Отползти назад пришлось дальше, чем она думала.
Накато успела снова ощутить духоту. Да и сердце вновь принялось колотиться — правда, пока что от спешки, а не от удушья.
А когда наткнулась на узел, пришлось еще немного проползти назад, чтобы дотянуться до него пальцами. Затем — извернуться, чтобы пропихнуть плотно свернутое покрывало мимо себя, так, чтобы оно оказалось впереди нее.
С досадой приметила, что края начали обтрепываться и разворачиваться, мешая ей. А ведь она так тщательно сворачивала его, чтобы получился аккуратный сверток!
Ладно уж. Придется выбираться так, как есть. Накато принялась снова двигаться вперед, неуклюже пихая сверток впереди себя.
Получалось из рук вон скверно. Вдобавок покрывало перекрыло нору впереди, точно пробка, и не позволяло теперь воздуху попадать внутрь. Осознание, что тот слабый приток, что был, перекрыт, вызвало досаду. Но не согласие бросить добытое. Накато, стиснув зубы и извиваясь, точно червяк, упрямо двигалась вперед, выпихивая свернутое покрывало. И припоминая все ругательства, какими обыкновенно пастухи награждали разбегающихся страусов.
По лицу вновь потек градом пот. Стекая, он частично впитывался в покрывало.
Накато, сдавленно рыча сквозь стиснутые до скрежета зубы, прядала вперед. Вновь царапала руки о камни и комья почвы, обдирала пальцы, плечи и бока.
Когда наконец выбралась, долго отплевывалась от налипшей на губы и набившейся в рот земли. С удивлением подумала, что в первый раз, кажется, ей удалось не наесться камней и пыли. Лежала снова по пояс в земляной норе в обнимку со злосчастным свертком, размазывая по лицу пот вперемешку с грязью, и глядела в сереющее небо.
Когда выбиралась в первый раз, царила кромешная тьма!
А тут — похоже, скоро рассвет. Еще немного, и она услышит свист рассветного вестника. Последняя мысль заставила ее стряхнуть слабость.
Отдохнет! Сначала нужно уйти отсюда подальше.
Накто выбралась окончательно, вытянула из норы ноги. Полюбовалась чернеющим провалом и принялась спешно его закапывать. Кругом неумолимо светлело.
*** ***
Прихрамывая, бывшая рабыня спешила среди степной травы. К груди она крепко прижимала потрепанный сверток, в котором с трудом можно было узнать богатое покрывало.
Хромать заставила длинная глубокая царапина, протянувшаяся с середины стопы до самого верха икры. А еще она как-то ухитрилась поранить пятку.
Забравшуюся было на ум мысль о жадности решительно смахнула в сторону. Чушь! Она вполне могла пораниться и тогда, когда выкапывалась в первый раз. Да и потом: что же ей было, без еды и питья выбираться наружу? В одной тунике, без теплого покрывала? Хватит с нее и того, что она промерзла, пока лежала наполовину закопанная в земле, пока пыталась отдышаться. К тому же туника — новая и чистая — совершенно изодралась, пока она выбиралась из могильника.
Накато встряхнула головой. Глупости все это! На ней все заживает легко и быстро.
Вот что на самом деле нужно — так это отыскать источник воды. Да, у нее в покрывале завернуты две бутылки вина. Только ее сейчас мучает жажда, и выпить ей хочется чистой воды.
А еще помыться. Смыть с себя грязь и пот.
И помыться желательно днем, пока светло, и пригревает солнце. Чтобы успеть высохнуть до наступления темноты. Костер она развести не сможет: в усыпальницу положили много разного. Но никому не пришло в голову, что мертвой ведунье понадобятся принадлежности для разведения огня. Так что среди оставленных для покойной даров их не положили. А Амади не дал ей с собой ничего.
Ничего! Она и так справится.
Рассветный вестник свистел пронзительно над головой, рассекая наливающийся синевой свод. А кругом становилось все светлее.
Она отыскала родник, когда солнце поднялось достаточно высоко. Кругом не было заметно ни следа присутствия людей. Накато, не раздумывая ни мгновения, скинула испачканную изодранную тунику и принялась тщательно отмываться. Промыла волосы, отстирала одежду. Напилась воды всласть. Потом отряхнула как следует покрывало.
Отойдя в сторону от родника, на небольшой взгорок, вытоптала себе среди травы небольшой пятачок. Поверх согнутых стеблей уложила тунику — пусть сохнет. Расстелила покрывало и вытянулась на нем. Блаженно прикрыла глаза. Сверху светило солнце, пригревая. До чего все-таки хорошо!
Наверное, она заснула. Потому что, когда открыла глаза, солнце успело перевалить зенит и заметно сползти к горизонту.
Кругом по-прежнему царило безмолвие. Ни малейшего отголоска человеческой речи, тем более — звуков кочевья. Только свист птиц, стрекот насекомых и шелест травы.
Накато села на покрывале, потянулась. Тепло!
Тепло и хорошо. Солнечные лучи пригревают, а ветерок обдувает кожу. Свежий воздух — сколько угодно, и можно им дышать полной грудью.
В животе заурчало. Точно! Она ведь так и не поела, когда выбралась. Только напилась чистой воды из родника и выкупалась, смыв с себя налипшую землю и пот. Осмотрела царапины — затянулись. Даже пятка, наколотая, по всей видимости, острым камнем, не болела. Ногти остались обломанными, но царапины на пальцах превратились в тонкие белые полоски. Завтра не останется и их.
Накато дошла до родника, умылась. После вернулась и наконец-то поела. Из могильника она прихватила кусок запеченного мяса — на ее удачу, тот еще не протух. И сладких лепешек с засахаренными орехами.
С удовольствием закусив, запила вином. Коснулась печати. Та не отзывалась, не напоминала о себе. Должно быть, Амади не до нее. Да и что она ему! В кочевье ей сейчас не вернуться, а новых планов он, видимо, еще не настроил. А беспокоиться ему не о чем: никуда она не денется. Печать не позволит ей затеряться.
Коли так — и ей не о чем тревожиться. Уж колдун надумает, что предпринять дальше. Ей остается лишь наслаждаться мгновениями покоя. Памятуя, что это — ненадолго.
А еще ей стоит вспомнить о Нефер. Не просто так ведь она тащила драгоценности из усыпальницы Рамлы!
Ей следует почтить ветреную богиню удачи. И ценности, нагло украденные у ведуньи, снятые прямо с ее тела, подойдут как нельзя лучше. Нефер должна быть довольна!
*** ***
— Я принесла тебе дары, могучая Нефер. Погляди! — воскликнула Накато, протягивая богине нити крупного жемчуга.
Та внезапно шарахнулась прочь. Во взгляде загорелся ужас.
— Что это?! — шепнула Нефер дико, словно была простой смертной женщиной, напугавшейся чего-то, а вовсе не могущественной богиней. — Убери, — она махнула рукой. — Убери! Немедленно, — глядела на Накато, словно та обратилась ядовитой гадиной.
— Госпожа? — удивилась та. — Это жемчуг! — она перевела взгляд на переливчатое украшение. — Есть еще самоцветы…
— Оставь все это себе, — прошипела богиня. — Это же, — она запнулась. Глаза ее выкатились из орбит — невозможно было поверить, что это повелительница удачи. — Украшения, снятые с покойницы, — шепнула она хрипло. — Украденные из погребального кургана!
— Но ты ведь любишь краденое, — недоуменно заметила Накато.
— Краденое, — Нефер кивнула. — Но краденое у живых — не у мертвых! Ты, — она запнулась, перевела дух. — Ты невежественна, — проговорила с трудом, в голосе ее послышалась вымученная снисходительность. — Ты маленькая невежественная степнячка, — она глубоко вздохнула, успокаиваясь. — Ты не видишь разницы. Но на этих украшениях — печать смерти. Они отнимут мою силу, но не увеличат ее.
— Прости, госпожа, — растерянно пробормотала Накто. — Я не знала…
— Да, ты не знала, — Нефер кивнула, с сожалением глядя на нее. — Я вижу, что твои помыслы чисты. Ты с чистым сердцем принесла мне то, что посчитала ценным. Не твоя вина, что дар оказался ядовитым. Просто забери это все. Употреби для себя, — она слабо усмехнулась. — Тебе печать смерти не повредит. Принеси эту жертву Икнатону или Кекет. Кекет твоя добыча принесет силу. Правда, она не любит краденое. Как и Икнатон, — Нефер усмехнулась.
Накато кивнула.
В душе царила тишина и пустота. Выходит, она зря тащила из могилы украшения? Ей-то самой они ни к чему! Их здесь, посреди степи, даже продать некому.
Икнатон или Кекет, как сказала Нефер, не любят краденое. Выходит, такими дарами она может навлечь на себя их немилость. Принести дары покровительнице жизни Эш? Но она — богиня жизни. Нет, ей приносить то, что снято с покойницы — вовсе немыслимо. Святотатство!
Правда, можно еще и просто спрятать добычу.
Пользуясь тем, что Амади пока что не до нее, сбегать к западному краю степи, к горам. Найти приметное место и закопать украшения там. В земле с ними ничего не сделается. А если ей когда-нибудь понадобится, отыскать их и вытащить.
Да, так она и поступит! Не ее вина, что Нефер отказалась от даров. А гневить других богов ей не с руки.
— Я ценю твою верность, — сообщила богиня. — Я не оставлю тебя. И подожду, когда ты сможешь принести мне более подходящий дар.
С этим она растворилась в воздухе. Не прощаясь. Что ж, она — богиня. Боги не церемонятся со смертными.
— Все по воле твоей, Нефер, — шепнула Накато привычно.
Она знала, что богиня услышала. Хотя… с некоторых пор она подозревала, что той безразлично.
А еще она порадовалась, что та не забрала у нее остатки вина и пищи. Хотя — те ведь тоже из усыпальницы! Видимо, богине не впрок все, что было отобрано у мертвых. Только и остается, что порадоваться этому. Втихомолку, чтоб ветреная Нефер не обиделась.
*** ***
— И что это ты здесь делаешь?! — каркающий голос заставил вздрогнуть и сжаться.
Накато, втянув голову в плечи, опасливо обернулась. В нескольких шагах стоял Иму и разглядывал ее, поджав губы и изогнув брови.
— Мастер Иму, — пролепетала она. — А я тут, — и запнулась.
Она закапывала под приметным деревом украшения, которые стащила из захоронения Рамлы. Как это Иму на нее наткнулся?!
— Мастер. А ты искал меня, или случайно увидел, когда шел куда-то? — она развернулась к нему и, усевшись на земле, скрестив ноги, улыбнулась.
— Ох, хитрая лиса, — ощерился колдун. — Амади заметил, что ты рванула куда-то к горам. У него сейчас дел невпроворот, просил меня узнать. Ты чего это, снова удрать надумала?!
— Куда же я удеру, мастер, — удивилась Накато. — Это невозможно. Да и когда я пыталась удрать? — она с упреком поглядела на него.
Иму на это только фыркнул недовольно.
— Что ты здесь делаешь? — снова вопросил он. — Чего это прячешь? — и вытянул шею, силясь разглядеть, что там у нее за спиной.
Эх, придется показывать! Накато подавила вздох досады.
— Я хотела принести в жертву Нефер немного украшений, мастер, — смиренно отозвалась она. — Нефер ведь любит краденое. А нам всем нужно благоволение удачи! Но она отказалась принимать дар. И я решила закопать украшения здесь. На случай, если они вдруг понадобятся нам.
— Украшения… из усыпальницы твоей мертвой госпожи? — запнувшись, переспросил Иму.
— Да, — она кивнула, простодушно хлопая ресницами. — Ей ведь они больше не нужны. И никто ничего не узнает — ведь усыпальница замурована.
Вот же досада! Она не хотела, чтобы ее мастер узнал о ее проделках. Подозревала, что тот окажется недоволен. Вон, судя по лицу Иму, она сотворила что-то из ряда вон.
— Мастер Амади искал меня — значит, я ему нужна? — спросила она. — Он несколько дней не вспоминал обо мне… я думала, что успею вернуться так, чтобы он не беспокоился.
— Хитрая стала, — повторил Иму то, что уже говорил. — Ох и хитрая! — глядел на нее сумрачно, губы подрагивали.
Накато выжидающе глядела на него.
— Ты возвращаться собиралась? — наконец уронил он.
— Само собой! — она кивнула. — Только… думала еще поохотиться здесь — в лесу, в горных лощинах, добычу поймать проще, чем в степи. Тут еще порыбачить можно в ручьях…
— А! Ну, это ты успеешь, — он кивнул. — Считай, что день-другой у тебя есть. Амулет сними! Амади не мог до тебя дозваться, — прибавил ворчливо. — О духах не беспокойся. Они, может, и заберутся в твои сны. Но сделать тебе по-настоящему не смогут ничего. Хотя, — тут он усмехнулся, и усмешка его показалась оскалом гиены. — Кто знает. Возможно, Рамла не рада, что ты ограбила ее усыпальницу! Верная служанка обокрала мертвую госпожу! — и он рассмеялся каркающим смехом.
Накато понуро кивнула.
Иму, не прощаясь, растворился в воздухе. В этот раз она не испугалась — давно привыкла, что он может соткаться из ничего и внезапно исчезнуть, словно его и не было. Одно слово — наполовину призрак! Вроде бы и обрел плоть, способен быть видимым и говорить с живыми напрямую. Но все это — лишь обман. Только наполовину. А на деле он по-прежнему бесплотен.
Вздохнула. Теперь и Амади, и его друг знают, что она поживилась в усыпальнице. А Иму теперь еще и знает, где она спрятала драгоценности.
Может, перепрятать?
Да ну их! — решила Накато. Все равно узнают. Иму растворился, но, вполне возможно, наблюдает за ней исподтишка. Так что пусть видит — она закончила прятать украденное и ушла. Вернувшись к не до конца закопанному отверстию в земле у корней приметного раскидистого дерева, она неторопливо закончила начатое. Засыпав яму, утрамбовала как следует землю. Насыпала сверху прошлогодней листвы и мелких веточек, чтобы замаскировать ее.
Уселась под этим же деревом, прямо на то место, где зарыла клад, прислонилась спиной к стволу. Коснулась бездумно пальцами печати на руке.
Почему Амади не позвал ее через печать? Отправил Иму…
Или Иму действительно направлялся куда-то по делам, а ее… увидел случайно? Да нет, что за чушь! Таких случайностей не бывает. Возможно, просто Амади поленился звать ее сам. И попросил Иму, чтоб проведал ее по дороге.
Тот — наполовину призрак. Одной ногой в мире потустороннем, другой — в мире явленном. Потому и переноситься может мгновенно на дальние расстояния. Ему мерить тропы шагами не приходится. Разве что изредка.
*** ***
Слишком долго оставаться в горах Накато не стала.
Рыбалка в глубоком ручье оказалась удачной, но на что ей много рыбы? С собой не возьмешь — пропадет. Ну, запечь, завернуть в широкие листья — этого на день-два хватит. А потом? Вялить рыбу или мясо несколько дней — много возни.
Она облазила несколько лощин и невысоких хребтов, несколько десятков полян. Весна стояла пока слишком ранняя, так что сладких ягод нигде не нашлось.
Приходилось возвращаться к Амади. И то: хоть колдун пока и не напоминал о себе, но злить его не стоило.
Кочевье, пока она моталась к подножию гор, успело сняться с места и отойти далеко в сторону озер. Так что догонять ей пришлось дольше, чем рассчитывала. Когда она снова очутилась в окрестностях, где стало на очередную стоянку кочевье, Амади не стал ругать ее или выказывать недовольство.
Он увиделся с ней лишь ненадолго, перед рассветом, в лощине в виду кочевья.
Деловито сообщил, что нашел для нее место. И спустя пару декад она займет его. Будет это, когда путь кочевья Фараджа пересечется с дорогой другого кочевья, чуть меньше.
Туда, в другое кочевье, собираются отдать с полтора или два десятка рабов. Вот Накато и займет место среди них.
Разумеется, попадаться на глаза Фараджу или кому-то еще в кочевье не обязательно. Рабов передадут, после этого дороги двух племен разойдутся. Вот на другой день, как они направятся в разные стороны, она и проберется ночью потихоньку туда, в новое кочевье. Новых рабов первые дни никто не будет помнить по лицам — вот пусть и затеряется среди новеньких.
На робкий вопрос — как же она затеряется, если ее сможет признать кто-нибудь из своих, Амади только фыркнул и отмахнулся. Мол, сообразительнее надо быть.
Только и оставалось, что пожать плечами в недоумении. А потом кивнуть. Колдун вроде как остался этим доволен. Хмыкнул, похлопал ее по плечу.
Ну, если не слишком беспокоится — ей и подавно ни к чему переживать. Как-нибудь все устроится. В степях, по всему, пробыть придется еще долго. Возможно даже, год. Или два. Зато у нее впереди две совершенно свободные декады! Ей только нужно будет следовать за кочевьем в отдалении, не выдавая себя. А потом…
Потом не будет ничего нового.
Она станет исполнять роль безответной рабыни и ждать приказов Амади. А спустя время, когда-нибудь после, все снова поменяется. Но ненадолго. И так до бесконечности.
Обыкновенное течение жизни. Ничего нового или такого, что можно было бы считать невыносимым.
Она — игрушка колдуна, и она зависит от всякого его каприза. Она привязана к нему невидимой нитью, что тянется к печати на ее руке.
А еще она ближайшей ночью проберется в кочевье и украдет там бутылку вина. Пищу-то она и сама в состоянии себе добыть! Хотя нет: она украдет две бутылки вина. Одну — для себя. Вторую — чтобы принести жертву Нефер.
Может быть, однажды ветреная богиня поможет ей избавиться от крепкого поводка, которым она привязана?