Монстр поневоле. Книга 3. Снова на привязи

Глава 40

Накато каждое утро глядела пристально на руку Рамлы.

Та и правда носила браслет, не снимая. Взгляды служанки ловила и с самодовольной ухмылкой поправляла украшение. Накато этого было достаточно: ее задачей было не позволить ведунье снять браслет. Слова для этого не были нужны. Рамла, должно быть, считала ее взгляды признаком зависти. И нетерпеливого ожидания — когда же госпоже надоест новая побрякушка.

Спасибо хоть, по щекам не хлестала. Видно, осознание того, что отняла украшение у служанки, грело душу ведуньи. И позволяло сохранить хорошее настроение.

Амади ее к себе не звал, новых приказов не давал. Выжидал чего-то? Поди пойми, что у колдуна на уме.

Дни складывались в декады. Близилась весна.

Правда, в воздухе отчего-то пахло не близящимся теплом, а гарью. Может, здесь, в западных степях, всегда так? Даже если так — запах внушал смутную тревогу. Да и разговоры по кочевью ползли тревожные, озабоченные. Люди чего-то боялись, ждали недоброго. Не ощущалось привычного предвесеннего оживления, предвкушения тепла и облегчения жизни. Даже главы родов ходили мрачные.

Желтой краски в этом году не будет. Эта фраза звучала чаще всего.

Накато искренне недоумевала. Что им всем с того, что не будет краски? Да, краска — дорогой, ценный товар. С равнины через горы приходит в степь серебро, за которое краску покупают. А еще — медная посуда и зеркала, разноцветные бусы и даже жемчуг, желтый или чуть реже — разноцветный шелк. Для самых богатых и важных — вина, сласти, невиданные для степей лакомства.

Но это просто роскошь. И без роскоши можно обойтись.

Накато помнила, как иногда в родном кочевье случалось добыть меньше краски, чем обычно. И что? Ну да, главы родов и вождь злились, само собой. Но чтобы это вызывало такую гложущую тревогу? Здесь, на западе, люди сделались чересчур изнеженными. Эта мысль рождала в душе девушки неодобрение.

Пусть в нынешнем году желтой краски не будет. Пусть даже ее не будет и следующие два-три года — об этом тоже шепотом поговаривали.

Что с того?! У рабов, копающих червей, руки хотя бы заживут. Нет, раны на коже подживали за зиму. Но ладони, да и руки до локтя, а то и выше, оставались огрубелыми, точно древесная кора. Их покрывали колючие серые струпья, не сходящие никогда.

Тем не менее, даже на лицах рабов, копающих в летнее время червей у берегов соленых озер, лежала печать беспокойства и глухой тоски.

Уж этим-то чему огорчаться?! Тому, что не доведется копошиться в тяжелой сырой соленой глине и едкой желтой краске?

Непонятно. Ну да, в обмен на желтую краску с равнины приходили предметы роскоши — полированные зеркала, бусы, разноцветный шелк. Вот только ни одному рабу не достанется и нитки из тюка шелковой материи. Ни единой капли дорогих благовоний с равнины. И ни единого глотка вина или кусочка сладкой лепешки. Так что рабам-то до желтой краски?

Разве что… они тревожатся по привычке. Будут недовольны хозяева — сделается плохо и рабам.

По сути, ей, Накато, не должно быть особого дела до тревоги обитателей кочевья. Только уж больно заразительна она оказалась. Так что приходилось прилагать усилия, чтобы не поддаться общему беспокойству. И продолжать молча выполнять каждый день одни и те же обязанности, порядком надоевшие.

Иногда девушка немного жалела, что их не так-то много: будь у нее чуть больше забот, меньше оставалось бы времени на изматывающие бесплодные размышления.

*** ***

— Слушай внимательно, — говорил Амади, раскладывая колдовские предметы. — Я собираюсь звать Таонга. Он и при жизни был упертым до одури. Но он — сильный шаман, и его помощь мне ох как пригодится. Да и ученика его тоже. Бомани мне меньше нравится — его дар слабее. И нрав не столь несгибаемый. Потому он и сделался шаманом лишь после гибели предшественника. Так что я намереваюсь заполучить Таонга и его ученика.

— И ты думаешь убедить их помогать тебе?!

— По доброй воле этого не будет, — колдун усмехнулся. — Я позову Таонга, и он придет. Не сможет не прийти — ты сама знаешь. После этого ты внимания на меня не обращай. Быстро уберешь все, чтобы ничто не намекало на призыв. Приберешь в шатре — все должно выглядеть, словно никто здесь не обращался к потустороннему миру. И быстро приведешь Рамлу. Она должна прийти одна!

— Я должна ее убедить?

— Тебе придется ее убедить. Ты скажешь, что Бомани просил привести ее. И что просил ее помочь в проведении ритуала. Видишь, я разложил предметы на подносе? Вот их не убирай — покажешь Рамле.

— И ты уверен, что она согласится? — Накато нахмурилась.

— Она должна согласиться, — с нажимом повторил колдун. — Не робей! Шхарт, хоть и фыркает на тебя презрительно, но твое слово имеет вес в ее сердце. Скажешь ей, что я пытался привязать свою душу к амулету, — указал небрежно на широкую медную цепочку с причудливо переплетенными звеньями и куском хрусталя вместо подвески. — Чтобы не повторялось того, что однажды было — не вытянули мою душу из тела против воли. Она должна будет оживить амулет. Сделать так, чтобы он смог принять и заключить в себя душу.

— А если он заключит твою душу, а не Таонга? — усомнилась девушка.

Колдун негромко рассмеялся, качая головой.

— Никогда не сомневайся во мне, — отозвался он. — Я знаю, что делаю. Во всяком случае, я знаю сейчас. Все произойдет так, как и должно быть. Твоя задача лишь — привести шхарт и убедить ее сделать все, что нужно.

— Без ее помощи не получится? — проницательно заметила девушка.

Колдун пристально поглядел на нее. Покачал головой. Накато кивнула и приготовилась ждать.

Она поняла значение взгляда. Амади усомнился — не захочет ли она как-то схитрить, чтобы Рамла не помогла ему, а наоборот. Чтобы его дух, покинув тело, оказался заключенным в колдовской предмет. Тогда игрушка окажется свободна.

Накато даже удивилась, разгадав его сомнения, как ей самой не пришло такое на ум.

Но Амади отбросил мысль раньше, чем она сама успела толком ее обдумать. Решил, что она не станет так от него избавляться.

Почему он так решил? Накато уселась сбоку, напряженно раздумывая. Может, подумал, что она слишком глупа для такого? И ей не хватит ума как следует все провернуть. Или решил, что она слишком верна ему.

Хотя что за глупость? Она хотела бы оказаться на свободе. Быть самой себе хозяйкой. И он это понимает. И все-таки верит ей.

А может, дело в том, что в тело, оставшееся пустым, немедля войдет дух одного из шаманов. Того же Таонга. И тогда Накато придется скверно. Даже если она успеет удрать прочь. Она задумчиво глядела, как колдун готовит предметы для ритуала. Вынимает травы, устанавливает зеркало и две небольшие плошки с углями по обе стороны. Почему он так доверяет ей? Неужели только из-за того, что больше некому?

— Не зевай! — окликнул Амади. — Все произойдет быстро. Как только увидишь, что я во власти духов — все прибирай и беги за Рамлой!

— Я поняла, мастер, — Накато встряхнулась.

Выпрямилась, впилась взглядом в него. В груди помимо воли разлился холод. Она не единожды сама обращалась к миру духов. Но никогда не видела, как это делает кто-то другой.

Амади уселся перед зеркалом, сложил руки на коленях. Высыпал по горсти сушеных трав в обе плошки, и по бокам зеркала завился тонкими струйками дым.

Потянулись мгновения. Со стороны казалось, что ничего не происходит. Колдун сидел, прикрыв глаза. Но Накато прекрасно знала, как обманчива эта неподвижность.

Переменилось все в мгновение ока. Угли в плошках по бокам от зеркала вдруг ярко вспыхнули, а в жаровне и вовсе взвился огонь так, что Накато испугалась — как бы не случился пожар. А поверхность зеркала подернула дымка — словно тень упала. Только не снаружи, а изнутри. Девушка вскочила на ноги. Колдун вдруг завалился на спину, из стиснутых зубов вырвался сдавленный вопль.

Он сказал — его не трогать. Только прибрать — и бежать за Рамлой.

Накато поспешно прикрыла крышечками обе плошки, утянула их в сторону. Не обращая внимания на заметавшиеся по шатру тени, плеснула из кувшина воды в жаровню. Схватила зеркало и зашипела — горячо!

Перехватила его тканью и тоже убрала. На руках остались ожоги. Девушка знала — сойдут они быстро, главное — никому их не показывать. Чтобы никто не задался вопросом, как возможно быстрое исцеление.

Окинула взглядом шатер. Амади катался по полу в судорогах. Но, кажется, ничего больше не указывало на ритуал вызова духов. Накато выскочила и помчалась к шатру Рамлы.

*** ***

— Госпожа! — она рухнула перед ложем ведуньи наземь, распластавшись и ткнувшись лицом в ковер. — Госпожа, прошу, скорее!

— Что еще такое? — недовольно протянула шхарт.

Судя по всему, она собиралась лечь спать. Вторая служанка недоуменно глядела на Накато. Перед госпожой она держала на подносе чашку с подогретым молоком. Во взгляде отразилось недовольство. Мало того, что была невесть где, свалив на нее все обязанности. Так теперь еще является и дергает госпожу своими глупостями.

— Госпожа, шаман, обо Бомани!

— И что с ним? — лениво осведомилась Рамла.

— С ним неладно, госпожа. Он велел мне непременно позвать тебя. И сразу после этого рухнул плашмя наземь, без движения! Я звала его, но он не слышит, не отзывается! Он говорил что-то про ритуал и про амулет от злых духов. И что, если он не справится, нужно, чтобы ты пришла, помогла ему привязать свою душу к амулету… чтоб его больше не сумели выдернуть из тела, как уже было.

— Что, прямо сейчас?! — шикнула вторая служанка. — Госпожа спать ложится!

— Почему сейчас? — Рамла выглядела растерянной и встревоженной. — Говори толком, что с Бомани?

— Он без сознания, госпожа, — Накато позволила себе всхлипнуть. — Лежит и даже будто и не дышит! Так страшно, госпожа…

— Идем! — ведунья одним движением вскочила на ноги.

— Госпожа! — вскрикнула вторая служанка. — А молоко?!

— Какое молоко, бестолочь?! — шикнула зло ведунья, кидаясь к выходу.

Накато едва успела подхватиться с пола, набросить на ее плечи теплое покрывало. Рамла выскочила из шатра и исчезла в ночи.

— Что еще за выдумки?! — зашипела товарка, ухватив Накато за руку.

— Идем да посмотришь! — бросила в ответ та, вырываясь. — Я не брошу госпожу! — и ринулась следом за шхарт.

Когда ворвалась в шатер шамана, та уже сидела над распростертым бесчувственным телом. Почувствовав движение холодного воздуха, Рамла кинула мимолетный взгляд на застывшую возле полога служанку и махнула рукой — мол, не мешай. Накато послушно замерла на месте, едва дыша.

Ведунья сама отыскала в оставленных после уборки вещах нужные ей предметы и ингредиенты.

На служанку не обращала ни малейшего внимания. Она разложила нужные компоненты, начертила прямо на земляном полу ровный круг и положила амулет Амади в середину.

Зажгла жаровню, бросила в нее горсть трав. Принялась перекладывать горящие угли в найденные пустые медные плошки и расставлять внутри начерченного круга, по краям, пока не получился правильный пятиугольник.

Накато следила за приготовлениями. Она множество раз видела такое — но по сей день для нее оставалось загадкой: что и для чего выкладывается так или иначе.

Даже жаль немного, что нет у нее чародейного или ведьмовского дара!

Рамла закончила приготовления на удивление быстро. На нее по-прежнему внимания не обращала. Накато осторожно опустилась на колени возле самого полога, замерла. Теперь ей придется сидеть тихонько, как ящерка под камнем, и наблюдать. Ничего иного от нее не требуется. Понимать бы еще суть того, что она видит!

Со стороны казалось, что Рамла просто сидит на коленях возле головы бесчувственного шамана. Только глаза ее были закрыты, да длинные косы рассыпались по плечам.

Несколько мгновений не происходило ничего. А потом струйки дыма, тянущиеся вверх из плошек, сделались плотнее и гуще.

Началось! И Накато, хоть и понимала, что ничего не смыслит в происходящем, невольно насторожила внимание.

Шатер заполнился густым ароматным дымом. В этом дыму по матерчатым стенам заметались снова смутные тени. Полумрак, едва озаренный красноватым светом жаровни, наполнился чуть слышным невнятным шепотом.

По плечам и затылку Накато продрали колючие мурашки. Жутко!

Рамла воззвала к миру духов. И духи откликнулись — это легко было увидеть по тому, как переменилось все в шатре. Обычный человек не в силах был понять суть этих перемен, но мог осознать, что творится нечто необъяснимое. То, что не входит в круг представлений обычного, видимого мира. Тени метались, то сгущаясь, то вновь делаясь прозрачными и едва заметными. Шепот то усиливался, то стихал. Словно шепот морских волн, накатывающих на берег.

Мгновения растягивались, тоже делаясь зыбкими и неосязаемыми.

Накато сидела, прижавшись невольно к самой земле. Пальцы сами собой коснулись амулета от назойливых духов, сжали его. Немного же понадобилось, чтобы она обратилась к защите колдуна! Впрочем, если бы не колдун с его поручениями — ей бы и не понадобилась эта защита.

Кинула взгляд на Рамлу.

Та застыла неподвижно на прежнем месте. Закрытые глаза словно провалились, вокруг разлеглись синеватые тени. Лицо изрезали морщины, так что оно разом постарело. По лбу стекал пот.

Поймет ли она, чей дух сейчас попадет внутрь амулета?

Тот, судя по всему, изо всех сил сопротивлялся — не желал становиться рабом колдуна. Он не желал помогать в осуществлении коварных замыслов. И шхарт сейчас приходится непросто.

А еще — подумалось — Таонга всегда неприязненно относился к Рамле. Он не одобрял этого приобретения Фараджа. Так что происходящее сейчас — справедливо.

Вот только справится ли шхарт с недругом?

В какой-то момент Накато уловила снаружи тонкий птичий свист. Это рассветный вестник пробудился и покинул свое гнездо, поднявшись высоко в небо. Грифы и ястребы проснутся и взлетят позже: их время — жаркий день, когда солнце уже высоко поднялось над горизонтом, и пригрело зеленеющую степь. А пока — в самый ранний час — вестник рассвета один царит над бескрайними просторами.

Накато будто воочию увидела тускло сереющий небосклон, с которого ушла ночная мгла. Выглянуть не решилась, но знала наверняка: вокруг проступили очертания шатров, и скоро кочевье начнет просыпаться.

Охватило невольное беспокойство. Рамла по-прежнему сражалась с невидимым соперником и даже не подозревала, что совсем скоро рассветет. Не то, чтобы непременно следовало окончить битву до рассвета: миру потустороннему безразлично, ночь над землею или день. Но при мысли о том, что ничего еще не закончено, и продолжится и после того, как кочевье проснется, делалось неуютно. И казалось бы — что с нее за спрос? Она — всего-навсего рабыня. Но было не по себе.

Накато тревожно вслушивалась в свист рассветного вестника, воочию представляя, как тот рассекает стремительно светлеющее небо. С внутренней дрожью ждала, когда послышатся и другие звуки — от пробуждающихся животных и людей.

Вроде понятно, что никто просто так не сунется в шатер шамана. Но… кто знает?

А еще невыносимо хотелось приоткрыть полог — выглянуть хоть в крохотную щелочку. Поглядеть, как постепенно рассветает. Может, ей даже удастся увидеть мельком проносящегося вестника рассвета.

Досадливо вздохнула. Будут еще в ее жизни рассветы! Много. Не единожды сможет увидеть самую раннюю из птиц на утреннем небосклоне. Она просто устала сидеть целую ночь, терзаясь ожиданием.

Услышала долгий шумный вздох — и почти тут же мягкий удар об пол. Дернулась, оглянулась. Рамла завалилась набок возле лежащего Амади.

Накато подскочила, кинулась к ней. Ведунья дышала часто, неглубоко, прерывисто. Лоб влажно блестел, волосы слиплись от пота. Черты лица заострились. Зажженные ею в плошках угли потухли, легкие дымки больше не курились над ними. А она и не заметила перемены! Отвлеклась на размышления. И на желание выглянуть наружу, посмотреть на небо.

Охватила растерянность. Мало было бесчувственного Амади — теперь еще и шхарт без сознания! И что ей с ними делать?

Удалась ли, вообще, затея колдуна — или все напрасно? Сама она не знает, как проверить.

Пока Накато сидела на месте, терзаясь сомнениями — Амади пошевелился. Она кинулась к нему. Он приподнялся, обвел внутренность шатра мутным взглядом.

Он или уже нет?

— Воды, — шепнул пересохшими губами.

Накато кинулась к кадке, зачерпнула воды и поднесла. Придерживала плошку, пока он жадно пил.

— Ее тоже напои, — он кивнул на лежащую шхарт. — Если понадобится — силой. Она истощена, как бы не стало поздно, — смолк, закашлялся.

Девушка бросилась исполнять приказ. Что значит — как бы не стало поздно?! Он хочет сказать — ведунья может и умереть от перенапряжения?

Голос самого колдуна звучал глухо, сипло. Словно он сорвал голос долгим криком. Или простыл жутко. И она по-прежнему не могла понять: это все еще Амади, или тело его занято кем-то другим? Вроде бы он. Приказы отдает коротко, уверенно. Точно зная, что имеет на это право. Но Таонга и Бомани оба вели себя так же.

Не пытается прибить ее или позвать на помощь — но он все еще слишком слаб. Велел помочь Рамле — но кто знает, может, у шаманов тоже есть причины не позволить ей умереть.

Накато вливала воду между стиснутых зубов ведуньи, а мысли кружились потревоженными стервятниками.