Глава 20

- Что, порки испугалась? – усмехнулась Рамла.

Накато молчала, держа голову опущенной, распластавшись перед госпожой.

- Обо Бомани зол, - протянула хозяйка. – Ему недостаточно моих слов о том, что я сама тебя примерно наказала. Ты его исцарапала! Он требует, чтоб с тобой поступили так, как положено.

И ведунья, само собой, не станет спорить с шаманом. Если она хочет его задобрить – не станет!

И хорошо, - подумалось ей. Порка лучше, чем ложе Бомани. Да, приказ Амади выполнить придется. Но не прямо сейчас, а немного позже. Не захочет ведь, право слово, Бомани видеть у себя в шатре недавно поротую девицу с попорченной шкурой?

- Ну, что молчишь? – Рамла слегка ткнула служанку босой ногой.

- Я больше не буду, госпожа, - прошелестела Накато. – Правда, не буду! Я не знаю, что на меня нашло. Прости меня. Накажи, только не сердись! Я сделаю все, что ты скажешь.

- Сделаешь. Как шкура заживет, - та хмыкнула высокомерно.

Что ж. Стоило ожидать. Вчера Бомани вышвырнул ее за шкирку из своего шатра. А нынче он, раскинув хорошенько умом, решил, что ему нанесено слишком сильное оскорбление. Шутка ли – какая-то девица посмела расцарапать ему лицо! И потребовал, чтобы шхарт как следует наказала строптивую рабыню – не за задернутым пологом шатра, а как полагается. Чтобы все видели. И чтобы никому не пришло на ум, что подобная дерзость сойдет с рук.


*** ***


- Что ж ты, не могла получше упросить шхарт, чтобы пожалела?

Накато лишь молча изумилась. Амади – является перед нею вторую ночь подряд! А то все чем-то занят был – даже тревожить его нельзя.

- Да не могла она меня пожалеть, - буркнула девушка неохотно. – Ей задобрить его надо, а не цапаться с ним. Она ж трясется, что ее дар никак себя не проявит. Боится, Фарадж ее лишит всех привилегий!

- Эк ты рассуждать выучилась! – хмыкнул колдун – не то презрительно, не то с одобрением. – Ну, и будешь, значит, теперь лежать не один день, - он нахмурился.

Тоже понял, что в шатер шамана она ближайшие дни не попадет.

- А лежать тебе придется с декаду – самое меньшее, - пробурчал Амади. – Такие раны долго заживают! Выпороли тебя на славу.

- На мне все быстро заживает, - удивилась Накато.

- Не в этот раз. Как думаешь, что подумают, если на тебе все затянется к завтрашнему утру? Нет, лежать ты будешь долго. В жару и без сил. В этот раз затягиваться на тебе будет так же, как на обычном человеке. Хотя обычный человек, которому так спустили шкуру, и умереть может.

Вот как. Значит, сделает так, чтобы ее спина подольше не заживала. Что ж, ей оно и лучше. Не придется тащиться к Бомани, заигрывать с ним, изображать послушную наложницу. И суетиться, исполняя капризы Рамлы. Можно со спокойной душой лежать и страдать.

Боль в спине вполне терпима, пока не шевелишься. Она и не шевелилась – лежала на животе, вытянувшись. Ей даже подстилку постелили.

К Рамле приставили другую служанку. В обязанности вменили заодно и перевязывать спину Накато, и приносить воду и пищу. Удивительно, как не отправили наказанную снова к шалашу знахарки – до тех пор, пока не поправится. Ведунья и сама постоянно проверяла, как ее служанка себя чувствует. Даже перевязки порой делала своими руками, не желая доверять приставленной девице или помощнице знахарки.

Снова непривычная слабость – совсем, как после дыма цвета червей.

И еще жар. Он терзал Накато практически постоянно, лишь иногда чуть притихая после питья, принесенного знахаркой. Девушка ощущала, как горят щеки и шея, голова, вся кожа – особенно на спине под повязками. На раны наносили охлаждающую мазь – но жар пробивался сквозь нее. От него лихорадило, тело пронзала нескончаемая мелкая дрожь. В горле пересыхало.

- Совсем не жалуется, - шептала иногда шхарт, склоняясь к ней.

- И не стонет почти, не мечется, - подтверждала приставленная к ней служанка. – Другая бы скулила без умолку, напрочь бы извела, - в голосе ее звучало безмерное удивление.

Накато хмыкала про себя. Славное было бы дело – наказанная рабыня изводит всех вокруг почище своей госпожи!

Даже жаль немного, что сил совсем нет. Так что показывать всячески, как ей дурно, не получится. Да не так уж ей и дурно: лежать, ничего не делать, не говорить. Не думать. Лучше может быть только, когда шагаешь через степь или горы без цели, ничем и никем не подгоняемая. Смотришь в небо, наблюдая за движением облаков и солнца, слушаешь шелест ветра в траве и камнях.

Но сейчас тоже неплохо. Жар и лихорадка только давят, да мысли путаются. Все равно лучше каждодневной суеты.

А суета начнется, едва ей станет лучше. Уж Рамла наверняка заставит служанку наверстать дни вынужденного безделья!

А еще придется упрашивать о прощении и ее, и нового шамана. И это тоже не вселяло стремления поскорее выздороветь.

Приходя временами в себя, Накато глядела на мерцающее в жаровнях пламя. Следила за танцем теней по пологу шатра, и он казался ей завораживающим. Иногда она удивлялась, что есть не хочется совершенно. Ей давали только терпкое, густо пахнущее травами питье.

Прошло, должно быть, больше декады, прежде чем Накато впервые проголодалась.

Служанка принесла жидкую похлебку, помогла ей усесться. Накато медленно отхлебывала мясной отвар, с удивлением понимая: тени на материи полога не кажутся ей больше таинственными.

Тени и тени. Всего лишь игра отсветов тусклого пламени на пологе.

Съесть миску похлебки целиком не удалось – силы кончились. Накато снова свалилась на подстилку. Но с того момента она пошла на поправку. Жар не возвращался.

А еще через пару дней она сумела подняться. Слабость стремительно отступала.

Через какое-то время она уже ощущала себя неловко, продолжая лежать. В то время, как суетилась, бегая туда и обратно, другая служанка. Накато попыталась было взяться, помочь в чем-то – куда там! На нее шикнули, чтобы лежала и не подскакивала. Иначе, мол, Рамла шкуру спустит с той, что сейчас заменяла поротую рабыню.

И пришлось лежать. Хотя теперь это казалось сущим наказанием.

Спина и бока затекали, хотелось куда-нибудь пойти, размять ноги. Было тоскливо, давила скука. Накато с удивлением поняла, что скучает по каждодневной беготне, не позволявшей оставаться наедине с мыслями.

Так что, когда шхарт велела ей подниматься – довольно, мол, валяться без дела – она с радостью подчинилась.

Была бы она обычной рабыней – ее поведение было бы ошибочным. Но она немедленно кинулась к госпоже, прося прощения за непослушание и изъявляя полную готовность выполнить любой приказ. Судя по выражению лица – Рамла такой прыти не ожидала. Но была довольна, хоть и хмурила брови для порядка.

Служанка, что заменяла Накато на время ее недомогания глядела с плохо скрытым изумлением. И – чего там – презрением.

Ну да, среди рабов порицалось подобострастие напоказ. И вызывало смешки – мол, раз рвешься из кожи вон, так и будешь работать больше всех!

Работать – Накато точно знала – ей и правда придется. Не за страх, а за совесть. И отвертеться не получится: не так важны приказы Рамлы и Фараджа, как выполнить то, что велел Амади. А он мало того, что не отменял первого приказа – молчать и повиноваться, так и прибавил новый: убедить госпожу, что раскаивается в дерзости и непослушании. И как можно скорее очутиться снова в шатре нового шамана.

Рамла-то, может, и поверит в раскаяние служанки. Только вот ей еще придется убедить Бомани, чтобы согласился вторично принять тот же подарок.


*** ***


На удивление – упрашивать Бомани слишком долго не пришлось.

Какие уж способы убеждения пустила в ход Рамла – ведомо разве что вездесущим духам. Но шаман сам пришел к ее шатру, потребовал показать служанку. Оглядел с головы до ног, потребовал показать спину. Хотел убедиться, что следы порки зажили.

Увиденным, видимо, остался доволен. Кивнул, заявил, что будет ждать служанку вечером в шатре. И, от души шлепнув по заду, направился прочь.

- Не вздумай вытворить что-нибудь, как в прошлый раз! – шикнула Рамла.

- Я не буду, госпожа, - Накато поклонилась. – Прости, госпожа, я виновата перед тобой. Не хотела тебя расстраивать. Сама не знаю, что тогда на меня нашло.

- Ну-ну, - фыркнула та. – Сколько слов – аж в ушах зазвенело!

- Прости, госпожа, - поклонов много не бывает, и она склонилась снова.

Рамла только кивнула с довольным видом, направляясь в шатер. Нынче она находилась в благодушном расположении духа.

А вечером Накато отправилась к Бомани.

В этот раз она не ощущала растерянности, да и мысли о Таонга отпустили ее. Не то нахлобучка от Амади помогла, не то время и правда лечит. И лишняя декада уже сумела затянуть память дымкой.

Она даже удивилась – что вызвало такой протест у нее в прошлый раз.

Ничего особенного. Точно так же когда-то брат отправлял ее к старику Асите. Ну да, Бомани не был щедр. Он предложил Накато лишь вина – и она отпила немного, чтобы не разозлить его отказом.

В этот раз ей приказали отвернуться и стать на колени. Видимо, чтобы не дотянулась когтями до лица и не исцарапала снова.

А может, Бомани просто не хотелось видеть лица служанки?

Впрочем, что за разница. Ее задача – выполнить приказ настоящего хозяина. Амади. А что там дальше будет с новым шаманом – не ее забота.

Накато неподвижно глядела в близкий полог шатра, пока он возился.

Наконец отвалился, рухнул, тяжело дыша, на усыпанное подушками ложе. Послышался звук наливаемого вина.

Устал. И в горле, видимо, пересохло. Накато осторожно отползла, завалилась набок.

Оглянулась мельком. Уверилась, что хозяин шатра на нее не смотрит, и одернула подол туники. Вот еще, пожалуй, чем хорошо: не только не пришлось глядеть в лицо Бомани, но и одежда осталась на ней. Не возиться теперь с переодеванием.

- Вина хочешь? – окликнул ее тот – видимо, она привлекла его внимание своей возней. – Если нет – иди, разомни мне спину…

- Да, господин, - она перекатилась, садясь на колени, поклонилась.

Благо, не выгнал взашей. У нее ведь еще остается приказ Амади! Она должна остаться, пока он не заснет. И утянуть его в сон за собой.

Накато плавно переместилась за спину усевшегося шамана. Положила руки ему на плечи. Мясистые! Не то, что у Таонга – тот был жилист и тверд, точно сухое дерево.

Она принялась осторожно разминать мышцы. Запоздало вспомнила, что, придя, лишь исполняла то, что он ей говорил. Разве тому ее учили на равнине, когда разъясняли, как следует соблазнять мужчин! Хотя бы сделать массаж так, чтобы он впоследствии снова пожелал ее увидеть.

Он не стал ее выгонять – велел остаться. До тех пор, пока сам ее не отпустит.

Заснул быстро – и Накато позвала его за собой. Во сне, должно быть, человек делается более податлив, чем наяву. Он пошел безропотно. А она, приметив Амади, оставила Бомани наедине со своим хозяином. Теперь можно было поспать и ей.


*** ***


- Накато!

Она уже почти провалилась в сон, когда смутно знакомый голос позвал ее по имени. Раз, а потом – еще. И снова.

Накато распахнула глаза, уставилась в темноту. Сердце колотилось. Шаман мирно спал рядом. Она вглядывалась в сумрак шатра, пытаясь понять – что это ей почудилось на грани сна и яви.

И ведь понимала, что не почудилось. Но кто мог ее звать? И почему женский тягучий голос показался таким пугающе знакомым?

Ее кто-то позвал. Совсем, как она сама не единожды звала в ночи несчастных, которые не ждали ее зова. Звала, чтобы заманить в сети колдуна, своего хозяина. А теперь, выходит, кто-то так же пытался заманить в сети ее. Кто, кому она понадобилась?!

- Накато!

Она вздрогнула всем телом – в этот раз зов прилетел к ней не во сне, наяву. И здесь уже не получится считать, что ей примерещилось спросонок.

В груди разлился холод.

Кто может ее звать, кому она понадобилась?! Зов в ночи, из неведомой дали не может быть к добру! Уж ей ли того не знать. И голос – смутно знакомый – внушал неприятный трепет. Где, когда она могла его слышать?!

- Ты же слышишь меня, - донеслось насмешливое. – Я знаю, я чувствую.

- А вот шиш тебе! – шепнула неслышно, разозлившись, Накато. – Ничего не слышу, спать буду!

Злость отогнала страх. И ведь досада: Амади запретил звать его – мол, сам придет, когда ему нужно будет.

А сейчас ему не нужно. Он, небось, с шаманом разговаривает. Или морочит его, водит по миру духов. Вон, шаман и дышит неровно, поверхностно. Беспокойный сон – словно проснуться пытается, и не может.

- Нет, - шепнул далекий голос. – Не получится! Ты не сумеешь сделать вид, что меня нет. Я зову тебя! Отзовись.

- Не отзовусь, - буркнула упрямо девушка. – Хоть глотку надорви!

Собственные слова придали ей уверенности. Она хорошо знала, зачем нужно звать издали человека! Внушить тревогу, заставить бояться и трепетать перед неизвестностью. Да, зов – предвестие неприятностей. Вражеских козней. Но она не заставит себя устрашить – неизвестный враг сам выдал себя! Предупредил ее. Сам и виноват. Кто предупрежден – тот может подготовиться к нападению. Тот будет оглядываться, чтобы не получить удар в спину.

Донесся далекий издевательский смех.

- Ты слышишь меня, - прошелестело в ушах. – Ты слышишь…

Да даже если и слышу – что с того?! – хотелось ответить. Накато промолчала. Ни к чему откликаться. Она не просила ее звать. И не следует давать понять, что обращает внимание на зов. Отклик – это слабость.

Она не откликнется. Что ей сделает неизвестный, зовущий издалека?

Ну, разве что помешает спать.

Досадно, конечно. Спать хотелось.

- Накато! – снова позвали ее. – Отзовись! Откликнись…

А голос – женский. Но не Адвар. Что за женщина могла звать ее по имени? Что за женщина могла ее знать…

А сама она точно знала эту неизвестную! Знала – но никак не могла припомнить, кто же она. Голос ей знаком – Накато была уверена.

Знаком. Откуда?!

Она попыталась вспомнить, где могла слышать эту тягучую, насмешливую речь. Не при жизни в родном кочевье – это точно. Мунаш – любимая наложница брата, которой Накато прислуживала - говорила иначе.

Ну, конечно! Озарение едва не заставило ее подскочить на ложе.

Она вообще не могла слышать этот голос в степи! Это же наречие центральных частей равнины Желтого юга. Так мог говорить кто-то в Энхане…

Или в Мальтахёэ. Она ведь долго прожила в свое время в Мальтахёэ!

Долго прожила и многих знала. Только вот лиц толком не запоминала. На что, если она всегда знала, что рано или поздно ей придется покинуть город?

Вот, здесь она привязалась к шаману по имени Таонга. И что вышло?

Встряхнула головой. Не о том думает. Чей, чтоб ее неприкаянные духи растерзали, зовет ее голос?! Женщина, которую она знала в Мальтахёэ. Кто?

Мало ли женщин окружало ее в Мальтахёэ. В доме Изубы их обитал не один десяток! Она и по именам-то никого из них не помнила. Многих и не знала – на что ей это?

А голос настырно звал, окликал, насмехался. Накато, повернувшись набок, упорно размышляла, не обращая на него внимания.

Она даже начала засыпать – сама не заметила как. Однако голос напомнил о себе, вырвав из накатывающей дремы. Едва не заставил ее подпрыгнуть. Она тут же обернулась в тревоге к Бомани – не разбудила ли? Но нет – тот спал крепко, изредка всхрапывая.

Отвернулась, прикрыла глаза.

Не станет ведь давняя знакомица, имя которой она напрочь запамятовала, звать ее ночь напролет?

Насколько необоснованна эта надежда, Накато поняла поутру. И ничего не поделать – пришлось отправляться к Рамле невыспавшейся и выслушивать от той ехидные шутки.

А к полудню кочевье снялось с места и двинулось, забирая резко к северу.

Загрузка...