Когда Художник очнулся, то увидел над собой озабоченное лицо Угрюма, а рядом с другом, на подлокотнике дивана скелет, с накинутым на плечи саваном, смачно чавкающим, и скрипящим костью, на непонятно на чем держащейся на черепе челюстью, заглатывающим куски хлеба мисов, которые пропадали, словно тая, проваливаясь между желтых ребер. Вольт-Рента в пещере-библиотеке не было.
— Ну вот! А ты отравила, отравила! — Проскрипела смешком бабка Синюшка. — Я милок никого и никогда не травлю, мне не надобно этого, я лечу тут всех, а ежели что… Ежели кто меня обидеть надумает… — Она скосилась на Угрюма. — Так за меня есть кому и заступиться. Змей в подземелье много, и не все как Чернушка моя, добрые. Стоит свистнуть, и все тут, как тут окажутся. Кто ядком добрым врага попотчует, а кто и удавит. — Она посмотрела красными, вспыхнувшими в них углями злости глазами на Максима. — Ну что, внучек? Очухался уже? Вот и славненько. Тогда вставай скорее с ложа смерти, рано тебе еще, оно не для живых. Соскакивай говорю, дурень, чего развалился? Не помнишь, о чем предупреждала! — Злобно рявкнул скелет, толкнув ногой Художника. — Совсем на радостях страх потерял.
Максим скатился на пол, и тут же вскочил на ноги. Ругаться со вздорной бабкой не стал, а осмотрел себя. Грудь чесалась, но раны больше не было, чистая, слегка розовая кожа, затягивала то место, где совсем еще недавно была незаживающая дыра. Во всем теле появилась удивительная легкость, и желание бегать, и прыгать.
— Что? Хорошо тебе? Знай бабку. Тебе еще от Чернушки, в подарок, дар достался. — Скелет закинул в рот последний кусок, смачно прожевал, и завалился на диван, завернувшись в саван. — Теперь твоя регенерация в два раза быстрее происходить будет. Ну чего вылупился-то? Говорю, теперь если порежешься, то через два дня даже шрама не останется. Главное не помереть, от смерти дар не избавляет. — Ну вот вроде и все. Что обещала исполнила. Идите теперь отсюда, мне отдохнуть надо. Там за дверью стражник ждет, он проводит куда надо. Проваливайте.
***
Призрачная сеть? Что это такое понять обычному человеку невозможно. Сплетенная из чего-то потустороннего, в принципе того, что и существовать-то в этом мире не могло, не имеющее веса, сотворенное из клубящегося маревом и искрящегося мраком ничто, слегка покалывающее кожу.
В заваленной хламом пещере, куда проводил друзей стражник, их ждали Вольт-Рент и еще один, похожий на квадрат, щурящий хитрые глаза коротышка, в потертом, кожаном фартуке и чепчике на одно ухо. Он-то и отдал эту удивительную сеть, после долгого торга с «Сиятельством», в процессе которого они несколько раз друг друга обвинили в скупердяйстве, сослались не единожды на свои заслуги перед царями и перед народом сихиртя. В итоге оба покраснели, покрылись каплями пота, но всё-таки пришли к взаимовыгодному соглашению.
Теперь Максим держал чудо, постреливающее в кончики пальцев легким электрическим разрядом, и с недоумением смотрел на Хранигора, который все, за что торговался получил, но руки которого все равно тряслись, и периодически тянулись к отданной Гвоздеву сети.
Жадный коротышка, по уши заросший рыжей, соединяющейся с бровями в единое целое бородой, со сверкающими из нее зелеными, жадными глазами с большим трудом отдал ее Гвоздеву, в обмен на обещанный титул «Кладовщик ее величества», обещанный Воль- Рентом. Руки его предательски подрагивали, а голос сбивался в хрип.
— Аккуратнее с ней, не зацепите и не порвите, залатать не получиться. — Не сводил изумрудных глаз с сети Хранигор. — Мастеров больше таких на свете нет. Вещь редчайшая, и цены не имеющая.
— Не трясись ты, скупердяй. — Улыбнулся Угрюм. — Попользуемся и вернем. — Нам она без надобности.
— Вы чужаки. Веры вам нет. Если бы не Вольт-Рент, не видать бы вам сети. Не знаю как вы огни блуждающие, в нее заманите, то ваше дело, но умоляю, только не порвите. — Вздохнул Хранигор.
— По одному ловить их не получиться? — Максим поднял на него глаза.
— Нет. Если по одному вылавливать, то пока следующего попытаешься зацепить, сеть раскроешь, предыдущий непременно выпрыгнет, да и поймать их проблематично. Шустрые больно. — Вздохнул будущий «Кладовщик ее величества». — Словно чувствуют, что сейчас делать будешь, не подпускают. Пробовали мы уже, да только ничего не получилось.
— Это усложняет дело. — Задумался Гвоздев. — А что они любят, огни эти?
— Шутить и гадить. — Буркнул стоящий рядом Воль-Рент, и поморщился. — Мерзкие твари. Замучили всех тут своими подлыми выдумками. Зачем только Полоз создал такую мерзость.
— Я имею в виду из материального, что их может заинтересовать? Из вещей, или еды? — Художник перевел взгляд с призрачной сети на коротышку.
— Материальное?.. — Задумался тот. — Драгоценностями их вряд ли удивишь. Если только есть что-нибудь необычное?.. Такое чего тут нет, или давно не было. Редкость в общем нужна, на другое они не клюнут.
— Редкость?.. — Улыбнулся загадочно Максим. — Есть у нас такое… Что еще об их повадках рассказать можете?
— Да вроде больше нечего и рассказывать. — Вздохнул Вольт-Рент. — О них не так много известно. Вроде вот и на виду они, а больно уж скрытные. Одно слово: «Пакость».
***
Они расположились со стороны прохода во владения племени сихиртя, около моста. Изобразили вид беззаботно отдыхающих людей, которым не может ничего угрожать. Разожгли костер из каменного угля, который им дал с собой Вольт-Рент, и кипятили на неторопливом огне чай. На брошенной между ними куртке Художника, как на скатерти, лежали два куска имэка, и две пустые кружки. Угрюм прикрыв обратной стороной ладони лицо, и положив кулак под голову мерно посапывал, как казалось, глубоким сном, а Максим сидел напротив, поджав ноги, и кивая сонной головой, рискуя стукнуться лбом о колени, боролся с дремой, изредка протирая слипающиеся глаза.
Вид безмятежного лагеря, где даже дозорный изнывает от скуки, и еле сдерживается что бы не захрапеть, манил своей безалаберностью. Такой ограбить плевое дело, а уж потешить свое любопытство, тем более вещью, которой не видел несколько веков… Ну как тут удержаться?
Потерянные души появились с обратной стороны моста, и закружились там, не решаясь приблизиться, и издали наблюдая за спящими игроками.
Угрюм повернулся на бок, и положив руку на лежащую перед ним куртку Максима, смачно захрапел. Художник покачнулся, и едва не упав, мгновенно проснувшись, недоуменно оглянулся. Посмотрел на друга, улыбнулся, сонной улыбкой, человека, который должен сделать что-то неправильное, но уже простившего себя за это, и завалившись с другой стороны собственной одежды, положив одну руку на кулак, а другую на рукав, засопел блаженным сном безмятежного младенца.
Огни заволновались. Любопытство в них боролось с осторожностью, и не удивительно, ведь они оставили этих игроков в практически смертельной ловушке, а те каким-то образом выбрались, и теперь развалились тут, на берегу реки. Безмятежно спят, да еще и смутно знакомые предметы лежат перед ними, и манят посмотреть: «Что же это такое?».
Кружки для чая конечно же не повод для любопытства, но вот те ломти хлеба, очень напоминающие имэк… Он это или нет? Как же хочется посмотреть, и узнать, но боязно! Слишком уж необычные эти игроки. Вроде и бояться нечего, ну не убьют же они того, у кого нет плоти, кто уже мертв. Но ведь и с Чюлюкдеем никто до их появления справиться не мог, а они осилили… Что от них еще можно ждать? Страшно…
Неторопливо приблизившись огни закружили на краю моста, с другой стороны реки от лагеря. Они изредка вытягивались одной любопытной искрой в сторону противоположного берега, но одумавшись возвращались назад, в хоровод потерянных душ. Наконец один из них не выдержал, и стремглав устремился к спящим игрокам. Там, нырнув в огонь костра, затаился, слившись с пламенем, наблюдая. Максим с Игорем продолжали как ни в чем не бывало спать.
Огонь потрескивал искорками лопающегося угля, вода пыхтела парком закипающей воды, тишина и покой. Потерянная душа решилась и выплыла из пламени. Подлетела к каждому и двух спящих игроков, ненадолго зависнув у них над лицами. Ничего не произошло.
Пришлось быстро отлететь в сторону, и снова нырнуть в огонь. Угрюм особенно сильно всхрапнул, и зашевелился, но так как больше ничего не произошло огню можно стало вернуться к спящим людям.
Еще раз повисев над их лицами в ожидании неприятностей, но недожавшись, он завис в недоумении над разложенными на куртке двумя кусками имэка. Долго висел, даже слегка притушив свой потусторонний свет, но потом вдруг резко вспыхнул, затрещав удивленным восхищением, и влетел со смехом, погрузившись в один из кусков. Это послужило сигналом для остальных, ожидающих, чем закончиться дело, потерянных душ. Те сорвались с места, вытянувшись в одну пылающую стрелу, и собравшись все вместе над хлебом мисов в один искрящийся шар, начали по одному, быстро нырять в куски имэка.
— Раз! — Рявкнул неожиданно Угрюм. — И мгновенно проснувшиеся, подскочившие игроки, резко потянув за концы куртки, затянули вместе с одеждой, на любопытствующих, растерявшихся от неожиданности тварях, сеть. — Что, сучата? Долетались? — Усмехнулся Игорь, сощурившись злобной улыбкой. — Кранты вам. Песец полярный пришел в гости. Сгниете теперь в этой авоське. Специально самую дальнюю пещеру найду и замурую там.
— Вы что?! Какая пещера?! Какая авоська?! Какой песец?! Мы же пошутили просто?! — Загомонили огни, пытаясь вырваться наружу, забившись как пойманная рыба в садке. — У вас чувства юмора нет что ли?
— Есть и чувства, и юмор. — Мстительно засмеялся Максим. — Только они у нас по отдельности, а вот память у нас неплохая и теперь наша очередь шутить пришла. — Он обернулся к Угрюму. — Как думаешь? Вольт-Рент яму для них уже выдолбил в скале? Цемент приготовил?
— Думаю да. — Хмыкнул тот. — Давай перекусим, чайку попьем и потащим этих тварей на вечное погребение, в удобной, сухой и теплой пещере.
— Вы что! — Заорали разом огни. — Нельзя нас в пещеру! Нельзя на вечное погребение! Отпустите немедленно!
— Ну уж нет. — Хмыкнул Максим. — Как это отпустить? Я мечтал, лежа в той норе, и прощаясь с жизнью, что если выживу, то отомщу. Я свои обещания, в отличие от вас выполняю.
— Отпустите… — Злобные требования сменились заунывным хныканьем. — Мы больше так не будем.
— Ну прямо как дети в яслях. — Засмеялся Угрюм. — Вот тут у меня камень. — Ткнул он себя кулаком в грудь. — Пулей не пробьешь, не то, что вашими соплями.
— Мы вам тайну расскажем. — Начали подвывать потерянные души. — Никто кроме нас не знает. Только отпустите…
— Тайну?.. — Задумался Игорь. — Рассказывайте.
— Отпустите, расскажем. — Попробовали торговаться огни.
— Нет. Так дело не пойдет. Веры вам нет. Рассказывайте, и если оно того стоит, то отпустим. — Прервал их Художник и подмигнул незаметно другу.
— Ну если, конечно, тайна того стоит, то да. — Согласился тот и улыбнулся в сторону.
— Обманите… — Загалдели огни.
— С чего такое недоверие, мы вроде вас еще никогда не обманывали. — Усмехнулся Максим.
— Ну так вы и не обещали еще никогда и ничего. — Не уступали потерянные души.
— Короче… — Вмешался Угрюм. — Или тайна, или пещера и цемент, а то устроили тут гадание на ромашке: «Обманите, не обманите».
— Ну хорошо. — Вздохнули одновременно, обреченно огни. — Слушайте. У Аэлиты есть возлюбленный. Его, по приказу братьев царицы убили, но великий Полоз, сохранил его душу и тело. Душа в пещере сновидений заперта, а тело на дне этой самой реки лежит, в дальнем омуте, что дальше по берегу, мимо истуканов к ней пройти надо.
— Вот это новость. Я вообще-то другую легенду слышал… Что-то там про великанов, про проклятие… — Задумался Угрюм. — Врете?
— Не смеем. Шутки с царицей к добру не приводят. — Заволновались пленники. — Она с братьями самим Полозом править поставлена. Если что не так, кара страшная будет.
— А для чего нам это все знать? — Хмыкнул Максим. — Мы свои дела у вас тут уже сделали, уходим. Хотя… — Он задумался. — Ну хорошо. Тайна ваша, пожалуй, стоит свободы. — Кивнул он притихшим в сети огням. — Только вот отпустим вас немного попозже. Дела кое-какие доделать для этого надо. Проблемы решить. Слишком вы уж насолили своими глупыми шуткам местным жителям. — Он повернулся к Угрюму. — Давай-ка, ставь кристалл проникновения на мост и пошли на другую сторону реки. Надо с мисами разговаривать. Дипломатия дело сложное. — Он засмеялся и хлопнул друга по плечу. — А все-таки, что у тебя там с Синюшкой-то произошло?
***
Вновь под ногами скользкая дорога и катящиеся впереди, пинаемые друзьями как футбольные мячи, скользкие фонарики. Идти тяжело. Все время вверх и вверх, контролируя каждое свое движение. При неловком шаге падаешь в мерзкую темно-зеленую слизь, покрываясь воняющей гнилью гадостью. Удержаться на ногах нет никакой возможности.
Никто вроде не препятствует, никто не набрасывается из-за угла пытаясь убить, вычищенная от тварей пещера не несет больше угроз, но вымотались путники так, что в конце пути еле переставляли ноги.
— Вы покидаете локацию потерянных душ. — Противный бездушный голос прозвучал неожиданно громко у переливающейся сменяющими друг друга цветами, туманной взвеси перехода в другую локацию.
— Да чтоб тебя. — Выругался Угрюм. — Напугал зараза. До чего же голос противный.
— Вы не выполнили до конца испытания, но в виду того, что для дальнейшего прохождения, вам необходимо выполнить поставленные условия вне существующей местности, вход сюда для вас останется открытым. — Не обращая никакого внимания на слова Игоря между тем продолжал монотонный голос. — Вы можете вернуться в любой момент и продолжить испытание.
— И на том спасибо. — Пробубнил Угрюм, и повернулся к Максиму. — Пошли отсюда братан. На солнышко посмотрим, и воздуха чистого вдохнем. У меня эта скользкая, улиточная дорога в печенках сидит. Еще немного и я завою. — Он шагнул в переход и исчез.
— Пошли. — Улыбнулся Художник в исчезнувшую в переходе спину друга, и последовал за ним.
Новая локация встретила легким полусумраком сухой пещеры. Угрюм сидел прямо на полу, прислонившись к каменной стене, вытянув ноги на мелких камушках дороги, и прикрыв глаза, отдыхал.
— Это наверно и есть счастье, братан, вот так вот сидеть и глупо улыбаясь, чувствовать, что все уже позади, а ты все еще жив. Сколько раз мы с тобой прошли по самому краешку? Сколько раз костлявая на нас своей косой замахивалась, а все еще трепыхаемся. Фигу ей с маслом, а не наши жизни. Садись. — Он хлопнул ладонью рядом с собой. — Отдышимся, отдохнем немного и дальше пойдем. Ноги трясутся, словно свинцом их накачали.
Художник устроился рядом, то же откинувшись спиной на гранит.
— Так что у тебя там с Синюшкой-то произошло. Ты так и не рассказал? — Улыбнулся он.
— Не тереби рану, она и так болит. — Заржал друг. — Стыдно вспомнить, но этот мешок с костями оказался похотливой потаскухой. — Как вспомню, так вздрогну. — Она меня заставила потянуться к верхней полке, где стояла Чернявка, а сама ухватилась… Ну ты понимаешь… — Он брезгливо передернул плечами. — До сих пор чувствую холодные костяшки пальцев. Ну я ее локтем и приложил в челюсть. Непроизвольно получилось, на рефлексах. Бабка в противоположную полку спиной влетела, в книгах зарылась, и жалостливо так оттуда: «Хочешь черную жемчужину дам? Только не отталкивай». — Ну я попытался объяснить, что она не в моем вкусе, а она обиделась. В общем сбежал я…
— Ты братан шанс разбогатеть упустил. — Засмеялся Максим. — Сейчас бы был самым богатым игроком в Уйыне.
— Я тебе этот шанс оставил. — Улыбнулся Угрюм. — Вернемся, наведай старушку. Удели немного внимания и жемчужина твоя.
— Ну уж нет. — Максим зевнул. — Не могу братана обидеть. Давай немного поспим. Ноги и в правду не идут. Такое ощущение что меня дубиной отходили.
— Согласен. — Кивнул Угрюм и отключился.