Осколки на снегу. Игра на выживание

Глава 43

Глава 43

Барон Вольфганг Винтеррайдер, владелец Зюйд-Каритской компании, извещая о бракосочетании его с Эрнестиной Майэр, покорнейше просит пожаловать добрых людей для присутствия при священном обряде в Морской Собор

Из объявления о помолвке

Юбки страшно стесняют движения! И в дурную, и в хорошую погоду, бедным женщинам приходится изображать из себя парус. При сильном ветре положительно не возможно производить быстрых движений!

Женский журнал Эрнестины Майэр

Ревновать мужей или жен — делать их глубоко несчастными.

Неизвестный мудрец

Эрнестина — орлица диких южных земель. Только имя выдавало в ней полукровку. Там, откуда был родом ее отец, оно пользовалось популярностью. И матушке ее — как водится, дочке вождя, почему-то именно они чаще оказывались в объятиях светловолосых пришельцев — имя это нравилось, хотя она назвала дочь на свой манер Грнст Эрнстна — парящая орлица.

Эрнестина не просто парила. Там, где появлялась эта женщина, всегда был шум, блеск, скандал, а то и драка. Эрнестина, увезенная отцом от матери в возрасте лет трех, не помнила дикий Юг, но вполне унаследовала нрав соплеменников матушки: без скандала день прошел зря. Она ярко ругалась и ярко мирилась.

Отец ее внезапно погиб практически на совершеннолетие дочери и оставил ей не так, чтобы много денег. Эрнестина нашла свой путь, она объявила себя репортером, чем по началу вызвала смех у обывателей.

До нее на Островах журналистика была сугубо мужской профессией. Но Эрнестина не просто нашла работу, она быстро стала популярной. Во-первых, благодаря внешнему виду — она была заметна среди любой толпы, во-вторых, никто из женщин до нее не лез, задрав подол, в гущу портовой драки, чтобы написать репортаж с яркими эмоциями! Честно, говоря мужчины-журналисты такими подвигами тоже не могли похвастаться. Впрочем, та драка вошла в анналы Островов во многом благодаря высоко подоткнутой юбке Эрнестины.

Но, если коллеги-мужчины, отпуская шуточки в заметках про женщину-репортера, надеялись ее смутить, то они просчитались. На следующий день Эрнестина вышла из дома и вовсе без юбки.

Она шокировала общество брюками. И это был не костюм северянок, кои носили брюки под юбку с очень высоким разрезом — удобно для верховой езды — это были самые настоящие мужские брюки-гетры!

Говорят, в тот день на островах больше ничего не происходило.

Но парией, вопреки некоторым утверждениям, она не стала. На континенте ее бы затравили, конечно, но на Острова с восторгом воспринимали все новое: у Эрнестины мгновенно нашлись подражательницы. Они даже основали партию во главе с бойкой репортершей, которая так и называлась — «Женщины в брюках», и после еще долго веселили публику своими заявлениями.

Такой была юность Эрнестины. В молодости, всего-то года четыре спустя, она уже держала свой журнал и считалась экстравагантной, но вполне респектабельной девушкой. В 27 лет завела свой издательский дом и… познакомилась с Гангом.

Нет, в его планы это не входило.

Он второй день как вернулся из очередной экспедиции и утро проводил на пирсе. Дел было чрезвычайно много, а после обеда уже следовало встретиться с партнерами, и, когда за спиной раздался низкий и рокочущий, но, несомненно, женский, голос:

— Так это вы Гонщик Ганг?! — он ничего кроме раздражения не почувствовал. Повернулся нелюбезно и сразу понял кто перед ним — благодаря газетам он знал Эрнестину в лицо, хоть и не был представлен.

Она сверкнула белозубой улыбкой:

— Не сердитесь, я ужасно любопытна. Ах, я же не представилась!

— Не трудитесь, я знаю кто вы. А вы, судя по всему, знаете меня.

— Ну, кто же вас не знает! Вы — один из самых знаменитых судовладельцев и моряков в видимой части мира!

— Думаете, за Завесой про меня уже не знают? — усмехнулся он, вдруг подхватив игру.

Эрнестина рассмеялась:

— Я не могу быть в этом уверена. Вы слишком заметны! Но, если вдруг, они там такие разини, я готова это исправить! Давайте начнем издавать там газету!

— И как мы ее назовем? За завесой?! — со смешком спросил Ганг.

Эрнестина с восторгом улыбнулась:

— Мы с вами из одного теста! Я чувствую, мы сработаемся!

— А мы уже работаем вместе? — поднял бровь Ганг.

— Еще нет! Увы, — беспечно и сокрушенно вздохнула она по-прежнему улыбаясь. — Но — что нам стоит? — давайте начнем!

— Самое шикарное предложение, которое я получал о партнерстве. Ничего не понятно, но звучит интересно, — расхохотался Ганг.

— Интерес вполне залог успеха, — подхватила она весело. — А предложение у меня очень простое, давайте организуем экспедицию в Южные пределы, к Завесе.

— Это опасно, — серьезно ответил Ганг.

— Неужели сыну Панциря не интересно поднять завесу? Совершить величайшее открытие?

— Интересно, — усмехнулся Ганг. — Всем интересно. Но — вы же знаете завесу только по рассказам? Я так и думал. Знаете, под треск поленьев в камине читать про ветра Завесы и морозы Панциря очень интересно и уютно. В жизни все куда прозаичнее. И страшнее.

Позже Эрнестина призналась ему, что мысль про Завесу пришла ей в голову именно в тот момент, когда она заговорила с Гангом. Ничего другого ей просто не вспомнилось!

— А зачем ты подошла? — со смехом спросил он. — Просто так?

— Я не могла пройти мимо! Когда еще я могла поговорить с одним из самых богатых людей островов в таком пикантном виде? Волосы растрепаны, глаза горят, сам бос, ноги голые до колен, рубаха распахнута!

— Да любая приличная барышня бежала бы от такого чучела!

— Я не приличная барышня, — хохотала Эрнестина. — Я та самая! Я — женщина в брюках!

И все-таки Завеса ее влекла не на шутку. Не ее одну! Даже Панцирь, много веков принадлежащий Империи, манил авантюристов всех мастей, не смотря на свой суровый климат. Помани людей богатством и — они пойдут на край света, но не за звонкой монетой, а за своей мечтой, которую можно сотворить с помощью презренного металла. Мечта живет надеждой, мечта окрыляет, мечта не одну голову провела по самой опасной кромке, и не одну загубила. Говорят, что удача — капризная дама. О! Мечта даст ей уверенную фору.

Да разве сам Ганг не шел за мечтой? Нет. В самом начале своего пути, он хотел отвлечься, иначе с ума бы сошел в прекрасном доме, заботливо приготовленном батюшкой для младшего.

Не все начинают самостоятельную жизнь с собственного дома, имея счет в банке. Многие всю жизнь воплощают в жизнь именно такую грезу. Люди просто хотят свою крышу над головой и получают ее, но ценой невероятных усилий. А подумать — это ведь такая малость…

У Ганга такой нужды — бредить собственным жильем — не случилось, зато в его голове роилось тысяча других мыслей. Он много думал о батюшке, о брате, о той несправедливости, что свершилась над ними, о матушке и ее любимых покоях в Летнем и о его ажурных башнях, где Ганг был так беззаботно счастлив, — и все вместе доводило его до исступления, до непонятного жара в груди, желания заорать так, чтобы от его крика взметнулись эти дивные вечнозеленые и веселые деревья и… разлетелись в клочья. Он в таком состоянии выходил под соленые ветра Островов, что от него шарахались злобные портовые псы.

В море ему стало легче. А потом он привык к своей новой жизни и начал ее математически просчитывать: казалось, это единственно верный безболезненный путь, который его не подведет. Теория не всегда права.

Сам он к Завесе не стремился, в Южных морях было достаточно не открытых островов, но охотников за богатством и мечтой видел много: континент исправно поставлял на Острова новых граждан, бродяг и авантюристов, на самом деле мечтающих о собственном доме и садике с розами перед террасой. И женщине! Прекрасной женщине, которая с улыбкой будет выносить блюдо с пирогами на залитую солнцем террасу и звать любимого мужа на ужин. А там и детки пойдут. Простое понятное теплое человеческое счастье.

О будущих детках много говорил Самэлс, боцман «Ловкой Мэри, что ближе всех подошла к Завесе и не смогла уйти. Шлюп разметало, и только боцман был подобран в океане неделю спустя торговым кораблем, чуть сбившимся с курса. Самэлса привела Эрнестина. Одно время он был героем всех газет, и, конечно же, Эрнестина не могла пропустить такого персонажа.

— Вот, — довольно сказала она, представляя Самэлса. — Этот человек нам нужен. Ганг вздохнул. К тому времени он уже понял, что к Завесе она пойдет с ним или без него. Ну уж нет! Одну ее отпускать он никуда не собирался! Эрнестину, кстати, очень смешила его опека. Но ей, такой страшно самостоятельной и независимой, кажется это нравилось.

Ганг пристально посмотрел на боцмана. Тот, больше похожий на уличного кота, чем на морского волка, потупился словно институтка: известность, покрыв его имя газетной славой, оставила пустые карманы, и теперь он снова был готов к безумным подвигам, особенно, если за них ему обещали нескромную сумму.

Ганг потребовал не подвига, а хитрости. Ну, кто в здравом уме тащит свою женщину с собой на войну? А в опасное путешествие? С этим утверждением могли бы многие поспорить, но у Ганга были твердые принципы. В общем, с боцманом они договорились. Путешествие вышло относительно безопасным и всячески приятным по деньгам для боцмана. Теперь он имеет и домик, и садик, и любимая женщина печет ему вкусные пироги, а на лужайке перед окнами играют двое прелестных деток.

Словом, все довольны, а Эрнестина — счастлива.

По-сути, то плавание стало их свадебным путешествием. Обычно бойкая «женщина в брюках» была мила и тиха. Строчила свои заметки и жалела, что может передать «своим девочкам» так мало за один раз. Впрочем, ее помощницам хватило и этой малости, чтобы поднять на Островах целую газетную бурю — тиражи газет Эрнестины, печатающие эксклюзивы своего главного редактора, взлетели и — парадокс — слегка притопили конкурентов.

Это бонус, звонко хохотала она потом.

На континенте тоже не стали смотреть на происходящее равнодушно, и заметки «женщины в брюках» перепечатывали на перебой. Газеты «с той самой», которая пошла с красавцем-капитаном к Завесе Ветров на южной стороне мира, где, по слухам, скрывались неизведанные земли, прекрасно раскупались.

А цветоснимок Эрнестины во всем великолепии ее южной жгучести и в объятиях Ганга стал просто гвоздем сезона и украсил обложки изданий по всему миру. Ганг увидел журналы и газеты, только вернувшись из путешествия.

«Свадьбе быть!» — дружно гласили заголовок. Нет, Ганг не возражал, тем более что кольца он действительно заказал еще до плавания и предложение сделал по всем правилам в присутствии свидетелей, на главной палубе, в арке из белых орхидей — благо на неизвестном никому клочке суши, что они назвали островом Эрнестины — цветов было достаточно.

Тогда же, перелистывая страницы журнала, он почувствовал, как неприятно кольнуло внутри то, что цветоснимок был постановочным, и делали они его совсем по другому поводу, точнее, вовсе без повода, не задолго до путешествия. Эрнестине вдруг захотелось. А он не отказал: почему бы и нет?

Проклюнувшийся росток сомнения Ганг задавил, не дослушав. В конце концов, нужно же было предъявить читателям какое-нибудь изображение?

Должно быть, один из таких журналов с влюбленной парой на обложке дошел и до Замка в имберийских пустошах, где вела семейную жизнь Дейран — мать шестерых детей, из которых пять — вы подумайте! — девочки. И только самый младший ребенок — сын и наследник.

И Дейран вспомнила, что где-то на Островах оставила она своего первого — неудачного — как полагала, мужа. Время показало, что с объектом для эпитета она ошиблась.

Младший сын маркиза и племянник бездетного графа, виконт Валэрд обещал Дейран непременно графский титул. Увы, хотя престарелый граф и покинул этот свет, титул проплыл мимо хорошенького носика виконтессы. Наследником стал вовсе не ее муж, какое огорчение!

Это было ощутимым ударом.

К тому времени Дейран уже ясно видела, что огромное состояние, заработанное родным батюшкой, безвозвратно утекает сквозь пальцы. Наследство должно было бы поправить дела. У них пять дочерей, и каждой — каждой — нужно приданое! Но — нет. Титула не досталось, а деньги Валэрд умело пристраивал только в чужие кошельки.

Если бы в свое время Дейран не перебила Ганга, то она бы услышала его совет и, возможно, даже воспользовалась им: «Не отдавайте свои капиталы под управление мужа, особенно, когда покинете Острова».

Увы, она была влюблена, а влюбленная женщина вместе с сердцем часто отдает и кошелек, и доступ к своим счетам. Желание разделить с любимым человеком жизнь и деньги — ценная вещь, но в некоторых случаях оно совершенно напрасно.

Виконт Валэрд это понимал немного иначе и ловко провернул с женой небольшой трюк с самого начала брака: с ее деньгами он предпочитал жить в столице один, а вот она с его детьми подолгу задерживалась на пустошах, которые быстро возненавидела.

Тем более, право управления состоянием она передала уже в столице Имберии, полагаясь на законы Островов, но не учла того, что в Имберии муж не принимал это право у жены, а забирал навсегда. Дейран попала в ловушку беременностей и малоденежья, и это ее страшно злило.

Журнал, завезенный соседкой по случаю, со жгучей брюнеткой, которую обнимал ее первый муж и вопросом на обложке: «Скоро свадьба?» — вдруг добавил Дейран огня, перед которым отступил даже виконт Валэрд, без слов отпустив неожиданно заявившуюся в столицу жену на ее драгоценные Острова. Спохватился он, когда корабль с Дейран на борту уже отошел от берега:

— А с кем же она оставила детей? — вслух выговорил виконт. — А, впрочем! У нас же несколько нянь.

Он помахал платочком вслед (Дейран этого не видела) и с чистой душой отправился к танцовщицам.

То утро было хлопотным. Вот странно, Ганг не мог вспомнить, чтобы он так волновался во время своей первой свадьбы и оттого радостно становилось на душе, и верилось, что на этот-то раз он не ошибся.

Его хорошее настроение не померкло даже тогда, когда Берти зашел к нему с немного странным лицом.

— Что случилось? — весело спросил он. — Только не говори, что свадебный торт уронили. Эрнестина никому не простит такого конфуза.

— С тортом все в порядке, — ответил Берти. — Во всяком случае, ничего такого никто не сообщал. Но экономка была вынуждена пустить в дом одну — хм — гостью, иначе… Иначе не понятно, чем бы это закончилось. Сам знаешь, сколько репортеров сегодня у дома…

— Что за гостья? — рассеянно спросил Ганг. — Подожди… Гостью? Незнакомую женщину? В дом жениха перед свадьбой?

Берти сморщился как от зубной боли:

— Эта женщина тебе хорошо знакома. Но от этого ситуация, кажется, только хуже.

— Подожди… Это розыгрыш какой-то?

— Если бы… Это Дейран.

— Кто?

— Дейран. Твоя бывшая.

Ганг дернул плечом и, отодвинув Берти, двинулся в холл. Вот уж кого-кого, но Дейран в этот день он увидеть не ожидал.

Семь лет не прошли для нее бесследно. Ее красота стала очень зрелой, но изменения Ганг заметил сразу: в больших глазах исчезла мечтательная поволока, и теперь они смотрели прямо, твердо и с легким недовольством, словно их хозяйка уже была чем-то возмущена. Между бровями залегла легкая складочка, нежные щеки стали чуть более круглы и сразу потяжелели, и талия как будто раздалась вширь, лишив Дейран былой воздушности.

— Чем обязан? — нелюбезно осведомился Ганг.

Дейран смотрела на него во все глаза.

— Это что? — изумленно спросила она. — Ты! Ты — жених?!

Ганг поправил цветок в петлице свадебного сюртука.

— Жених, — подтвердил спокойно. — А что вас удивляет?

Она слабо улыбнулась.

— О, да, я виновата, я заслужила такое отношение!

— Лира Валэрд, бросьте. Я давно забыл ваши возможные прегрешения передо мной, но, честно говоря, удивлен. Никак не ожидал вас увидеть на пороге моего дома.

— Я просто приехала, Ганг, — сказала она. — Просто приехала. Ты же не прогонишь женщину, которая отдала тебе три года — три лучших года жизни? Мне нужна твоя помощь и поддержка, Ганг. Ты же добрый, прекрасный человек. Мне нужно все твое … Вся твоя любовь, Ганг!

Эрнестина ворвалась в холл как ураган и прекрасно расслышала последние слова.

— Это и есть та самая любовь, которая не ржавеет? — бешено спросила она, швырнув на пол разорванный пополам журнал. Конкуренты подготовили ей подарок, который почему-то никто у Ганга не предусмотрел. Дейран дала интервью о своей любви и первой свадьбе. И на разорванный переплет она взглянула с едва заметным удовольствием.

— Лира Валэрд уже уходит, милая, — ласково молвил Ганг. — Она перепутала дома. Насколько я знаю, ей нужно не сюда, а намного дальше, куда-то в Имберию.

— Я вижу, вы заняты, — с лукавой улыбкой заметила Дейран, направляясь к дверям. — Я, пожалуй, отложу наш разговор до лучших времен.

Эрнестина рванулась к ней всем телом, и Ганг с трудом удержал ее. Берти же преградил дорогу Дейран.

— Вам придется выйти через другой вход, — голос его звучал непреклонно.

— Отчего же? Я выйду через те же двери, через которые зашла, — легко рассмеялась гостья.

Берти едва заметно кивнул, и парни их охраны вышли из-за колонн.

— Вышвырните ее! — вскрикнула Эрнестина. — Вышвырните ее как грязную шлюху!!!

— Милая, — зашептал Ганг прямо в пламенеющее ушко. — У нас свадьба. Давай не будем превращать ее в скандал на радость твоим конкурентам.

— С ними я еще разберусь, — резко ответила она и затихла в его руках.

Дейран пожала плечами и гордо вскинув голову, направилась к выходу в сад — она отлично помнила этот дом. Уже в коридорах Берти мягко скорректировал ее: женщину вывели в гараж и вывезли в полностью закрытом моторе. Умница Берти распорядился тогда разъехаться всем машинам Ганга по разным улицам, но, конечно, визит Дейран все-равно попал в газеты, правда, на уровне слухов.

К сожалению, в Эрнестине Дейран разбудила вулкан. Большой вулкан ревности. А ревновать тихо Эрни не умела.