Амади задумчиво глядел на Накато.
Она, не выдержав, опустила голову. Вроде как во взгляде колдуна не было гнева. Но пристальный взгляд словно пронзал насквозь.
«Почему ты считаешь, что это я украла, мастер?»
Язык отказывался повиноваться. Такой простой вопрос — но Накато каким-то безотчетным чутьем понимала, что отговорка не покажется Амади убедительной. А что за прок говорить, если тебе не поверят?
«Ложь глупа. Ложь, которой заведомо не поверят, глупа вдвойне, — прошелестел в ушах еле слышный голос Нефер. — И что постыдного в том, что ты почитаешь богов?»
Да, постыдного ничего. И ничего такого, за что следовало бы гневаться на нее. Откуда же это нежелание сознаваться, куда подевала жемчуг Рамлы? А может, это память о жизни в Ошакати — там ведь запрещалось чтить богов!
— Мастер, — выдавила девушка. — Ты станешь гневаться на меня за то, что чту богов?
— Ты принесла жемчуг в жертву Нефер? — ответил колдун вопросом на вопрос.
Она кивнула. Говорить под его бесстрастным взглядом было тяжело. Невольно сжалась, ожидая — как он поступит.
Возможно, по обыкновению тяжело вздохнет и махнет рукой. Хотя и от такого ей делалось не по себе: словно пренебрежительная снисходительность колдуна ставила на ней клеймо. Мол, ни на что не пригодна — чтит богов, вместо того, чтоб исполнять приказы, как положено.
— Ветреная удача, — протянул Амади. — Значит, ты чтишь ее. Продолжаешь приносить ей жертвы, пытаешься задобрить. Вот только доброта богов непостоянна. Их благосклонность преходяща. Я-то думал — та твоя дикая выходка была единственной досадной случайностью. А оно вон как, — примолк ненадолго. — И что же, ты часто приносишь ей жертвы?
— Время от времени, — отозвалась Накато. — Почему вы, колдуны, с такой неприязнью относитесь к богам?
— Я сейчас скажу то, чего никогда прежде, помнится, не говорил, — размеренно отозвался колдун. — Не твое это дело — то, о чем ты сейчас спросила. И отвечать я тебе не стану.
— Ты и не должен, мастер, — проговорила девушка. — Я служу тебе, и должна лишь исполнять приказы. То, что ты добр ко мне — я благодарна тебе за это.
— Надо же, — он усмехнулся. — А я уж думал — ты позабыла об этом. А ты помнишь. И лицемерить научилась, — ухмылка превратилась в оскал гиены.
На миг Накато почудилось — сейчас ударит ее. Как-то раз он уже повышал на нее голос. Должно быть, она сильно изменилась. Начала злить его.
Да, она изменилась. Ее ведь тоже тяготит теперь его власть над нею. А прежде она радовалась. Даже не верится сейчас — радовалась, что у нее есть хозяин. Радовалась, каков этот хозяин! Добрый, справедливый, щедрый.
Амади некогда купил ее преданность добрыми словами, позволением разговаривать и несколькими пригоршнями сладких ягод. Ах да: еще нарядом из желтой ткани, которую она сама же и украла.
Опустила голову, боясь, что мятежные мысли отразятся на ее лице.
— Как ты принесла жертву? — вопрос заставил вздрогнуть.
Накато подняла взгляд на колдуна. Тот глядел внимательно, с интересом. Что он имеет в виду? Что хочет услышать?
— Ну… как приносят жертвы богам, — пробормотала она. — Правда, жертвы Нефер принято бросать в воду. Но сейчас зима, а глубоких водоемов поблизости нет… я сожгла жемчуг. И он оказался у нее!
— Значит, ты видела Нефер. Она ведь обрела плоть после того, как ты принесла ей в жертву свою кровь в стенах башни Ошакати!
— Ну да, я видела ее, — Накато попыталась понять, к чему он клонит.
В вопросе ей отчетливо чудился подвох. Но в чем этот подвох заключался? Колдун и так знал, что Нефер обрела плоть. И богиня прямо сказала — неважно, узнает ли он о том, что она, Накато, чтит ее. Или нет.
— Она сама явилась сюда, к тебе, — протянул Амади. — Боги редко являются смертным. Но она решила прийти к тебе.
— Ну… да, — Накато вздернула плечи.
Выжидающе уставилась на него. Что он имел в виду? И что хотел услышать. Да, Нефер сама решила прийти к ней. Она всегда сама приходила. И нередко сама подавала голос, напоминая о себе. Пытаясь предостеречь или наставить.
— Я тебе сейчас скажу, а ты подумай над моими словами, — медленно проговорил Амади. — Никто — ни смертные, ни бессмертные — не приходит ни к кому просто так. Если к тебе пришли — значит, от тебя что-то нужно. И еще, — он взмахнул рукой, предупреждая возражение. — Ты можешь думать что угодно. Но мы не так-то и зависим от удачи.
— А ты помнишь, сколько раз сам поминал удачу, мастер? — не удержалась Накато.
Да, Нефер говорила, что это необязательно. Вот только она и не запрещала говорить о ней! А стерпеть несправедливость сейчас оказалось выше ее сил.
Амади рассмеялся.
— Удача или нет — но я иду к своим целям, — заявил он. — И еще. Нефер дарует удачу — это правда. Только дарует она ее лишь тем, кто ей приглянется. А в жертву она потребует плоды этой удачи. Вспомни сама, сколько ты жертвоприношений сделала добровольно. Или по ее требованию. И довольно! — прикрикнул он. — Ступай, — махнул рукой.
Что ж. Ступай так ступай.
Накато поднялась и безропотно побрела прочь. Выйдя из шатра, остановилась. Подняла голову к низкому, набрякшему тучами, небу.
Должно, будет снег. Воздух сырой.
Накато поежилась. Было неуютно. Идти к шхарт не хотелось. Вообще никого не хотелось ни видеть, ни слышать. Суета и разговоры вызывали глухое раздражение. А еще слова колдуна посеяли смутную тоску в душе.
— Это правда, великая? — шепнула девушка еле слышно. — Неужели ты правда отбираешь все, что даруешь?
«Твой хозяин — колдун, — ветер зашелестел, принеся слова ответа. — Даже такие, как он — изгои — пресмыкаются перед мгурами. А мы, боги, мгурам неугодны».
Боги мгурам неугодны. Накато стояла, силясь осознать услышанное. Кем должны быть эти самые мгуры, чтобы им сделались неугодны сами боги?! Неслыханная дерзость.
А ведь слово ей знакомо. Рамла тогда, еще осенью, говорила о мгурах!
Как же она сказала? Накато напрягла память, силясь вспомнить лучше. Соленые озера — сказала шхарт — сделаются кислыми. Амади говорил — причиной вулканы на севере. Огненные горы, из которых льется огонь и расплавленный докрасна камень. От их извержения и попало в озера что-то, сделавшее их кислыми. Потому и не будет цвета червей — должно быть, ему нужна соленая вода, чтоб расти и цвести, а не кислая. Это как раз понятно.
И мгуры будут носиться над степью голодные и обозленные…
Эти мгуры питаются цветом червей? Ну да, мамонты питаются травой, львы и гиены — мясом. А какие-то мгуры могут есть только цвет червей. Хотя Накато ни разу не видела существ, которые обгрызали бы цвет червей. Да и кусты цвета она ни разу не видела обглоданными. Этот цветок, распускающийся по берегам озер, ядовит. Всякое живое существо обходит его стороной.
Впрочем, есть великий порядок вещей. И если что-то существует в мире — пусть оно и кажется бесполезным и даже вредоносным — значит, так для чего-то нужно.
Кто же они такие, эти мгуры?
Спросить Амади? Не ответит — в этом Накато была уверена. Он ведь отказался вовсе говорить об этом. Еще и разозлится. Потому что поймет — о мгурах она услышала от Нефер.
Спросить Нефер? Девушка вслушалась в шелест ветра среди шатров. Нет, голоса богини не слыхать. Она приходит, когда считает нужным, и после исчезает. Что ей за дело до жалкой смертной?
Никто ни к кому не приходит просто так, — сказал Амади. — Если к тебе пришли — от тебя что-то нужно.
Чистая правда. Ведь и он, Амади, пришел к ней когда-то, потому что ему было что-то от нее нужно. Была нужна она сама — ее тело, ее воля. Ее помощь в его делах. Да, он за это согласился кормить и одевать ее, заботиться о ней.
Встряхнула головой. Что за прок гонять одно и то же впустую по кругу!
Когда пришел Амади — она была беспомощна. И с радостью приняла нового хозяина. Теперь она не беспомощна, и его власть тяготит ее. Это она давно поняла. Как поняла и то, что не испытывает к колдуну благодарности. Слишком многое произошло за истекшие годы. Слишком изменилась она сама.
Неохота возвращаться сейчас в шатер шхарт.
Накато, подумав, направилась неторопливо к крайним шатрам, окружавшим становище. Хотелось побыть одной. Возможно, ей явится снова Нефер. Или удастся хотя бы услышать голос богини.
Усмехнулась сама себе. Когда-то она не мыслила себя без хозяина. Сейчас цепляется за Нефер. Почему, что для нее та? Надежда, помощь?
Но Нефер помогает лишь тогда, когда это совпадает с ее собственными целями.
Накато усилием воли остановила круговерть мыслей, испугавшись. Это о хозяине и его делах можно думать все, что пожелаешь. А боги — всемогущи и вездесущи. Им открыты все потайные помыслы людские.
«Открыты, — хихикнула Нефер, и порыв ветерка швырнул Накато в лицо горсть колючего снега. — А ты, похоже, теряешь трепет перед теми, кто выше тебя. Сначала стала пренебрежительно относиться к Амади — тому, кто создал тебя. И уже замахиваешься на то, чтобы усомниться — нужна ли тебе я. Ты и правда сомневаешься?»
Еще пригоршня снега в лицо — еще сильнее. А ведь погода стоит безветренная!
— Излишне, владычица, — прошептала Накато. — Я помню, кто ты и кто я. Я помню, чем тебе обязана…
Вокруг ее снег взвихрился, пригоршни колючей крупы полетели в лицо одна за другой. Накато не пыталась уклоняться или закрываться. Бесполезно — это шутки богини. Та недовольна, и выражает так свое недовольство. Она — не колдун: ей недостаточно показного послушания. Ей нужно, чтобы смертная принадлежала ей телом, душой и всеми помыслами.
Накато пыталась отыскать в душе смирение — и не находила.
Было только жадное любопытство: как же поступит богиня? Убьет ее прямо сейчас, на месте? Откажет в благоволении?
«Нет. Я ведь бессмертна — и помню об этом. Я просто подожду».
Ветер, вихрившийся вокруг девушки, стих. Снег улегся на место, припорошив ей ступни. И что, все?
Накато задрала голову, вглядываясь в низкое рыхлое небо. Богиня подождет, пока смертная сама исполнится смирения? Что ж, так лучше. Возможно, когда-нибудь это и впрямь произойдет.
— Нет, вы на нее посмотрите! — заверещал за спиной сварливый голос.
Кто-то крепко ухватил Накато за плечо и развернул к себе. Она едва сдержалась, чтобы не впечатать кулак в живот наглецу. Вернее — нахалке.
Это же ее товарка, вторая служанка Рамлы! Сдержанность оказалась кстати: та, не переставая верещать, залепила ей несколько затрещин.
— Ты чего, — только и выговорила девушка. — Мы же подруги…
Это она погорячилась, конечно. Но ведь прислуживали одной госпоже, в одном шатре! И беседовали изредка, бывало.
— Драная гиена тебе подруга! — взвизгнула та. — Ты знаешь, сколько мне затрещин надавала госпожа за тебя! Она, как узнала, что ты не угодила обо Бомани, и он тебя выгнал, — она всхлипнула. — И шатаешься теперь где-то!
— Я, — Накато запнулась. — Я, наверное, потеряла счет времени…
— Почему шаман выгнал тебя?!
— Не знаю, — она пожала плечами. — У него вид был усталый. Я даже предложила ему размять плечи, как иногда делала. А он сказал, чтобы шла прочь, и не мешала ему думать. Он о чем-то размышлял…
И сама себе удивилась. Эк складно врать научилась! И главное — к чему? Так и так шхарт орать будет, после — затрещин надает. И эта тоже станет ходить с надутой рожей.
— Идем, — зло процедила девица. — Таскаться еще за тобой, искать, — заворчала она. — Замерзла вся! Понесли тебя беспутные духи…
Накато неохотно поплелась следом. Пререкаться и огрызаться не хотелось. Навалилось ставшее привычным равнодушие.
Переждать. Это время, что Амади решил провести в кочевье, нужно просто переждать. Сколько бы это ни продлилось — рано или поздно оно закончится. Судьба рабыни тяжела и беспросветна — она прекрасно знала это. Просто успела попробовать другой жизни. И теперь с трудом переносила возврат к давно забытому.
*** ***
Давно ей не приходилось злить Рамлу. Нынче придется.
А сначала, кажется, следует разозлить товарку — вторую служанку. Потому как Рамла глядит сквозь обеих служанок равнодушным взглядом и думает о своем.
С чего бы только начать? С хвастовства — глупо. Она никогда не хвасталась.
— Что ты копаешься? — с раздражением буркнула вторая служанка, словно знала — ей нужен повод, чтоб начать разговор.
— Ну, ты-то всю ночь спала подле госпожи, — протянула Накато. — Выспалась…
— А ты не выспалась, — ядовито зашипела та, косясь на Рамлу.
Ведунья пока что на перебранку служанок не обращала внимания. Может, и не слышала — шипела лишь девица, и голос она предусмотрительно не повышала. Накато повела плечом неопределенно — мол, понимай как знаешь. И вроде как невзначай качнула браслетом на запястье. Прозрачный камешек, висевший на тонком шнурке, блеснул в свете огня жаровни.
— Это чего у тебя? — товарка заглотила наживку моментально. — Вот из-за этого ты не выспалась?
— Обо Бомани подарил мне, — Накато снова повела плечом небрежно.
Девица пренебрежительно зафыркала. Проняло! Гляди-ка, и стараться для этого особенно не пришлось.
— Не шипи на меня, — девушка подпустила в голос раздражения.
— А ты что за госпожа, что приказываешь мне?! — вскинулась та.
— Что вы там обе шебуршитесь?! — гневно рявкнула Рамла, внимание которой наконец привлекла перебранка. — Что за болтовня?
— Госпожа, она хвастается! — немедленно наябедничала девица.
— И ничего я не хвастаюсь. Правду говорю, — упрямо забурчала Накато. — Мне обо Бомани правда браслет этот подарил…
— Госпожа, ты слышишь! — заныла вторая служанка.
— А ну, поди сюда! — раздраженно приказала Рамла. — Покажи-ка, что там у тебя!
Накато вроде как неохотно выполнила приказ. Протянула руку, нахохлившись.
— Хвастунья, — беззлобно протянула ведунья. — Помнишь, что было в прошлый раз, когда ты хвасталась?
— И вовсе я не хвасталась, — пробубнила Накато. — И сейчас не хвасталась. А как браслет обо Таонга ты у меня отобрала, а после — потеряла, я помню.
— А ну, снимай сей момент! — потребовала выведенная из терпения шхарт.
— Все равно ты не будешь носить его, госпожа, — насупилась девушка, памятуя приказ колдуна. И то, что для выполнения этого приказа нужно как следует разозлить ведунью.
— А ты знаешь, что я буду делать, чего не буду! — та нахмурилась недовольно.
Ноздри тонкого носа гневно затрепетали. Она протянула руку ладонью вверх. Накато, словно повинуясь неизбежному, стянула браслет с руки. Насупившись, глядела, как Рамла надевает его на себя.
— Все равно ты не будешь его носить, госпожа, — упрямо пробубнила она. — Вскоре снимешь да забросишь.
Рамла только фыркнула пренебрежительно. Махнула рукой — мол, ступай заниматься своими делами. Накато, понурившись, пошла назад. Кинула злобный взгляд на довольную товарку. Та так и лучилась злорадством.
Приказ Амади был выполнен. Рамла взяла из ее рук амулет, отгоняющий назойливых духов и сама надела его на себя.
И будет носить — в этом можно не сомневаться! Мстительная упрямая натура ведуньи была хорошо известна Накато. Будет носить, как пить дать — лишь бы насолить заносчивой и чрезмерно удачливой по ее мнению рабыне.
А браслет и правда хорош: Амади постарался. И Иму руку приложил.
Широкая кожаная полоса была сплетена из ремешков разной толщины, образующих прихотливый узор. В плетеном полотне, обхватывающем запястье, сидели разноцветные камушки — голубая бирюза, зеленый малахит, прозрачный хрусталь. Тоненькие плетеные шнурки свисали свободно, и на концах их ярко блестели прозрачные камни — голубые и светло-зеленые, ярко-алые и светло-желтые.
И невдомек ведунье, что изнутри ремешки выплетают колдовские знаки. А камешки — не простые, а заговоренные. Так что ни один дух потусторонний не сумеет проникнуть в сон шхарт. И духи покойных шаманов и их учеников, что кружат сейчас вокруг кочевья, не смогут поведать, что с ними стряслось.
Почему следовало оградить от них именно шхарт — Амади не разъяснил. Хотя что мешало духам проникнуть в сны Фараджа или любого из его приближенных?
Да хотя бы и молодой супруги вождя, которую тот вновь стал звать по вечерам в свой шатер. Раз уж Фарадж снова благоволит ей — наверняка послушает, когда она расскажет о пророческом сне. А духи шаманов непременно разъяснят, почему явились именно к жене вождя, а не к его ведунье.