Дальше мы только успевали с Пашкой отсчитывать полустанки. Народ попадался всякий, но в основном люди не отказывали в помощи. Где на телегах, где на санях нас перевозили от села к селу по нашему маршруту.
В деревнях я старался наняться на работу. Не гнушался любой: хоть дрова колоть, хоть нужники чистить. Нам подкидывали в основном продукты, но, бывало, давали и немного деньжат. Я раз за разом подсчитывал сумму. Скоро хватит на два билета до Томска, а там и до родных краёв недалеко.
Каждый раз, заходя в новое село, мысленно благодарил Якова Арнольдовича, укравшего для меня чужие документы. Бумаги проверяли всегда. Хорошо к Пашке сильно не приставали, веря, что он мой сын. Объединившись, огромная страна породила такое массовое явление, как межнациональные браки. Стоило сказать, что Пахом пошёл в русскую мать, а сам я имею часть крови степняков, вопросы отпадали.
Везло нам и на новости, что летели в деревнях куда быстрее, чем где-либо в городе. Если на горизонте появлялись отряды ОГПУ, отлавливающие беглецов, то к вечеру, как правило, об этом знала вся округа, а нам удавалось вовремя скрыться.
Так и в этот раз. В одной безымянной деревеньке, всего-то в десяток дворов, что затерялась на просторах российских лесов, мне удалось наняться батраком к одному мужику. Хозяйство у него пока ещё оставалось справное, как уж он его уберёг, не знаю. Однако рабочих рук не хватало. Так что я подвизался у него помощником. Вместе мы поправили дом после зимы, привели в порядок двор, подсобил ему и в починке хозяйственных построек.
Когда наш договор уже подходил к завершению, в обед последнего дня, что мы с Пашкой оставались на подворье, к мужику, которого звали Николаем, заглянул сосед.
– Привет, Артём, – крикнул он мне, махнув рукой, – Микола-то где?
Представлялся я по своим подложным документам, хотя в первое время забывал откликаться на новое имя.
– Погодите, – ответил ему вместо меня Пашка, – сейчас подойдёт. Коня к кузнецу повёл.
– Тогда обожду, – охотно согласился сосед и подошёл ко мне.
В деревне каждый новый человек, что-то наподобие развлекательного шоу. Обстоятельно расспросят, кто такой, откуда и прочее. Я приучился врать на ходу, постепенно рассказ мой стал так хорош, что и придраться не к чему.
– Слыхал, Артём, говорят к нам завтра какие-то агитаторы приедют, – мужик, не спеша, скрутил «козью ножку» и с удовольствием затянулся.
– Кто такие? – насторожился я.
– Пёс их знает, – сплюнул сосед беззлобно, – то ли артель с нашей деревни решили сколотить, то ли ещё что. Каждый день какая-то напасть, чтоб их в лесу гнус съел. Только с ними ГПУ-шники едут, значится, придётся нам опять свой уклад менять под их агитации, понял.
Я просчитал, неведомая агитбригада появится со стороны тракта, дорога здесь одна. Значит, нам самое позднее перед рассветом уже уходить надо.
Во двор вошёл Николай, ведя в поводу пегого невысокого, но выносливого коня. Сосед переключил внимание на хозяина, а мы с Пашкой скорее взялись за работу. Мальчишка и сам всё понял с нашего разговора.
Вечером Николай истопил баньку, его супруга, болезненная, тихая, как мышка, женщина, накрыла на стол, а сама забралась с малыми детками на печь.
– Артём, – хозяин весь вечер отмалчивающийся, наконец, разговорился, – помню наш уговор, отвезти вас до полустанка. Но, понимаешь, конёк мой охромел… Ты уж не обессудь, – мужик виновато опустил глаза и вовремя, потому что в моих невольно промелькнула радость.
Я за весь день никак не сумел придумать отговорку, чтобы отказаться от его помощи. Сказать напрямую нельзя, а начни отвираться, могут случайно сболтнуть об этом случае ГПУ-шникам.
– Жаль, – изобразил сожаление, – ну, ничего. Мы с Пашкой и пешком доберёмся.
– Далеко, однако, – почесал затылок Николай, – да и весной в лесу ненамного лучше, чем зимой. Погода коварная. Так вы берегитесь, всё время по дороге ступайте.
– Как скажешь, – примирительно ответил я и хозяин успокоился.
– Только тогда и уйдём мы спозаранку. Не хочется ночевать на тракте.
– Это дело, сейчас вам соберу, значится, продуктов, как договаривались, и денег тоже дам. Завтра разбужу пораньше.
Я поблагодарил Николая, мы ещё немного посидели за самоваром, поговорили на разные темы и разошлись вполне довольные друг другом.
Вышли мы ещё затемно, хозяева встали вместе с нами, накормили сытным завтраком. Пашка сложил всю провизию в рюкзаки. Так и отправились в путь, сердечно попрощавшись с Николаем и его женой.
Мороз, днём неохотно уступая своё место рано заглянувшей в этом году весне, ночью снова отвоёвывал позиции. Изо рта шёл пар, холод кусал за щёки и нос. Зато и дорога, раскисшая за день, оделась ледком и стала легко проходимой. Мы спешили пройти побольше расстояния до того, как встанет солнце, опасаясь нарваться на агитбригаду, кто его знает, не ошиблись ли слухи, с какой стороны они точно пойдут. В таком деле лучше не рисковать.
Когда дорога озарилась золотыми лучами, я и Пашка пошли по-над трактом, по самой кромке леса, где легко укрыться за деревьями, случись нам встретить кого-нибудь на дороге. И не зря. К полудню на прямом, как стрела пути показались всадники.
– Пашка, уходим в лес!
Вместе мы ринулись в чащу, страх перед лагерем ещё жил в наших сердцах, и от одного вида военной формы бросало в дрожь. Нам до этого несказанно везло, но я понимал, что всегда так не будет.
Когда над нами сомкнулись плотным шатром кроны, мы остановились, поняв, что заплутали.
– Ох, – огляделся я вокруг, – дали с тобой маху.
– Пошли назад, – робко предложил мальчишка.
– А назад, это куда? – растерянно осмотрелся я.
Вкруг нас возвышались деревья, снег хоть и побурел, но в чаще держался ещё плотным настом. И по солнцу не сориентируешься, не видать его за ветвями, укрывшие нас пологом.
Снег, слежавшийся за зиму, стал настоящей ледяной коркой, на такой и следов не остаётся. Разве что от лося трёхсот килограммового.
– Без паники, – успокоил я то ли себя, то ли мальчишку, – выберемся.
Мы повернули назад и потопали, как думали, к дороге. Только что-то мне подсказывало, что, убегая, дали приличный крюк.
Поплутав ещё немного, я понял, что заблудились мы окончательно.
– Пахом, давай-ка ночлег искать, что ли, – корил сам себя в душе за оплошность и невнимательность, – далеко отходить не будем, тут как-нибудь устроимся. Как говорят, утро вечера мудренее. Завтра разберёмся.
Парнишка молча кивнул.
Ранняя весна в лесу для нас может стать капканом. В деревне поговаривали, что уже видели первых медведей, а у волков начался гон. Да и мы слышали, как токовали глухари и тетерева. Сейчас была середина марта, и если в тайге, откуда мы вырвались, ещё вовсю царила зима, то здесь весна прилетела на крыльях перелётных птиц. И пусть ещё иногда шёл снег и ненадолго возвращались морозы, тёплое солнце с каждым днём пробуждало всё к жизни, как и лесных обитателей. А новых встреч с медведем мне ой как не хотелось. Пашка, после того случая, ещё неделю вскрикивал ночами, просыпаясь в поту и с бешено колотящимся сердцем. Впрочем, и оголодавшие после зимы волки, совсем нежеланные «попутчики».
Плохо то, что мы промокли, иней, собравшийся за ночь на ветвях, в течение дня стаивал с них настоящей капелью. После захода солнца похолодает, и мы просто замёрзнем или простудимся. Завела же нас нелёгкая.
Вдруг вдали отчётливо послышались чьи-то шаги, мелкие ветки хрустели, ломаясь под ногами или лапами.
Мы присели, затаившись за кустарником и стараясь ничем не выдать своего присутствия. Пока в спину мне не упёрлось ружьё.
– Ну-ка, вставай, – послышался грубый мужской голос, – и без глупостей. Пристрелю.
Не понимая, как нас столь легко удалось обнаружить незнакомцу, я осторожно поднялся и, задрав руки, обернулся.
Передо мной стоял заросший, как леший, кряжистый мужик – косая сажень в плечах. Кожа его была задубевшей и тёмной, будто он жил на улице. Борода росла до самых глаз, густая и чёрная, как смоль.
– Кто такие? – он отступил на шаг, не сводя с нас прицела.
– Заблудились мы, – ответил я, – шли к полустанку, решили путь через лес срезать и вот.
– Хех, – усмехнулся мужик, – как же вы срезать решили, если по дороге ближе?
– Не местные мы.
– Вижу.
Мужик, убедившись, что при нас нет оружия и, отобрав мой нож, бросил взгляд на трясущегося Пашку.
– Что же, путнички, пошли в избу. Ночь скоро, опасно в лесу сейчас. Вздумаете шалить, мигом упокою.
Молча двинули за ним, прошли ещё дальше в чащу и вышли на небольшую заимку, где стояла изба на сваях.
– Заходи по одному, – мужик уже не смотрел на нас волком.
Мы вошли в крохотные сенцы, оттуда в небольшую комнатушку, служившую кухней и, судя по всему, спальней. За ней темнел ещё один дверной проём, но разглядеть, что там, не удалось.
– Итак, гости дорогие, – указал нам мужик на пару табуретов под деревянным столом, – садитесь, рассказывайте, кто и откуда. Вздумаете врать, мой разговор короток, – выразительно кивнул он на ружьё.
Спорить бесполезно, опустились на стулья, и я принялся излагать ту же историю, что и для всех. Мужик слушал внимательно даже, кажется, не мигая. У него были странные глаза: круглые, как у филина, и редкого зелёно-карего цвета. Когда история закончилась, он попросил у меня документы и долго изучал их под светом лучины, за окном начало темнеть.
– Мальчонки бумаги где? – коротко бросил он.
– Сын это мой, Пахом. Документы случайно свои замочил, попортились. Так и идём.
– Ну, ну, – мужик отошёл к печке, неожиданно большой для такой избушки, – подбросил туда поленьев, сухой щепы и коры, и развёл огонь.
– А теперь я вам скажу. Врёшь ты мне, аки мерин сивый. Или думал, не распознаю байки твои?
Бородач встал во весь свой могучий рост и навис над нами, ружьё, которое он так и не выпустил из рук, упёрлось мне в грудь.