Осколки на снегу. Игра на выживание

Глава 51

Охота или ловитва, как говорили в те века, пользовалась у наших предков большим уважением. Доподлинно известно, что еще при Высоцких царская охота почиталась делом не столько необходимым для пропитания Двора, сколько как достойное развлечение высоких родов, позволяющая демонстрировать удаль вне военных походов. Традиция сложилась так, что Владыки отдавали предпочтение охоте соколиной. Псовая же вошла в обиход дворянской усадьбы уже после воцарения Державиных, во времена куда более спокойные.

Из учебника истории профессора Кручинского

Северяне относятся к охоте со всем почтением, но даже в наш век прогресса старики предпочитают использовать белое оружие. Так они называют рогатины и ножи. Но это уже отмирающая традиция. Молодые охотники вовсю применяют оружие черное, огнестрельное. По этому поводу есть у них спор: старшие считают, что такое дело грех, потому как не честно, и оскорбляет зверя и лес. Молодые смеются над предрассудками. Надо сказать, что поверья о перевертышах, которые знали тайны леса и могли менять облик, в провинциях весьма живучи. В прежние времена у северян даже была мода числить среди предков этих омерзительных богопротивных созданий, с которыми боролось наше Просвещение и Ее Королевское Величество!

Из донесения тайного агента, архив королевского Дворца

Свинья скажет борову, а боров растрясёт городу

Народная присказка

Ночь уже уступила время дню, но сумерки еще прятались в тенях, давая полусонным людям сполна прочувствовать прохладу, которую пока не разогнала бледная, едва затеплившееся заря.

Лиза поежилась. Ее охотничий костюм был теплым, но в прозрачном холодном воздухе отчетливо витал запах изморози, заставляя против воли передергивать плечами.

Дамы выезжали одни, мужчины еще в темноте отбыли к Заячьим Камням, покинув гостеприимный кров Провинциала. Сам он, конечно же, никуда не поехал — лицам духовного звания такие развлечения не полагались — и сейчас на правах хозяина на пару с верной Акулиной наблюдал за тем, как дамы рассаживаются по моторам.

— Не по правилам, конечно, ране-то охота конная была, а вот так — баловство одно, — сказали густым баском над Лизиным ухом, и девушка удивилась, оглянувшись: как Флора Михайловна при всей ее корпулентности умудряется двигаться так бесшумно?

— Мужички-то уж поди у самих Заячьих Камней, там их с вечера Чаройский ждет со всей своей псарней, — продолжала купчиха.

— Псарней?

— А как ты думала? Нешто наши господа за зайцами сами бегать будут? — хохотнула собеседница. — Псарня у Чаройских знатная. Старый бы за сынком да дочками так смотрел, как за собаками своими. У него не забалуешь, если ты псом не родился. Он за Флейтой больше убивается, да с Фаготом милуется — эта пара прямо с ним живет. С одной ложки ест, в койке спит. И вот куда семье с ними тягаться?

Лиза недоуменно взглянула на Флору.

— Та клички это! — хохотнула собеседница, верно истолковав взгляд. — Услышишь, как славно поют. У него все своры по голосам подобраны. Мастер он в этом. И то правильно. Всегда так и было в прежнее-то время. А сейчас мало кто может такой сворой похвастаться, а на наших землях так и вообще таковых не осталось. Смута-то не только господ кончила, но и собак повывела, да и слуг знающих тоже. Ну, что ты на меня глядишь? Думаешь, Чаройский на псарнях своих саморучно убирается? Я тут одна така дура середь белой-то кости, в землю руками сама лезу вперед девок своих. Да, что говорить? До Смуты-то меня сюда бы не позвали!

Она наклонила голову и чуть фыркнула:

— Ну все, разобрали мягкие-то. Пошли вон к тому мотору, там сиденья деревянные, не по нраву им. Ишь, пожалели свои зады-то. А там всего два места, и водитель, вишь от? Он отдельно сидит. А нам с тобой того и надо.

Пожалуй, да. Лиза полночи раздумывала, с кем она может оказаться и какие разговоры придется вести. В этом смысле, Флора Михайловна показалась ей не худшей компанией.

Они чинно подошли под благословение Саватия и получили от сладко улыбающейся Акулины по наручному амулету с камушком:

— Брат Саватий самолично над ними всю ночь молился.

— Ишь ты! — восторженно взвизгнула купчиха и смачно поцеловала камень. Акулина довольно и торжествующе улыбнулась.

— Не снимайте, — наказала. — И никакой беды с вами не случится. Братова молитва вас будет хранить.

И купчиха, и Лиза отвесили синхронный поклон. Саватий покивал им, обозначив улыбку уголками губ. В темных глазах его, казалось, ничего не отражается.

— Стало быть, не бывала, девонька, на псовой-то охоте? — спросила Флора Михайловна у Лизы, когда они заняли свои места.

— Нет, — рассеянно ответила она и отвернулась к окну. Водители, как солдаты, выстроились перед Провинциалом, ожидая его напутствия.

За спиной Акулины мелькнула высокая фигура. Лиза невольно вгляделась в нее, уловив что-то знакомое и вдруг узнала женщину в послушническом платье. Это была та самая баба с пайбой, с которой она повздорила в самохуде, уезжая из Полунощи.

Откинувшись на спинку действительно жесткого кресла, девушка задумалась. Второй раз она видит ее здесь, и, судя по платью, не случайно. Но Лиза сама не могла сформулировать то, что ее настораживает во всем этом. Но что-то неопределённое словно царапалось изнутри, не давая покоя.

Может быть, Лиза просто все преувеличивает?

Колонна, меж тем, тронулась с места и легкий ветерок загулял по салону — перегородка между пассажирами и водительским местом, почему-то больше напоминающим седло на шесте с притачанной к нему сумой, а не современное нормальное кресло, не была опущена. Лиза покосилась на Флору. Та хмуро крутила в толстых, но ловких пальцах, выданный ей амулет. Свой Лиза не туго затянула на запястье и сейчас свободно болтался на левой руке, наровя попасть в ладонь.

Моторы уже бойко выкатывались из ворот Замка на дорогу один за другим, чтобы позже, не доезжая Межреченска, свернуть в беломорший бор, который, словно длинный язык неведомого горного тролля, острым и узким краем делил смешанные леса. Лиза с любопытством разглядывала этот пейзаж.

Здесь не стояли берёзы вперемешку с осинами и рябинами, и кустарник не затягивал землю, надежно пряча ее от человеческих глаз. Нет, лишь темные ели, силуэтами напоминавшие мрачных столичных работниц в юбках-колоколах, стояли по одиночке и хмуро смотрели с высоты на нежданных гостей.

Да, росли они не кучно, а на отдалении друг от друга, словно каждая стремилась оградить себя от близкого общения с товарками. Их нижние ветки спускались до земли, образуя невысокие, но густые шатры. Верхние же, наоборот, были так малы и немногочисленны, что верхушки мнились и вовсе голыми. Это от снегопадов и ветров, вспомнила Лиза.

Флора Михайловна подергала ее за рукав и, когда девушка, помедлив, обернулась, вдруг быстро и ловко сняла с ее запястья амулет, при этом так решительно двинув бровями, что Лиза передумала спрашивать: «Что вы делаете? — уже готовое сорваться с губ.

Молча она наблюдала, как Флора, свесившись в проем, прячет амулеты в суме ничего не подозревающего водителя-послушника. Купчиха же, закончив, осторожно и беззвучно опустила перегородку между салоном мотора и местом водителя, и решительно повернулась к Лизе. Девушка испытала досаду. Кажется, разговора избежать не удастся. Лизина сдержанная нелюбезность совершенно не смущала Флору Михайловну.

Та же, отогнув рукав теплой самосвязанной кофты, продемонстрировала вдруг целый набор непростых браслетов. И только сдвинув несколько камней в одной ей понятной последовательности, неторопливо заговорила с Лизой.

— Немудрено, что на охоте ты не была. В Полунощи по снегам не больно-то поохотишься, но ране Соцкие любили охоту. Весь околоток там собирался, куда было до них Чаройским. Давно, правда. Еще при прадеде твоем. Слышала я, дед мой туда хорошим гостем ездил, Соцкие за титулы никогда не цеплялись. А ты в имение-то отцово будешь наведываться? А, девонька?

— В отцово? — переспросила Лиза. — Но… его же нет.

Родовое имение Соцких, по словам отца находившееся в запустении и разрухе, было уничтожено еще в Смуту каким-то случайно забредшим те края революционным отрядом.

— Земля-то есть, — степенно ответила Флора. — Много земли. Не обижены были Соцкие в наделах-то, другое дело, что Север у нас, от той земли весь прок в охоте да в ягодах-грибах. Аль отказался твой батюшка от землицы-то, когда Михаил Новый всем всё обратно отписал?

— Нет, не отказывался.

— А продавать будешь? Я хорошую цену дам. Леса в Сотицах добрые.

— А там живет кто-нибудь? — быстро спросила Лиза.

— Разве что зверье, — усмехнулась Флора. — Край-то там дальний. Дороги позаваливало. Смотреть некому. Ну так что?

— Моего отца назвали государственным преступником, — напомнила Лиза. — Все, что у него есть, изымается в казну, «окроме того жилья, где проживают дети оного, буде есть они», — добавила она цитату из Уложения. — Думаю, чиновники уже оформили документы на Сотицы, ни пяди ни забыли.

Дом в Полунощи должен остаться за Лизой, да только жить ей там никак не можно.

— Какой он государственный преступник! — резковато ответила купчиха. — От же паскудники! Нашли преступника, а! Но есть же надежда, что разберутся в деле-то этом?! А значит вернут тебе все. Вот и журналист твой давеча говорил об этом.

— Он не мой, — резко перебила Лиза.

Флора Михайловна хмыкнула.

— Так всяко уж пронесли-то по городку-то нашему. И не разберешь, где правда. Кто говорит, серьезная любовь у вас, а кто, что бросил он тебя уже, а то вот еще что бают: в содержанки ты идешь, да и уезжаешь с ним в края заморские. Квартиру для встреч распутных он тебе снимать будет.

— Ч-что? — искренне удивилась Лиза. — Как вам не стыдно говорить такое? Лир Лэрд собирает материалы на книгу о моем отце. Это все, что нас с ним связывает!

— Я это не сама придумала. А ты на ус мотай, как пронесли тебя по городку-то. Вишь, люди-то у нас простые, — со странной интонацией ответила купчиха. — Они таких делов с книгами не понимают, а вот то, что ты с этим красавцем ездишь в город одна на моторе, да по улицам прохаживаешься, очень хорошо видят. И что они должны думать, скажи на милость, особливо, когда слушки кто-то пускает? Тут у нас все просто. Кто с кем заходил, тот с тем и заженихался, ежели все путем. А как сказали худо про какую девку, так остальные и шарахаются уже, сторонкой обходят. Только уезжать и остается. Ну или подтверждать слухи-то, с теми, кто охоч до вольницы такой. А надоешь, так он по доброте своей может другого кого найдет, али другу уступит.

От гнева у Лизы потемнело в глазах.

— А может быть, надо думать то, что люди общаются между собой, не обязательно подразумевая брак или какую-то там вольницу? — Лиза заволновалась и едва не запуталась в словах. На самом деле, она и не предполагала, что жителям Межреченска есть до нее дело и сейчас чувствовала себя вываленной в грязи:

— Как вообще можно обсуждать незнакомых людей, выдумывая такое?!

— Но это они тебе не знакомы, — купчиха грустно усмехнулась. — А ты им очень даже знакома. Да и лир Лэрд, как ни крути, человек не последний, ну, как поговаривают… Из Имберии опять же. По нонешним-то временам одного этого достаточно, чтоб хорошим женихом прослыть. Вон Баранова ему любую дочку отдаст, какую попросит, так он-то и не просит — а она думает, что ты мешаешь. Злишь ты нашу полицмейстершу-то не знамо как, девонька.

— Вы тоже отдадите любую из дочек? — раздраженно спросила Лиза. — И я никак не мешаю лиру Лэрду увезти с собой хоть всех дочек этого города, если он такое желание вздумает иметь.

— Я-то пристроила уже, — откликнулась купчиха. — А ты норов свой не кажи людям-то, чай не за папенькиной спиной, девонька. Прямая ты как аршин, Елизавета Львовна. Не легко такой-то жить, коли не в богатых палатах, да не при деньгах. Не нравится тебе разговор, ты уже и сердита, и прикрикнуть готова. А я тебе говорю не для того, чтобы позлить. Кроме меня тебе об этом никто и не скажет. Разве что фыркать будут да переглядываться, да в спину хихикать, злословя. Так что ты смотри в оба на этой охоте! Некоторые люди от безнаказанности берега теряют. Сторожись тут каждого, дай Госпожица, живая и целая вернешься с охоты-то этой и личико не изуродуют. Ну и не шуткую я. Тебе надо уезжать отсюдова опосля-то. Я деньгами могу помочь.

У Лизы пересохло в горле.

— Да не пугайся ты, — добавила купчиха. — Веди себя естественно. Но бди, по сторонам смотри внимательно, поняла?

— Вы что-то знаете? — негромко спросила Лиза, овладев собой.

Флора пожала мощными плечами.

— Не знаю я ничего. Но вижу, что раздражаешь многих. Разговоры слышу. Выводы делаю. А лес в наших местах дело такое — порядок в нем медведь блюдет. Он тут за всех ответ держит, а поди спроси с него, ежели что? Пропал человек — кто знат как? Нет человека, и дела нет никому. Никто ничего не видел.

— Не полицмейстер Баранов, значит, за порядком смотрит? — с ехидцей спросила Лиза.

— Баранов, — Флора снова усмехнулась, на это раз нехорошо. — Ему кто больше подал, тот и прав. Да и интерес у него в родных детях, а он злата сильнее. Отец-то он хороший, хоть и глупый. Да и смотрю я, что не в том ты состоянии, чтобы его заботу оплачивать при любом раскладе. Ты вот сюда зачем приехала?

Вопрос девушку неприятно поразил.

— Я давно знакома с Провинциалом Саватием, — ровно ответила она, стараясь быть все-таки любезной после Флориного замечания про норов.

— Знакома ли? Али просто видела в детстве? — уточнила купчиха.

— А вам не нравится, что я здесь? — от улыбки свело скулы.

— Не в этом дело. Провинциал не так прост. Дно у него двойное, если не тройное. Отца твоего паскудники столичные выставили вражиной вороватой. А Лев таковым никогда не был. Я помню, как Саватий у вас жил. Не удивляйся. Акулька-то тогда у меня работала в теплицах. А я про работников всегда все ведаю. И теперь понимаю, что дела твои не так, чтобы блестящи, защитника вот прямо сейчас нет. Ты никто, девонька, пустое место, уж прости за прямоту. Какой с тебя интерес, кроме мордашки смазливой? А Провинциал наш про простоту да смирение только говорит много, а сам-то дружбу с богатыми да влиятельными водит. И за старое добро никогда не благодарит. Он под себя только гребет и себя одного видит. Ну, может еще Акулькину родню. Вот зачем ты ему? Какой у него интерес в тебе? Ох, грехи наши, да не зыркай ты на меня так! Девка ты умная вроде, сама разе не думала?

Лиза мрачно смотрела на собеседницу. Выжидательно помолчав, Флора продолжила спокойно:

— А я зачем толкую тебе? Хотелось бы мне, Елизавета Львовна, на самом деле хотелось, чтобы ты до времени, когда справедливость восторжествует, дожила. Потому и прошу тебя, будь осторожнее на этой охоте. Баранова куда будет звать, не ходи. Среди толпы держись, поняла?

— Да, конечно. Не поняла только, что мне угрожает, — Лиза постаралась улыбнуться, но губы растягивались через силу.

— Да ежели бы я знала точно, — задумчиво ответила Флора и предложила. — А то держись около меня, слышишь? Я-то любого отошью. От меня-то отскочит. И нормально будет: ехали вместе, ходим вместе. О цветочках поговорим, да погромче, еще шутковать будут над нами, мол, нашла Флора Михалвна свободные уши-то. Я о цветах-то да теплицах своих могу долго говорить. Они это знают.

— Хорошо, — ответила Лиза. На самом деле предложение пришлось ей не по душе. Как понять, кто друг, а кто враг? Вот Флора со своей грубостью, со всеми своими разговорами разве друг?

Нет, девушка не горела желанием примкнуть к кружку своих ровесниц или их матерей, понимая, что вопросы ей задавать непременно будут. А вот какие? Судя по взглядам, что бросали на нее девицы, вряд ли приятные. А Лиза не хотела говорить про отца с этими барышнями и дамами, потому как видела — ее семья и все, что с ними случилось, для них всего лишь одна из сплетен, очередное развлечение за чайным столиком. Правда то, что Лиза сама вдруг стала предметом сплетен, она не предполагала. Или Флора не лукавит и добра непритворно желает?

Купчиха, конечно, новое руководство Кристальной Шахты называет не иначе, как «паскудники», что вызывает у Лизы чувство признательности, но что ей на самом деле нужно? С той же Барановой они вполне искренне улыбались друг другу: в глаза одно, а за спиной — другое. А как она целовала амулет? Может ли, Флора и с Лизой вести двойную игру?

Да, вполне может.

В искренность простой замарашки Малаши Лиза поверила с первого взгляда и не искала подвоха, а вот Флора виделась ей совсем в другом свете и не получалось ей поверить.

Никак.

В это время на другом конце мира высокий полуседой человек мерял шагами кабинет. Вечер прошел и ночь наступила, а девочка, отправленная лиром Карлом Огастом в Империю по совету его хитроумной Анны, так и не вышла на связь.

Анна скользнула в кабинет не слышно, через потайной ход, который связывал их покои и был не доступен для слуг. Вечером Карл сам отправил ее спать пораньше, уверив, что, если в ответе девчонки будет что-то срочное, жену он обязательно разбудит.

Не пришлось.

И сейчас, подняв глаза на любимую женщину, он отрицательно покачал головой.

— Не стоит огорчаться, — ласково молвила она, обнимая его, и он прижался лицом к ее волосам.

— Ты привык к дисциплине своих людей, — зашептала жена тут же. — Вспомни, Нокса на полной автономии. И среди прочего может переносить связь. Мы сами говорили ей об этом.

— Но это означает форс-мажор, — заметил Карл. — И полный провал наших планов.

— Мы и так поняли, что с нашим любимым лиром не все ладно, — безмятежно ответила Анна. Кого угодно ее расслабленность могла бы обмануть, но только не его. Спокойной она то же не была. Морщинка на чистом лбу подсказала ему это. Он разгладил ее поцелуем и не увидел, а почувствовал, как по губам жены скользнула улыбка.

— Девочка моя, не обманываем ли мы сами себя? — спросил, прижимая к себе любимую, и невидяще глядя перед собой поверх Анниной головы.

— Давай, ты пойдешь и поспишь, — ласково предложила она. — Тебе нужен отдых, родной.

Лир Огаст поцеловал жену в макушку:

— Нам надо задействовать наш личный план, и уже сегодня, — заговорил он помолчав, и в ответ она обняла его еще крепче. — У меня нехорошие предчувствия, Эн.

— Я тебя не оставлю, — моментально ответила она.

Карл усмехнулся и шепнул ей на ушко:

— Милая, нам надо вывести малышку из-под возможного удара в случае провала и Ее гнева.

Анна вздрогнула в его объятиях.

Дочь, которая уже скоро должна была родить им внука, всегда была слабым местом Огастов.

— Мы можем подождать еще немного, — расстроенно ответила Анна.

Карл не ответил бы ей утвердительно, знай он о том, какая нешуточная баталия развернулась в Темпе несколько часов назад.

Удобно быть черной кошкой, особенно ночью, когда от тусклых фонарей ложатся особенно густые тени. Эти тени настоящее спасение для таких, как она. Впрочем, таких как она больше нет. Они с матерью были последними. Увы, мать рано покинула ее.

Черная кошка привычно скользила в тенях, подбираясь к нужному ей дому.

Предстоящее не казалось ей сложным. Она тысячу раз проделывала такие штуки. И сейчас она легко попадет сначала в ограду, потом в дом, затем в нужную ей комнату. О, она узнает всё и даже больше!

Кошка остановилась перед большим перекрестком, прислушиваясь и принюхиваясь. Путь чист.

Всегда бы так.

А если бы ей еще город другой выдали, было бы совсем идеально. Правда, по началу ей здесь очень понравилось. Да, летом хорошо, но оно в этих широтах быстро заканчивается.

И теперь ее раздражала и отвлекала, а сейчас особенно бесила холодная — нет, ледяная — мостовая. Кошка не любила зиму и стылые камни, от которых мерзли подушечки на ее лапках. Слишком неприятные воспоминания были связаны с этими ощущениями.

Зима — тяжкое время. А в этом городе она обещала задержаться на долго.

И кошку, не шутя, волновала мысль о предстоящих морозах. Как она выдержит полгода? Ей и два месяца непогоды давались тяжело.

Она снова остановилась, притаившись в особо густой тени. Вот она — цель ее визита, осталось только перебежать улицу и скользнуть в неприметный человеческому глазу лаз.

Кошка принюхалась. Ее глупые товарки явно были на этой улице днем. Запахи уже повыветрились, и потому кошка не могла понять, что именно ей в них не нравится. Она потрясла головой, запрядав ушами не хуже коня. Ей всегда это помогало сосредоточиться не только на звуках, но и на запахах.

Везде было по-прежнему тихо. И запахи не стали резче. Нет, никакой опасности нет. Быстро-быстро, на полусогнутых лапках, черная кошка перебежала дорогу и скользнула под ограду посольского сада.

Рыжая, притаившаяся на карнизе особняка, открыла глаза. Она дождалась свою жертву.