хотел для нее только лучшего!

Но где-то глубоко внутри шевельнулся страх. Если она научилась этому сама, без подготовки, на чистых инстинктах — на что она способна теперь, после года практики? Он вспомнил ее глаза в последний момент перед тем, как потерял сознание. В них не было ни страха, ни колебаний. Только холодная решимость.

Той ночью он долго не мог уснуть, анализируя все, что знал о своих новых способностях и о возможностях Юлии. Его дар позволял только чувствовать эмоции других, но она… она научилась их менять. Контролировать. Использовать как оружие.

Что ещё она может? И главное — как далеко она продвинется за то время, пока он заперт здесь?

И может ли он делать то же самое? Как удачно он тут оказался. У него подопытных — целая тюрьма.

В темноте камеры Виктор улыбнулся.

По ночам его сны изменились. Теперь Юлия не убегала от него — она стояла и смотрела, как он корчится от невидимой боли. А вокруг нее клубился серебристо-зеленый туман, пахнущий чем-то древним и опасным.

— Что же ты такое, девочка моя? — спрашивал он у темноты. — Во что ты превращаешься?

Но темнота молчала, а серебристо-зеленый туман уже пробирался под дверь его камеры, заполняя легкие странным, чужим ароматом. Запахом силы, которую он отведал, но пока не мог удержать в узде.

Он закрывал глаза и улыбался. В конце концов, разве не об этом он всегда мечтал? Оставить след в истории, изменить мир. И если для этого придется немного… адаптироваться, что ж, он готов.

— Скоро увидимся, Юлия, — шептал он, засыпая. — Очень скоро.

А за окном его камеры продолжала светить Лето, равнодушная к страхам и надеждам своих детей, меняющихся под ее неумолимым светом.