Прибежище из серы и тьмы

Глава 21

Кайра

— Вас привели сюда, чтобы совершить первый обряд празднования Равноденствия. — Слова Трифона проникают в мою голову, пока я смотрю на кучу дров у него за спиной. Бледная, почти цвета слоновой кости конструкция из так называемого «дерева» куда больше напоминает кучу тел, лишённых жизни — руки и ноги, высохшие до состояния хрупкой шелухи, уложены друг на друга. Рука Руэна исчезает из моей, но я всё так же не в силах оторвать взгляд, пока холодок не ползёт по позвоночнику.

Прохладный стакан вкладывается в мою ладонь. Я опускаю взгляд и с облегчением обнаруживаю, что это не та красная жидкость, которую пил Азаи. Взгляд Руэна затуманен в нем явно читается беспокойство, когда он подталкивает меня снова посмотреть вперед, но не раньше, чем я замечаю, что у него и у остальных точно такие же бокалы. Когда мой взгляд снова останавливается на Царе Богов, он поднимает к небу свой собственный золотой кубок.

— Сегодня вечером мы сожжем священное дерево Богов, и когда пепел прольется дождем на вас, вам будет позволено использовать его, чтобы очистить ваши тела от всех прегрешений. — Его рот кривится в кривой жестокой улыбке.

Я сосредотачиваюсь на лице Трифоны, но в нем очень мало черт, которые напоминают ее — Ариадну. Мою мать. Царица Богов, с другой стороны… ее черты настолько очевидно отражают черты Ариадны, что я не знаю, как я не заметила этого раньше. Изящный изгиб ее носа, разрез глаз, надутые губы. Все это напоминает мне женщину в камере внизу. Единственная разница в том, что там, где Данаи — это золотое пламя и тепло, Ариадна — серебристая сталь и лед.

— Когда пепел коснется вас, — продолжает Трифон, — вы должны поднести его к своей коже. Отдать дань огню, поцелуем отметив своё тело. — Его взгляд обводит толпу.

И когда, наконец, его глаза останавливаются на мне, я не отвожу взгляда. Жар обжигает позвоночник, пальцы сжимаются на бокале. Мышцы напрягаются — я готовлюсь к удару, который ещё не нанесён. Даркхейвены придвигаются ближе, предлагая как свою защиту, так и тепло своих тел. Я тянусь к теплу, позволяя ему проникнуть в мои кости, даже когда мороз быстро уносит его прочь. Дыхание испаряется из моих легких, рассеиваясь, как бегущая армия. Мне не хватает воздуха.

Мои губы пересыхают, язык прилипает к небу. Я сглатываю, ощущая вкус песка и пепла на языке, и меня тошнит. Приросшая к камню под моими босыми ногами, я отвожу взгляд от Трифона и смотрю на бокал вина в своей руке. Опасно! Мой разум кричит, звук этого слова выше, чем мой собственный мысленный голос. Мои пальцы дрожат вокруг ножки.

Мне не следует это пить.

Почти сразу же, как только появляется эта мысль и я планирую швырнуть бокал через плечо, появляется знакомое лицо. Всё те же острые зубы и хищная улыбка — Залика широко ухмыляется, пробираясь вперёд со своим бокалом в руке. Но сегодня она одета, как Боги, а не как мы. Теос, ошарашенный, едва успевает отступить в сторону, чтобы она не врезалась в него, и мои пальцы слабеют на стекле.

— Счастливого первого обряда… — Голос Залики подобен шепоту на ветру, несмотря на ее вполне реальное присутствие. Это так мимолетно, что я почти ожидала услышать ее слова в своей голове, а не вслух.

Затем какой-то неизвестный источник придает смелости моему телу, мои конечности движутся вопреки моим собственным желаниям, когда моя рука поднимается, пальцы снова сжимают ножку бокала, пока край не прижимается к моим губам. Черт!

Мой взгляд скользит от Залики обратно к самодовольному выражению лица Трифона, когда одна из его темных бровей выгибается, словно говоря мне отказаться от борьбы. Искрящаяся жидкость струится по моему языку, скользя к задней стенке горла. Нет. Нет! Я не могу… слишком поздно.

Вино исчезает в моем горле, и эффект наступает почти мгновенно. Напряжение в моих костях ослабевает. Мой разум затуманивается, накатывающая волна эйфории захлестывает меня. Я бросаю взгляд в сторону и вижу, что остальные делают то же самое. Глаза Руэна расширяются, рот открывается, и он выливает вино на язык. Я знаю почему, хотя, кажется, не могу собраться с мыслями, чтобы вспомнить, почему это так опасно. Кто-то контролирует его… контролирует нас. Теос кашляет, залпом осушая свой бокал, а Каликс… Каликс смотрит на помост, вены на его руках вздуваются и пульсируют в такт вспышкам ярости в его взгляде.

Что бы мы не выпили — это плохо.

Я делаю большой глоток, и пузырящаяся терпкая жидкость, кажется, наполняет мои кости, восстанавливая способность дышать. Я пью так долго, что опустошаю свой бокал и вынуждена опустить его еще до того, как речь Царя Богов закончится.

Его полный, мужественный рот остается изогнутым вверх. В его горящих глазах светится удовлетворение. Эффект жидкости, какой-то разновидности алкоголя, кажется, проникает глубже, изливаясь из костей в кровь. Я облизываю губы, ощущая вкус фруктов и чего-то еще, чего-то… что вызывает привыкание.

— Да начнется первый обряд! — Наконец-то кричит Трифон, заслужив ответные приветствия. Руки взлетают к небу, звенят бокалы. Напиток пьют снова и снова.

Хорошо. Я раскачиваюсь на месте, невидимая сила манит меня вперед и назад. Вино такое замечательное. Пузырьки щекочут мне горло, хотя мой бокал давно пуст. Это действительно… Божественно.

На массу окаменевшего дерева опускают факел, и он с громким свистящим звуком разгорается, когда пламя пожирает высохшую шелуху. Боги, кажется, исчезают теперь, когда они исполнили свой долг, и без взгляда Трифона мне легче расслабиться. Может быть, это не так уж плохо. Это просто вечеринка, верно? Я протягиваю руку за еще одним напитком к проходящей мимо Терре, одетой очень похоже на Айзу. Движущиеся статуи проходят по саду, исчезая в быстро формирующихся тенях, принося подносы, полные странной пузырящейся жидкости, от которой моя кожа приятна как солнечный свет. Мое зрение затуманивается, когда я осушаю очередной бокал шипучего вина.

— Кайра? — Сильные руки хватают меня за плечи и разворачивают лицом к обнаженной груди.

Грудь Теоса. Я улыбаюсь и ставлю свой опустевший кубок на землю, издалека слыша, как он звякает. — Вино восхитительное, — говорю я, прижимаясь к нему. — Ты выпил немного? — Подождите. Он выпил, верно? Я видела, как он пил… ему следовало выпить больше. Гораздо больше. Мне тоже.

Я беру бокал с ближайшего столика и пытаюсь вручить его ему. Взгляд Теоса задерживается на стакане, как будто это все, чего он когда-либо хотел, но затем он качает головой. — Я не думаю, что мы должны…

Я не даю ему закончить отказ, который он собирался мне высказать. Я опрокидываю бокал делая глоток. Не в силах удержаться, я выпиваю большую часть вина, прежде чем вспоминаю, что планировала. Когда Теос забирает у меня бокал, я оставляю последний глоток во рту и приподнимаюсь на цыпочки. Он напрягается, когда я прижимаюсь своими губами к его губам, а затем раздвигаю их.

Он немедленно раскрывается, чтобы принять мою безмолвную просьбу, и вино стекает с моего языка на его. Он сглатывает. Где-то в саду вокруг нас начинает звучать музыка. Далеко не такая резкая и поразительная, как недавне издаваемые звуки рогов, а мягкие дразнящие звуки струн которые создают самую нежную мелодию.

— Это так вкусно, — бормочу я, лаская его губы своими. Туда-сюда. Туда-сюда. Руки, мозолистые от меча, хватают меня за бедра и кружат, пока моя спина не упирается в грудь Теоса. Каликс нависает надо мной, черные зрачки прищурены, как у его змей.

Моя улыбка становится еще шире. — Ты тоже хочешь? — Ошеломленно спрашиваю я. Обвивая одной рукой шею Теоса, когда мой золотой Смертный Бог наклоняется, чтобы поцеловать мое обнаженное горло, я протягиваю руку и обхватываю затылок моего прекрасного монстра и заставляю его наклониться, чтобы я тоже могла поцеловать его.

Я ласкаю Каликса своим языком, позволяя ему ощутить последний вкус вина, когда приподнимаю бедра к его паху. Две эрекции напрягаются с обеих сторон от меня. Один спереди, другой сзади. Каликс прерывает поцелуй, когда у меня кружится голова от нехватки воздуха. Зрачки у него такие узкие, что все, что я могу видеть, — это насыщенную нефритово-зеленую радужку.

— Еще. — Одно слово, произнесенное низким, отчаянным тоном, но это все, что мне нужно.

Прислонившись к груди Теоса, я беру еще один бокал у Терры, которая, похоже, превратилась в настоящий камень неподалеку. Хихиканье вырывается из меня, когда я подношу кубок к губам Каликса. Он открывается для меня, откидывая голову назад, хотя его зеленые глаза остаются прикованными ко мне. Я наливаю жидкость в его рот, и он глотает. Часть пузырьковой струйки стекает по его подбородку и вниз по горлу на обнаженную грудь.

Не в силах сдержаться, я наклоняюсь вперед и вылизываю дорожку. От центра его грудных мышц к сильной шее и дальше вверх по его квадратной линии подбородка, пока наши губы снова не встречаются в яростном столкновении. Бокал вырывается у меня из рук, когда я обеими руками тянусь к Каликсу. Смутно я понимаю, что это, должно быть, Теос допивает остатки вина, но я слишком поглощена, чтобы обращать на это внимание.

Мое тело покалывает от беспричинного голода, от чувства полного головокружения, которого я никогда раньше не испытывала. Это и есть ощущение счастья? Истинное и абсолютное блаженство? Если это так, то не будет ложью сказать, что Боги преподнесли нам подарок этой ночью.

После еще нескольких минут, проведенных в объятиях Каликса, я отрываю голову от него и оглядываюсь по сторонам. Дезориентированная и сбитая с толку, я ищу своего последнего Даркхейвена. Руэн рядом, его глаза закрыты, а тело, кажется, движется в такт мелодии. Улыбка рассеивает мое замешательство, когда я наклоняюсь к Каликсу и наблюдаю за ним. Мышцы сокращаются и расслабляются, его шрамы белее на фоне загорелой кожи. Я прикусываю нижнюю губу, представляя свой рот на нем. Затем я понимаю… Я могу это сделать. Эти мужчины… они мои, и никто не может отнять их у меня.

Со смехом я расстаюсь с Каликсом, к его большому неудовольствию. Я хватаю еще один бокал и вкладываю ему в ладонь, успокаивая его, пока струйка амброзиевой жидкости льется изо рта ближайшей статуи в бассейн. Фонтаны. Как великолепно. С глупой улыбкой на губах, когда Теос и Каликс практически бегут к источнику восхитительного вина, я направляюсь к Руэну.

Смертные Боги двигаются вокруг нас, их собственные тела изгибаются и двигаются ритмичными волнами. Мои руки скользят по плоскому животу Руэна и поднимаются к грудным мышцам. Он втягивает воздух, прежде чем наклониться ко мне. Открываются прохладные, цвета океана глаза. Исчезает постоянное напряжение вокруг них. Его черты, такие открытые и гладкие, кажутся намного моложе, чем когда-либо прежде. Я нахожу, что мне это нравится.

Проводя ногтем по плоскому мужскому соску, губы Руэна приоткрываются, и с него срывается стон. Передняя часть его Морс паллиум, обернутая вокруг бедер, приподнимается, когда его член напрягается, оттопыривая ткань.

— Потанцуешь со мной? — Я шепчу свой вопрос, одновременно притягивая его ближе руками.

Руэн не сопротивляется, его руки поднимаются, чтобы обхватить мои бедра. Тела вокруг нас превращаются в множество размытых теней. Это приятно. Все исчезают, пока не остаемся только мы с Руэном. Мои глаза закрываются, когда руки Руэна начинают путешествовать, спускаясь вверх и вниз по моему телу, к талии и обратно к бедрам. Он притягивает меня ближе, пока не остается ни одной части меня, которая не касалась бы его. Запах чернил, пергамента и мяты витает вокруг нас.

Его член напряженный между нами, и, по иронии судьбы, я понимаю, что шнурок вокруг моей талии больше не давит на меня. — Ты целуешь моих братьев, но не меня? — Вопрос Руэна, заданный шепотом, звучит не с завистью, а скорее с вызовом. Я поднимаю взгляд на его сверкающие, как драгоценные камни, глаза и ухмыляюсь.

— Может, мне стоит предложить тебе что-нибудь еще? — Я поднимаюсь на цыпочки и нависаю губами всего в дюйме от его губ. Его пальцы сжимаются на моих боках, большие впиваются в нижнюю часть изгибов моей груди. Проводя зубами по его нижней губе, я позволяю себе опуститься обратно и наслаждаюсь его стоном разочарования, когда член, прижатый к моему животу, пульсирует под его одеждой.

Тяжело дыша, чувствуя, как мои груди набухли, а желудок опустел, я откидываюсь назад. Как я могла раньше думать, что это красивое платье такое открытое? Теперь оно слишком тесное. Протягивая руку, я дергаю за бретельки на груди. Мои груди болят, а соски затвердели.

Руэн, не теряя времени, помогает мне. Я уже слышу женские крики и мужские стоны где-то в толпе. Они должны понимать это горячее желание, которое кипит внутри меня, требуя, чтобы меня освободили. Руэн помогает расшнуровать шнурки, которые сковывают меня, мои груди выскальзывают в его ждущие руки. Я вскрикиваю, когда в тот момент, когда они обнажаются, он наклоняет голову и втягивает в рот один набухший сосок.

Неистовая жажда поднимается внутри меня, вырываясь из моей сердцевины. Я чувствую, как влага стекает по внутренней стороне бедер. — Слава Богам… — Шепчу я, когда Руэн перемещается к другой моей груди и совершает тот же чувственный акт, втягивая в рот жаждущий бутон, перекатывая его языком, прежде чем нежно прикусить зубами. Слава Богам, Айза не дала мне надеть нижнее белье.

Теперь все имеет смысл. Боги хотят очистить нас от наших запретов. Они хотят освободить нас от забот, страхов и боли.

Из моей груди вырывается новый смешок, и я запускаю пальцы в волосы Руэна, приподнимая его голову и направляя навстречу своим губам.

Слава Богам…