Осколки на снегу. Игра на выживание

Глава 33

Работник с фермы Джина Реда, известной в округе как ферма за Голубым холмом, был доставлен в больницу, где ему была подана медицинская помощь. Работник известный многим из достопочтенной публики нашего округа как Бродячий кузнец и Пьяный Джо жаловался, что на него, когда он мирно перегонял старую пролетку своего нынешнего хозяина, налетело чудовище с железной мордой, и совсем хотело утащить его в свое логово, но по какой-то причине не свершило сего намерения и бросило беднягу прямо на дорогу. Бродячий Джо получил ушибы ног и всего тела. Лошадь же рванула экипаж и помчалась вскачь. Джо остался лежать на дороге, где его позже нашли сердобольные селяне. Будучи людьми милосердными, они доставили несчастного в больницу. Лошадь уже поймали, пролётка оказалась совершенно изломанной. Неужели, достопочтенная публика, в наш край вернулось Чудовище Рудых гор из Седых Легенд? Неужели рассказы о страшном оборотне снова будут тревожить сон добрых жителей нашей земли?

Земледельческая ежедневная газета округи Мэн, вечерний выпуск

Слушайте вы! Бродячий Джо уже давно не кузнец, а обычный пьянчуга, лентяй и сочинитель, вот как вы, только без печатного станка, чтоб он у вас сломался! Джо с пьяных глаз натворил дел с хозяйской пролеткой, да и придумал чудовище, чтоб наказанным не быть! У него долгов больше, чем звезд на небе! А вы-то зачем эти бредни повторяете и пугаете добрых фермеров? Моя Мэри теперь боится! Она молилась ночью! До утра!

Из письма читателя в Земледельческую газету

В окрестностях городка Опомоуз, что расположился в ложбине между Голубыми холмами и предгорьем Рудых гор, нашли неизвестный мотор, явно дорогой, потому как салон убран с роскошью, поражающей воображение простого смертного. Авария произошла на склоне лесистого холма. Очевидно, что мотор вылетел с дороги и врезался в могучий дуб. Дерево не пострадало. Мотор восстановлению не подлежит. Полиция ищет водителя. Предполагается, что он ушел за помощью в сторону ущелья, где оной, конечно, не найдет. Из сего полиция сделала предположение, что хозяин мотора не из сей местности. Он приезжий.

Новостная газета Мравского края, земли Кайзера

Стойгнев скрипел пером, Берти шуршал газетами, Стив отлучился по каким-то срочным делам, — до выхода на встречу еще было время, и Ганг, привыкая, разглядывал в зеркало лицо дворецкого из собственного дома барона Винтеррайдера.

Теперь это было его лицо.

Берти лично его загримировал, а маскирующий амулет, выданный князем, завершил дело — внешне его теперь никто бы не отличил от верного слуги.

А тот сегодня семь молелен обошел, и свечи везде покупал толстенные, самые дорогие, числом ровно по количеству подсвечников. Потом милостыню раздавал мелкими монетками. Грустил на площади, слезы утирал, да птиц кормил. Видать, за душу господина переживал.

По лбу себя хлопнул так, что наблюдатели вздрогнули, и к фонтану Госпожицы сбегал — оставшиеся монетки туда скидал. Надеется, бедолага на помощь потустороннего мира.

Посидел, подумал, да снова по молельням пошел — свечи ставить. И, если сначала за ним таскались имперский фигляр, да пара кайзеровых шпиков, то под конец остался только один имперский, да и тот больше на барышень заглядывал.

Системы в бесконечном хождении дворецкого не было и полдня чужого религиозного рвения осточертели шпикам в конец. Убедившись, что кроме растерзанной души с Михаила взять нечего, кайзеровы слуги снялись сами.

Имперский же был совсем молоденьким парнишкой, утомленным метлешением объекта, который — ну, очевидно же — ничего-то интересного из себя не представлял, а потому юный прислужник Псов на хихикающих барышень отвлекался охотно. Цветочниц у Стойгнева оказалось великое множество. Парень так и остался на лавочке любезничать с одной из них, отпустив, таким образом, дворецкого восвояси.

— Умно, — улучив момент, уронил Берти, рисуя Гангу темные брови. — Цветочниц на улицах в этом деле никто не ждет.

Действительно. В сотрудничестве с тайной службой чаще подозревают девушек совсем иного рода занятий.

Барон снял амулет. И сразу сквозь грим увидел свои привычные черты. Грим хорош в полумраке и темноте, а вот белым днем, при близком рассмотрении, наметанный глаз сразу заметит мелкие несоответствия. В шкуре мещанина Иванова было проще — образца попросту не существовало.

Ганг вернул амулет на место и прислушался к ощущениям — никакого тягостного чувства, или привкуса железа на языке, как обычно бывает от ношения подобных штучек.

— Интересная работа, — сказал он вслух. — Мы можем у вас купить себе хотя бы два таких же?

— Я бы сам прикупил два, — вздохнул Стойгнев, мгновенно поняв, о чем идет речь. — Увы. Их и было только два. Один пропал перед Смутой. Второй используем, но бережем.

— А изобретатель не может повторить?

— Его убили на Дворцовой в первый день бунта. Случайная жертва. Архив его у нас лежит, но он записи делать не любил. Нет там ничего путного. А открывать и разбирать единственную безопасную для здоровья вещь я не дам. Во всяком случае, пока она работает без сбоев.

— Что и без подзарядки? — удивился барон. — Кристаллы же меняете?

— Нет. Она на том же кристалле, — подтвердил князь. — И заряд полный.

— Илона Тимп заявила, что барон Винтеррайдер присылал ей букеты и вообще был влюблен, — сообщил Берти из-за развернутой газеты.

— Кто это? — удивился Ганг.

— Певичка, — равнодушно ответил друг. — Когда-то подавала надежды, но так и не подала. Или подала, да не тому. Теперь поет в круизах. Ты якобы слушал ее концерт перед тем, как исчезнуть с лайнера. В газетах зря не напишут.

— Что так плохо поет? — изогнул бровь барон. Берти опустил газету. Глаза его смеялись.

— Ужасно. Князь в вашей картотеке есть образчик пения Илоны?

— У нас картотека, а не урна. Но мне самому как-то приходилось ее слушать. Не дива, конечно. Но не так ужасно, чтобы сразу топиться. Можно пережить, — с серьезным лицом поддержал шутку Стойгнев.

— Может, я особо впечатлительный, — скромно потупился Ганг.

— Чрезвычайно, — согласился Берти. — Илона льет слезы, говорит, что она не думает, не думала…

— Ну, это даже отсюда заметно!

— Не думала, — со смехом закончил Берти, — что у тебя такое трепетное сердце!

— А что? она что-то сделала с моим сердцем?

— Терзала, вестимо. Но не специально. Она хотела, чтоб ты понял — она не такая! — Берти фыркнул.

— Не такая — это когда ждет большой и чистой любви?

— И хорошо оплаченной, — заметил князь.

— Хорошо оплаченная, конечно — всегда большая и чистая, — согласился Берти. — Главное, чтоб счет не иссякал.

— Опыт?

— Мудрость. И опыт тоже. Кстати, вы, князь, заметили, что девушка-то — не Дива. А вот в этой газете пишут, что Дива…

— Этой девушке пора в бабушки собираться.

— Фи, князь, это грубо! Так вот, слушайте: «Дива, разбившая сердце знаменитого Винтеррайдера, оплакивает свою любовь. Друзья певицы опасаются за ее жизнь».

— Так она не такая или оплакивает любовь? — поинтересовался Ганг.

— Одно другому не мешает. Она женщина, в конце концов, и певица к тому же — натура противоречивая и внезапная.

— Снимка еще нет скорбящей натуры?

— Еще нет, но подожди, появится. Скорее всего, уже завтра, когда будут забирать воду на Лиме, ее агенты все организуют и всех подвезут. Ждем срочные выпуски. Вот, кстати, здесь пишут, что звонкоголосой Богине стало плохо прямо в салоне первого класса. Полагаю, рыдать она должна на верхней палубе на фоне морского пейзажа.

— Быстро они ее повысили до Богини.

— Подожди, как только забеременеет от тебя, так сразу Примой станет. И важная сцена найдется, в столице Островов, например. Кто ж откажется от такого лакомого кусочка славы? — усмехнулся князь.

— Так я ж того… За борт. Сердце остужал. Не успел, — полувопросительно ответил Ганг.

— Ну, это ты не успел, а она успеет. А как ты думал? У тебя замок бесхозный остался, торговая компания — тоже, знаешь ли, не лишняя. Что ни говори, а женщина просто обязана забеременеть, — серьезным видом растолковал Стойгнев.

— Ну, удачи ей в этом деле, — пожал плечами Ганг, выразительно глянув на Берти. Тот кивнул.

— Я подумаю, как намекнуть ее агенту, что Винтеррайдера не так легко общипать, даже, если он кому-то кажется не совсем живым, и дело даже не в том, что у нас есть взаимное завещание. Кровь придется доказывать. В Замке. На страшном-страшном Севере, — Берти улыбнулся. — А так шумиха эта нам даже очень на руку. Ничто так не отвлекает от сути, как красиво скорбящая женщина, потерявшая большую любовь.

— Я разве против? — Ганг хмыкнул. — Пусть красиво порыдает и успокоится.

— Надейся, — с ехидцей ответил князь. — У жадных и вздорных женщин прожекты рождаются внезапно, а аппетит, как известно, приходит во время еды.

Он перевел взгляд на Бертрама и спросил все с тем же ехидством:

— Что больше ничего интересного нет?

Берти чересчур спокойно и открыто уставился на князя, но ответил все-таки честно:

— Похоже, на борту «Принцессы океана» есть и третья пропажа.

— Хорошо, что не хитришь, — ухмыльнулся князь.

— Я не настолько глуп, — учтиво молвил Берти.

— Как дети, — проговорил Ганг в пространство.

Его собеседники хохотнули синхронно и совершенно одинаково. Еще одни нашли друг друга. Хорошо, если надолго.

Ганг не мог разгадать Руб-Мосаньского. Все, что он слышал про него, не вязалось с тем, что он видел, и это настораживало.

— Угольный магнат Август Картер заявил о том, что его водитель перегонял новую Ренье — лимитированная серия, кстати — в Вестберге. Мотор — тоже пассажир «Принцессы». Лайнер он покинул, и свидетели тому есть, а вот в герцогство так и не прибыл, — Бертрам помолчал. — Ну и по мелочи, есть еще пара заметок, которые можно связать с этим делом, но я не уверен… И это тоже будет ясно уже из следующих выпусков.

— А что привлекло твое внимание?

— Округ Мэн и Мравская Новостная. Но заметка в Земледельческой газете может оказаться ерундой, а вот то, что возле Рудых гор нашли дорогую и разбитую машину на склоне холма уже интереснее. В Мравии до сих пор ездят на лошадях, там даже жестянок всего несколько штук.

— Думаешь, ваш парень? — откликнулся князь.

— Сложно сказать что-то определенное.

— Знаешь, — задумчиво сказал Стойгнев. — Вам, парни, очень повезло, что вы друг друга встретили. А вот те, кто потерял Бертрамов, по большому счету дураки, и неважно, золотая корона на их голове или платиновый обруч с рубином.

— Спасибо, — серьезно ответил Берти, и Ганг вдруг с удивлением понял, что другу важно это услышать — пусть даже в сегодняшних обстоятельствах. Стойгнев кивнул в ответ и добавил:

— Скорее всего, Кайзер попытается отправить своих людей к вам, Альберт. Сейчас очень удобное время для них. Не отталкивайте.

— Полагаете, что я стану вашим агентом, — усмехнулся Берти. — Двойным агентом.

— Другом, — поправил князь. — И не моим, хотя, не скрою, что почту за честь.

— Взаимно, князь. Но чьим же?

— Другом Империи.

— Он подумает, — быстро сказал Ганг, уловив тень в глазах Бертрама и, дождавшись кивка от друга, добавил:

— К тому же, Стоиг, — он умышленно употребил уменьшительное имя, на что Руб-Мосаньский лишь ухмыльнулся. — Мы уже вполне дружим, разве нет?

— Да, — скупо уронил Стойгнев. — Но я, возможно, слишком высокопарно выразился. Заходы на Альберта будут — с очень лестными предложениями, потому что догадки о том, жив или нет Ганг, будут оставаться догадками, а Берти уже сейчас забирает в доверительное управление огромную торговую империю.

Он помолчал и добавил:

— Догадки останутся догадками, если только в Тилоне не найдут труп водителя. Но я надеюсь, что ваш парень так не облажается.

— Ну, кроме Ганга есть еще клерк, — возразил Берти.

— Думаю, его сейчас препарируют на разных столах, — усмехнулся князь. — Это образно говоря, конечно. И что-то мне подсказывает, что все найдут много интересного. Но это не важно. Подумайте, о том, что в случае отказов, отбивать Берти от многих и многих будет сложно. Королева то же запустит свое щупальце. Предложение от нее не заставит себя ждать. И Острова — место вашей прописки… И там ребята не лаптем щи хлебают.

— Предлагаешь, — медленно сказал Ганг. — Раздать всем авансы?

— Ну да. Они же не Илона, не могут, заломив руки рыдать, что один раз уступили, только один, но исключительно по любви, а теперь вот, ах! Рыдать не могут, а жадности там побольше, чем у глупой певички. А ваша компания не просто лакомый кусочек — это целый праздничный стол. Все захотят полакомиться.

— Накормлю, — с кривой улыбкой ответил Бертрам, переглянувшись с Гангом. — Им до отрыжки понравится.

Климент V, кайзер великих земель, документы всегда читал быстро и вопросы задавал сразу же, чуть торопясь, и оттого слегка заикаясь, — увы, недуг свой, который связывали с преждевременными родами красавицы Адлеры Пиа, матери Климента, до конца он превозмочь не смог, хотя очень старался. А прекрасная Адлера, чувствуя вину перед первенцем, не только нанимала ему лучших специалистов, но и пешком ходила к Святой Горе, и даже носила оттуда воду, что текла из Светлого источника, — собственноручно носила, не доверяя драгоценный сосуд никому.

Она сама умывала святой водой сына, и утро маленького наследника всегда начиналось одинаково: мать садилась к нему на постель и протягивала маленькую плошку с глотком ледяной воды. Предание гласило, что источник, таинственно связанный с льдами Панциря, несет в себе целебную силу древних великанов. Один из них его и пробил его своим копьем, когда воевал с теми выскочками, что потом ушли на Север — Винтеррайдерами.

К подростковому возрасту будущий правитель заикаться перестал, вот только говорить ему нужно было медленно и совсем не волноваться при том. В благодарность Адлера Пиа воздвигла над Источником великолепную часовню, но сам кайзер всю жизнь, как в детстве, начинал день с глотка обжигающе холодной воды.

Однако, лишь приближенные знали — нарочитая медлительность не входит в число добродетелей Климента и, если на приемах, балах и выходах к народу, он тщательно контролировал себя и свою речь, то в кабинете не стеснялся и говорил быстро, чуть спотыкаясь и едва подтягивая первые звуки слов.

Сейчас же кайзер смотрел в документы, лежащие перед ним, и — молчал. И это был плохой знак: монарх умело давил свой гнев, да вот только прорывался он всегда неожиданно и порой с тяжкими последствиями для подданных. Уж лучше бы сразу вспылил.

Глава разведки Лотарь зу Харт долгим и нечитаемым взглядом уперся в лоб канцлера Эрхангена вон Царенцгена, сидящего напротив. Тот ответил ему таким же немигающим взором.

— Значит, вы уверены? — медленно спросил кайзер, по-прежнему разглядывая бумагу и не поднимая взгляда на герцогов.

— Наши люди не обнаружили никаких следов, — сухо молвил Харт. Эрханген опустил глаза.

— Вы уверены, что он п-погиб? — нетерпеливо спросил Климент, отбросив наконец, выдержку и оба герцога незаметно перевели дух.

— С большой вероятностью, мы можем утверждать, что он погиб, — Харт снова уставился на Эрхангена, который не поднимал глаз.

— Эрх? — кайзер уперся взглядом в канцлера.

— Я думаю, что наш план хорош, Ваше Величество, — учтиво ответил тот. — Однако, нам не следует его воплощать немедленно. Стоит понаблюдать за ситуацией.

— П-пока мы н-наблюдаем, — быстро заговорил Климент. — П-пирог с-съедят!

— Но ведь наш главный приз — Оплот, который мы хотим вывести из-под руки принца Майкла? — возразил канцлер мягко. — Мы гонимся за двумя зайцами, но…

— Но вы предлагаете уступить одного Королеве? — усмехнулся Харт, перебивая.

— Добровольно отказаться от денег, — снова размеренно произнес кайзер, откидываясь вглубь кресла.

— Да, денег. Больших, но коротких, — осторожно заметил Царенцген, нечитаемо взглянув на Лотаря. — Пусть Королева и ее флот растаскивают имущество Зюйд-Каритской компании. Ожидаемо к ним присоединятся и торговцы. И никто не заберет всех денег Винтеррайдера. Каждому достанется понемноу, но каждый будет желать большего, полагая, что он в своем праве, а оппонент нет. Это их отвлечет. Оплот даст нам ключ к Панцирю и кристаллам. Это куда более выгоднее в долгой перспективе. Более того, мы знаем тайну рождения Майкла и это дает нам дополнительный козырь в переговорах с Империей. Их тоже придется вести.

— Оплот даст ключ, — усмехнулся Климент, медленно выговаривая слова. — Но вы не уверены, жив или нет Винтеррайдер. И тут ваш козырь бессмысленней любимых кошек Ее Величества. Если он жив, то наш поход к замку обернется гибелью солдат. Мы с вами знаем, что игнорировать потусторонние силы глупо. Мои предки уже заплатили за свою самоуверенность жизнями рыцарей — вам ли не знать вон Царенцген?

Эрханген склонил голову. У Лотаря болезненно заныло в груди. Он, выходец из семьи богатых торговцев, титул заслужил своим потом и горбом, и в документах гордо именовался как зу Харт I, в отличии от канцлера, который был тридцать первым герцогом Царенцген.

Старая знать, с выдержкой.

И порой мнилось, что канцлер только и ждет удобного момента, чтобы приятно спросить: «А чем занимались ваши предки зу Харт, когда мои воевали во славу великого кайзера и наших земель?»

Харт и сам хотел бы это знать.

«…Воевали во славу великого кайзера, завоевывая и отвоёвывая Оплот у отщепенца Винтеррайдера?»

Но не отвоевали же! Лисы, что гордо красуются на гербе Царенцгенов, бежали от медведей и волков Винтеррайдеров — охотников зимы.

Сыну Харта тоже будет нужна красивая легенда, пусть на его гербе никогда и не будет древнего зверя.

Но Харт в зубах принесет этот замок Его Величеству. И торговые деньги Винтеррайдера тоже. Деньги лишними не бывают. Никакие.

В конце концов, его брат — торговец на Островах — с подсказки Харта начал заниматься политикой. В сенате Островов достаточно тех, кто за малую долю предпочтет закрыть глаза и не открывать рот.

— Нет, господа, так не годится, — снова медленно заговорил кайзер. — Мне нужна полная гарантия. Ступайте, дорабатывайте свой план! И помните — что именно я хочу от вас услышать!

Когда зу Харт с поклоном пропускал в высокие двери вон Царенцгена, в спину прилетело быстрое:

— Л-Лотарь! Задержитесь! — и с внутренним торжеством глава разведки увидел, как еле уловимо дернулось плечо канцлера. Теперь благородный лис поломает голову над тем, что было после того, как за ним закрылась дверь.

Лотарь остался с монархом один на один. Он бы так не радовался, знай, что Царенцген прямиком отправился к кайзерине.