Монстр поневоле. Книга 3. Снова на привязи

Глава 19

- Холодно, значит, стало тебе, бедняжка, - протянула со злым ехидством Рамла.

- Ночи холодные, госпожа, - захныкала Накато. – Зима близко!

И мысленно сама себе усмехнулась. Да она в бытность свою рабыней в родном кочевье так жалобно скулить не умела! Эх, и похвастаться не перед кем, никто не похвалит. А ведь когда-то представить не могла, чтоб осмелиться на нытье! Брат за такое хлестал плетью нещадно.

- Я твои ночи согрею, пятнохвосточка моя, - ласково пропела ведунья.

Накато и представить не могла, каким образом Рамла намерена выполнить свое обещание. Она слишком изумилась, услышав обращение – до сих пор хозяйка ни разу не называла ее именем маленькой степной ящерицы, что водилась в местах, близких к горам.

И вот оно, следствие беспечности.

Накато застыла у входа в знакомый шатер. Она здесь бывала не единожды – но теперь совсем не рада была здесь очутиться.

Все напоминало о прежнем хозяине – шамане по имени Таонга.

Только самого его не было. И никогда уж не будет. Накато казалось, что ступни приросли к земле в шаге от полога шатра, запахнувшегося за ее спиной. Все вещи перед глазами были знакомы, все они остались на своих местах. И запах внутри шатра остался прежним. И девушка невольно искала взглядом сильную худощавую фигуру, одетую в простую грубую одежду, с несколькими амулетами, свисающими на шнурках с груди. Темные насмешливые глаза.

Ничего этого она не увидит – ведь ясно. Нельзя увидеть воочию того, чье тело предали огню. От этого в груди, невзирая на чародейство Рамлы, болезненно сжималось.

- Что же ты стоишь? – протянул новый хозяин шатра. – Заходи. Выпьешь вина?

Накато молчала – губы занемели. Да и не хотелось отвечать. Дышать сделалось тяжело, воздух застревал в горле.

Странно, почему новым шаманом не сделался молодой ученик Таонга? Этого человека, что сейчас глядел на нее, недовольно хмуря брови, она видела редко. Имени его не помнила – на что ей? Накато привыкла считать его одним из воинов, ближайших к Фараджу. А он занял место Таонга.

И у него, к слову, оказался свой ученик. Парнишка, которого учил Таонга, оказался не у дел. Во всяком случае, такое впечатление сложилось у Накато.

- Ты долго намерена испытывать мое терпение? – в голосе нового шамана прорезались нетерпеливые интонации. – Ступай сюда немедленно!

Резкий тон помог Накато стряхнуть оцепенение. Таонга никогда так с нею не разговаривал. Наваждение спало – она больше не искала взгляд и фигуру прежнего хозяина шатра.

Да и сам шатер перестал ей казаться таким знакомым.

Кое-что поменялось. Не все, но многое. Жаровня стояла не так, как при Таонга. И часть амулетов, развешенных на стенах, сменилась. А на подносе возле ложа стояло только вино – сластей, к которым привыкла Накато, не было.

И она шагнула вперед. Идти к этому человеку не хотелось – бледно-карие глаза его казались неприятно тусклыми.

- Ну же! – прикрикнул он. – Живее!

И голос противный. Отвратительный, как крик падальщика, учуявшего поживу. И губы слишком широкие и мокрые, и кривятся в гримасе раздражения.

Накато обхватила себя руками. Что ей – идти на ложе с этим отвратительным созданием? Нет, не человеком – созданием. Новый шаман вызывал омерзение, словно был ядовитым насекомым или падальщиком.

Вспомнился вдруг старик Асита – человек, к которому водил ее брат в родном кочевье.

Невольно передернуло. Сделалось противно.

Да, тогда, несколько лет назад, тоже было противно. Но тогда она была забитой рабыней, запуганной и равнодушной. А еще она каждый раз надеялась, что у старика удастся разжиться хотя бы кусочком вяленого мяса. Тот, правда, зорко следил, чтобы девка, которую ему приводили, не унесла на себе даже пылинки лишней. Но Накато в то время постоянно была голодна.

Сейчас все иначе. И резкого окрика оказалось достаточно, чтобы вызвать отвращение.

Накато отшатнулась, когда потерявший терпение шаман резко поднялся на ноги и двинулся к ней. Еще и руки вытянул – словно схватить пытался.

*** ***

Вот чего он к ней полез?

Видел ведь, что она не хочет к нему подходить. И как пятится от него, тоже видел.

К чему было тянуть руки, хватать ее? Достаточно ведь было просто выгнать – и не пришлось бы сейчас ругать ее на чем свет стоит, хватаясь за расцарапанное лицо.

Шаман с перекошенным лицом вопил, брызгая слюной. Глаза налились кровью, так что он казался Накато еще более отвратительным, чем перед тем.

Каких только наименований она не получила! И гулящая девка, и безродная скотина, и дочь гиены и шакала. И все это – самые мягкие выражения. Спросить бы – к чему было звать к себе в шатер такую.

Девушка сама не могла понять, как так произошло. Просто в какой-то момент он оказался слишком близко. Настолько, что она ощутила тепло тела, запах.

И ей сделалось дурно. От погибшего шамана пахло сушеными травами и смолой, а не пищей с вином.

А уж когда нынешний хозяин шатра ухватил ее за руки, она вовсе перестала соображать, что делает. Спохватилась, получив увесистую затрещину.

Только тогда прекратила брыкаться и визжать. И с легким удивлением уставилась на него, не понимая, откуда на щеках взялись алые полосы. Шаман недоверчиво ее разглядывал, во взгляде горело бешенство.

Что ж, теперь он едва ли пожелает ее видеть в своем шатре!

Эта мысль неожиданно успокоила Накато. Фарадж, конечно, накажет ее за выходку. И Рамла будет в ярости. Сейчас-то Фараджа нет – она станет наказывать служанку. Зато не придется больше приходить сюда.

*** ***

- Ты сдурела! – визжала Рамла. – Как тебе такое в твою пустую голову пришло! – она, не сдержавшись, вцепилась скрюченными пальцами в волосы служанки, принялась трепать.

А волосы как раз отросли! Накато в первый раз за все время пожалела об этом. Боль оказалась такая, что на глазах выступили слезы. Она с трудом сдержалась, чтобы не отшвырнуть хозяйку. Само собой, она ждала, что ведунья будет разозлена. Но чтобы до такой степени?

- Еще и молчит, упертая дрянь! – выкрикнула шхарт, дергая изо всех сил.

- Ай! – вскрикнула Накато, до этого момента как-то подзабывшая, что битой рабыне положено скулить. – Как больно, госпожа! – здесь она душой не покривила. – Прошу тебя, сжалься, так больно!

- Больно тебе?! А чем ты думала, когда расцарапала лицо обо Бомани?

- Прости, госпожа, я сама не знаю, что на меня нашло! – заскулила Накато.

Тут она тоже сказала чистую правду: перед глазами у нее в тот момент потемнело от омерзения. Она сама не осознавала, что творит.

- Да понимаешь ли ты, что ты натворила?! – возопила Рамла, хотя волосы девушки все-таки выпустила, и та рухнула на колени, хватаясь обеими руками за голову.

Та болела и горела нещадно, лоб разламывался после грубого таскания за волосы.

- Таонга не пожелал иметь со мною дела – ты-то об этом знаешь, - тихим, звенящим от гнева голосом поведала ведунья. – И я хотела, чтобы Бомани проникся расположением ко мне! Отправила к нему тебя. А ты? – она схватилась за голову, принялась метаться по шатру. – Ты опозорила меня! Бомани никогда не станет мне доверять. Бомани скажет – Рамла отправила к нему порченую девицу, дикую и безумную!

Вот как! Это не новый шаман захотел, чтобы Накато пришла к нему. Это шхарт сама отправила к нему служанку. Вроде как в дар – чтобы заручиться его дружбой.

- Ты – негодная, неблагодарная тварь! – прихлопнула Рамла. – Я ведь доверилась тебе.

- Ты забыла сказать об этом мне, госпожа, - прошелестела Накато.

И сжалась, ожидая новой оплеухи или тычка. А может, хозяйка снова попытается оттаскать ее за волосы? Она, растопырив пальцы, прижала обе ладони к голове.

- Трусливая и дерзкая неумная бестолочь! – с беспомощной злостью заключила Рамла, с отвращением глядя на нее. – Может, отрезать тебе твои космы под корень, а?

- Отрежь, госпожа, - согласилась девушка. – Тогда ты не сможешь больше таскать меня за них.

- Тьфу ты, погань! – плюнула та с досадой.

Прекратив метаться, плюхнулась в подушки на ложе. Посидела, свалилась набок, обхватила себя руками.

- Тебе дурно, госпожа? – Накато подняла голову.

- Ты утомила меня, - отозвалась ведунья, тяжело дыша. – Укрой меня покрывалом и умолкни! Хочу спать, - она поерзала, укладываясь поудобнее. – И не вздумай никуда сунуться из шатра! Рядом сиди, - буркнула недовольно.

И прикрыла глаза. Н-да, не каждый день увидишь, чтобы Рамла свалилась от усталости. Должно быть, утомилась, таская служанку за волосы.

Спустя короткое время она мирно засопела – уснула. Накато, вздохнув с облегчением, принялась лихорадочно доедать пищу, оставшуюся на подносе. Покончив с остатками, решила унести все – чтобы госпожа, проснувшись, не разозлилась снова. Заодно, может, удастся перехватить еще чего-нибудь съестного. Не так-то она и наелась объедками от трапезы госпожи.

Та, конечно, запретила выходить. Но сейчас, едва заснув, она не проснется. И не узнает.

Она-то, выходит, хотела задобрить Бомани. А Накато ей все планы спутала.

Если бы еще Бомани не вызывал в ней такого отвращения! Кто знает, в чем причина – то ли в памяти о Таонга, хоть Рамла и утишила горечь от его гибели. То ли от того, что сам Бомани – на редкость противный и вздорный человек.

Накато, обернувшись на спящую госпожу, понесла поднос прочь. Надо выбросить кости и крошки, все помыть.

Нет уж, пускай Рамла придумывает другой способ подмазаться к новому шаману! На что ей оно только?

Накато задумалась. На востоке ведьмы редко получали расположение тех, кто обладал силой и властью. Их боялись. Если женщина выдавала чем-то, что у нее имеется дар – ее участь, чаще всего, оказывалась незавидна. Так что шхарт, получившая целый шатер со служанкой, вокруг которой пляшет чуть ли не все кочевье – это была невидаль!

Однако Накато понимала – миновала не одна декада. А у Рамлы не получалось толком сделать хоть что-то полезное.

Вероятно, потому она и злилась, и тревожилась о своей судьбе. Надоест Фараджу возиться с ней – и легкая жизнь закончится. А дар, проявившись несколько раз, словно уснул. И прежний шаман явно показывал, что не желает иметь дел с женщиной-ведуньей. С ведьмой.

Но неужели Таонга пытался принизить ее в глазах Фараджа?

А что. Он ведь был шаманом – ближайшим соратником главы кочевья. И имел почти такую же большую власть. А потом появилась Рамла – женщина-ведунья, купленная Фараджем на невольничьем рынке. Шхарт, без всяких заслуг вознесенная куда выше, чем многие в кочевье.

Возможно, в лице Бомани она пыталась найти поддержку?

Накато поерзала, устраиваясь удобнее сбоку от ложа. Вечер выдался утомительный, шумный. Глаза слипались.

Снова придется спать на тощем ковре: Рамла разозлилась, так что, если служанка положит голову на краешек одной из подушек – сочтет это наглостью. Снова примется вопить и колотить ее. Накато невольно вздохнула. Право слово, даже в загоне для скота, возле бока старой мамонтихи, было уютнее и теплее.

Она свернулась клубком, стараясь согреться. И сама не заметила, как уснула.

*** ***

- И что это за выходка? – устало осведомился Амади.

Во взгляде – ни капли злости. Только бесконечная усталость и непонимание. Накато упрямо опустила голову. В кои-то веки появился! Она уж и не чаяла увидеть его до конца зимы. А что она должна ему отвечать? Выходка! Только она не вещь, которой может пользоваться всякий, кто пожелает. Вернее – вещь, конечно. Вот только…

Что только – она и сама не знала. Просто понимала смутно, что не могла иначе. Колдун тяжело вздохнул.

- Послушай, ты продавала себя на улицах Ошакати, - снова заговорил он. – По доброй воле! Не спорю, ты просто нашла покровителя – тебя не покупали по нескольку раз за ночь. Тем не менее, там ты не кочевряжилась. Ты приняла, как должное, когда Фарадж привел тебя к шаману. Так что же теперь? – в голосе звучало искреннее недоумение.

- Прежнего шамана нет, - выдавила неохотно девушка – сомневалась, что он поймет и примет это объяснение. – Это не тот, понимаешь? Этот шаман – другой.

- И что – хочешь сказать, прежний был более ласков?

Да он насмехается!

Накато вгляделась в лицо хозяина. Да, он насмехается над нею, и не скрывает этого. Над ее горем, над ее тоской. Точнее – он представления не имеет ни о ее горе, ни о ее тоске.

- Прежний был более ласков, - безучастно отозвалась она.

Нет, не поймет! Ему плевать. Колдуну важно, чтобы его орудие исполняло послушно все, что велят. В другое время изумление на лице Амади вызвало бы у нее приступ веселости – но сейчас ей просто было… даже не тоскливо. Безразлично.

- Ты поступила глупо, - заявил наконец Амади. – Ты горюешь по погибшему шаману, хотя твое горе Рамла заставила умолкнуть. Ты брезгуешь пойти на ложе к новому шаману, хотя и знаешь, что это – ненадолго. У тебя нет ни терпения, ни умения заглянуть вперед, чуть дальше собственного носа. Ведь ты взбрыкнула не потому, что тебе так уж невыносимо было предавать память о погибшем! Тебе просто слишком хочется насолить мне, тебя тяготит необходимость подчиняться.

Она не выдержала, опустила голову. Да, он был прав. Смутное недовольство тлело, требуя выхода на волю.

- Ты не видишь главного, - продолжил колдун. – В твоей неволе нет ничего страшного. Да, сейчас тебе приходится играть роль бессловесной рабыни, терпеть лишения. Но в тех лишениях нет ничего излишне тяжелого для тебя. Они не грозят тебе гибелью или увечьем. Нужно просто вытерпеть – до конца зимы или весны, или даже следующего года, это неважно. А потом будет юг, и большие города, красивая одежда и вкусная еда, роскошь и украшения. Будут у тебя когда-нибудь и мужчины – каких ты сама пожелаешь. Нужно просто запастись терпением. Ты понимаешь меня?

Он смолк. Не пытался приближаться, хватать пальцами за подбородок. И Накато сама подняла неохотно на него взгляд. Амади глядел пытливо, без злости. Только усталость и легкая укоризна во взгляде.

- Я никогда не стремился держать своих помощниц в черном теле, - мягко проговорил он. – Не имел цели заставлять вас терпеть лишения и утраты. Подумай: что ждало тебя с тем шаманом? Все равно пришлось бы рано или поздно расстаться. Он ушел в потусторонний мир – ты ведь прекрасно знаешь, что этот мир существует!

- Да, он ушел, - выдавила Накато, видя, что колдун смолк.

Ушел и не вернется. Душа его рассеется среди тумана мира потустороннего – и никогда больше Накато его не увидит.

Жизнь в степях сурова – люди погибают часто. И сильные молодые воины, и женщины, и дети. Умирают младенцы. Но разве ей от этого легче? Чародейство Рамлы усыпило боль, притупило тоску. Но от этого в душе образовалась пустота. И эту пустоту неумолимо затягивало равнодушие ко всему вокруг. Только как объяснишь это колдуну?

- Ты слишком сильно привязываешься ко всему мирскому, - мягко заметил Амади. – Так нельзя. Все течет, все меняется. Люди приходят и уходят. А ты цепляешься упрямо за свое горе, хотя тебе твоя шхарт помогла его избыть. Зачем?

Он пытливо глядел ей в глаза. И Накато понимала, что не в силах объяснить.

Зачем? Горе – не то, за что следует держаться крепко обеими руками. Оно – не драгоценность, от него любой человек стремится как можно скорее избавиться.

- Мастер! А зачем тебе это кочевье? – спросила она вдруг, вылавливая одинокую мысль из тоскливой пустоты, окутавшей душу. – На что тебе сдался Фарадж со своей Рамлой? Я ведь знаю, чего ты ищешь на самом деле. Откуда здесь взяться…

- Тсс! – перебил он ее, нахмурился. – Некоторые вещи не стоит говорить вслух, - и тут же усмехнулся. – Но ты вновь стала задавать вопросы. Это хорошо.

- А ты не ответил на вопрос, - заметила Накато. – Хотя понял его! И кто нас может здесь услышать?

- У кого есть уши – тот услышит, - отозвался Амади. – Степь велика. Но это не значит, что здесь нельзя чего-то найти! Многое с равнины добралось и сюда. Нужно только знать, где искать. Ты забываешь о ренегатах – таких, как я, - прибавил он. – Кто не погиб – те разбрелись по всему Орруору. А степи отлично подходят для того, чтобы скрыться надолго.

Он смолк. Накато задумчиво глядела на него, раздумывая – как бы половчее задать вопрос снова. Она по-прежнему не понимала, чего он хочет.

Степь велика – хорошо сказано! Она и сама знает, что велика.

- Слушай внимательно, - снова заговорил Амади, нахмурился. – Ты сделаешь то, что тебе велено! Ты повинишься перед Рамлой. Когда тебя снова отправят к шаману – ты пойдешь и сделаешь так, чтобы он остался доволен. Он никого, кроме тебя, не должен пожелать увидеть на своем ложе! А когда он привыкнет к тебе – в один из вечеров ты утянешь его в сон.

- Утянуть в сон, а после?

- А после – не твоя забота, - отрубил он. – Уведешь за собой – и уйдешь, словно тебя не было. После уж мое дело.

- И что же будет после такого? – девушка нахмурилась.

Она уже представила: шаман идет за нею в сон, не обращая внимания на то, что она нарочно ведет его туда. А после – она исчезает, и появляется Амади. Что-то ее ждет после такого? И как ей выкручиваться?

- Не бойся, - колдун, точно угадав ее сомнения, усмехнулся. – Он и не вспомнит, кто его за собой повел. Я ему такое покажу, что он и забудет обо всем!

Что ж, не спорить ведь с ним. Все равно придется сделать так, как велено. Она молча склонила голову. Колдуна это, похоже, устроило. Он растворился в тумане, оставив ее одну.