Церера

Глава 19 и интерлюдия "Поиск"

Следующие несколько месяцев прошли так же спокойно, но даже я не могла не заметить происходящих изменений.

Весна на Деметре постепенно уступала место лету, и вместе с ней расцветала моя жизнь. Каждый день я чувствовала, как ко мне возвращаются силы и ясность мысли. Доктор Чен не уставала повторять, что мой прогресс впечатляет, и я начинала ей верить.

Теперь большую часть дня я проводила в библиотеке, погрузившись в исследования. Мои заметки становились все более структурированными, а выводы — более смелыми. Я чувствовала, как постепенно складывается пазл моей магистерской работы. Шаг за шагом, но я уверенно выходила на необходимое количество слов. В один прекрасный день, я настолько осмелела, что открыла одну из статей матери, которую профессор Сильва мне отметил, как нуждающуюся в переработке, и которая так и осталась недописанной. Хорошо, что осталось много заметок, и я, ориентируясь на течение мысли, смогла завершить теоретическую часть, приведя всё в стройный и логичный вид. Оставалась практическая часть, но я не могла ей заниматься без лаборатории.

Я отправила статью профессору на проверку, и наконец-то получила от него настоящую похвалу. Сильва писал, что счастлив видеть, что я возвращаюсь в свою интеллектуальную форму. И тут же накидал мне двадцать штук правок и комментариев, разбивая в пух и прах половину моей работы. Ну чего я ещё ожидала? Впрочем, у нас тут не спринт, у нас — марафон. Я продолжила работу над маминой статьёй. Это приносило и радость, и грусть одновременно.

Вечерами я все чаще переписывалась с Августом, рейнджером из отряда Марка. Его спокойствие и эрудиция действовали на меня умиротворяюще. Брат явно обо мне позаботился, и выбрал весьма образованного молодого человека. Я не уверена, что нашла бы общий язык с другим рейнджером. Мы обсуждали недавно прочитанные книги, спорили о театральных постановках и вели затяжные шахматные партии по переписке — один ход в каждом письме. Я даже достала старые папины шахматы и расставила их на своём столе, чтобы следить за развитием партии. Иногда мне казалось, что я знаю Августа всю жизнь.

«Ваш ход,» — писал он. — «И позвольте заметить, что ваша защита Каро-Канн становится все более изощренной.»

Я улыбалась, глядя на экран коммуникатора. С Августом было легко и интересно, но я была благодарна дистанции между нами. Она давала мне время разобраться в своих чувствах.

Когда в одном из писем брату, я отметила, что Август очень милый, Марк просто не мог не удержаться, чтобы не поддразнить меня: «А вот если у вас будут дети, вам придётся называть их по месяцам, чтобы собрать полный год. Как тебе имя Януарий? Отличное имя для мальчика!»

Я даже зависла от такого, не в силах сообразить, как бы отшутиться. Во-первых, это что за намеки?! В во-вторых… Уууу, ну погоди, старший брат. Смеёшься над болеющей сестрёнкой?! А потом в голове что-то перещёлкнуло, как будто зажглась лампочка, и мои пальцы сами напечатали: «Тогда нужно тебя усыновить, будешь у нас за Март для коллекции».

«1:1, — наконец ответил брат. — Я смотрю, ты и правда приходишь в себя. Я очень рад».

И вот однажды утром я проснулась с четким осознанием: пора. Я встала перед дверью в гостиную, где все еще стояли нераспакованные контейнеры с вещами родителей. Сердце колотилось, но я чувствовала себя готовой.

— По одной коробке каждые три дня, — сказала я себе вслух, вешая на стену расписание. — Я справлюсь.

Я глубоко вдохнула и открыла дверь. Солнечный свет, проникающий через окна, падал на коробки, словно благословляя мое решение. Я подошла к первому контейнеру и аккуратно сняла крышку.

Сверху лежал старый свитер отца. Я прижала его к лицу, вдыхая знакомый запах. На этот раз слезы не душили меня, я могла дышать почти свободно. Кончилось время горевания. Только слабая тупая боль в груди всё ещё напоминала о болезненном шраме.

Я была готова начать новую главу своей жизни, бережно храня память о прошлом.

Дни шли за днями, гора контейнеров уменьшалась, и вскоре, я сложила последний из них в подсобку. Часть вещей я выкинула, часть отдала, а последняя часть заняла своё законное место.

До отправления на Цереру оставалось ещё две недели, и я заодно перебрала шкафы. Я оставляла только самое-самое, например, любимое мамино платье. По легенде она именно в нём встретила папу. А для меня это было дорогим воспоминанием, когда в детстве я играла в принцессу, мне разрешали в него наряжаться и кружиться.

В доме стало легче дышать. Там остались важные воспоминания, но грусти и горечи стало меньше. Просто тихая светлая печаль.

Я встретилась с доктором Чен в последний раз. Я привычно устроилась в знакомом кресле, и наблюдала, как доктор просматривает результаты моих анализов и логов с коммуникатора. Она закончила и повернулась ко мне.

— Юлия, сегодня у нас особенная сессия, — начала доктор Чен с мягкой улыбкой. — Прошло уже несколько месяцев с начала нашей работы, и я думаю, пришло время подвести некоторые итоги. Как вы сами оцениваете свой прогресс?

Я на мгновение задумалась, прежде чем ответить:

— Знаете, доктор, иногда мне кажется, что я совсем другой человек по сравнению с той Юлией, которая пришла к вам в первый раз. Я… я чувствую себя сильнее.

— Это приятно слышать, — кивнула доктор Чен. — Можете привести конкретные примеры того, что изменилось?

Теперь мне не требовалось по десять минут, чтобы собраться и начать соображать:

— Ну, во-первых, я смогла вернуться к работе. Не просто вернуться, а даже продвинуться в исследованиях. Я почти закончила статью мамы, мне осталось только проверить экспериментальные данные, — я не смогла сдержать гордую улыбку. — И… я разобрала вещи родителей. Это было тяжело, но я справилась.

Моя собеседница понимающе кивнула.

— Это огромное достижение, Юлия, — доктор Чен выглядела искренне довольной. — А как насчет ваших отношений с другими людьми?

— Я регулярно встречаюсь с друзьями, — ответила я. — И мы общаемся с Августом. Мы много переписываемся, но я никак не могу победить его в шахматы…

— Как вы себя чувствуете в этом общении?

— Спокойно, — я немного удивилась своему ответу. — Да, именно спокойно. Мне не нужно притворяться или стараться быть кем-то другим.

Доктор Чен удовлетворенно кивнула:

— Юлия, вы проделали огромную работу. Вы научились справляться со своими эмоциями, вернулись к профессиональной деятельности, восстановили социальные связи. Но что самое важное — вы научились заботиться о себе и прислушиваться к своим потребностям.

Я почувствовала, как к горлу подступает ком:

— Спасибо вам, доктор. Без вашей помощи я бы не справилась.

— Не преуменьшайте свою роль, Юлия. Это ваше достижение, — мягко возразила доктор Чен. — Как вы думаете, готовы ли вы к возвращению на Цереру?

Я глубоко вздохнула:

— Я… думаю, да. Это пугает меня, но уже не парализует. Я хочу продолжать свою работу. Я знаю, что справлюсь.

— Я тоже в этом уверена, — доктор Чен улыбнулась. — Но помните, что вы всегда можете обратиться за помощью, если почувствуете в этом необходимость.

Мы очень тепло распрощались, само собой, мне выдали пачку рекомендаций на последующие недели, включая расписание, медикаменты, если понадобится, и конечно же я обещала быть на связи.

Когда дверь за мной закрылась, я почувствовала, как гора свалилась с плеч. Какой бы ни была доктор Чен милой и предусмотрительной, но ощущать себя пациентом было неприятно. Да, со мной было не всё в порядке, но теперь-то мне намного лучше!

Чтобы отпраздновать своё вызволение из лап медицины, я решила пройтись по историческим для себя местам.

Лето клонилось к закату, окрашивая стены Университета в теплые оттенки золота и охры. Я медленно шла по знакомым дорожкам, впитывая каждую деталь, каждый звук и запах. Величественные колонны главного корпуса, увитые местным вьюном, казались хранителями вековой мудрости.

В кафетерии я взяла традиционный стаканчик кофе. Ну как тут можно удержаться? И остановилась у фонтана на центральной площади, где когда-то, будучи первокурсницей, часами просиживала с учебниками.

Вода журчала, создавая успокаивающий фон для негромких разговоров студентов, расположившихся на скамейках вокруг. Сам фонтан укрывал его собственный изящный маленький купол, который фильтровал воздух вокруг достопримечательности, чтобы стоки не забивало пыльцой. Этому чуду техники мы были обязаны нашему инженерному факультету.

Проходя мимо библиотеки, я не удержалась и заглянула внутрь. Запах старых книг и пыли ударил в нос, вызывая волну ностальгии. Несмотря на наш век планшетов, это была большая честь быть изданным на бумаге, и это являлось несомненным признанием заслуг на ниве науки! Я нашла опубликованные труды родителей, постояла рядом немного, проводя пальцем по корешкам. Ряды столов были заполнены склонёнными над планшетами головами — здесь ничего не изменилось. Я вспомнила, как сама просиживала здесь, поглощенная исследованиями, с горящими от азарта глазами.

Проходя мимо доски объявлений, я остановилась, читая анонсы предстоящих лекций и семинаров. «Новые горизонты в изучении экзопланет», «Квантовая биология: мифы и реальность», «Этические аспекты терраформирования» — от одних только названий у меня защекотало в груди от предвкушения новых знаний. Я почти физически ощущала витающий в воздухе дух открытий и инноваций.

Я глубоко вдохнула, пытаясь запомнить этот момент, эту атмосферу интеллектуального бурления и научного поиска. Здесь, в стенах Университета, рождались идеи, способные изменить мир. И я была частью этого.

Уходя с территории кампуса, я чувствовала, как внутри разгорается знакомый огонек — жажда знаний, стремление к открытиям. Я была готова вернуться на Цереру, чтобы продолжить дело родителей и внести свой вклад в науку.

Этот «воздух учености», которым я надышалась за эти месяцы, станет моим топливом на долгие годы вперед. Я знала, что буду скучать по Университету, но теперь во мне жила уверенность: где бы я ни была, дух науки и открытий всегда будет со мной.

Завибрировал коммуникатор, и я опустила взгляд на браслет. Это было письмо от Марка.

В самых зубодробительных формулировках (интересно, он сам придумал или ему помогли) он писал, что дело о контрабандистах перешло в следующую инстанцию, и теперь звёздные ищейки желают праздновать. Некая изумительной храбрости госпожа Соколова приглашена присоединиться к сему событию, как полноправный участник прошлогодних событий, который внёс большую лепту в общее дело. Службу никто не отменял, поэтому они собираются на одной из орбитальных станций у Иасиона, самой ближайшей точки от их базы, где есть приличные рестораны и гостиницы. Звёздные ищейки так впечатлены подвигами некой высокоучёной госпожи Соколовой, что забронировали на её имя номер и скинулись на билеты, чтобы выразить своё искреннее восхищение, так вот, не окажет ли вышеназванная госпожа присоединиться к скромному празднованию?

А в постскриптуме коварный брат вышеупомянутой госпожи Соколовой сделал приписку, что некий Месяц № 8 тоже будет там, праздновать своё повышение до лейтенанта. «Поэтому оденься поприличнее», — соскочив с высокого штиля, приписал Марк.

Я почувствовала, что у меня сильнее забилось сердце. Чтобы успокоиться, я села на лавочку и начала проверять своё расписание и смотреть, что с билетами. По всему выходило, что я успеваю отпраздновать, отдохнуть, вернуться на орбитальную станцию Деметры, и уже вместе со студентами-практикантами отправиться на Цереру. Оставалось только сообщить кураторам, что мне не нужна доставка с Деметры, и предупредить их, что я присоединюсь к ним позже.

Конечно, мне придётся сократить свою работу в библиотеке на пару дней, но поработать я смогу и во время перелёта.

«Госпожа Соколова с удовольствием присоединится», — написала я в ответ.

Интерлюдия: Поиск

Виктор сидел в тюремной камере, машинально потирая переносицу. Он до сих пор не мог поверить, что эта тихоня-студентка смогла так его уделать. И не просто уделать — она что-то с ним сделала. Что-то странное творилось с его разумом с тех пор.

Сначала думал, что это последствия травмы — он стал словно острее чувствовать эмоции окружающих. Видеть их насквозь. Охранники, другие заключенные — все они были как открытые книги. Страх, злость, отчаяние — эти чувства накатывали волнами запахов вокруг него, до того плотные, что почти осязаемые.

Том, его бывший подельник по делам на Церере, пах последние дни каким-то особым предвкушением. Виктор теперь безошибочно чувствовал чужие эмоции — корпоративным воротилам снова понадобились услуги опытного специалиста по «решению деликатных вопросов». И они собирались его вытащить.

— Значит, снова в деле? — как бы между прочим спросил Виктор во время обеда.

Том вздрогнул, его захлестнула волна паники:

— О чем ты?

— Да ладно тебе, — Виктор подался вперед. — Я же вижу, как ты сияешь. Старые друзья не забыли?

— Не лезь не в свое дело, — огрызнулся Том, но его страх был почти осязаемым.

— А если я расскажу администрации про твоих корпоративных дружков? — Виктор улыбнулся, чувствуя, как паника Тома усиливается. — Про ваши делишки на Церере? Я ведь не всё слил, в отличие от тебя. Уверен, следователи будут в восторге.

Том долго молчал, Виктор чувствовал его метания между страхом разоблачения и жадностью.

— Ладно, — наконец процедил он. — Я поговорю с кем надо. Но если облажаешься…

— Не облажаюсь, — ухмылка Виктора стала шире. — Я умею хранить секреты.

Ждать было невыносимо, но необходимо. Через месяц их обоих выпустили «за примерное поведение и искреннее раскаяние». Бумаги были оформлены безупречно — взятки творят чудеса в нужных руках.

Оказавшись на свободе, Виктор первым делом попытался восстановить старые научные связи. Но бывшие коллеги шарахались от него как от прокаженного. Он чувствовал их презрение, их страх — особенно тех, кто знал правду о его делах на Церере.

Профессор Кларк, его бывший научный руководитель, хотя бы согласился встретиться. Но стоило Виктору переступить порог его кабинета, как он почувствовал волну отвращения, исходящую от старого ученого.

— Зачем ты пришел, Виктор? — устало спросил Кларк.

— Мне нужна ваша помощь, профессор. Рекомендательное письмо, пара звонков нужным людям…

— Нет, — Кларк покачал головой. — Я не стану этого делать.

Виктор сосредоточился, направляя свой новый дар на профессора, пытаясь внушить ему сочувствие, желание помочь. На мгновение взгляд Кларка затуманился, но потом он тряхнул головой:

— Что это… что ты пытаешься сделать?

— Просто поговорить, — Виктор отступил, озадаченный неудачей. — Дайте мне шанс все исправить.

— Уходи, Виктор. Ты сам выбрал свой путь.

После Кларка были другие — доктор Чжао из Института Биотехнологий, профессор Миллер из лаборатории квантовой физики. Виктор пытался быть убедительным, использовал свой дар, но результат был один — двери захлопывались перед его носом, а его растущие способности оказывались недостаточно сильными, чтобы преодолеть их отвращение и страх.

Последней каплей стала встреча с Ирэной Тирей, его бывшей коллегой из исследовательского центра. Она даже не стала с ним разговаривать, просто вызвала охрану, как только увидела его в холле.

— Ты конченый, Рейнар, — бросила она ему вслед. — Держись подальше от приличных людей.

Каждый отказ, каждый презрительный взгляд делали его все злее. Он чувствовал, как растет внутри черная злоба, подпитываемая его новым даром. Люди вокруг казались муравьями — слабыми, ничтожными созданиями, которыми он мог манипулировать по своему желанию. Или по крайней мере, скоро сможет. И вот тогда…

— А ты чего ожидал? — хмыкнул Том, когда Виктор вернулся в их съемную квартиру на нижних уровнях. — Что они примут тебя с распростертыми объятиями?

— Заткнись, — огрызнулся Виктор, но внутри понимал, что тот прав.

Том покачал головой:

— Забудь про свою научную карьеру. У меня есть работа получше. Корпорации всегда нуждаются в людях с особыми талантами.

Виктор колебался. Мысль о возвращении на Цереру, где могла быть Юлия, заставляла его нервничать. Он до сих пор просыпался в холодном поту, вспоминая ту силу, с которой она ударила его — не физически, а как-то иначе, глубже. Что если она стала еще сильнее? Что если в следующий раз она его просто убьет?

Нет, пока рано. Сначала нужно научиться полностью контролировать свой дар. Понять его пределы, натренировать силу воли. А для этого нужны деньги и возможности.

— Что за работа? — спросил он наконец.

Том улыбнулся:

— Пара деликатных поручений. Ничего сложного для человека с твоими… способностями.

Виктор кивнул. Научный мир отверг его? Что ж, он создаст свой собственный мир. И однажды они все пожалеют о том, как обошлись с ним.

Но Юлию лучше пока оставить в покое. Пока.

Всему свое время.