Монстр поневоле. Книга 3. Снова на привязи

Глава 12

- Это как – полдекады? – недоуменно переспросила Накато.

Может, послышалось ей?

- Тьфу ты, бестолочь! Как ты говоришь, тебя в шатрах держали?! Набрехала, небось, - заворчала лекарка с досадой. – Небось, только зубрам шерсть чесала да корзины плела, и ничего больше. Еще, может, ложе кому грела, пока помоложе была, - она окинула Накато презрительным взглядом. – Декада – это десять дней! Полдекады – это, - она задумалась. – Это вот столько дней, сколько пальцев у тебя на одной руке.

- Пальцев? – переспросила девушка и уставилась на собственную ладонь.

Несколько лет прошло, но она помнила, как ровно так же разглядывала свои пальцы, когда Амади только начал объяснять ей про счет.

- Хватит таращиться! – прикрикнула старуха. – Тоже еще, красоту нашла. Ишь, сошли мозоли-то с ручонок! Шкурка новая наросла. Гляди, как раз пойдешь снова на тяжелую работу, сызнова мозоли набивать, если будешь вести себя, как малахольная!

- И чего меня все малахольной обзывают, - буркнула Накато. – Что я дурного сделала?

- Ты к ведунье в шатер ввалилась, когда она не звала тебя. А перед тем – дрыхла, только что не храпела! Айна, вон, говорит – так и храпела даже.

- Сама она храпела, - окончательно скисла девушка. – Дочка кривой гиены и холощеного зубра!

Старуха на это расхохоталась, качая головой и похлопывая себя сухой ладошкой по тощим коленям. Пару раз даже пятками притопнула от удовольствия.

- Ох, и остра на язык, - проговорила она. – Ох и остра! Не били тебя за болтовню-то твою?

- Всяко били, - хмуро отозвалась Накато, дуясь. – А чего врать про меня? Не спала я. Ждала, как велено было. И пошла сразу, как позвала госпожа. Но ты погоди: как ты так говоришь – столько вот дней я провалялась без памяти? – она растопырила пальцы.

- Вот столько, вот столько, - лекарка покивала. – В шатре вас обеих нашли – и тебя, и госпожу Рамлу. Лежали обе без памяти, - она покачала головой и смолкла.

Вон как! Целых пять дней провалялась. Половину декады. Выходит, только полдекады спустя она пришла кое-как в себя на закате, что Фарадж тут же приступил с расспросами. А она кое-как выдавить пару слов сумела – и на том все.

Нет, еще она ухитрилась с лекаркой перекинуться парой фраз. Благо, та решила, что она бредит. Как же с ней так случилось? Неужели от дыма?

- Бабушка, - позвала Накато. – А почему я столько лежала? Неужто захворала чем?

- Дыма от травы ты надышалась, - проворчала старуха. – Госпожа Рамла пыталась вызвать видения, чтобы открыть нашему господину, - тут она подкатила глаза кверху, - то, что он хотел вызнать. Да целый шатер задымила травами колдовскими. Не то напутала чего, не то духи ей нашептали. А может, так и хотела. Не помнит она ничего.

Повисло молчание. Зачем же Амади потребовалось такое? А старуха, видно, знать не знает, от каких травок их со шхарт эдак разморило.

Или знает? Расспрашивать не станешь – не положено рабыне любопытства. Да и что простой рабыне за дело: жива осталась, и ладно. Лечат ее, вот уж почти день миновал – а работать не заставляют. Лежи себе. Чем не радость? Есть дают. Нет, не след ей болтать и расспрашивать. И так вон – остра на язык, оказывается! Битье – ерунда. Но ведь колдун приказал – быть тише червя в тине. Молчать и слушаться.

- Слышь, - старуха сама ее окликнула. – А помнишь, как пришла в себя – просила тебя в ученицы взять? – глядела пристально, словно пыталась заглянуть в душу. – Тебе на что понадобилось?

- Так как же, - Накато, скособочившись, пожала плечами. – Сама ж сказала – дыма я надышалась. И мне так же думалось. Когда в шатер зашла – ох, и дымно там было! Аж туман стоял. Я и не помню, как госпожу искала в той темени.

- А чего полог не откинула? – хмыкнула лекарка.

- Полог? – переспросила девушка. – А ведь и правда: полог-то откинуть надо было, - она захлопала глазами. – Побоялась я – как бы госпожа не заругала. Она ведь, когда меня выставила, велела – плотно завесить! Так там дыма было, дыма, - продолжила девушка. – Я мне потом, как пришла в себя, подумалось: а кабы я знала все травы, и что бывает от их дыма! Может, догадалась бы раньше, что там худо будет.

- Вот еще выдумала! А что толку, если бы и догадалась? Твое дело – все одно: молчать да делать, что велят.

- И то верно, - Накато покивала и смолкла. – Что ж это за трава такая была? – протянула она.

- Цвет червей, - хмуро отозвалась старуха.

Вот так-так! Догадалась, выходит, старая ведьма! А ведь с таким видом разговор вела – мол, и не знает ничего. Накато стоило труда скрыть испуг и удивление.

- Цвет червей? – переспросила девушка вроде бы в недоумении. – Это что же он, выходит, лечебный?

- Ядовитый он! – лекарка хлопнула ладонью по коленке. – Как есть, чистая отрава. С него только мгуры пыльцу и собирают!

- Мгуры? – вот здесь ей не пришлось изображать удивления – и правда растерялась. – Мгуры – они ведь духи. На что духам пыльца?

- Не духи они, - хмуро отозвалась старуха. – Вернее – они посланники духов, но пыльцу они с цвета червей собирают, точно тебе говорю. Сама как-то раз видела! Еще девчонкой, - она помолчала. – Я тогда спряталась. Хотя до сих пор не знаю – заметили они, или нет. У них-то зрение куда как острее людского! Только почему не убили? Да неважно уж, - махнула рукой. – Так вот – мгуры только пыльцу с цвета червей и собирают.

- Зачем же им ядовитая пыльца? – уцепилась Накато. – Никогда такого не слышала, - прибавила она.

- Да мало ль, чего ты не слышала, - фыркнула старуха пренебрежительно. – Тоже мне, великая всезнайка! Решила – раз ты не слышала, так уж и небыль совсем?

- Всегда удивлялась – почему так называют: цвет червей? – протянула девушка, глядя в сторону. – Оттого, что на озерах растет?

- Оттого, что вырастают эти цветы только там, где закапывают останки червей, когда выдавили из них краску! – рявкнула лекарка. – Не растут они по-другому. Нигде больше. Только вдоль озер, там, где раздавленных червей закапывают обратно в тину.

А ведь правда! Накато даже удивилась, что ни разу не обращала внимания. Она ведь жила в кочевье, что никогда не отходило далеко от озер! Каждый год рабы старательно копали озерную глину, чтобы вытащить оттуда червей, которых потом убивали ради нескольких капель краски. И заросли цвета червей она не раз видела. Правда, о том, чтобы мгуры собирали с них пыльцу – никогда не слыхала. Даже звучало дико и несообразно.

На что мгурам пыльца? Этого старуха не сказала. Может, и сама не знала. А может, из ума выжила – вот и придумала невесть что.

Широкие поляны цвета червей Накато всегда видела издали. К ним никогда не подходили. Правда, она не слышала и того, чтобы кому-то запрещали приближаться туда. Сама она не ходила – ей всегда забот хватало. Она ведь была рабыней.

- Заболталась я с тобой, - проворчала лекарка. – Ты наелась?

- Спасибо, бабушка, - Накато кивнула.

- Ну, так ложись, - старуха кивнула на подстилку. – Тебе лежать надо, сил набираться.

- Я думала, меня к госпоже отправят, раз очнулась, - тихо отозвалась она. – Разве нет?

- А ты по госпоже своей соскучилась? – сухие тонкие губы старухи изогнула насмешка. – Не нужна ты ей пока – в беспамятстве лежит. Да и на что ты ей – сама ослабшая, служить как следует не сможешь! Лежи, набирайся сил, - кивнула на подстилку снова. – Да не вздумай вскакивать и бегать, как давеча. Велено лежать, вот и лежи. Набегаешься.

- Прости, бабушка, - Накато опустила голову. – Не знала я, что подниматься нельзя.

- Ишь, послушная какая, - пробурчала лекарка. – Ты глазья-то не прячь свои бесстыжие, вижу я насквозь все твое притворство! Глядишь в землю, а сама язва языкастая.

- Так битой быть не хочется, бабушка, - она простодушно захлопала глазами.

- Вот и слушайся, - старухе, видимо, надоел разговор. – Прекращай болтовню да ложись! И лежи, пока вставать не велят, - она поднялась, кряхтя, полезла в свой шалаш.

Накато улеглась, как было велено. Высунулась из шалаша помощница, принялась убирать плошки после ужина. Сама то и дело зыркала любопытными глазенками.

И пусть ей таращится! Девушка повернулась набок, свернулась калачиком под вторым покрывалом. А в шатре ей, значит, не место – вместе со шхарт! Пусть под открытым небом ночует, пока не поправится. Впрочем, всегда так было – она ведь рабыня.

Интересно, придет нынче к ней во сне Амади? Спросить бы его, на что приказал ей сыпануть ядовитых лепестков в жаровню шхарт!

*** ***

А ведь она не спросила главного: на что держать сушеные лепестки цвета червей, если он настолько ядовит. К чему вообще собирать их, сушить?

Эх, не спросила старуху, пока та расположена была к беседе – а теперь поздно. Она ушла, и неизвестно, захочет ли еще разговаривать с рабыней, которую ей поручили вылечить. Может, завтра придет в себя Рамла, и ей придется возвращаться в шатер.

Хотя в этом случае можно будет спросить ее.

Накато попыталась представить, как станет выпытывать у ведуньи – кто и для каких надобностей собирал для нее цвет червей. То-то она удивится, как служанка разговорилась, да еще с расспросами пристала! Не говоря уж о том, что служанка знает о цвете червей и его ядовитых свойствах.

Заснула незаметно. Колдун не являлся – будто и забыл о своей кукле.

Не вспоминал он о ней и в последующие дни, когда кочевье спешно двигалось на запад. Накато еще несколько дней оставалась без сил, так что ее везли перекинутой через спину верхового единорога.

Все эти дни неизменными спутниками ее были скука и недоумение. Куда понесло Фараджа, да еще с такой поспешностью? Кочевье останавливалось лишь на ночь, и поутру снова снималось и шло дальше, все сильнее забирая к северу.

Накато вез один из воинов, и она поневоле прислушивалась к разговорам вокруг. Судя по всему, прежде племя ходило зимой совсем другой дорогой.

И никто не понимал – с чего вдруг глава кочевья решил сменить привычный порядок вещей. А вот у Накато мелькали смутные догадки. Кажется, Фарадж таки получил от своей Рамлы ответ, которого так жаждал. И ответ этот погнал его… куда? К западу лежали соленые озера – уж не к ним ли?

Нет, если Фарадж и делился с кем-то своими планами и мыслями – то не с теми, кто чесал языки во время переходов.

Недурно бы ночью подобраться к шатру главы кочевья да послушать – что говорят внутри. Да только слабость не позволяла подняться, не говоря уж о том, чтобы шататься по спящей стоянке. У Накато едва хватало сил, чтобы поужинать, прежде чем улечься спать. Старуха лекарка с ней больше не разговаривала – у нее были свои заботы.

*** ***

- Ты косорукая, кривоногая, косоглазая, кривоносая, - бормотание женщины вырвало Накато из полудремы.

Она распахнула глаза и в недоумении уставилась на склонившуюся к ней девицу. Та была знакома – юная, красивая, гладко причесанная и пахнущая благовониями – одна из наложниц Фараджа. Туника из тонкой белой шерсти подпоясана тонким плетеным кожаным шнурком, и от этого складки красиво облегали округлое тело.

- Ты чего, в ведьмы решила податься? – выдавила Накато. – Бормочешь вон несуразное, ровно заколдовать пытаешься…

Та вздрогнула от звука ее голоса, взвизгнула, взвилась, ударила неожиданно тяжелой ладонью по щеке.

- Лапища у тебя, как у скотницы, - заявила Накато. – Такой только зубров по задам лупить. Неудивительно, что наш господин предпочитает ложе госпожи Рамлы вместо твоего.

- Заткнись, дрянь! – выплюнула девица. – Ты – страшная, тощая, гадкая, вонючая, немытая, - вновь принялась она перечислять, - старая облезлая кляча! И госпожа твоя – старуха, которая пускает сейчас слюни у себя в шатре, и видеть тебя не желает. А ты – врунья! Ты зашла в шатер без зова, и я видела это.

- Ты – болтливая вьюжница, - Накато устало прикрыла веки. – Метешь без толку, и все из-за своей пустой злобы.

- Ты – врунья, - упрямо повторила девица. – Из-за твоего вранья меня велели высечь! Но ты знай: не вечно тебе прислуживать госпоже, не навсегда с тобой ее милость. Ты решила, что высоко взобралась – так скоро окажешься там, где тебе и место: будешь вычесывать шерсть у старых зубров и чистить ковры, чихая от пыли! А я подкараулю момент, чтобы спустить с тебя шкуру, - она воровато оглянулась, торопливо поднялась на ноги и шмыгнула прочь.

Да чтоб тебя! Накато досадливо вздохнула.

Кажется, у нее объявилась личная недоброжелательница. Словно без того мало было тех, кому она стала поперек горла.

Это, значит, та самая Айна и есть, что заявила – мол, дрыхла она, а потом в шатер без спросу сунулась. И что, хотелось бы знать, наложница Фараджа забыла возле шатра Рамлы, когда та развела суету?

И явилась теперь – просто, чтобы досадить. Потому что знала – не встанет обессиленная рабыня. И даже на помощь не позовет.

- Сама ты косорукая и кривоногая, - проворчала Накато себе под нос. – И все остальное!

«Врунья и есть, - прибавила она мысленно. – А у меня и глаза смотрят прямо, и лицо ровное!».

Ну, единственное, что – мыться чаще не мешало бы. Что поделать – это степь. Здесь часто моются только те, кому надлежит согревать ложе одного из важных людей в кочевье. А она – просто рабыня на побегушках у могущественной Рамлы. Пусть даже та пока еще и не слишком-то могущественна.

- Чего это здесь Айна забыла? – ворчливо осведомилась лекарка, выбираясь из шалаша.

- Она разбудила меня, бабушка, - пожаловалась Накато. – Сказала, что я кривоногая и косоглазая. Это же неправда! У меня и глаза ровно смотрят, и ноги прямые…

- Тьфу ты, еще заплачь, - зафыркала старуха. – Нашлась красавица! Чего это она тебе притащила? – она зашарила возле бока Накато. – Ага! Обозвала она тебя, говоришь? – и показала девушке небольшой сверток. – А? А ты, выходит, жалуешься на нее – чтобы с толку сбить?

- Кого с толку сбить? – не поняла Накато.

- Молчи! – прикрикнула старуха, потрясла сухим кулаком у ее носа.

Поднялась и ушла торопливо в свой шалаш. Неведомый сверток утащила с собой. Спустя немного выскочила девчушка – одна из помощниц, кинулась опрометью в темноту.

Накато наблюдала за этим со смутной тревогой. Сон пропал, как не бывало. Она таращилась в темноту, бестолково моргая. Зачем являлась Айна на самом деле, что это она ей подсунула? Сердце колотилось в тревоге. Причины этой тревоги девушка сама не могла понять – просто грызло смутное предчувствие какой-то неприятности.

Не просто так заявилась эта девица к шалашу лекарки!

А она даже не заметила этого клятого свертка, пока старуха его не вытянула! Что ж там внутри? Уж наверняка ничего хорошего – вон, как девчонка порскнула, словно ей пятки поджарили.

Попыталась приподняться, чуть оторвала голову от покрывала – и уронила ее обратно, тяжело дыша. Нет, сил на то, чтобы поужинать, сидя, у нее хватило. Но на том они и закончились.

Накато прикрыла глаза, пытаясь отдышаться.

Из черноты выдернуло рывком, когда кто-то встряхнул ее за плечи. Она распахнула глаза, испуганно заморгала. Сердце заколотилось, точно сумасшедшее.

Накато глядела недоуменно на сидящего прямо перед ней Фараджа. Лицо вожака исказилось от ярости, он громадными лапищами вцепился ей в плечи.

- Говори, - рыкнул он, видя, что она проснулась. – Зачем тебе понадобился цвет червей?!

- Цвет… червей, господин? – выдавила Накато, плохо соображая спросонок.

- В свертке, что принесла тебе Айна, был цвет червей! Она стащила его и принесла тебе – ты ее просила.

Цвет червей! Вот что было в свертке, что нашла у нее под боком лекарка. Накато начала понимать. Айна подбросила ей клятую отраву! И оговорила ее.

А она без сил, даже удрать сейчас не сможет! Да если бы и могла – Амади с нее шкуру спустит. Он ведь заявил – она обязана остаться в шатре Рамлы любой ценой! И должна выкрутиться из любой передряги, если эта передряга мешает ей исполнить приказ хозяина. Колдун не послушает оправданий.

- Как это Айна выполнила просьбу рабыни? – проговорила она после недолгого молчания. – Она меня ненавидит!

- Эк заговорила, - Фарадж зло сощурился.

Не поверил! Не поверил.

Ну да – бессловесная тупая рабыня, которой отвешивали пинков и тычков все, кому не лень, вдруг обрела дар речи! И как сразу заговорила. Без страха, без подобострастия. Без запинки выдала целую речь, взывая – ни много, ни мало – к разуму. Обвинила наложницу самого главы кочевья в том, что та из ненависти оговорила ее.

Ясное дело, Фарадж не поверил. Просто потому что забитая рабыня не могла такого сказать. Это как если бы бессловесный зубр вздумал говорить по-человечески.

- Айна не стала бы, - проговорил он медленно, точно пробуя слова на вкус. – Не стала бы выполнять то, что ты сказала. Да и не приходила она к тебе до этого, - покивал.

Отпустил плечи Накато, отпихнул ее и поднялся. Девушка замерла, скорчившись под своим покрывалом.

- Она всегда такая говорливая? – это он обратился к старухе-лекарке – та выползла из своего шалаша.

- Здесь, у меня, разговорилась, - отозвалась та. – Вон, в ученицы ее взять просила.

- Обойдешься, - отрубил он. – Есть у тебя помощницы, и довольно.

- Мне и не надобно!

- Вот и обойдешься, - веско повторил он. – А ты, - он наклонился снова к Накато, прихватил покрывало под подбородком, заставив ее сжаться в комочек. – Глазьями мне не сверкай! Вот что с ней делать? – он поднял взгляд на лекарку.

- А что, не поспоришь ведь, - та хмыкнула. – Она просто болтала попусту, господин. Не ведьма она! И Айна, наверное, правда сама ей сверток подбросила. Она и не соображает – вишь, как от страха трясется?

- Не вижу, - грубовато оборвал Фарадж. – Я вижу, как она переводит разговор на Айну.

- Так ведь Айна на нее наговорила!

- А ты-то чего заступаешься, а?

- А того, что наглая гиена эта девица, Айна! Ты уж прости, господин, - она поклонилась. – А только не люблю я, когда просто так возле шалаша у меня отираются, да непонятно чем занимаются.

- Ага, - он покивал, ухмыляясь. – Не по тебе что-то, так? Без почтения отнеслась к тебе Айна. Вот ты и окрысилась на нее.

- Только ничего это не меняет, - упрямо насупилась старуха. – Я для прекрасной наложницы твоей – глупая старуха, никчемная рабыня. Других вон рабов лечу. Только и служанка госпожи Рамлы – рабыня. С чего это вдруг гордая госпожа Айна вздумала бегать по поручениям служанки? Нет, - она покачала головой. – Ни в жизнь в такое не поверю!

- Ладно, - уронил наконец Фарадж. – Потолкую с Айной. А ты – гляди в оба! – он потряс пальцем перед носом лекарки.

- Буду, господин, буду, - та поклонилась. – Непременно буду глядеть в оба – у меня не забалуешь!

Накато, не веря, что гроза миновала, глядела в спину удаляющегося Фараджа. Как это он так просто поверил?!

А Айна… Девице нужно непременно отомстить! Чтоб даже думать забыла, что такое – глядеть в ее сторону и выдумывать пакости. Притащила ей сверток цвета червей – это ж надо такому статься!

Сколько ж ей еще так лежать? Уж любопытство разбирает – что там с Рамлой, и что замыслил Амади. А она валяется, и пальцем едва может шевельнуть! Досадно. И колдун не напоминает о себе. Досадно и непонятно.