Лозоходец

Глава 22

Когда нас подняли, ещё было темно. Спросонья многие не могли сориентироваться, куда идти и что делать. За что получали тычки от других заключённых. В столовой нам выдали по куску хлеба: пайка пятьсот грамм, для вновь прибывших, так как ещё не поделили нас на «лошадиную» группу, где были самые сильные из мужиков и среднюю, только «доходяг» определили, стариков, немощных и детей до 14 лет, куда попал и Пашка.

С обидой в глазах он смотрел на собственный паёк – двести грамм, небольшой кусок, который выдали на весь день. К нему неполная тарелка супа, по большей части просто воды, где плавало что-то отдалённо напоминающее разваренную капусту. Для растущего организма и вовсе – насмешка.

Я поглядел на свой кусок.

– Ничего, – толкнул меня в бок Григорий, усевшийся в столовой рядышком, – будешь выполнять норму, до восьмисот грамм поднимут.

Молча кивнул ему, отломал половину от своей порции и отдал Пашке.

– А вы как же? – Удивлённо глянул мальчишка.

– Не пропаду, ешь, – я размочил в горячем супе оставшийся хлеб, растягивать его на весь день смысла не имело, доел свою порцию и поднялся из-за стола.

Нас повели на утреннюю поверку. В воздухе ещё плавали обрывки тумана, ветер кружил сдуваемый с крыш и заборов снег. Темно, только фонари освещают двор, по периметру стоят охранники с собаками. Раньше я их не видел или не заметил.

Людей разделили на разные партии. Нам досталась заготовка дров.

– Пообвыкнетесь, – проворчал старый надзиратель, – потом уж и на нормальную работу отправим.

Когда мы добирались сюда, я думал, что здесь и лесов-то нет, одна голая тундра, с пятнами стланика. Выйдя же за ворота, конвоиры повели нас, отряд из пятидесяти человек, в другую сторону от лестницы, по которой мы попали сюда. И пусть было темно, удалось разглядеть всё на много вёрст вокруг. Лагерь расположился на нескольких сопках, соединённых между собой узкими тропками. С одной стороны, откуда мы пришли, была широкая долина, а позади наших сопок раскинулся лес, бескрайний и молчаливый. По правую руку вдаль уходило ущелье, его дно прорезал быстрый ручей, не замёрзший даже в такой холод, далее виднелась широкая лента реки. По-над ручьём вилась дорога, уводящая вдаль, почти к концу ущелья, к каким-то непонятным постройкам. Туда сейчас шли большие отряды заключённых под усиленной охраной.

Нас же повели по неприметной тропе вниз, к видневшейся реке. Шли долго, ноги увязали в сугробах, с непривычки горели мышцы, дыхание сбивалось.

– Ближе нельзя дров нарубить? – Спросил один из новеньких.

– Запретили там вырубку, – отозвался хилый мужичок-заключённый, – а возле реки сухого леса много, его и валить легче.

Я удивился, заметив среди нас нескольких явно «блатных», здоровых мужиков.

– Эти тоже новенькие? – Спросил у хилого.

– Не-е-е, в карты выиграли у охраны послабление режима, – махнул он рукой, – не связывайся с ними. У них свои законы.

Пятеро уголовников держались в стороне от остальных, тихо переговариваясь между собой.

Мы вышли в каменистую речную долину, по её краям виднелся редкий лес, где нам и предстояло работать. Солнце поднялось уже высоко, от завтрака не осталось и воспоминаний, желудок сводило с голодухи. Пусть и в дороге нас кормили не сытно, но всё же не такими урезанными порциями. Хоть и варили "размазню", да хватало её на полную тарелку. А от каши всяко сытней, чем от пустого супа.

Те, в ком сил побольше, приступили валить иссохшие отчего-то деревья. По приказу бригадира, такого же зека, как и мы, остальные отпиливали ветви, собирали сучья, не оставляя ничего на снегу.

Через пару часов на краю долины показались широкие низкие сани, проехать по камням, которые и снегом-то не сильно присыпало, они не могли. Мы таскали срубленный лес к ним. По бревну на человека. Хоть и распилили ствол на части, но тащить их одному тяжело. Шли, пыхтели от натуги, добираясь по камням до саней. Кто-то падал и снова поднимался. Какой-то зек, интеллигентного вида, тонкий в кости не от худобы, по породе своей, уронил бревно, споткнувшись о булыжник. Силился поднять, чуть не плача, срывая ногти в кровь. Один из конвоиров заметил это, быстро подошёл к нему, пару раз врезал прикладом по спине, мужичок упал на колени, за что получил пинка под рёбра. Шатаясь, зек поднялся, я бросил своё бревно, подошёл к нему и взвалил его ношу на худенькое плечо интеллигента.

– Спасибо, – прохлюпал он мне, давясь слезами.

– Эй ты! – Послышался окрик за спиной, – делай свою работу, ещё раз увижу, лишишься пайки.

Я взвалил ношу на плечо и снова потопал к саням. Пашка рядом тащил охапку веток, которые волочились по земле.

Скоро мы углубились в лесок, выбирая мёртвые деревья.

– Вон, – ткнул пальцем бригадир в сухостой, – ты, – указал на меня, – руби его.

Я пошёл в указанном направлении, и уже возле самого дерева поскользнулся на чём-то, нога поехала в сторону, так что чуть не плюхнулся мордой в снег. Кое-как удержал равновесие, глянул под ноги и отшатнулся. Внизу, чуть прикрытая настом, лежала человеческая голова, обглоданная хищниками. Кожа почти начисто содрана, только на темечке болтался клок волос. Череп скалился на меня гнилыми зубами, тела рядом не видать.

Ко мне подбежал интеллигент.

– Не стой, – дёрнул он за рукав, – накажут, – и проследив за моим взглядом, лишь покачал головой, – бывает. Их потом соберут «подснежники».

– Кто? – Ошарашенно развернулся я к нему.

– «Подснежники», похоронные бригады, что собирают трупы по весне, потому так и называются.

Он отопнул череп от дерева, будто это был простой камень.

Позади послышались утробные звуки, я обернулся, Пашка оперевшись о ствол дерева, выплёвывал остатки скудного завтрака, мучительно схватившись за живот.

– Отойди, не смотри, – набрав пригоршню снега, помог ему умыться и прийти в себя.

Побледневший паренёк ушёл в другую сторону, собирать оставшиеся ветки. Мой собеседник проводил его задумчивым взглядом:

– Всё не могу понять, за что сюда ссылают детей, – потёр он острый подбородок, – извините, не представился, Василий, – протянул мне руку.

– Егор, – пожал я его узкую ладонь, – сдаётся мне вы ненамного старше Пашки, – смотрел я на щёки, едва покрытые щетиной.

– Восемнадцать, – ответил Вася, – студент. Был…

– И за что? – принялся я за работу.

– Обвинили в распространении контрреволюционных листовок. Пришли в пять утра, мать перепугали, обыск учинили, только ничего не нашли. Потом тюрьма. Год меня таскали на допросы, били. Но всё равно им ничего не подписал, – выпятил он тощую грудь.

И это было подвигом, я понимал, мало ли людей оговаривали себя под пытками. Сотни. А этот хлипкий мальчишка устоял.

– И много таких тут? – кивнул я в сторону черепа.

– Много, – нахмурился Вася, – не выдерживают люди, мрут как мухи. От голода, от цинги, да от всякого-разного… И ещё раз спасибо, что помогли… Мне… мне тяжело таскать брёвна. Спину сорвал в забое. Меня потому и отправили сюда, на лёгкую работу. Перевели в «доходяги».

– Что здесь добывают? – Спросил я, стараясь не сбить дыхание.

– Золото. Там в ущелье, – махнул он рукой, – шахты. И вас туда отправят завтра. Всех отправляют.

Лёгкая работа… К обеду у меня уже руки не держали топор, а ноги подрагивали от усталости. Пот ручьём катился по спине, не от того, что было жарко, ветер ни на секунду не утихал, сдувая остатки тепла из-под тулупа. Что же творится там, в шахтах?

Ближе к вечеру часовые развели костёр, собрались вокруг него кружком, поглядывая за нами. Не знаю, сколько деревьев мы уже срубили. Только бригадир ворчал, что не укладываемся в план.

– Работать будем, пока норму не выполним, – сварливо сказал он, обходя группки зеков.

Делать нечего, мы двинулись дальше в лес. Рядом со мной Пашка и Вася. За деревьями мелькнули какие-то тени, послышался разговор на повышенных тонах. Я подошёл ближе, стараясь не шуметь.

– Сымай тулуп, – голос одного из «блатных».

– Я же замёрзну, – это был Михаил, мой сосед по бараку.

Не скрываясь более, вышел к ним:

– Мужики, не пойдёт так. Оставьте его в покое.

Под глазом Миши наливался синяк.

– Иди отсюда, – сплюнул сквозь зубы один из «блатных», – целей будешь.

– Нет, – ответил я спокойно.

– Смотри, ребя, он ещё и трепыхается, – другой осклабился, обнажив гнилые зубы, – ну сам напросился.

Ростом тот был почти с меня, шириной плеч тоже природа не обидела. И питание, судя по брюху, у него было куда лучше, чем у остальных. Четверо пристроились за ним.

– Пятеро на одного? – Ухмыльнулся я, – вы мужики или шакалы?

– Чё сказал? – Ощерился позади него низкий, но сбитый зек.

Миша встал рядом со мной, сжав кулаки.

– За спину, прикроешь, – бросил я ему.

«Блатные» начали окружать нас. Первый подошёл ко мне, замахнулся. Я уклонился от удара, в ответ съездив ему в челюсть, раздался хруст. Низкий мужик замахнулся ногой, которую я перехватил, опрокинув его. Не давая опомниться, скрутил запястье в захват.

– Подойдёте ближе, сломаю руку, – сказал остальным.

«Блатные» замерли, оценивая обстановку, один попытался сделать шаг, я дёрнул кисть зека и тот заскулил от боли.

– Что здесь творится? – К нам подбежало трое конвоиров, – новенький, чего бузишь? Порядки свои наводишь? Встать!

Я отпустил противника и поднялся, получив прикладом в ухо, отчего зазвенело в голове.

– Они же одежду последнюю отобрать хотели, – попытался объяснить охраннику, за что был награждён тычком в рёбра.

– Разговорчики, – гаркнул конвоир, – работать! Разошлись все по местам.

– Мы ещё встретимся, – проходя мимо, тихо сказал мне один из «блатных», толкнув плечом.

Ко мне подбежали Пашка и Вася, собиравшие ветки. Миша сгрёб в кулак снега, приложив к глазу. Парнишки переводили взгляд с меня на него.

– Что тут, дядь Егор?

– Ничего, – махнул рукой, – недоразумение.

– За такое «недоразумение» можно камень на хребет получить или нож в бочину, – покачал головой Вася, – будьте осторожны. Теперь они не оставят вас в покое. И не выходите один из барака.

– Откуда ты знаешь? – спросил я, отирая снегом разбитое ухо.

– Не впервой. Они всегда грабят новеньких, тех, кто послабее. Ублюдки…

– Тебе тоже досталось?

– Было дело, – кивнул Вася.

Мы снова взялись за работу. Нескончаемая смена, наконец, завершилась, когда на улице уже давно царила ночь. Мы, еле перебирая ногами, вернулись в лагерь. Получили свою порцию супа и, поев, но совершенно не утолив голод, пошли на боковую.