В ангаре нас уже ждал транспорт.
Наш планетный флаер оказался именно тем, что нужно для экспедиции. В его облике не было ничего лишнего — плавные линии корпуса напоминали одновременно и винтажные спорткары, и космические челноки. Особенно удачной находкой инженеров были складные крылья: они позволяли подстроиться под любую атмосферу и погоду. Машина словно перетекала из одной формы в другую, играя бликами на металле и композитных панелях.
Несмотря на компактность, флаер легко вмещал всю нашу научную группу вместе с оборудованием. Его грузовой отсек был продуман до мелочей, а мощные двигатели обеспечивали уверенное маневрирование даже при полной загрузке. Именно такой транспорт и требовался для исследования далеких миров.
С шумом и гамом, от которого у меня противно ныла переносица, студенты занимали места во флайере. Более того, они не переставали кидать сообщения в общий чат, обсуждая лекцию. Я вырубила оповещения, иначе сошла бы с ума от лавины сообщений, валящихся без перерыва мне на коммуникатор. Всё это богатство мелькало и мерцало, раздражая мои усталые мозги.
В чате царило оживление:
«Эй, а ты не боишься летать на этой штуке?»
«Не ссыкуй, этот флаер — настоящий зверь!»
«Ну, если ты так говоришь… Я, наверное, просто боюсь высоты, хаха.»
«Да ладно, чего бояться? Смотри, какой вид за окном!»
«Это же круто! Натали, ты еще скажи „спасибо“, что летим, а не топаем пешком»
Студенты столпились у входа, споря и стремясь занять места у огромных панорамных окон. Их можно было понять — прозрачные панели, казалось, вообще не отделяли салон от внешнего мира, создавая полное ощущение полёта. А посмотреть было на что: во время полёта внизу расстилались живописные леса, змеились реки, поблескивали озёра, а на горизонте манили заснеженные пики гор.
Я взяла на себя роль миротворца. После нескольких предложений по рассадке (пришлось уступить моё собственное место) конфликт был исчерпан, и вскоре все уютно устроились в своих креслах, предвкушая путешествие.
Погрузка вещей и припасов была закончена ещё во время лекции, но Виктор возился с планшетом, скрупулезно проверяя, что всё загружено и в правильном порядке.
Всех ребят распределили по разным базам, которые находились друг от друга за сотни километров, поэтому от продуманной логистики зависело, как быстро мы окажемся на местах и наконец-то сможем отдохнуть.
Коммуникатор завибрировал, обозначая, что кто-то прислал мне персонализированное сообщение в общем чате. Я подняла руку и взглянула на экран. Это были самые торопыги — мальчишки-биологи, от которых во время дороги шуму было как от всех вместе взятых.
«Юлия, когда мы уже полетим?»
Мои пальцы пробежали по клавиатуре: «Когда Мистер Сейф убедится, что всё в порядке» и кинула в них наклейку с анимированным старинным сейфом. Чернёный квадрат сурово смотрел на зрителей и вращал свой нос-замок, открывая и закрывая дверку-пузико, чтобы убедиться, что всё поблёскивающее золотишко на месте.
Чат снова обвалился хохотом и лавиной смайликов.
«Юлия, Мистер Сейф это его прозвище?» — прилетело мне от Натали.
«Угу. Просто расслабьтесь, он пока не проверит, не успокоится. Учтите, если он что-то забудет, то это вы останетесь без припасов и расходников», ухмыляющийся смайлик с двигающимися бровями.
Дети принялись упражняться в остроумии, закидывая чат зомби-смайликами и паникёрскими наклейками «Мы все умрём!»
«Геологи если я забуду детали к вашему вездеходу, будете копать образцы вручную», смайлик лопата, смайлик со злодейской ухмылкой — как гром среди ясного неба в чат прилетел ответ куратора.
«НЕЕЕТ!» — капсом заорали студенты-геологи, под громкий хохот остальных.
— Я спущусь, проверю, как он там, — сказала я Натали, которая устроилась рядом со мной, и девушка кивнула в ответ.
Я миновала узкий коридор, прикоснулась к панели, и дверь, ведущая в грузовой отсек со слабым шипением уехала вбок. Спустившись, я оказалась в филиале главного хранилища кураторской базы. Помещение было заполнено разнообразным оборудованием: от лабораторных реактивов и компьютеров до беспилотных аппаратов и контейнеров для образцов, водные и воздушные фильтры, медикаменты и медицинское оборудование, запасные батареи, аккумуляторы, генераторы и топливо… Я даже увидела кассеты военного образца с сжиженным кислородом в самом дальнем углу. Боже, это-то то кому может понадобиться на поверхности планеты?
— Как там? — не отрываясь от планшета, спросил куратор.
— Каждый год одно и то же, — я пожала плечами. — Это же студенты.
— Господи, Юля, — выдохнул Виктор, — пожалуйста, присмотри там за меня, чтобы ничего не разнесли. Скажи детям, что вылет через двенадцать стандартных минут.
— Так точно, — я козырнула.
— И включи им презентацию по безопасности полёта! — донеслось мне в спину.
Обещание скорого вылета всех немного успокоило, зато, когда я вывела на экраны очередную презентацию, это вызвало всеобщий стон.
Я села на своё место и наконец-то смогла проверить коммуникатор. От родителей пока ничего не было, но они люди не только занятые, но и увлечённые. Ещё позавчера я прислала им письмо, что выехала, и мне практически тут же пришёл ответ, что они меня ждут. Я перечитала их письмо и невольно улыбнулась. Как же я соскучилась…
Я тронула клавиатуру, посылая сообщения семье — родителям и копию старшему брату: «Погрузились во флаер, буду на базе через несколько часов». Я не ждала мгновенных ответов. На Церере только начинался день, а у учёных много дел, думаю, если не за завтраком, так за обедом родители мне ответят. Мой брат Марк служил рейнджером в космофлоте Деметры, там тоже не приветствуют общение по личным коммуникаторам в служебное время.
Виктор вернулся, оглядел на нас и закончил с проверкой системы. Его «птичка» и правда впечатляла — антигравитационные установки работали настолько тихо, что взлёт мы почувствовали только по тому, как пейзаж за окном начал уплывать вниз. Зная, что флаер оснащён передовой навигацией и может лететь автономно, ориентируясь по спутникам, я позволила себе откинуться в кресле. Даже в самых труднодоступных уголках планеты мы были в безопасности.
Я откинулась на мягкое кресло, наслаждаясь прохладным кондиционированным воздухом. Панорамные окна открывали захватывающий вид на серебристо-зеленые леса Цереры. Легкая вибрация уже включённых двигателей убаюкивала, и я почувствовала, как напряжение долгого дня постепенно отпускает меня.
Теперь можно отдохнуть. Я запустила на своём коммуникаторе недосмотренную в университетском общежитии недавно восстановленную трагедию Софокла «Одиссей», о том, как хитроумный герой спасся от циклопа.
Помню, как папа любил рассуждать о том, что делает учёного настоящим исследователем. По его убеждению, наука не терпит узости мышления — чем шире кругозор, тем глубже понимание мира. Особенно он ценил театр. «Представь,» — говорил он мне, — «каждая пьеса — это новый взгляд на реальность, новый способ понять человеческую природу. А разве не этим мы занимаемся в науке — пытаемся увидеть невидимое, понять непонятное?»
Мама, хотя и морщилась при упоминании театра, разделяла его философию. Только её страстью была музыка. Она могла часами объяснять, как игра на инструменте тренирует не только пальцы, но и мозг. В её словах была своя поэзия: каждое движение музыканта — это маленький эксперимент, каждая мелодия — путь к новому открытию.
Сейчас я понимаю, что они оба говорили об одном — о том, как важно для учёного уметь чувствовать гармонию мира, видеть связи там, где другие замечают лишь хаос. Будь то театральная постановка или музыкальная пьеса — всё это учит нас тому, что истина многогранна, а путей к её познанию может быть бесконечно много.
С игрой на инструментах у меня было всё сложно. Для музыки нужен был талант, поэтому я обратилась к театру, от всей души завидуя старшему брату, в руках которого гитара была как живая.
И вот на моём персональном экране развернулась полукруглая каменная сцена Деметрианского драматического театра. На её центральной части возвышалась проекция алтаря Диониса, древнего бога театра и виноделия. По бокам от алтаря стояли хористы в обезличенных масках и белых хитонах.
Хор начал свою декламацию:
— Музы, пропойте о том смельчаке многомудром, который,
В недрах пещеры глубокой с чудовищем страшным сражаясь,
Спутников верных своих от погибели лютой избавил,
В час, когда тьма беспросветная их окружала повсюду.
На сцену вышел главный герой. От хора его отличала фигурная маска и яркая алая полоса на хитоне, намекающая на его храбрость и предприимчивость.
Одиссей вступил, драматично воздев руку:
— Гнев объял меня, зря Полифем кровожадный
Спутников верных моих поглотил беспощадно.
Клятву священную дал я пред ликом бессмертных,
Месть совершить за друзей, что погибли безвинно.
Я пропустила тот момент, когда куратор вернулся из грузового отсека и занял место капитана. Огромная машина беззвучно поднялась, развернулась и встала на курс. Густой лес резко ушёл вниз. Студенты, уставшие от новых впечатлений, начали потихоньку утихать и заниматься своими делами. Кто-то задремал, кто-то начал читать, а кто-то как и я смотрел записанные видео.
Хор нараспев декламировал на моём экране:
— В логово тёмное шёл он бесстрашной стопою,
Свет угасал, но душа не слабела от страха.
Разум был светел его, и пылало в груди его сердце,
Местью священной горя за погибших собратьев.
Под монотонный речитатив я заснула и открыла глаза, когда в салоне осталось меньше трети студентов. От короткого сна моя мигрень стала меньше, но не ушла полностью.
Горы за серебристым лесом стали намного ближе, а купол кураторской базы совсем пропал из глаз. Я знала, что она далеко, почти в пятистах километрах отсюда. Теперь мы шли по большой дуге от базы до базы.
Натали и ещё одна девушка начали собираться, получив от нашего капитана сообщение на коммуникатор.
— Мне пора, — улыбнулась моя соседка, вынимая свои личные вещи из верхнего отсека.
— Удачи, — искренне пожелала я ей. — И вдохновения в исследованиях!
— Спасибо! — просияла Натали. — Можно вам писать, если что?
— Обязательно! — уверила я её, и мы тепло попрощались.
Сквозь иллюминатор я наблюдала за нашим спуском. Из прозрачного купола, покрывающего базу, вышли трое встречающих и моих старых знакомцев: профессор Сильва, начальник лаборатории, главный отцовский соперник и оппонент, и два его лаборанта, Альфина и Хан. За молодыми людьми катились наземные дроны с оборудованием, требующим починки, и просроченными пайками, которые они сдали куратору. Тележки не остались пустыми, их тут же доверху заполнили погрузочные роботы. Профессор Сильва энергично размахивал руками, он тепло поприветствовал девочек и отправил их с Альфиной на базу, а сам повернулся к Виктору. Жесты Сильвы тут же изменились, он явно негодовал. Я точно знала, что он недоволен, когда делал характерные взмахи руками, но понятия не имела почему.
Куратор только качал головой, разводил руками, указывал на свой планшет. Потом ему это явно надоело, и он демонстративно постучал по своему коммуникатору, мол, нам пора. Сильва воздел и потряс руки в возмущении, но Виктор уже направился к флаеру.
Характерный гул дал знать, что грузовой отсек закрылся, и через несколько мгновений мы продолжили свой путь. Ещё три остановки, и мы оставили всех студентов на их новых местах практики, и направились к последнему месту назначения.
Мой персональный монитор засветился, и возникло лицо куратора:
— Хочешь подняться ко мне на мостик? Пообщаемся…
Я сделала вид, что задумалась:
— Капитан, а разве это допустимо? На мостике не должно быть посторонних. Это может быть опасно, — я не удержалась от подколки Мистера Сейфа.
— Юля, не дразнись, иди ко мне… — вздохнул Виктор, и я засмеялась, выключая монитор.
До прибытия на базу моих родителей остались считанные часы, почему бы и правда не провести время вместе к обоюдному удовольствию? Я сняла и аккуратно повесила на кресло форменный китель. Туда же отправились блузка и брюки. На мне осталось только нижнее бельё.
Серебристая дверь открылась и пустила меня в просторную рубку. Я видела, как Виктор поспешно щёлкает тумблерами, включая автопилот, и оборачивается ко мне. Его острый взгляд обежал мою фигуру, задерживаясь на изгибах, и он сладко улыбнулся, расстёгивая свой китель.
— Вот это по-настоящему опасно.
Он встал и сделал пару шагов ко мне. Я положила руки на его крепкую грудь:
— Капитан, а мы точно не выбьемся из расписания?
— Даже если выбъемся, — Виктор выдохнул мне в губы. — У нас тут возник форсмажор…
Он подхватил меня и вжал в переборку.