Лозоходец

Глава 50

– О! Другое дело! Я уж сомневаться начала, что дождусь тебя, – у хозяйки загорелись глаза при виде денег, – Михаилу ещё в прошлый раз удалось хорошо сторговаться, основательно сбив первоначальную цену.

– Завтра уже можем заселяться? – спросил я, передавая заранее отсчитанные купюры залога за дом. Нам ещё предстояло оформить документы.

– Да хоть сегодня, – хохотнула женщина, – вон узелок мой, – кивнула она на сени, где в уголочке стояли собранные вещи, – всё, сразу поеду. Сердце не на месте, как там муженёк без меня. А вы заселяйтесь, удачи вам в новой хате. Мы славно здесь пожили, надеюсь, и вам этот дом счастье принесёт.

– Спасибо, – улыбнулся я ей.

Женщина передала мне ключи, попросила позаботиться о дворовом псе и не выгонять его на улицу, взяла узелок и была такова. Махнула мимо проезжающей телеге, договорилась с извозчиком и ловко забралась в повозку, ещё раз отсалютовав рукой мне на прощание. Всё произошло столь быстро, что я стоял немного обескураженный. Надо же, как бабу к мужу тянет. Или боится, что загуляет без неё в городе. Я прошёлся по пустому двору, свыкаясь с мыслью, что это теперь наш дом. Документы были у меня на руках, оформить их мы договорились на следующий день, в Свердловске. На всякий случай я отдал лишь часть суммы. Докажи потом, что всё заплатил.

Вошёл в дом, прикасаясь к стенам, точно знакомясь с новым нашим жилищем. Жаль, что нет времени всё обустроить самому, приближался конец недели, а с ним и пора отъезда. Пройдясь по пустым комнатам, где пока гуляло эхо, осмотрелся и остался доволен, тут будет уютно моей семье.

Походив ещё немного, поспешил домой, обрадовать своих. Поспел как раз к обеду, Ульяна и Дарья накрывали на стол.

– Ты вовремя, – улыбнулась жена, – садись, сейчас остальные подойдут.

– Мы можем переезжать, – сказал я Даше, – дом свободен. Я подумал, все документы оформим на тебя, завтра надо будет съездить в Свердловск.

– Почему на меня? – удивилась Даша.

– Так мне будет спокойнее.

Жена нахмурилась, но кивнула в ответ, соглашаясь со мной.

Из сеней, как чёртик из табакерки, выскочил Стёпка, а за ним и Самир с Равилем.

– Ты купил дом?! Папка! – сын повис у меня на шее. – Мы же сегодня туда пойдём? Ну пожалуйста!

– Сначала обед, – погрозила мальчишками, скачущим возле меня, Ульяна, – потом все сходим. Мне Миша рассказывал, да вот тоже не терпится самой взглянуть. Хотя хозяйку я знаю, баба она толковая.

В избе показались отец с Михаилом, мы наскоро поели, всем не терпелось поглядеть на наше приобретение и всей ватагой пошли к новому дому.

Во дворе все поспешили кто куда: женщины в избу, отец смотреть постройки и баньку, дети побежали к огороду.

Я присел на крылечко, ожидая пока все сами поглядят, где теперь нам предстоит жить. На пороге показалась радостная Даша:

– Места сколько, Егорушка, и детям, и нам, всем хватит. Погреб большой, на всю зиму продукты уложить можно, печь какая – красота!

Я поднялся и обнял жену:

– Рад, что тебе нравится.

– И чего встали? – отец упёр руки в бока. – Айда за телегой и вещами, грузить будем. Тебе ехать скоро, надо хоть пару дней в новом доме обжиться.

И мы поспешили назад, впереди неслись мальчишки с Танюшкой, предвкушая, как будут жить на новом месте.

***

Наша старенькая телега тряслась по колдобинам, приближая нас к окраине Свердловска. Даша прижималась ко мне в преддверии долгой разлуки, дети притихли, Лизонька сопела на руках у Танюшки. Провожать меня отправилась вся семья. За день до этого я забрал новые документы от Луки, оформил дом на Дашу. Теперь можно спокойно ехать. Даже если со мной что случится, у семьи будет свой угол. Отец договорился с Михаилом, что возделывать они будут их поле. Продотряды всё равно изымут даже грамм излишка, оставив только тот минимум, который требуется семье для прокорма. Какой смысл сеять больше?

Скоро увидели на условленном месте машину Шена – Фиат-501, мой тренер, тот, что остался в другом мире, увлекался старинными автомобилями и часто показывал мне фото, рассказывая о моделях.

Рядом с китайцем стоял Лука, Матвей и Филька.

– Напросился с нами, – ткнул пальцем в мальчишку Лукьян после того, как мы поздоровались и я представил их своей семье.

Пацан шмыгнул носом:

– Жаль, мне с тобой нельзя, дядька. Я бы вам пригодился, – он с надеждой глянул на Шена.

– Там и без тебя помощников хватает, – беззлобно хмыкнул китаец.

Я скомканно простился с семьёй. Михаил достал две большие корзины с провизией: копчёным мясом и рыбой, пирогами, лепёшками, яйцами, крупами и всем, что нашлось в доме. Я установил их на заднем сиденье автомобиля, где уже лежало несколько кулей с припасами. Заметил и тару с горючим на полу.

Я снова вернулся к жене, взял на руки спящую Лизоньку, поцеловал маленький, как пуговка, носик, отчего дочка забавно сморщилась. По очереди простился с детьми.

– Береги себя, – прильнула Даша, крепко обняв меня и целуя в щёку, – вернись.

– Я уже обещал и слово сдержал, – улыбнулся ей, чувствуя, как сжимается сердце, – ни за что вас не оставлю.

Фигурки моих родных становились всё меньше, пока не скрылись за поворотом, Фиат, утробно рыча, пылил по дороге, рядом сидел довольный Шен, держась за баранку. Впереди меня ждал Китай.

***

Интерлюдия

Маленькая деревенька, затерявшаяся в просторе лугов и полей Степного края, вела свою обыденную жизнь. Людей почти не было видно, наступила пора посевной, и все, даже женщины и дети, вышли в поля. В селении оставались лишь немощные старики, сейчас сидевшие на уличных лавках, грея кости на солнышке и обмениваясь последними новостями.

– А я вам говорю, – ярился старец, лет под девяносто, Улугбек, – ждать нам в этом году продразвёрстку, не один раз мой племянник в городе был, там говорил с приезжими, не хватает провизии городам, ездили и два, и три раза по иным губерниям, и до нас очередь дойдёт, помянёте моё слово, – потрясал он тощим кулаком.

– Завёл опять свою песню, – отмахнулась от него бойкая сухонькая старушка, – чего гадать? Надо прятать зерно, и дело с концом. В полях зарыть, в лесу, ещё где. А то оставят голодать. Не для них сыночек мой спину гнуть собирается до самых холодов.

– А ну как отыщут, – сверкнула глазами низенькая её соседка по лавке, полная пожилая женщина, – и отправят в ссылку всей семьёй.

В конце улицы показался силуэт мужчины, головы сидящих дружно повернулись в его сторону.

– О! Идёт, болезный, – скривилась одна из старушек, – сейчас опять свои россказни заладит.

– Совсем Тукай плох стал, – покачал головой Улугбек, вещавший про продразвёрстку, – а какой человек был. И торговля, и связи крепкие, и хозяйство ладное, а поди ж ты, напасть какая приключилась. Ополоумел совсем.

– Нечего было над горемычными издеваться, – насупилась пухлая старушка, – будто ты не знал, как он над своими племяшами глумился. Даром, что родня. И голодом морил, и наказывал почище собак дворовых, розог не жалел. Вот и аукнулось. Все под богом ходим, – вскинула она скрюченный палец, ткнув им в небо.

– А Егора и не видал никто в Кривцово и семья его уехала. Как без мужика жить с детьми да стариком-отцом. Вот Даша и подалась куда-то. Вроде как к батьке своему.

– Да не к отцу, – перебила её соседка, – к сестре, точно тебе говорю. Мне Панас сам сказал.

– А он всё мелет и мелет, мол, детей Егор у него украл, – покачала головой бабушка на соседней лавке.

– Сами сбегли, точно вам говорю, – отозвалась сухонькая старушонка.

– Так, вода-то была у него во дворе, а в наших краях один лозоходец был, – встрял кто-то.

– Был да сплыл, – буркнул древний старик, – в ту пору реки из берегов вышли, паводок начался, вот и поднялись, наверное, подземные воды. У нас ручьи по весне где только не бьют, сами знаете. А Егора упекли в лагерь, так его отец, Иван Кузьмич, сказывал.

– Тебе, что ли? – с сомнением глянула на собеседника сухонькая старушка.

– Не мне. Сын мой как-то наведывался в Кривцово.

Тукай приближался к сидящим, глаза его лихорадочно блестели, взор метался по сторонам, будто отыскивая кого-то. Шёл он шаткой походкой, закутавшись в драный чапан, хотя на улице было тепло. Старики прекратили перепалку, глядя на мужчину. Воцарилась тишина.

– Здравствуйте, почтенные, – сказал Тукай, приближаясь к сидевшим, – не видали, вода не пошла? Не топит?

– Нет, сынок, – ответила сухонькая старушка, – шёл бы ты домой, спокойно всё на деревне.

– Не-е-ет, – глаза Тукая забегали и взор помутнел, – тут он, нутром чую. Караулит. Он убить меня хотел. Бугай.

– Полно тебе, полно, – махнул один из стариков, – ступай к себе. Нет никакого Бугая, далече тот.

Подбородок мужчины затрясся, по ветру развевалась жиденькая козлиная бородка, он весь съёжился, поминутно оглядываясь по сторонам:

– Тут он тут. Колдун! Он колдун! В воде скрывается, в колодце. Я знаю, знаю, знаю…, – голос его срывался на еле слышное бормотание.

Старики с жалостью наблюдали за умалишённым.

– Ночью приходит, – продолжал Тукай, – моих детей отобрать хочет. Всё, всё отобрать. И торговать мне не даёт.

– Ты же сам на того мужика кинулся, что с Веденеевки к тебе приезжал. И не Егор это вовсе был.

– Он! Он!!! – Тукай подскочил, лихорадочно размахивая руками. – Скрывается за чужими личинами. А сам… подбирается ко мне. Всё-ё-ё отнять хочет. Всё! Колдун! Он колдун! По его слову река поднялась тогда. Метров на пять! И меня с моста смело!

– Конь твой оступился, – не сдавался Улугбек, пытаясь обнаружить искры разума в затухающем рассудке, – все так говорят. За тобой же твои работники выехали, не видели они никого. И тебя нашли на берегу реки, ниже моста. Сам ты с конём не справился.

– Он там был! – истерично завопил Тукай, – колдовал, а глаза чёрные, как у шайтана. Он шайтан и есть!

Сухонькая старушка покачала головой и дёрнула деда за рукав.

– Ступай к себе, Тукаюшка, отдохни, чаю попей. Жена ждёт, поди извелась вся, – говорила она ласково, точно утешая болезного, – ступай, Тукаюшка, иди.

Мужчина подозрительно оглядел стариков, вцепился себе в волосы:

– И вас околдовал! Никто его не видит! Только я! Только я! – и он истерично расхохотался, шагая дальше по дороге и заглядывая за заборы и деревья, – шайтан! Не видит никто!

Постепенно голос его стих, старики молчали, глядя ему вслед.

– Вот ведь напасть приключилась, – сухонькая бабулька покачала головой, – и что ему тогда ночью померещилось?

– Да, знамо, что, – встрял девяностолетний старик, – за мальчишками он погнался, не иначе. Да только тогда уже умом повредился, вот и скакнул с моста в потёмках. А там, может, где головой приложился и вот. Теперь везде ему Егор мерещится. Никто ведь его не видал. А за ним его помощнички выехали. И никого на дороге не было той ночью.

– Помните, как на того мужика накинулся? – перекрестилась толстая бабушка. – С кулаками, всё кричал, что это Бугай.

– Да сами не видите, что ли, – вспылил дедушка на соседней лавочке, – ему черти мерещатся. А вы сидите, рассуждаете. Тронулся он умом и всех делов. Не кинулся бы на кого с ножом, кто их скорбных рассудком знает.

– Свят, свят, – ещё пуще закрестилась полная бабулька, – чего мелешь-то?

– Как есть, – буркнул старик, – вот померещиться ему в твоём окне Егор и спалит тебе избу. В город его везти надо, там лечебница есть специальная для таких вот.

– Уж как жена его Айгуль убивается, – вздохнула на лавочке старушка, – почитай, разорились они. Торговли нет, работники разбежались все, кто куда, поля Тукая сорной травой затянуло. Айгуля за своей роднёй послала старшего сынка, чтобы забрали её к себе. Как жить с детьми, когда дома такие дела творятся.

И старики загомонили, обсуждая, заберут ли жену Тукая или родня к рукам его хозяйство приберёт. Спорили, перекрикивая друг друга. Перебрали все сплетни, что ходили о семье ополоумевшего торгаша. Кто же в любой деревне осведомлён лучше, если не пожилые и не в меру любопытные люди?