Глава 25

Нефер и впрямь не забывала о ней.

Накато не сожалела об отданном браслете. Проснувшись поутру, она нарочно улучила момент и проверила тайник. Браслета не было!

Впрочем, ее это и не удивило.

Амади возле старого засохшего дерева во снах больше не показывался. Куруша тоже прекратила ее донимать. Зато в следующую ночь девушка обнаружила в дупле целый свернутый трубкой пергамент!

Послание для нее. Такое длинное. Не то, что первая записка.

Таонга писал, что рад – она нашла возможность оставить для него послание. И тоже помнит о ней постоянно.

Он тоже не сомневается – боги на их стороне.

Кажется, погибший шаман решил – это она просто так написала. Впрочем, хоть он и находился в потустороннем мире – но не мог знать о том, как к Накато приходила сама Нефер. Одно дело – знать о делах смертных в мире явленном, совсем другое – о планах всемогущих богов.

Еще Таонга писал, что всегда будет рядом. Что у него есть теперь, ради чего продлить свое существование в мире потустороннем.

Ради таких снов стоило терпеть настоящую жизнь.

А еще – они непременно увидятся. Как только надзор за Накато ослабнет. Таонга, должно быть, мог чувствовать или узнавать – следит за нею хозяин или нет. Сама она понятия не имела, рядом Амади или занят какими-то своими делами.

Больше колдун не показывался. Видно, ничего подозрительного не замечал, а новых приказов для Накато у него пока что не было.

Кочевье вновь приближалось к горам, только куда севернее, чем находилось в начале осени. Дни тянулись одинаковые, муторные, сливаясь в один. Только покачивание кибитки на спине мамонта и то недовольное, то задумчивое лицо Рамлы. Что-то тревожило ведунью, только делиться она не спешила.

Бомани – хвала богам – прекратил на время по вечерам требовать ее к себе в шатер.

А ночами Накато неизменно оказывалась в узкой лощине между скал, перед засохшим деревом. В дупле ее каждый раз ждало новое послание. Таонга писал длинные письма, и Накато перечитывала их по нескольку раз. Запоминала каждое слово.

Жалела, что нельзя забрать их с собой в явленный мир.

Но даже если бы смогла – их сложнее будет спрятать, чем браслет! То-то изумления будет Фараджу, если обнаружатся эти послания.

Нет, хорошо, что невозможно протащить в мир явленный то, что принадлежит потустороннему! Это только ее – все, что здесь происходит. А письма Таонга – она всегда может воскресить их в памяти до последнего завитка на символах.


*** ***


За войлочным пологом шатра завывала вьюга.

Зима наконец показала зубы и когти. Закружило, завьюжило. Третий день выл снаружи ветер, занося пространство между шатрами мелким колючим легким сухим снежком.

Рамла сжалилась – упросила Фараджа не выгонять служанку в стужу и метель. А может, она так пыталась насолить ему, зная, что он терпеть не может Накато? Кто ее знает – у Рамлы по четыре раза на дню дождь идет.

Сейчас девушка сидела недалеко от входа, скрючившись под самым пологом.

Ни хозяйка, ни глава кочевья внимания на нее не обращали. Что им рабыня! Лишь бы глаза не мозолила, да не было ее слышно.

Поэтому Накато молчала и сидела смирно, чтобы даже шороха с ее стороны не донеслось до двоих людей, разместившихся на подушках. В шатре разливалось тепло от нескольких жаровен, даже возле входа было тепло, несмотря на просачивавшийся под полог холод. Девушка даже пригрелась и начинала задремывать под завывания вьюги.

Она лениво наблюдала за Рамлой и Фараджем через прикрытые веки.

- Ты недовольна, - голос Фараджа звучал тихо, ласково. – Но я благодарен тебе – ведь это в твоем шатре ко мне пришло видение.

- К добру ли то видение? – вздыхала Рамла.

Вид у нее был расстроенный. Фарадж осторожно водил пальцем по ее щеке, подбородку.

- И все-таки, - снова заговорила она. – Ты уверен в своем решении?

- Отчего ты грустишь? – удивился он. – Тебе нечего бояться – тебя никто не заменит.

- Я беспокоюсь о тебе, - откликнулась она. – Эта девушка – она ведь из другого кочевья. Что она принесет с собою?

- Она принесет нам союз с могущественным племенем.

Это о дочке вождя одного из крупнейших племен западных степей. Фараджу в ту ночь, как на кочевье обрушился вихрь из потустороннего мира, пришло видение.

Должно быть, это подброшенные Накато в жаровню лепестки цвета червей вызвали его. А может, это все Амади. Не просто так ведь он просил привести к нему главу кочевья!

Кочевье обитало к северу от тех мест, где обычно водил стада Фарадж. И чуть дальше от горных подножий.

Брак с дочерью главы того племени должен был ознаменовать союз двух племен. А это – и торговля, и помощь друг другу в стычках с недругами.

Рамла всхлипнула, ткнулась лицом ему в грудь.

Накато могла лишь удивляться. Ей-то чего?! Появится у Фараджа очередная жена. Так их и так уже две! Будет третья. Не все ли ей равно – третья или четвертая? У него и наложниц десяток! И все грызутся между собой. Но ведь шхарт на особом счету. С ней никто не смеет спорить или пакостить ей.

Фарадж гладил ее по волосам, задумчиво глядя прямо перед собой.

Глава кочевья мог быть порою изумительно терпеливым. За декады, минувшие с памятного дня на невольничьем рынке, он успел по-настоящему привязаться к Рамле. И та платила ему искренней преданностью.

- У тебя часто бывают пророческие видения? – негромко осведомилась Рамла.

- Не бывают, - отозвался Фарадж. – Я ведь не ясновидец, не шаман. Не колдун, - он задумчиво примолк.

- Вот это и странно, - протянула она.

- Пророческое видение может посетить каждого раз в жизни. Для этого не нужно обладать даром или отметиной потустороннего мира.

- Но точно ли это именно пророческое видение? Быть может, это – происки врагов?

Фарадж расхохотался.

- Происки врагов – при помощи видений, внушаемых потусторонним миром? – он покачал головой. – Не слишком ли это сложно? Да и кто настолько могуществен, чтобы посылать в мой сон видения? Я уж не спрашиваю, для чего.

- Я не знаю, - шепнула она. – Наверное, ты прав. А я просто боюсь появления новой женщины рядом с тобой.

Накато нахмурилась. Действительно ревность, или Рамла ощущает, что с видениями Фараджа не все чисто? По всему, она пока что не может понять, что означают ее опасения. Но долго ли продлится ее растерянность? Дар шхарт будет расти и раскрываться – Амади говорил об этом. Хотя сам он пока не опасается этого… довериться его суждению?

Она мысленно расхохоталась.

Можно подумать, у нее есть выбор! Можно подумать, ее мнения кто-то спрашивал. Ее дело – исполнять приказы Амади. А думать и предсказывать – его задача.

Она осторожно поерзала у полога, устраиваясь поудобнее. Ночь будет длиться долго. Неплохо бы хоть немного вздремнуть. Право слово, лучше б эти двое выгнали ее в темноту и пургу! Она бы к мамонтам пошла – с ними тоже тепло. И еще не нужно скрючиваться, делая вид, будто тебя нет.


*** ***


Накато с удивлением подняла голову, уставилась на шершавую мертвую кору.

Она стояла, прислонившись боком к высохшему дереву, прижималась к нему виском. С неба лилось тепло – а значит она, сама того незаметив, уснула.

То самое дерево. Накато улыбнулась. Встряхнулась, разгоняя кровь по затекшим от неудобной позы рукам и ногам, обошла широкий ствол. Привычно засунула руку в дупло, пошарила.

Пусто!

Девушка, не веря себе, принялась рыться в сухих листьях, обломках тонких веточек и пыли, забивших отверстие в трухлявом стволе. Ничего! Сегодня Таонга не оставил письма для нее.

В душе всколыхнулась тревога.

Что могло с ним произойти? Может, дух шамана вдруг рассыпался пылью – как это происходит с душами умерших людей? При мысли об этом сердце сдавила острая тоска. Сколько она уже теряла в этой жизни? И вот снова.

Ощутила жжение в глазах. Слезы просились наружу, но не могли пролиться. Дышать стало тяжело.

Накато прижала ладони к горлу, задыхаясь, стала сползать по стволу на землю.

Она не сразу различила торопливые шаги. Возможно, потому что те оказались невесомыми. Только легкая тень мелькнула на краю зрения – но разве она обращала внимание на что-либо?

- Что ты, что ты? – на плечи опустились тяжелые ладони, погладили, потянули к себе.

Накато, не веря сама себе, подняла взгляд. По щекам сами собой хлынули слезы.

- Ну что же ты, что стряслось? – повторил опустившийся возле нее на землю шаман.

Совсем рядом она увидела глаза Таонга – встревоженные, внимательные. Он попытался вытереть слезы с ее щеки, размазал их. Накато моргала, пытаясь остановить поток слез – тщетно. Они, должно быть, скопились за долгие декады.

Она попыталась что-то сказать, объяснить, как испугалась, не найдя послания – но только смогла судорожно всхлипнуть. А после и вовсе разревелась, уткнувшись ему в плечо.

Лишь спустя время она с горем пополам успокоилась.

- Ну, что же случилось? – Таонга в который раз провел ладонью по ее спине.

- Я, - Накато запнулась. – Я испугалась, что больше не увижу тебя. Не нашла письма – и решила, что что-то случилось, раз ты не смог оставить его.

- Слежка за тобой сегодня ослабла, - пояснил он. – Я решил увидеться.

Девушка закивала, пряча опухшее от слез лицо.

- Я так рада, что увидела тебя! – она слабо улыбнулась, держа голову опущенной.

- Я тоже рад, - он осторожно приподнял ее подбородок, вгляделся в лицо. – Не надо, не отворачивайся. Твой хозяин ревностно следит за тобой!

- После того, как мне пришлось звать его, - фыркнула Накато с досадой. – А он еще злился, что отвлекла. Только когда я рассказала про Курушу, - она поморщилась.

Таонга неожиданно рассмеялся.

- Колдуны из-за южных гор, - протянул он. – Не думал, что доведется столкнуться с одним из них. Твой хозяин – занятный человек. Я наблюдаю за ним, силясь понять, что у него за цели. И не могу. Его действия на первый взгляд выглядят бессмысленными. Он несется то туда, то сюда. Предпринимает то одно, то другое.

- Я уже привыкла, - Накато усмехнулась. – В его планах даже всемогущие боги и вездесущие духи запутаются.

- Выходит, он не посвящал тебя в свои планы?

- Он меня в мои-то планы не торопится посвящать, - девушка снова фыркнула. – Я лишь получаю приказы, когда их следует исполнить.

- Значит, ты живешь, как слепая, - шаман нахмурился. – Не зная, куда приведет тебя следующий шаг.

- Я привыкла, - отозвалась она неохотно. – Когда-то… когда я только покинула родное кочевье, меня это устраивало. Там, дома, я всегда знала, чего ждать: очередной день тяжелой работы, недовольство брата и Мунаш или еще какой-нибудь из его наложниц, тычки. А может, и плетка – если кому-нибудь что-нибудь не понравится.

- Ты что, была рабыней? – он вроде как удивился. – И жила все-таки в степи, не в горах.

- Я ведь не могла сказать правду, - Накато пожала плечами, виновато взглянула на него. – Да, я родилась в степи. Только не в западной, а в восточной – по ту сторону озер.

Таонга задумчиво покивал. Отпустил ее подбородок, взгляд сделался пустым. Накато с тревогой глядела ему в лицо. Вроде бы он не рассердился, да и все было решено меж ними прежде. Но кто знает?

- Я слыхал, что такими, как ты, становятся по доброй воле, - проговорил шаман. – И удивлялся – почему ты согласилась. Теперь не удивляюсь.

- Я боялась, ты рассердишься на меня…

- За что? – он усмехнулся. – Все уж случилось, я мертв. Между нами все давно решено и ясно. Но ты позвала меня – и я рад, что есть то, что удерживает мою душу и мой разум от распада. Я ведь рядом, - прибавил мягче. – Ты – ниточка, что удерживает мое существование.

От его слов на душе потеплело. Накато подняла взгляд и увидела его улыбку.

- Нынешняя ночь принадлежит нам, - шепнул Таонга. – И ничто другое не имеет значения.

- Да, - она робко улыбнулась.

Страх, что не увидит его, наконец развеялся без остатка. Сейчас он рядом, и не собирается покидать ее. Она прижималась к его груди, всем телом ощущая тепло и биение живого сердца. Живого несмотря ни на что. Он только что назвал ее ниточкой, связывающей его с существованием! Он живет из-за нее – это его собственные слова.

- Гляжу, дождь закончился? – он ответил на ее улыбку.

- Дождь? – девушка непонимающе нахмурилась.

- Когда ты плачешь – это словно тучи затянули небо, и заморосил дождь. Но вот тучи разошлись – и ты улыбнулась, словно солнце выглянуло.

Она счастливо рассмеялась, потерлась щекой о его плечо. Давно она не ощущала себя настолько счастливой! Таонга снова приподнял ее подбородок, и она потянулась к нему навстречу.

А ведь она почти привыкла к мысли, что больше не сумеет его увидеть!

Редкая жесткая трава, растущая из рассохшейся почвы, показалась мягкой, как покрывала в шатре Рамлы. Или даже мягче. Накато не знала, сколько прошло времени – ощущение его хода стерлось. Так что, когда пришла пора выныривать в настоящую жизнь – с зимней степью, холодом и повседневной суетой – она не сразу и сообразила, где очутилась и почему.


*** ***


Издали они оказались похожи на горы.

Невысокие горы, которые двигались навстречу. Зима сжала острые ледяные зубы на замершем теле степи. Мела пурга, так что на совсем небольшом отдалении видно почти ничего не было.

Именно поэтому приближавшихся всадников чужого племени вначале приняли за смутные тени среди метели.

Любопытная Накато приникла к щели в плетеной стенке кибитки на спине мамонта. Хоть и скверно, но кое-что различала. Рамла бурчала – мол, делать нечего, глаза пялить. Сама она зарылась в подушки и покрывала, нахохлилась. Дело заключалось не в том, что шхарт не было любопытно. И даже не в том, что метущая колючая снежная пыль напрочь забивала желание выглянуть наружу.

Просто нынче они должны были наконец повстречать идущее навстречу племя, в котором находилась будущая жена Фараджа. Дочь одного из советников вождя.

Глядеть на это Рамла не желала. Ее сердце противилось уготованному будущему.

А вот Накато было безразлично. И она беззастенчиво выказывала полнейшее равнодушие к чувствам госпожи. А что – ей знать о чувствах той не полагается! Не то у нее положение, чтобы даже задумываться о таком.

Бестолковой рабыне позволительно праздное любопытство, когда ее руки не заняты работой. Если она при этом молчит, конечно. Накато молчала.

Она только глядела, как темнеющие в пурге холмы приближаются, понемногу обретая смутные очертания. И превращаются наконец в силуэты всадников на мощных крупных единорогах.

Мамонт, несший на спине шхарт и ее служанку, замедлился. Потом вовсе встал.

Однако раскладывать стоянку никто не спешил. Да и попробуй поставь шатры, когда так метет!

- И чего мы застряли? – пробурчала Рамла. – Погляди, ты же все равно таращишься!

- Не могу разобрать, госпожа, - покорно отозвалась Накато. – Пурга метет. Если хочешь, я выйду под каким-нибудь предлогом. Скажу, что ты молока хочешь.

- Ну, иди, - хмыкнула та. – Ишь, хитрить выучилась…

Накато скалистой ящерицей выскользнула наружу. Тяжелую войлочную занавесь придавила всем телом, извернувшись, сноровисто закрепила, чтоб пурга не нашвыряла внутрь колючей снежной крупы.

Сидеть внутри было невыносимо.

Не только из-за зудящего любопытства. Мерное покачивание кибитки на спине мамонта убаюкивало. Остановка же моментально вызывала беспокойство. Тут уж либо идти вперед, либо останавливаться и вылезать.

Девушка скатилась наземь. С запозданием развернула прихваченное покрывало, набросила на плечи и завернулась плотно, чтобы ветер не содрал и не унес.

Прошмыгнула под брюхом переминающегося с ноги на ногу мамонта, потопала вперед, вглядываясь в застывших всадников. К этим обращаться бесполезно – кто из мужчин станет обращать внимание на рабыню! Ничего. Ей не лень пройтись вперед, чтобы своими глазами увидеть причину остановки. А то ноги затекли – сидеть неподвижно в качающейся кибитке с самого утра! Вон уж виднеются вдалеке высокие единороги, на которых едут Фарадж и ближайшие к нему воины.

Накато слегка пригнулась, ссутулилась. Конечно, кто там обратит внимание на топающую по земле фигуру рабыни? Но быть замеченной не хотелось.

Она замедлилась, и теперь пробиралась, прижимаясь к снежной стене широкой колеи, проложенной в сугробах идущим кочевьем. С неба крупа посыпала еще гуще, так что видно не было ничего уже на расстоянии вытянутой руки. Снег, казалось, глушил и звуки вокруг – так что Накато слышала лишь негромкое фырканье верховых зубров.

И вдруг совсем рядом оказался массивный бок единорога с ногой-колонной.

Это ж один из сильнейших воинов! А рядом – немного впереди – и сам Фарадж. И напротив него какой-то всадник, тоже на единороге.

Девушка сбросила с плеч покрывало, вмяла его в снег и поднырнула под брюхо животного. Что ее заметят, не опасалась – здесь снег под копытами всадников не успел превратиться в жидкую растоптанную кашу. Кто там разглядит тонкую фигурку в снегу сквозь метель? И кому оно нужно – вглядываться.

Да и заметят – она скажет, что исполняла приказ своей госпожи.

Накато и самой было любопытно! Она пробралась под брюхом единорога, переползла под животное, верхом на котором сидел сам Фарадж. И пробралась вперед, едва не под самую морду. Тот переступил с ноги на ногу – но не задел. Животное прекрасно ощущало, что под ним копошится живой человек. А еще оно узнало Накато – она ведь не единожды ночевала в загонах для живности, пусть и предпочитала мамонтов.

Кто-то из воинов мог бы встревожиться, почуяв копошение под копытами – но не единороги. Им не нужны были глаза, чтобы отличить своего от чужака.

Накато напрягла слух и услышала-таки разговор Фараджа с его собеседником. Это оказался вождь другого племени. Того самого, которому они спешили навстречу.

Остановка была временной. Сейчас вожди обсуждали, как кратчайшим путем пробраться в удобное место среди холмов – чтобы остановиться там на несколько дней и устроить свадебный пир. Дослушав разговор, Накато повернула обратно. Что требовалось – она узнала. А без покрывала начала замерзать. Будь она обычным человеком – так и замерзла бы!

К мамонту, несшему на спине Рамлу, она пробралась, когда кочевье вновь тронулось с места. Накато торопливо вскарабкалась и ввалилась в кибитку. Разумеется, шхарт принялась вопить, что она притащила на себе снега. Но это все наносное – девушка знала, что та сгорает от нетерпения узнать: к чему же была остановка.

Загрузка...