Шем-кишке, непобедимый, бессмертный змей, вселяющий ужас только упоминанием о нем, разозлился. Этот наглый червяк, по началу понравившийся ему своей непосредственностью, начал хамить, и угрожать. Теперь он умрет, и не так легко, как задумывалось ранее, умрет не во сне, летая в блаженных грезах, а страшной, мучительной смертью.
Змей усыпит наглеца, посмевшего бросить ему вызов, потом обездвижит, затем разбудит и начнет отрывать от живого тела маленькие кусочки плоти, прижигая раны, что бы тот не истек кровью, и насладился всеми муками, приготовленными ему Шем-кишке.
Этот наглец будет видеть, как медленно тает его собственное тело и ужас поселится в наглых глазах, он будет мечтать поскорее умереть, но змей не даст ему легкого избавления, и лишь когда останется в живых только перекошенная от ужаса и боли голова с наполненными безумством глазами, Шем-кишке засмеется и скажет, что ему очень понравилось мясо с перчинкой, и на десерт, очень кстати подойдут сладкие мозги, и что игрок совсем даже не костлявый, а вполне себе даже упитанный. Вот тогда-то он и подарит ему долгожданную смерть, о которой тот молил.
Взгляд змея начал медленно затуманиваться, вытянутые зрачки наливаться голубоватым свечением, а тонкие, черные губы растягиваться в улыбке торжества неминуемой победы, с последующим удовольствием от вкушения ее плодов. Не прошло и доли секунды, времени, которого не хватило бы на принятия самого быстрого решения, как словно из грозовой, бурлящей первозданной стихией перемешиваемого мироздания тучи, из его двух глаз ударила, искривляя пространство, соединившаяся в одно целое ровная как стрела молния. Не было никакого грома, только тихое, на грани слышимости шипение закипающего на кухонной плите чайника, с легким посвистыванием.
Художник покачнулся, почувствовав легкое головокружение. Дикое желание растянуться тут же, прямо на дороге, среди мусора и пыли разрушенного временем города, закрыть глаза и уснуть, крутанулось нестерпимым желанием в голове. Там, в этом сне, и только в нем, он найдет, то, что искал, свою Аленку, там он найдет покой, приют, и защиту от всех невзгод Уйына. Он закрыл глаза, проваливаясь в сон.
Словно вырываясь из мягких, ласковых ладоней, убаюкивающих нежностью сознание, на остатках воли, Максим смог тряхнуть головой, прогоняя наваждение. Мир вернул свою реальность и он тут же очнулся. Голова Шем-кишке пропала, а из-за здания, над которым она возвышалась раздавалось мерное посвистывание. Сам не веря в свою удачу, Художник бросился в ту сторону, и едва не начал танцевать и орать от возбуждения, обнаружив там того, кто едва его не убил.
Огромный змей вытянулся во всю улицу, изображая из себя черную водопроводную трубу. Острый кончик его хвоста, нервно подергивался, колотя о стенку одного из зданий, выбивая кирпичную крошку и пыль, а голова, покоилась на куче камней, зачем-то вываленных посередине дороги, и закатив глаза, мерно посапывала.
Шем —кишке безмятежно спал, и видел прекрасный сон из своего несуществующего, придуманного детства.
Зеркальные, солнцезащитные очки сработали так, как и предположил Максим. Они отразили гипнотический взгляд змея и поразили атакующего с такой же силой, с которой тот наносил удар.
Художник даже не стал пытаться убить его. Зачем, если Ойка предупредил, что змей бессмертен. Он лишь сплюнул брезгливо себе под ноги, и пошел дальше. Скоро город закончится и откроется вход в шахту. Там его основная цель, она заключается в том, что бы добыть шкуры, а не очистить локацию от тварей. Художник вообще бы никого тут не трогал, если бы ему дали спокойно пройти.
Полуразвалившийся вход в шахту, наполовину заваленный камнями обрушенного свода встретил Максима покосившейся вагонеткой на ржавых рельсах.
Легкое подергивание пространства и едва заметное зеленоватое свечение преграждали дорогу, и ясно говорили о переходе в новую локацию. Художник уверенно шагнул на встречу неизвестности, но лишь больно ударился о невидимое препятствие. Проход был запечатан.
— Проход в шахту открыт только для Шем-кишке или его подданных, ну или же тех, кто докажет свое право на присутствии в данной колыбели, — прозвучал монотонный, знакомый голос, выдающий замысловатые задания на испытательных полигонах.
Уже не первый раз Максим проходил это, но всегда его сопровождал друг, которого теперь нет рядом.
— Давай, выдавай свое задание, — вздохнул Художник, непроизвольно вспомнив Угрюма: «Как он там, может и в живых уже нет».
— Ты должен или ответить на два вопроса, или предоставить доказательства доблести. При соблюдении условий, будет выдан дополнительный бонус для более легкого прохождения локации, — тут же объявил условия прохождения в другой мир голос.
— И какие же тебе нужны доказательства доблести? — Еще раз вздохнул Художник.
— Мертвая голова Шем-кишке. — Прогремел монотонный голос.
— Это невозможно, змей бессмертен. — Праведно возмутился Максим.
— Прохождение колыбели является невыполнимой миссией, а потому и условия прохождения в нее изначально невыполнимы, — бесстрастно, без малейшего намека на сарказм, произнес все тот же голос.
— Урод, — нахмурился Максим. — Мне нужно попасть туда, бездушная скотина. У меня друг умирает.
— Что ты выбираешь, игрок? Вопросы или доказательства доблести? — Как ни в чем не бывало поинтересовался все так же беспристрастно и монотонно голос.
— Вопросы задавай, сволочь. — Рявкнул в сторону портала тот, кому не оставили другого выбора.
— Какая из змей нападает из засады, сливаясь с ландшафтом, когда жертва этого не ожидает? — Тут же задал вопрос, подлый экзаменатор.
— Бывшая жена Угрюма. — Рассмеялся в ответ Художник.
— Это неправильный ответ. — Не оценил юмора голос. — Второй вопрос: «Сколько видов змей существует на земле»?
— Один вид — мерзкие твари. — Еще сильней рассмеялся Максим. — Все сука, открывай.
— Ты не ответил не на один из вопросов. — Констатировалголос.
— Как это не ответил, если ответил? — Возмутился испытуемый.
— Твои ответы были неверными. — Выдал вердикт экзаменатор.
— Напомни мне сволочь, где в твоем вопросе говорилось, что ответы должны быть правильными? Ты, сука такая, просил только ответить. Я ответил, так что открывай. — Хмыкнул художник.
Ответом была длительная тишина, видимо слова Максима поставили голос в ступор, сбили программу, и он не знал как на это реагировать. С одной стороны, испытание не пройдено, а с другой стороны игрок прав, ведь от него требовалось только ответить на вопросы, и ни кто не просил отвечать правильно.
Пауза затянулась.
— Ну так ты открывать будешь или нет? — Рявкнул раздраженно Максим, и тут же пространство взорвалось оглушающем смехом.
— Ты наглый, самоуверенный игрок! — Голос Полоза прерывался на хохот. — Даже обидится на тебя не могу, ты нашел выход даже там, где его нет. Я сделал этот квест невыполнимым, но ты его выполнил. Не сомневаюсь, что когда смерть заберет твою душу, ты извернешься так, что умудришься вернуться из загробного мира обратно в этот, и непременно с косой костлявой старухи в руках в виде трофея. Я открываю проход. Ты выполнил задание, даже не потрудившись подумать над ним, и провалив, а потому положенной награды в виде обещанного бонуса не будет, не заслужил, хотя и насмешил меня.
— Я не согласен. — хмыкнул Максим, все условия мной выполнены. В следующий раз задания будешь давать поконкретнее.
— Я постараюсь тебя не разочаровать в будущем, если конечно оно будет, это будущее, и ты выживешь в шахте. — Стал серьезен внезапно Змей. — Мне очень хочется верить в твою удачу, ведь ты пока нужен мне. На тебе завязано очень многое в этой игре, и ставки слишком высоки.
— Удача у меня задрана выше головы, — рассмеялся Художник. — Так задрана, что Угрюм всей душей желает ей лечь спать и не помогать больше. — Он махнул рукой, словно поставив точку. — Открывай проход, хватит попусту болтать, я не верю ни единому слову, что ты мне говоришь. Этот мир создан тобой, и живет по твоим правилам. Тут даже муха без твоего согласия не сдохнет. Я не знаю, что ты там задумал, и не хочу знать. Ты даешь задания, а я их выполняю, получая в конце награду. Все что я хочу в конце пути, это найти свою жену, и вернуть ее домой.
— Ну что же, верить, или не верить, это твое право. Главное, что ты в деле. Заходи. — После этих слов стало на миг тихо, а потом в пустоте, раздалось журчание ручья и проход стек под ноги Художника, растекшись грязной лужицей.
Из открывшегося проема пахнуло сыростью. Темная шахта, с уходящими куда-то в глубину ржавыми рельсами на гнилых шпалах, не вселяла ничего, кроме отвращения. Видимость оставляла желать лучшего. Что тут служило источником света непонятно, но подземный мир не был погружен в кромешную тьму. Словно бредешь в сгустившихся сумерках под затянутым тучами, скрывающим луну и звезды небом. Серые тени и черные стены, никаких красок, и одно только радует, хоть что-то видно.
Максим шел не торопясь, внимательно всматриваясь вдаль и рассматривая стены на предмет возможных проходов, грозящих внезапным нападением. Тишина. Зловещая, оглушающая тишина, даже капли не падают с потолка, только скрипит под подошвами песок, создавая впечатление, что этот грохот из-под ног, слышит вся округа, и готовится встречать не прошенного гостя.
Он уходил по штольне все глубже и глубже, но никаких признаков жизни не находил. Ему были нужны змеи, но они словно вымерли. Наверно было бы можно отчаяться в поисках и махнуть рукой, но Полоз не просто так закрыл эту локацию, присвоив ей, кодированными вопросами вход, статус испытательного полигона. Твари здесь есть, и наверняка более опасные, чем их наземные родичи-самцы. Он просто еще до них не дошел, или они готовят хитрую ловушку.
Наконец хоть что-то изменилось в его монотонном, пожирающим нервную систему путешествии. Он дошел до первого перекрестка.
Прямо зияла яма провала, с теряющимся в черноте дном. Спускаться туда безумие. Веревки нет, и где эта яма заканчивается не видно. Прыгнуть вниз, понадеявшись на авось, с его-то удачей, значит просто совершитьакт суицида.
В лево ход шел на подъем, там то же было относительно светло, но рельсы уходили в право. Туда и направился Художник. Если приходится выбирать между равными возможностями умереть, то выбирай первую пришедшую на ум, она всегда оказывается правильной, и дающей возможность все-таки, не смотря ни на что выжить.
Пройдя всего несколько шагов, он нашел наконец то, что искал, но был на столько ошарашен увиденным, что опешил.
В сложенных кольцом, в виде гнезда, камнях, на песчаной подушке, обнаженная женщина кормила грудью младенца. Их, практически ангельские лица, светились, в буквальном смысле этого слова, розоватым свечением, изнутри. Женщина, подняла голову, и посмотрела на Максима такими нежными, небесной глубины глазами, в которых светилась такая безграничная любовь, что у него замерло сердце. Красные губы, улыбнулись ему какой-то растерянной улыбкой, присущей той женщине, которая кормит свое дитя и любит в это мгновение весь мир, не ожидая от этого самого, жестокого мира ни какого зла. Она счастлива.
В единый миг все поменялось. Глаза ее полыхнули огнем, зрачки вытянулись, губы посерели и из приоткрывшегося рта вытянулись острые как иглы клыки. Прижав к груди младенца, она свилась в спираль, невидимым ранее змеиным телом, приготовившись защищаться.
Максим направил в ее сторону огненный кинжал, и замер.
— Чтоб тебя, змеюга проклятая, Полоз недоделанный. Я не воюю с женщинами и детьми. Только твоя извращенная фантазия могла придумать такой поганый квест. — Зарычал он от безысходности. — Что мне тварь делать, мне нужна ее шкура, и в тоже время я не могу убить, рука не поднимется. Она же мать, и на груди у нее ребенок, которого она кормит? Сука ты, Змей. — Он опустил нож.
Змея внимательно проследила его движения, а потом посмотрела в глаза.
— Чего зыркаешь? Что мне делать прикажешь? Там мой друг погибает, и что бы его спасти мне твоя шкура нужна. — Вздохнул Максим. — Ничего не остается, как возвращаться восвояси и пробовать отбить его без бонусов. Сдохну я тут, и к бабке не ходи, и Угрюм то же сдохнет. Ну да ладно, вместе и помирать веселее, он мне почти братом стал. — Он развернулся и быстро пошел в обратную сторону.
— Погоди игрок, — остановил его женский, и если бы не шипение, вполне милый голос. -Разве ты не будешь пытаться убить нас?
— Даже если бы и захотел, то не смог бы, — обернулся Максим и вздохнул. — Рука у меня на тебя не поднимется. Не правильно это с бабами и детьми воевать, пусть даже в змеином облике.
— Ты странный, другие, которые приходили сюда до тебя, сразу начинали стрелять. Глупые, меня не берут пули. Они умирали в мучениях, так и не поняв, что у них не было шансов победить. Ты же пришел с оружием которое меня страшит. Ты принес смерть, но оставляешь жизнь. Это благородно. Что ты хочешь? Зачем приходил?
— Что толку говорить, когда нет возможности исполнить. — Он еще раз вздохнул. — Шкура мне твоя нужна, на браслеты от действия артефакта подавляющего волю. Мне нужно спасти друга, попавшего на пыточный столб. Это очень увеличит мои шансы.
— И всего-то, — раздался шипящий смех. — Всего-то шкура? И эти дурни, которые в меня стреляли то же приходили за ней? Глупцы. Для того, что бы получить шкуру не нужно убивать, я скидываю ее каждый год, после родов и меняю на новую. У меня недавно появился младенец, и сразу после этого я полиняла, старая шкура лежит дальше по проходу, иди, и возьми ее. Это тебе мой подарок за благородство и доброту.
Художник не знал даже что сказать. Невыполнимое задание выполнилось само собой, без каких-либо действий с его стороны. Он только благодарно кивнул ставшей вновь женщиной змее, прошел немного дальше и поднял полированную черную кожу.
— Иди, игрок, не надо слов, они мне не нужны, за тебя все сказали поступки. — Кивнула в сторону выхода, прижимая к груди агукающего младенца змея. — Иди, и не оборачивайся. Пусть удача сопутствует тебе.
На выходе его ждали. Огромный змей раскачивался в переплетенных кольцах, стреляя взбешенными глазами, а сзади него пара дюжин самцов приготовились к атаке.
Максим поправил очки, единственную свою защиту, закинул на плечо добытую шкуру, что бы не мешала, и приготовил для отражения атаки кинжал.
Это конец. Его не выпустят отсюда живым. С одной, максимум с тремя змеями он еще справится, если конечно Шем-кишке сглупит, и вновь попытавшись его усыпить, сам отключится. Но остальных тварей слишком много. Художнику не справиться, они просто задавят его числом.
Но делать нечего, вряд ли змеи тут все передохнут от старости, ожидая его выхода. Жди не жди, а ничего не дождешься. Надо пытаться выбраться из этой патовой ситуации. Максим шагнул вперед из прохода.
— Как ты смог это сделать? — Грозно посмотрел на него Шем-кишке. — Как ты обездвижил меня? — Художник ничего не ответил, и лишь хитро улыбнулся. — Это твои вторые волшебные глаза виноваты? Сними их! — Максим молча, отрицательно покачал головой. — Боишься? — Зарычал змей, и тут его взгляд упал на шкуру на плече Художника. — Ты все-таки сделал это! Ты убил нашу единственную самку! Это конец гнезду, это конец всей локации! — Взвыл он.
— Я никого не убивал, у меня не поднялась рука на кормящую мать. Самка сама отдала мне шкуру, которую скинула после рождения дитя. — Возразил Максим, сам между тем подыскивая более удобное место для обороны.
— Она родила? — Неожиданно рассмеялся змей. — Первый раз за столько лет? — Он вдруг растянулся по земле и приблизил морду к лицу Максима. — Кого она родила, игрок, какое у младенца лицо? Змеиное или человеческое?
— Человеческое, — пожал недоуменно плечами Художник.
— Радуйтесь змеи! — Подлетела вверх морда змея. — Слава Полозу, у нас появилась еще одна самка! Жизнь продолжается. — Забыв о Художнике, змеи подняли такой шум, что у того заложило уши. Они кружили друг против друга в каком-то диком танце и терлись друг о друга носами, а над ними возвышался Шем-кишке и смеялся.
Максим решил воспользоваться шансом, проскочить между ними и сбежать.
— Стой игрок! — Преградил ему дорогу Шем-кишке. — Тот, кто принес такую радостную весть достоин, что бы его проводили из локации с почестями. Ты мог убить, но не убил нашу последнюю надежду, нашу единственную самку, и за это я объявляю тебя другом. Отныне ты долгожданный гость в этой локации. Иди смело, ни одна змея больше не причинит тебе вреда.
Слуги! — Рявкнул он приказ. — Проводить дорогого гостя до выхода из локации, и отдать ему перстень дружбы. Носи его гордо игрок. Ты заслужил это.