Осколки на снегу. Игра на выживание

Глава 15

Давно это было, рассказывают старые люди. Жила в лесу одна лиса. Скучно ей было. Зачем тут одна живу, подумала лиса, и отправилась искать себе того, кто никогда никого не боялся. Искала, искала, весь лес обежала, пошла в тундру. Там волка встретила. Стали вместе жить. Остальные лисы узнали и возмутились. Такую лису надо изгнать из племени, решили. Собрались и пошли к волку с лисой, а навстречу им другие волки идут. Тем тоже не понравилось, что волк с лисой живет. Волк увидел стаи, что к ним идут и говорит лисе, вставай — побежали. А та удивляется, она же искала того, кто ничего и никого не боится. А я и не боюсь, отвечает волк, однако, быстрые ноги важнее, чем крепкие зубы. Так и убежали от всех.

Из северных сказаний, изданныхпутешественником Изольдом Карловичем Мором

У народа хансю есть любопытное сказание о сотворении мира. У них нет Творца, как некоего сакрального Разума. Хансю мыслят просто: когда-то мир был водой, огромным озером, а земли не было совсем. Но летела над озером утка и снесла яйцо, приземлившись на лист озерной лилии, после чего лист тот стал увеличиваться в размерах и превратился в Первую землю, остров, от которого затем пошли другие острова.

Из записной книжки путешественника Изольда Карловича Мора

Ойц-Пельга сидел на шкуре возле своего чума и смотрел на ледяной край Панциря, что стеной возвышался над желтеющей тундрой. Старому шаману народа хансю всегда нравилось это место: одна оленья пробежка — и можно прикоснуться к царству вечного Холода.

Однако, мир устроен мудро — глаза Ойц-Пельга видят лед, а земля вокруг него, покрытая мхом, может расцветать цветами, краснеть ягодами или желтеть, как сейчас, когда Зима, слушаясь веления Ледяных великанов, уже готова покинуть свой чертог и снова навестить мир людей.

Ойц-Пельга был опытным шаманом рода Росомахи. Он всегда приезжал сюда заранее, задолго до праздника Предуготовления Встречи. Шаманы разных родов собирались на Большую Жертву, чтобы Зима знала — ее ждут, ей уже жарят самого хорошего оленя.

Когда ее ноздрей коснется сладкий дым, она поймет, что люди рады ей и потом будет добра к ним. Когда ее зубы вопьются в оленье мясо, она расхохочется тысячами голосов и радостно помчится со склонов Панциря к людям. Пусть мчится, пусть радуется, пусть злится на белых людей, что живут дальше, в лесах — они не жарят ей оленей.

Ойц-Пельга, прибывая на место Осенней Жертвы заранее, не только любовался отблесками солнца на дальних ледяных откосах. Он заставлял молодняк гонять оленей к Панцирю. Ойц-Пельга хитрил: у края панциря оленей угощали грибами — и с каждым днем они бежали к холодному льду все охотнее.

Вчера Ойц-Пельга вместе с вождем Татьей и молодым Пырко осмотрели стадо. Они в очередной раз надеялись, что победителем в оленьих бегах станет именно их олень. И это будет хороший знак: Зима понимает, какой род постарался, она подобреет: ее ветры не запутают пути, ее снега не засыплют ловушки, ее мороз не тронет людей, а волки обойдут стада стороной. Ко всем хансю будет милостива Седая, но один род выделит особо — это ведь они вырастили ей самого быстрого оленя. Всем хансю нужна добрая Зима, а Росомахам безмерно необходима.

Они больше всего пострадали от болезни, которая мучила тундру много зим тому назад. Не иначе, духи подземных костров вышли в мир живых. Они нападали и на добрых, и на грешных, и на тех, кто еще не успел научиться кривить душой: младенцы в берестяных колыбелях сгорали от их огня.

И Ойц-Пельга горел.

Но однажды духи ушли, и шаман открыл глаза. У него не было сил, но он воспользовался нежданной отсрочкой во благо: он сам зажарил оленя для Зимы. Ведь в тот год два шамана народа хансю воевали друг с другом и смутили сердца всех: народ разделился, да так, что не смог стать единым ради праздника Встречи. И пришла болезнь.

Хансю до сих пор считали, что жертва Ойц-Пельга спасла всех. Зима пожалела глупый народ и прогнала подземных духов с их невидимым огнем назад, в страшный мир Подземелья.

Пожалела Зима и шамана Росомах — оставила ему внучку Салля. Маленький цветок большой, навсегда ушедшей семьи.

С тех пор шаману было важно, чтобы олень Росомах жарился на огне жертвенника. Пусть Зима помнит, кто принес ей ту жертву, пусть бережет Салля. И разве старый шаман обманывает зиму, угощая оленей грибами? Нет, у Росомах всегда были лучшие олени, это известно всему народу хансю. Если Ойц-Пельга и хитрил, то всего-навсего для того, чтобы у Зимы действительно был хороший обед: ведь только из лучших можно выбирать быстрейшего. Зиме пригодятся его быстрые ноги.

Он затянулся, пыхнул трубкой и усмехнулся: молодняк возвращался, и шаман ясно видел, что они справились, и это было хорошо. А еще он радовался, что скоро в чум вбежит Салля.

Сегодня, когда Салля уходила к женскому ручью, вместе с остальными молодыми Росомахами, молодой Пырко пришел к шаману.

— Я хочу ставить свой чум и звать туда хозяйку, — начал он.

— Тебе пора, — согласился шаман.

— Я хочу звать хозяйкой твою внучку, красавицу Салля.

— Зови, — согласился шаман. Пырко был молодым, но сильным и вполне удачливым охотником. Он мог поставить чум две зимы назад, но все среди Росомах знали, почему он этого не делает. Однако, шаман был не против отпустить Салля в чум Пырко хозяйкой, если бы на этой дороге не лежали слова, сказанные ей же самой.

Молодость много болтает и мало думает.

Это проходит с течением зим.

— Будет ли Салля добра ко мне? — Пырко бледнел, когда волновался.

— Почему ты спрашиваешь меня? — удивился шаман. — Спрашивай Салля, а я разве она? Разве Ойц-Пельга сидит в голове Салля и говорит ей, что делать? Она взрослая и имеет голову без Ойц-Пельга. Или может быть ты зовешь хозяйкой самого Ойц-Пельга?

— Она снова настоит на борьбе, — упавшим голосом уронил Пырко.

Шаман пыхнул трубкой.

Салля была сильной девушкой и крупнее многих в народе, не то, что среди Росомах. Она стояла вровень с родом медведей. И смотрела на Пырко сверху вниз. Салля на многих в народе смотрела сверху. Должно быть, ей передалась сила ее умерших братьев.

Ойц-Пельга усмехнулся. В год, когда она доказала, что готова к роли хозяйки, Салля крикнула при всем роде: «Я пойду в чум того, кто меня поборет!»

Желающих нашлось много.

Со всеми справилась Салля.

В тот год Ойц-Пельга был доволен. Он с трудом привыкал к мысли, что внучка уйдет из его чума.

Когда на следующий год бороться с Салля приехали из других родов, Ойц-Пельга волновался: ее поборют, и он совсем редко будет видеть внучку. Но Салля справилась. Она была настоящей Росомахой в борьбе.

— Эх, — сокрушенно молвил вождь Татья. — Будь она парнем!

Салля была девушкой. Однако, в зимние вечера она ненавидела шить одежду, и с удовольствием сбегала на охоту. И в этом деле она частенько обставляла Пырко. Тот старался, и, конечно, чаще был первым. Второй же всегда становилась Салля. Пырко был и тем единственным, кто все еще боролся с внучкой шамана.

— Вздорная девка, — мать молодого охотника любила осудить неуступчивую красавицу со своими подружками. — Уступила бы ему!

Салля не хотела. Смеясь над Пырко, она нарочно оставляла на его лице синие пятна. Рука у нее была тяжелой.

…

— Что мне сделать, чтобы она согласилась? — Пырко побледнел еще больше.

— Салля давно сказала свое слово, — спокойно ответил шаман.

— Что мне делать, чтобы она уступила мне? — в голосе Пырко звучало отчаяние. Ойц-Пельга долго курил трубку. Ему самому повезло с хозяйкой чума: они с детства не расставались. Они слышали мысли друг друга так же ясно, как будто говорили их вслух лицом к лицу.

— Что делает народ хансю, когда хочет задобрить Зиму? — спросил, наконец, шаман, сообразив, что женщины рода совсем скоро вернуться от ручья: не надо Салля видеть Пырко на шкуре шамана.

Тот растерянно похлопал глазами.

— Зажарить оленя для красавицы Салля? — спросил он.

Шаман быстро взглянул на него: может, Салля права, что не уступает Пырко?

— Разве моя внучка не пробовала жаренной оленины? — сварливо спросил он.

— Я понял, — через паузу ответил охотник. Шаман не был в этом уверен.

Когда же, вернувшись от Панциря, охотник торопливо прошёл мимо него, Ойц-Пельга едва сдержал усмешку. У Пырко была рассечена скула. Салля, должно быть, была зла. Он раздражал ее своим непрекращающимся сватовством, но, видать, сегодня отличился особенно.

Щеки прибежавшей внучки горели как ночная заря перед ветренным днем.

— Он сказал, что ты не против! — гневно обвинила она и плюхнулась на шкуру рядом с дедом.

— Когда женщина волнуется, она говорит невнятно, — миролюбиво заметил шаман. Салля гневно посмотрела на него.

— Пырко, — раздельно, но по-прежнему быстро произнесла она. — сказал, что ты не против, чтобы я вошла в его чум!

— Я согласился с тем, что ему пора ставить чум, — заметил шаман. — Хозяйкой там, может стать любая другая девушка племени.

— Скорей бы уж, — мрачно ответила внучка и тут же вскинулась. — Он сказал, что ты велел ему смирить меня, как мужчина женщину.

Из трубки старого шамана посыпались искры.

Салля с тревогой посмотрела на него.

— Я не поверила, — похвасталась она. — И мы не боролись. Я сразу разбила ему лицо!

— Теперь вижу, что ты правильно бьешь его, — медленно произнес шаман. — В его голове мало ума. Он не понял моих слов. Разве народ хансю принуждает Зиму к добру силой?

— Хо-хо! — воскликнула Салля. — Ты мог много чего сказать, но ему надо говорить прямо. Он может только повторять за кем-то! Он никогда не отступает от того, чему его научили один раз. Он ходит только протоптанной тропой. А остальные тут еще хуже!

Шаман вздохнул.

— Тебя перестали звать хозяйкой, — сказал он. — Еще зима, две и — над тобой станут смеяться. Тебя начнут звать Старой Салля, а мальчишек, готовых доказать, что они могут быть мужчинами, начнут пугать тем, что их хозяйкой станет ненужная Салля! Твои зимы все встречают уже хозяйками, Салля. И скоро тебя перестанут считать пригодной. Тебе не простят твоей красоты, тебе не простят синяков и того, что ты, девушка, держала верх в драках с парнями. Когда я умру, тебе придется ставить свой чум — как мужчине, Салля. Тебя перестанут звать женщиной. Ты сильна, ты выживешь. Но Росомахи будут есть зверей, которых ты добудешь, и не будут любить тебя. Не пожалеешь ли ты потом об этих годах, когда ты была юна, красива и все смотрели тебе в вслед с завистью и восхищением?

Внучка сверкнула глазами.

— Этого не будет. Я найду себе снежного великана, Ледяного Лорда! До Большой Жертвы!

Искр из трубки шамана на этот раз было еще больше.

— Кто верит в старые сказки? — воскликнул он. — Они ушли! Давно и навсегда, Салля! Нынче на равнине Панциря найти можно разве что белого человека, да и тот не пойдет с тобой!

— Почему? — обиженно сузила свои длинные глаза внучка.

— Они живут иначе, — буркнул шаман. — Следи за языком, Салля. И больше не говори таких слов, которые не можешь выполнить. Лучше займись другим. Скоро съедется весь народ, посмотри на охотников, может тебе захочется улыбнуться кому-то из них.

— Они все не могут побороть меня!

— Неужели тебе не хочется уступить кому-нибудь? — с тоской спросил Ойц-Пельга. — Приглядись еще раз, может подрос кто-то.

— Нет, — ответила внучка, и старый шаман с грустью подумал, что скоро он будет рад любому из рода Медведей. Главное, чтоб Салля его не побила.

Ночью Ойц-Пельга проснулся и замер от тишины в чуме: дыхания Салля не было слышно. Старый шаман дрожащими руками зажег лучину от очага. Его девочки не было на месте и в первый момент он даже выдохнул облегченно — жива, просто ушла — чтоб тут же сердито затопать ногами, увидев ледяную пластину из ледника возле ложа внучки, покрытого богатыми белыми шкурами: Салля, упрямая девчонка, ушла за своим великаном, оставив деду подсказку, чтоб не волновался зря!

… Уже не первый день быстрые ноги несли Салля по снежному покрову Панциря. Одно огорчало девушку: на равнине, где в это время всегда гулял хотя бы легкий ветерок, было очень тихо. Неужели Ветры покинули Панцирь? Мысль пришла настолько резко и так напугала Салля, что она рывком, почти неосознанно перенесла вес своего тела на пятки, широко разводя мыски лыж: наст взвизгнул под правой. Мысленно обругав себя, Салля ловко выравнялась и остановилась. Легкий намзихан* ткнулся в запятки. Ладно, что дед не видит этого позора — хорошая Росомаха умеет останавливаться резко, но всегда делает это плавно, бесшумно, не попадая под полозья собственной нарты.

Салля окинула быстрым взглядом равнину вокруг себя и прислушалась. Когда она перестала слышать ветры? Первый день они точно были, но Салля не слушала их. У глупого оленёнка в безрогой башке больше ума, чем у Салля! Она бежала воодушевленная одной мыслью: встретить северного великана и поступить с ним прямо так, как говорится в древней легенде ее народа.

О, одна из праматерей рода Росомах, чье имя они не помнили, была настолько умна, что стала женой Ледяного Лорда и родила славных сыновей. Они были умелы те сыновья! Один не боялся мороза, совсем как его отец. Второй был великим охотником. Третий всегда знал, где косяк рыбы подо льдами и его морды** никогда не бывали пусты.

Салля носила в себе кровь Четвертого. Он умел говорить с ветрами, и они слушались его слов, так что мгновенно переносили его и братьев на любой конец Панциря. Люди рассказывают, что он летал на ветрах! Он бывал даже там, где начиналась другая земля, откуда никогда не приходит белый человек, и народ Салля то же не стремится в Запределье — слишком мало там земли и очень много воды.

А может быть, хитромудрые сыновья Праматери просто никому не рассказали, что они на самом деле видели там? Ведь там никто, кроме них, не был! А они приносили мясо и шкуры дивных животных, однако, говорили, что тот край непригоден для жизни их народа, а сами животные выходят из воды.

И так захотелось Салля увидеть Незнаемую землю и обследовать ее, что хоть беги в другую сторону! А вдруг все не так, как сохранили предания. Вот если бы Салля могла жить там! Она сама бы стала Проматерью, основала бы новый народ и глупые куропатки, в которых превратились когда-то славные Росомахи, уже не звали бы ее девушкой-которая-мужчина-но-не-мужчина.

Салля вздохнула. Дед говорит, что над ней будут смеяться. Он не знает, что над ней уже смеются, просто очень тихо. У Салля хороший слух. Салля слышит ветер. Ветер доносит все, что сказано не только про Салля. Она знает, что многие из ее народа недовольны дедом. Они забыли, что обязаны ему! И Салля выйдет замуж за того, кому они будут кланяться, навсегда закрыв свои грязные рты!

Вот только… Сейчас Салля не слышит ветер. Совсем. Когда ночью она покидала родной чум, ветер пел отчетливо. А потом она бежала и представляла снежного Великана, нет — свое торжество, когда она выйдет замуж за того, кому поклонится ее народ. Она так была увлечена мыслями, что потеряла голос ветра и не заметила этого.

Что ей делать? Бежать дальше? Вернуться назад? Салля представила насмешки, сцеженные в рукава с женской опушкой, и рассердилась. Мать Пырко когда-нибудь ответит за свой язык. И еще он хочет, чтобы Салля вошла в его чум хозяйкой! Для этого ему следовало родиться у других людей и другим человеком!

Салля сделала неуверенный шаг вперед. Теперь она не бежала, а шла на лыжах, вслушиваясь в тишину вокруг себя. Может быть, она зря взяла соленое мясо? Вдруг великаны не любят соль? Но ведь это вкусно! И очень дорого. Белые отдают туесок за 20 шкур белого зверя или за 40 темного. Хорошо, что Салля хорошая охотница. Те, у кого есть солёное мясо никогда не испытают голода, даже, когда зверь уходит так далеко, что не каждый может следовать за ним. Когда мужчины возвращаются к очагу с пустыми руками, их женщины плачут.

В те долгие дни, когда солнце беспощадно греет землю, плохо жить без свежего мяса. Льды тают, и мясо становится негодным. Под солнцем вода меняет свой характер и мясо тухнет. Вот и остается есть только черное, извлеченное из торфа и мха***. Салля скривилась. Она его терпеть не могла.

Еще в детстве Пырко сказал ей, что Салля не понимает вкус черного мяса из-за жены ее деда. Бабка Салля была белой. Мать деда нашла ее младенцем, когда ходила с мужем за дальние леса, где белые ставили себе огромные жилища. На девочку они наткнулись уже на обратной дороге. И юная жена уже не спустила найденное дитя со своих рук. А вскоре услышала под сердцем и будущего деда Салля. Белая девочка росла как все Росомахи, но черное мясо никогда не ела. Бабка Пырко за это смеялась над ней, когда сама была девушкой. Она бы и хотела войти в дедов чум, да он поставил его для той, за которой ползал несмышленышем у очага.

— Белую надо было сделать рабыней. Бабка не стала бы спорить, — заявил Пырко. — А твой дед сделал ее хозяйкой. А то нынче я был бы старшим над тобой, и ты была бы в моей воле, потому что я — мужчина.

Тогда Салля фыркнула и стукнула его по носу — и за рабыню, и за мужчину. Ишь, чего захотел!

А соли в чуме у Пырко совсем мало. Когда пройдет зима и солнце начнет топить льды, семья Пырко снова будет грызть черное мясо.

На самом деле набить зверя так, чтоб в вязке он смотрелся шкурка к шкурке, не так-то и просто. Белые люди любят, чтоб все шкурки ложились как одна, тогда они становятся щедры и у них можно взять больше соли. Хотя у деда и Салля соли в достатке и без того.

Все время, пока Салля росла, белый человек-медведь приходил к деду зимой и всегда приносил соли. Он ничего не требовал взамен и, появляясь внезапно, выкладывал много нужных вещей и совсем не хотел шкур. Просто сидел у огня, пил горячую бруснику и говорил с дедом о льдах Панциря. Салля знала, что человек-медведь любит сидеть в их чуме. И дед радовался ему. Жаль, что белого человека-медведя больше нет. Ветер нашептал это Салля, когда она была на охоте. Но девушка ничего не сказала деду: он стар, не нужно ему огорчаться.

Она вздохнула. А ведь весь ее план шит гнилыми нитками. Праматерь не бегала по Панцирю бесцельно, захотев замуж за Великана: она пошла туда, где он любил отдыхать. А любил он отдыхать у ручья. Знать бы, где этот ручей. Может великаны и сейчас туда ходят?

Великан из предания любовался на цветы и Праматерь, которая еще не Праматерью слыла, а была обычной девушкой — такой как Салля, — поняла, что у Великана тонкая душа. И она носила к ручью золотые цветы****, но сама не спешила показаться тому, кого назначила себе в мужья. Таилась средь листвы, изучала повадки зверя.

Да нет же!

Великана!

Однако, вела себя Праматерь как настоящий охотник. Охотница.

Великан не подозревал, что участь его решена и любовался цветами, еще и удивлялся, голосом говорил, мол, откуда они берутся тут? Но удивлялся он не то, чтобы долго, должно быть не такая и тонкая была у него душа.

Через несколько дней он перестал обращать внимание на золотые цветы. А ведь они красивы! Жаль, что они украшают землю только после Зимы. А то бы Салля захватила их с собой — цветы уже прошли проверку делом. Но мясо она бы все равно взяла. Два варианта, лучше, чем один. А все-таки жаль, что в преданиях не говорится о том, любят ли Великаны мясо и есть ли у них соль.

Праматери же тогда пришлось крепко подумать. И она научилась плести венки из золотых цветов. Девушки до сих пор дарят такие своим мужьям в миг, когда входят Хозяйкой в чум, если, конечно, это случается после зимы. Перед зимой у ее народа другой обычай, и он не связан с великанами. Хотя… Салля покосилась на свой тынзян.***** Оленя она удержит легко, а Великана? С другой стороны, самой Салля вряд ли бы понравилось, если бы ее заарканили. А с будущим мужем нужны хорошие отношения.

Праотец, который накинул тынзян на понравившуюся девушку, потом часто ссорился с женой. Вот и Пырко давно бы воспользовался тынзяном, да знает, что она порвет любой и опозорит его отказом. Хорошо быть сильной.

Однако, Праматерь взяла себе мужа совсем не силой. Ее венки Великану понравились больше, чем отдельные цветы, и он стал носить их как украшение, чем и решил свою участь окончательно. Однажды Праматерь сплела венок из жирянки******. Рассказывают, что она специально схитрила.

Может быть и так, а может быть и нет. Просто все золотые цветы в округе она уже повыдирала, и взялась за жирянку. Но в смекалке ей все равно не откажешь.

Когда опрометчивый Великан схватился за фиолетовый венок — от прежних-то он явно отличался — то жирянка показала свой дурной нрав, прилипнув к рукам так, что не оторвать. Тут Праматерь и вышла из засады. Помогла Незадачливому, но не просто помогла, а обменяла на одно желание и клятву взяла. Не зря ее зовут хитромудрой, желание-то она озвучила после того, как достала припасенный кусок льда. Жирянка лед не любит, сразу скручивается в бутон, стоит ее только тронуть. Великан освободился. Ну, или наоборот, это как смотреть. И исполнил клятву — женился на Матери своих будущих детей.

Салля вздохнула, а ведь ей совсем не хочется становится чьей-то хозяйкой. Праматерь-то Великана заранее выбрала, присмотрелась, оценила. Он ей нравился. А Салля, получается, бежит наобум. А вдруг ей какой-нибудь не такой встретится? А ведь придется брать то, что попадется.

Ох, как прав дед, когда говорит, что Салля сначала делает, а потом думает.

Девушка сделала еще один неспешный шаг и замерла, невольно пригнувшись, оглушенная великим множеством разных голосов, которые вдруг завыли, загудели, зажурчали, зазвенели с разных сторон.

Салля услышала ветры.

_______

*Намзихан — легкие нарты для перевозки продуктов, чаще мяса, и поныне используются кочевниками в Арктике. У Салля некий походный вариант, который может везти за собой именно один человек.

**Морда — это ловушка для рыбы, сплетенная из тонких прутьев в форме конуса. Она состоит из двух корзин, вставленных одна в другую. Рыба заплывает в отверстие в малой корзине и попадает в двойную западню.

***Речь идет о разновидности копальхена — это квашеное мясо, своего рода долгоиграющая консерва, что хранится в болотистой местности под слоем торфа. У настоящего копальхена цвет не то, чтобы черный, но, я надеюсь, что эта вольность, простительна. И, упаси Боже, пробовать такое мясо. Для любого человека, если он не из северных людей, не родился и не рос в чуме, копальхен — страшный смертельный яд.

****Золотые цветы — полярные маки. Их так и зовут золотые полярные маки. Красивый, выносливый цветок, самый распространенный в Арктике. Тянется к солнцу, начиная с ранней весны. В России он встречается на полярном Урале, на Новой Земле, на Вайгаче, на Таймыре, в Якутии и Магаданской области.

*****Тынзян — веревка, которую плетут из четырех полосок оленьей кожи, может достигать до 30 метров в длину. Аркан, «длинная рука» оленевода. И что касается обычаев, то это чистая фантазия — ну, почти.

******Жирянка обыкновенная — цветок редкий, растет на севере Европы, Сибири, Америки. Цветёт в июле. Насекомоядное растение, оттого реально липкое. Человека, конечно, не поймает. И льдом ее не особо напугаешь. Но у нас все-таки немножечко сказка. Да и что-то мне подсказывает, что великан тоже сжульничал, чуть-чуть. 😊