Ночной палач

Глава 14. Отрава

Оро раскрыл ладонь, и из нее выросла оранжевая роза. Он вложил цветок Айсле в волосы.

— Твоя очередь.

Айсла просидела несколько минут, уставившись на свою ладонь, и ничего не произошло.

Они расположились на берегу ручья. Шум воды, бегущей по камням, тревожил некий тихий уголок в сознании девушки. С обеих сторон ручей обрамляли холмы, одни повыше, другие пониже, мешая рассмотреть, куда же стремится извилистый узкий поток. С некоторых утесов стекали тонкие водопады, словно завесы из растрепанных прядей.

Айсла всегда гадала, каково это — поплавать здесь, но боялась показаться Терре и Поппи с мокрыми волосами и одеждой и не суметь объясниться. Можно было, конечно, прогуливаться к ручью по ночам — опекунши, по крайней мере, оставляли ее в покое на время сна, — но тогда Айсла оказалась бы во власти окутанного тьмой леса, который, как она усвоила на собственном горьком опыте, не знал ни жалости, ни пощады.

Теперь лес ей не вредил. Наоборот, природа будто тянулась к ней, словно деревья жаждали нашептать дикой на ушко свои тайны.

— Закрой глаза, — произнес Оро. — Пусть разум утихнет. Ощути природу в мире вокруг. Установи с ней связь. Направь энергию туда, куда хочешь. Подумай о розе, что расцветает в твоей руке.

Айсла следовала указаниям, но сердце билось чересчур часто, а веки смыкались слишком охотно. Сна удавалось урвать всего по несколько часов, и это начинало сказываться.

— Дыши, Айсла, — напомнил Оро.

Она вздохнула и начала заново, сосредоточивая мысли. А когда открыла глаза, обнаружила, что в ладони распустился крошечный цветочек.

Но прежде чем дикая успела хотя бы улыбнуться, он сморщился и увял, словно отравленный.

Она — яд. Ведь она рождена не только с силой дарить жизнь… но и отнимать ее.

— Я не могу быть дикой и не быть сумрачной, — голос дрогнул. — Я всегда буду смертью. Всегда буду тьмой.

— Только ты решаешь, кто ты, — возразил Оро. — И никто другой.

Мысль сумела бы утешить, не подумай Айсла сразу, что тогда за собственные ошибки, если она их совершит, винить придется тоже лишь себя.

И никого другого.

По щекам заструились слезы, потрясая Айслу до глубины души.

Оро тут же оказался совсем рядом.

— Что случилось? — В его ладонях уже пылал огонь, будто король был готов обратить в пепел все, что ее расстраивало.

Что же не так? Почему она плакала? Айсла знала лишь, что раз начала, то больше не может остановиться. Из горла, царапая стенки, вырвалось рыдание.

Оро всегда требовал правды. И Айсла ее открыла.

— Я… я не хочу править. Не хочу, чтобы моя жизнь была привязана к тысячам других. Не хочу всей этой ответственности. — Она затрясла головой. — И понимаю, это эгоистично, ужасно и я не имею права так расстраиваться, но вот так вот. Я хочу жить, Оро. И хуже всего — что я не заслуживаю этой силы. Я — никто.

— Ты не никто, — твердо произнес король. — Ты — Айсла Краун, и ты — самая могущественная из всех людей.

Айсла подавилась смешком, больше похожим на всхлип.

— Я — отрава. Я с трудом удерживаю эти силы, трачу их попусту. Забери их. Укради — через нашу связь. Открой хранилище.

Оро нахмурился. Сквозь прежнюю нерешительность, с которой он говорил комплименты, прорвался гнев.

— Любовь моя, сдается, ты пребываешь в некотором заблуждении относительно того, что ты поразительна чуть менее, чем полностью. Кто с тобой это сотворил? Опекунши? Они вбили тебе в голову, что ты никогда не будешь достаточно хороша? Или это был он — Грим? — От ярости Оро в лесу стало жарче. — Скажи мне, Айсла. Неужто проклятия снял кто-то другой? Я ошибаюсь?

Айсла стиснула зубы. Слезы стекали с подбородка и пропитывали пряди волос.

— К черту хранилище! — продолжил Оро звенящим от напряжения голосом. — К черту силы! У тебя их не было, и ты разрушила проклятия. Ты — ключ. Ты сама это понимаешь, верно? Пока ты не появилась, мы были сломлены. С тобой же мы спаслись. Ты не отрава, Айсла. Ты — лекарство.

Дикая снова затрясла головой.

— Я не должна была победить. Должен был кто-то другой.

Оро выругался. Он опустился на колени, мягко взял ее лицо в ладони.

— Это тебя беспокоит? Ты поэтому не спишь?

Заметил, значит. С тех пор как открылось второе воспоминание, Айсла изо всех сил старалась избегать глубокого сна. Отдыхала урывками, чтобы не окунуться в следующее. И пока что у нее получалось.

Айсла не ответила. Оро взглянул на нее и вздохнул.

— Жаль, ты не видишь себя моими глазами. Тогда бы ты больше никогда в себе не усомнилась.

Айсла зажмурилась.

Что, если попытаться ему поверить и раз и навсегда отбросить плохие мысли?

Оро прав. Она пережила Столетний турнир. Она победила. Она защитилась от мятежников. Сила жива, бьется где-то внутри, и Айсла намеревалась подчинить ее полностью. И больше никому — и ничему — не позволять снова использовать ее как марионетку. Айсла всех спасла. Теперь ей необходимо спасти себя.

— Айсла, — позвал Оро.

Он смотрел вниз, на ее руки, сложенные на коленях.

В ладонях цвела роза. Утекали минуты, а она все не увядала.

Айсла впервые выскользнула из Дворца диких через парадную дверь.

Девушка проснулась рано. Как в любое другое утро ее жизни до Столетнего турнира. Приняла ванну. Заплела волосы в косу. Облачилась в светло-коричневую кожу, обмотала руки тканью. Надела простые туфли.

И прежде чем сдали нервы, шагнула в лес. Оро прав. Она куда способнее, нежели воображала о себе.

Она отказывалась быть той, кто верил в себя меньше всего. Отказывалась и дальше быть собственным худшим врагом, позволять своему же разуму вставать у нее на пути. Теперь этому конец.

Слабой девчонки, которая здесь выросла и боялась леса, больше нет. Пришло время раз и навсегда ее похоронить.

Здешний лес никогда не казался ей родным. Айсла годами тренировалась среди его деревьев, проливала тут кровь, но ни разу не ощутила ни капли привязанности.

До этого момента.

Наклонившись, Айсла стянула туфли. Сделала шаг вперед. Как только босая ступня коснулась земли, вверх по ноге, по позвоночнику через макушку к небу устремилась вспышка.

Оро говорил о необходимости установить связь с источником своей силы. Доверие. И у Айслы получилось. Лес ее признал.

Ветра не было, но деревья приветственно зашелестели. Айсла шагнула еще, и земля задрожала под ногами, будто ее окружала сила. Из головы улетучились все мысли.

Айсла приложила руку к ближайшему дереву, и с ее пальцев потек мох, заструился вниз, до самой травы. А та разрослась, выстрелила вверх, достигая ветки, на которой распустилась ярко-фиолетовая глициния. Цветы спиралью спустились по ветке, словно браслеты, до самого кончика, где, словно серьга, свисал желудь. Он стал таким большим, что сорвался прямо в ладонь Айсле.

Вот что значит быть дикой.

Она бросилась бежать. И мир расступался, пропуская ее вперед. Деревья раздвигали ветви, лозы на земле втягивались обратно, животные уступали дорогу. За девушкой по пятам летела стайка птиц, щебеча, ободряя. Как только ноги Айслы отрывались от земли, ее следы заполняли цветы. За ней распускалась тропа из бархатцев и роз.

Айсла подпрыгнула, вытянув руку, и лоза сама легла в ее ладонь. Взмыв, девушка приземлилась на дерево. Но не остановилась, а продолжила бежать по мосту, что сплетался под ней из ветвей.

Она не бежала, а парила, с обостренными чувствами, в измененном сознании. Ощущала привкус леса на кончике языка: мха, росы, сосен. В самих костях разливалось тепло, словно внутри пробуждалось то, что пребывало в спячке, будто цветок в ее груди наконец распустился навстречу солнцу.

Лес был живым — теперь она это видела, проносясь по верхам. Он на ее стороне. Он больше никогда не причинит ей вреда.

Он — ее часть.

Айсла все мчалась и мчалась, взбираясь выше. И природа стремилась удовлетворить ее желания, о которых даже не приходилось задумываться. Полностью сосредоточенная, девушка отдавала всю себя лесу. В тот миг они были единым целым — она чувствовала его вокруг себя: сердцебиением, переменчивой и текучей мощью.

Казалось, ничто не способно нарушить ее собранность, как вдруг Айсла опустила взгляд и увидела далеко внизу Грима, наблюдавшего за ней.

Она ахнула. Внимание ослабло, и вместе с ним провалилась тропа из ветвей. Айсла рухнула сквозь крону. Ветка ударила в спину, вышибая дух. Перед глазами заплясали тени. Еще об одну ветку Айсла приложилась головой, и боль чуть не ослепила ее. Девушка лихорадочно пыталась за что-нибудь ухватиться, но мокрые от пота пальцы соскальзывали.

Лес же спасет, правда?

Их связь оборвалась. Айсла снова стала чужачкой.

Нет, силы вырвутся наружу. Разумеется, они помогут. Силы стеллариацев, диких, даже сумрачных.

Они не позволят ей умереть…

Девушка снова ахнула, глядя, как стремительно приближается земля.

И за мгновение до удара ее вдруг подхватили сильные руки.

Над ней пыхтела Авель. Бледное лицо раскраснелось, с коротких волос летели капельки пота.

— А ты быстро падаешь, правительница, — пробормотала женщина, тяжело дыша.

Айсла округлила глаза.

— Ты была рядом?

Она-то думала, что ускользнула из покоев незамеченной.

Какая же идиотка. Одно падение — и ее люди мертвы, все до единого. Как она могла быть настолько легкомысленной?

А ведь дикая чувствовала, что держит все под контролем, что она так могущественна.

Контроль — превратная штука, осознала Айсла.

— Мы всегда рядом, — ответила Авель.

С треском проломившись сквозь ветви, поодаль приземлился Сиэль. Он тоже раскраснелся, и теперь двойняшки казались совсем одинаковыми.

— Спасибо, — произнесла Айсла, но это короткое слово оказалось неспособно вместить ее благодарность.

Авель и Сиэль перенесли ее обратно во дворец диких, и по пути девушка выискивала в лесу следы Грима.