Монстр поневоле. Книга 3. Снова на привязи

Глава 35

Почему Рамла решила, что она – хиу? Она ведь сама – шхарт, видящая! Она бы ощутила присутствие хиу – будь в действительности Накато ею.

Однако ведунья не подумала об этом.

Возможно, слишком была напугана происходящим, взволнована? Или у нее не было времени раздумывать. Фарадж требовал от нее ответов немедля. И она решила, что Адвар, явившаяся ей во сне – потустороннее видение. А все, сказанное Адвар – откровение, не подлежащее сомнениям.

Но зачем Адвар сказала, что Накато – хиу?

Виски пронзила разламывающая боль. Тяжело думать, напрягая все силы разума, когда находишься в таком состоянии. В голове болталась вязкая муть, и мысли тяжело ворочались в этой мути.

- Эй! – ее ткнули ногой под ребра. – Не надо прикидываться, хуже будет!

Боги и духи, куда уж хуже! Накато хрипло вздохнула. Попыталась свернуться клубком на земле, но веревки не позволяли.

- Ты уверена, что она – хиу? – спросил голос Фараджа.

- Это откровение мне пришло, - тихо отозвалась Рамла. – Она – хиу, и она хочет уничтожить нас всех. И тебя, и твое племя.

- Чем я мог разгневать племя хиу? – шепнул Фарадж с ужасом.

- Ей заплатили, - мрачно отозвалась ведунья.

- Никто не может заплатить хиу, чтобы натравить ее на своих врагов! – крикнул глава кочевья. – Что можно предложить настолько могущественному созданию?!

- Ты видишь. Сколь бы ни была она могущественна – но сейчас она лежит здесь, перед нами, связанная. И она ответит на все вопросы. Ей придется.

Повисло молчание. Тишина загустела в мгновение ока – словно весь мир вымер. Не слышно сделалось ни голосов, ни даже человеческого дыхания. Только дышал тихо-тихо и потрескивал огонь в жаровне. Или слух подводит, или снаружи и правда не доносится ни звука.

Вот, значит, как. Ее, Накато, назвали хиу. И сказали, что ей заплатили.

Да! Адвар ведь не могла сказать об Амади, о том, что Накато – измененная, и о том, как из тела изгнали сперва одного шамана, после – другого.

В степях нет измененных, и колдуны с равнины забредают сюда редко.

- Послушай, - снова заговорила Рамла. – Ты напрасно надеешься, что сможешь собраться с силами и сбежать. Неважно, сколько времени тебе придется провести так. Но для тебя будет лучше, если ты сама все расскажешь. Как можно раньше! Ну! – прибавила она нетерпеливо, встряхнув Накато за плечо.

Знать бы еще, что ей наболтала Адвар. Тогда б, наверное, можно было придумать что-нибудь.

- Оставь, - проговорил Фарадж. – Она не сбежит. А время у нас еще есть. Она не станет говорить сама. Тот, кто готов расстаться со своими тайнами, чтобы спасти свою жизнь, начинает говорить сразу. С ней придется повозиться.

- Я ей верила, - шепнула хрипло Рамла.

- Что поделать. Возможно, ведьма-хиу захватила ее тело после того, как она очутилась здесь. В конце концов, не могла ведь хиу знать наверняка, кто именно ее купит.

А ведь поди поспорь. Фарадж умен – не зря глава кочевья! А вот Амади на самом деле не знал, кто именно купит и ее, и Рамлу. Просто приказал держаться за ведунью, чтобы с нею попасть к покупателю, достаточно богатому, чтоб заплатить за настоящую шхарт. И достаточно дальновидному, чтобы прислушиваться к словам ведуньи.

Шорох. Они все ушли, оставили ее?

Накато снова открыла глаза, попыталась сфокусировать взгляд. Жаровня по-прежнему горела, но людей она не видела. Правда, она вообще плохо видела сейчас в полумраке. Зрение подводило – да и неудивительно.

Значит, ведьму-хиу тоже можно лишить сил дымом цвета червей?

Едва ли это знание чем-то ей поможет. Фарадж намерен силой выбить из нее тайны, которые она скрывает. Беда в том, что она не в силах придумать мало-мальски подходящую ложь. А правда – даже если и рассказать все, как есть – его не устроит. Она не совпадает с тем, что Рамла видела в своем так называемом потустороннем знамении.

*** ***

Что рассказывать Фараджу? Молчать не выйдет. А значит, нужно придумать, что лгать, пока у нее осталось время.

Итак. Глава кочевья и его видящая считают, что она – ведьма-хиу. И ей заплатили за то, чтобы привела это кочевье к гибели. А чтобы погубить кочевье, она, видимо, решила начать с шамана. Оно и верно: без шамана кочевье делается уязвимым. Воины и вождь защитят его от вражеского нападения. Но от мистических угроз и недовольства богов оградить будет некому. И некому указать на дурные предзнаменования.

Фарадж захочет узнать, кто напустил на него злобную хиу.

Нет, не то. Глупо пытаться врать о том, кто желает уничтожения этого племени. Она и не знает, чье имя можно назвать. Нужно начать с того, как вернуть шамана в его тело.

Эх, знала бы она такой способ! Как было бы просто: подсказать Фараджу, чем вернуть шамана. Вроде как, испугавшись, выдать тайну. А уж Амади, вернувшись, скажет, что изгонит дух хиу из рабыни, и та снова сможет служить.

Вот только – откуда ж ей знать такой способ?

А может, сказать, что на шамана напал во сне дух его мертвого предшественника? Это ведь правда! Что, если Фараджу известен способ помочь в этом случае?

Слишком все зыбко и ненадежно. Хиу…

Если ведьмы-шхарт были видящими, могли беседовать с духами, то хиу назывались – повелевающие людскими душами. Считалось, что ведьма-хиу может запросто вытеснить из тела любого человека его дух, самой заняв его место. И это было малой частью того, что находилось во власти хиу.

Потому как сами хиу не были людьми.

Кто они такие – не знал никто. Кое-кто считал, что хиу – порождение мира. Такое же, как животные, деревья и камни. Люди. И духи.

Стоящие между миром явленным и потусторонним, наделенные разумом, схожим с людским. И могуществом, схожим с магами и шаманами.

Нечто, неизмеримо менее сильное, чем боги. И существенно более сильное, чем люди. Не каждый шаман или маг мог бы поспорить могуществом с ведьмой-хиу. Но что они собой представляют – не знал никто. Из тех, кто сталкивался с этими существами, выживали немногие. О том, чтобы раскрыть их тайны, не могло быть и речи. И даже упоминать их боялись.

*** ***

Накато беззвучно рассмеялась над собственной наивностью, услышав голос Таонга в голове.

Она-то раздумывала – зачем Адвар назвала ее именно ведьмой-хиу. Не потому ведь, что не придумала ничего лучшего? О чем только думала?!

Адвар думала о том, что с нее сдерут все амулеты. И тот, который дал ей Амади, тоже.

Все это ради того, чтобы оставить ее без амулета?! Видимо, и Адвар не все хорошо обдумала. Она решила сделать ее, Накато, уязвимой для духов разгневанных шаманов.

Накато все это время раздумывала, что ей делать с разозленным Фараджем и Рамлой. О шаманах она не подумала.

Придумать ложь, чтобы вывернуться. Или хотя бы помочь вернуться Амади. Бессмысленно.

Ей следовало подумать, что она станет говорить духам шаманов, когда те наконец доберутся до нее. Но она совершенно про них забыла, занятая раздумьями – как убедить Фараджа в своей невиновности. Или хотя бы – как исхитриться, чтобы выбить себе отсрочку, послабление и выбраться из ловушки.

Из ловушки, что ей подстроила Адвар, ей не выбраться.

Духи шаманов прекрасно знают, кто она такая. И какую роль сыграла в их судьбах. Их ей не обмануть никакой ложью!

Обдумать все это ей не удалось. Она осознала только, что теряет ощущение собственного тела. Окружавшая ее чернота сменилась слабым сумраком, затем – свистящим вихрем, сквозь который ничего не было видно. А потом гул бури и клубящийся мутный сумрак уступили место прохладному желтоватому свету, окутавшему со всех сторон.

А снаружи, должно быть, выглядит, будто ведьма потеряла сознание, пока находилась одна связанная в шатре, где ее оставили.

Никто и не удивится – ведь ее щедро окурили дымом цвета червей. Они просто будут ждать, чтобы она пришла в себя. Этого времени духам шаманов хватит…

Свет окутывал сверху, снизу, с боков. Да верх и низ попросту терялись – определить их не удавалось. Накато пыталась двигаться – но ощущение тела тоже пропало.

- Вот и попалась, - голос Таонга. – Не вышло перехитрить нас!

- Что вам самим-то мешало обратиться к шхарт? – осведомилась Накато.

Безнадежность накатывала, парализуя волю. Но задавать-то вопросы она еще могла!

- Мы решили подождать, - насмешливо отозвался шаман. – Ты забыла – мы здесь видим все, что происходит в мире! Видим связи между предметами и событиями. И нам ни к чему спешить, пока есть те, что все сделают за нас.

Да. К тому же шаманы и в мире потустороннем сохраняют свою силу.

А ей самой-то есть, куда спешить? Амади тоже где-то здесь, в потустороннем мире. Лишен сил и возможности на что-то повлиять. Но дух ведь невозможно убить? Значит, она тоже подождет.

«Чего вы от меня-то теперь хотите?»

Наверняка они ждут вопроса. А вот не дождутся! Им что-то нужно – вот пусть сами и говорят об этом. За этим ее сюда и вытащили.

Забавно, если подумать. В шатре осталось ее безжизненное тело, от которого Фарадж ничего не добьется. Жаль, она не увидит его лица.

- Учитель, она же над нами насмехается!

Голоса в потустороннем мире были бесплотными, совсем не такими, как в настоящем мире. Но этот казался молодым. Может, из-за нетерпеливых интонаций?

- Это ненадолго. Твой хозяин не придет, - последние слова Таонга обратил к Накато. – И тебе стоит подумать, действительно ли ты по-прежнему хочешь помогать ему. Или ты прекратишь упрямиться и сделаешь то, что скажем мы.

- Вы пока ничего не сказали, - отозвалась она.

Безмолвие в ответ показалось ей долгим. Она даже удивиться успела – не могли ведь шаманы не придумать, чего требовать от попавшейся игрушки колдуна?

«Ты пока будешь здесь, - поведали наконец ей откуда-то издали. – От тебя не будет большого проку».

Накато застыла, услышав затихшие без эха слова.

Не будет от нее проку? То есть – ее просто вытащили из тела и оставили здесь, неподвижную и беспомощную?

Ну, а что, - подумалось ей. Тело ее свободно – окуривание дымом цвета червей позволяет вышвырнуть душу прочь. Только и дел, что вселиться кому-то из шаманов в оболочку, освобожденную от прежней владелицы. К слову, место найдется обоим – ведь дух Амади тоже находится где-то здесь, в потустороннем мире.

Правда, у обоих шаманов может возникнуть искушение вселить во второе тело дух своего ученика. И тогда между ними начнется спор.

Однако ни для нее, ни для Амади проку с этого не будет.

Сама она теперь может только ждать. Чего? Неизвестно. Про нее вполне могут и забыть – ведь больше она не нужна! Сама помочь себе ничем не сумеет – ее окружает только желтоватый свет. Он похож на путы, только здесь у нее нет тела, которое можно было бы попытаться освободить из ловушки. Дергаться, рваться прочь бесполезно – да она и не может. Нечем.

Страх накатил морской волной, окутал длинными плетями водорослей – и отхлынул так же, как морская волна.

Что проку бояться? Все случилось, ничего не изменишь.

Как схлынувшее море оставляет на берегу ракушки, страх оставил после себя равнодушие и чуть тлеющее любопытство. Вспомнят ли про нее шаманы, понадобится ли она еще хоть кому-нибудь? Или так и останется здесь – в нигде за пределами привычного мира. Не увидит никогда больше степи и солнца, не почувствует дороги под ногами и ветра, овевающего кожу.

И… тогда что потом?

*** ***

- Ни крупицы силы, - с разочарованием заключил смутно знакомый голос.

Накато встрепенулась. Кажется, она впала в оцепенение без мыслей и чувств. Теперь же ее вывели из этого состояния.

- Гляди-ка, как засуетилась, - во втором голосе почудилась усмешка.

- А проку нет. Ни единой крупицы силы – даже самой крохотной. Как так?

- Колдуны с равнины, - вздохнул второй. – Наверняка их фокусы! Силы и правда нет – ни единого намека. Она родилась обычной женщиной. Не шхарт, не ведьма. Ничто.

Это… о ней?

Нет, то, что родилась обычной девицей в степном племени – Накато знала и сама. Слишком хорошо знала. Только почему их это волнует?

Это ведь ученики шаманов. Видно, их наставники чем-то заняты. А этим нечего делать? И они разглядывают ее, как диковинку.

- Не дергайся, - посоветовал ей первый. – Не поможет.

Она и не дергается. Накато слегка удивилась. И тут же сообразила: они ведь в потустороннем мире! Тело ее осталось в шатре, здесь лишь дух. Похоже, они видят каждую мысль, каждое движение души.

- Рвется птичка на волю, - усмехнулся второй. – Так и переливается, идет волнами!

Волнами? Переливается? То есть – они видят каждое движение ее души? Нагота тела никогда не смущала и не пугала Накато. Но нагота мыслей и чувств повергла в ужас.

- Вот так, - заметил довольным тоном второй. – Не надо никуда рваться – ничего не получится. Ты останешься здесь до тех пор, пока учитель не примет решение.

Это он, видимо, о своем учителе. Выходит, ученики шаманов считаются каждый лишь со своим наставником. Интересно, это их не поссорит?

- Чей учитель? – осведомилась девушка, чтобы хоть что-то сказать.

- Мой учитель, мастер Бомани!

- А! Так это он у вас самый главный и решает все?

- Что?! – возмущенный вопль вызвал у нее всплеск ликования.

- Не выйдет, - проговорил первый голос. – Ты не заставишь нас рассориться, даже не надейся. Это была смехотворная попытка. Мы видим все твои потуги. И все твое злорадство. Злобься теперь сколько угодно – тебе ничего не поможет. Ты в наших руках.

Да чтоб их развеяло! Конечно, они ведь видят каждое движение ее души. Она перед ними все равно, что голая – даже хуже, чем голая. Хуже, чем со снятой кожей!

Что ж, она особых надежд и не возлагала. Это была лишь догадка и проверка пришедшей мысли.

Однако… они не читают мыслей, словно в открытой книге. Лишь видят, как чувства волнуют поверхность души. Жаль, она ничего не видит, кроме золотистого света со всех сторон. Не знает, как она сама выглядит здесь.

И не видит своих тюремщиков. Слепа и беспомощна.

И этих двоих это забавляет. Ее открытость, ужас, скрутивший ее только что, когда осознала, что они видят каждое движение души.

Но она уже привыкла к этой мысли. Теперь она знает, и больше ее не выбьет из колеи осознание, что всякое чувство видно ее недругам. Интересно, зачем их оставили наблюдать за ней – если она не может выбраться. Боятся, что без присмотра все-таки найдется возможность вывернуться? Или… или нарочно, чтобы не позволяли ей вернуть душевное спокойствие?

Слишком уж откровенно они над нею насмехаются.

Быть может, старшие шаманы приказали – не давать ей покоя? Чтобы не могла обдумать свое положение и придумать какую-нибудь хитрость.

- По-моему, она спит, - заметил глумливо один из надсмотрщиков.

Что за пакость! Накато поняла, что они ей кажутся на один голос. Она даже не в силах различить их. Или просто устала? Непонятно только от чего. Здесь ведь нет ее тела – только душа! И она ничего не делает.

*** ***

Ничего не делать оказалось утомительно. Хуже, чем целый день таскать тяжелые кувшины на рынке или даже копать червей.

Льющийся со всех сторон свет надоел. Накато иногда проваливалась в некое подобие бессознательности – назвать сном или дремой это не получалось. Невозможно спать и даже дремать, когда постоянно видишь свет вокруг. Просто мысли и чувства в какой-то момент начинали таять, исчезать. И практически сразу ее из блаженного безмыслия выдергивали насмешки учеников шаманов.

В какой-то миг их голоса стали вызывать внутреннюю дрожь. Раздражение временами переходило в бессильную ярость. Поделать ничего было нельзя.

Должно быть, они нарочно дергают ее, чтобы свести с ума. Накато знала, что иногда захваченным в плен врагам не дают спать. Это считалось одной из самых страшных пыток. Видно, бессонница вредит не только тем, кто находится в своем теле, но и бесплотной душе.

Сколько же она сможет продержаться? Вероятно, она узнает ответ на вопрос. Но будет поздно. И сделать ничего нельзя.