Лозоходец

Глава 42

Отъехав подальше от нашей деревеньки и покумекав с отцом, решили отвезти Дашу с детьми на лесную заимку, где иногда останавливались охотники. Сейчас она точно пустовала, и оставаться там было безопасно. Не бросать же их на ночь в лесу.

Я хотел взять лошадь, но, поразмыслив, понял, что втроём с мальчишками на одной лошадке нам не уехать, потому отправились на телеге, выгрузив в небольшой лесной избушке часть скарба.

Попадём в село Тукая мы почти под утро, но это и хорошо. Тогда люди спят крепче всего, и даже окрестным псам надоедает брехать.

План был и прост, и сложен одновременно. После того как я достал клад, чувствовал, что сил моих прибыло. Будто поделился призрачный юноша частью своего дара со мной. Весна пробудила все ручьи и протоки, я буквально под ногами ощущал бурлившие под землёй токи. Степной край по весне, точно вены, прорезают родники и мелкие речушки, почва полна живительной влаги. Если хватит моих сил, попробую просто устроить потоп, чтобы люди покинули свои дома, а в суматохе выкраду мальчишек. Дерзко и глупо? Быть может. Только по-другому вряд ли получится, а времени у нас немного. Надо обосноваться на новом месте до Дашиных родов.

Ночь бархатным одеялом укрыла поля, где-то в лесу пели брачные песни волки; лошадка, прядая ушами, мерно отбивала ритм копытами. Показались вдали спящие дома, в деревне было тихо и спокойно.

– Отец, останься на околице, дальше я отправлюсь сам, – сказал старику, спрыгивая с повозки.

– Что ты задумал?

– Подниму воду, больше вариантов нет.

– Ну, с богом, сын, – отец направил лошадь чуть в сторону от дороги, укрывая среди деревьев.

Скользя мимо домов тенью, подобрался я ко двору Тукая. Замер возле забора, приложив руки к земле. Так и есть, уровень грунтовых вод поднялся, достаточно только позвать. Забравшись на стоящее рядом дерево, заглянул через ограду. Глаза давно привыкли к темноте. Осмотрел спящие дворовые постройки. Как узнать, где точно держат Самира и Равиля?

Я спрыгнул на землю, заранее в душе прося прощение у людей, кого затронет поднятое мною половодье. Встал на колени, приложил руки к земле и стал звать всю влагу наверх. К счастью, забор Тукая был и правда очень добротный. Вода набиралась точно в колодец или ведро, мелкими ручейками просачиваясь за ограду. Первыми всполошились работники, живущие в дворовых постройках. Зажёгся свет, послышались удивлённые крики, люди высыпали на улицу, стуча в двери дома.

– Хозяин, – вопил кто-то, шлёпая босыми ногами по воде, – потоп! Просыпайтесь!

Пот струился по моей спине, тело бил озноб от ночного ветра, но останавливаться было пока рано, нужно, чтобы все покинули дом. Я тянул и тянул на себя потоки воды, направляя их под постройки Тукая, и боялся свалиться от истощения. Жилы вздулись под кожей, тело трясло, будто в лихорадке. Мышцы выворачивало словно клещами, и кровь набатом стучала в висках. Зубы скрипели, сжатые до боли.

– Ещё немного, – шептал сам себе.

Наконец, дверь распахнулась и послышался вопль торгаша:

– Что за чёрт?! Что здесь творится? Эй, не стойте истуканами?! Бегите в дом, затаскивайте ковры и вещи на второй этаж!

Зашлёпали босые ноги. Где же мальчишки? Я оторвался от земли, сжав зубы, поднялся, подтянулся на ветке дерева, что облюбовал до этого, и заглянул за ограду. Люди сновали по двору, точно муравьи. Последний рывок.

Тихо приземлился я за забором. В таком хаосе никто не обращал на меня внимания. Держась в тени стен, добрался до дома, вглядываясь в мельтешение дворни.

Наверху в жилище хлопали двери, плакали дети, вопили женщины. Мне повезло, что никто не догадался открыть ворота, выпуская скопившуюся воду. Решили, что затопило всю деревню, или не очнулись ото сна. Как бы там ни было, но это мне на руку.

На крыльце показался Самир, сердце забилось птицей в груди. Подобравшись к перилам, я дёрнул его за руку, уволакивая в темноту, зажал рот ладонью, чтобы мальчишка не закричал от испуга.

– Тихо, это я, Егор.

Самир воззрился на меня точно на привидение, а потом закивал головой узнавая. Я убрал руку от его рта.

– Папа Егор! – кинулся он мне на шею.

– Времени мало. Отыщи Равиля, жду вас за домом.

Без лишних слов Самир кинулся обратно, я же, прижавшись к забору, под раскидистым деревом ждал их. Суматоха усиливалась. Тукай, единственный сохранявший хладнокровие, пытался успокоить вопивших женщин и добиться послушания работников, что бестолково сбивали друг друга с ног, плохо соображая, что делать.

Показались мальчишки, пригнувшись, они добежали до меня. Подсадив их на высокий забор, забрался следом. Перед глазами у меня всё плясало и кружилось. Только бы хватило сил добраться до телеги. На одной воле и ярости я заставил собственное тело слушаться.

В соседних домах начал зажигаться свет.

– Поспешим, – торопил я мальчишек, – сейчас все селяне выбегут на улицу.

И точно, где-то поблизости раздался удивлённый мужской голос:

– Кто кричит? Где потоп?

Отец, завидев, что всполошились деревенские, направил повозку нам навстречу. Лошадка неслась по дороге, пугая жителей, сунувшихся за ограду.

Я обернулся. Кто-то всё-таки догадался открыть ворота, и вода хлынула на улицу, расплываясь по дороге чернильным пятном.

Силы, точно горный поток, покидали меня с каждой секундой всё быстрее. Я пытался бежать, но мне казалось, что стою на месте.

– Папа Егор, – подскочил Самир, – что с тобой?

– Бегите, телега, там дед, – выдохнул я.

Мальчишки подхватили меня под руки с обеих сторон и буквально поволокли на себе. Повозка, грохоча, подкатила к нам. Обернувшись, заметил Тукая, который выскочил на улицу.

– Егор! – орал торгаш, что есть мочи. – Я знаю, это ты!!! Проклятый Бугай! Коня! Да скорее же! – вызверился он на своих слуг.

Отец уже развернул норовистую лошадку, что храпела, как заправский скакун. Телега понеслась вдаль. Нас подкидывало на ухабах, приходилось цепляться за невысокие борта, чтобы ненароком не выпасть. Мальчишки держали меня, всхлипывая не то от страха, не то от радости.

Чуя за нами погоню, мой старик стегал лошадь, умело справляясь с повозкой, которую швыряло из стороны в сторону на поворотах.

Впереди была небольшая речушка, вздувшаяся по весне. Через неё лежал добротный мосток из массивных брёвен.

За нами слышался топот копыт. Преследователи настигали с каждой минутой, а наша лошадка уже выдохлась, с крупа летели хлопья пены.

– Держите меня, – бросил я мальчишкам и приподнялся в телеге, высматривая приближавшуюся реку. Дерзкое решение было даже за гранью фантастики, сумасшедшим, невозможным, только теперь от моих сил зависело всё.

Я протянул руки вперёд, стараясь точно «нащупать» бурлившую впереди воду.

– Ну же! – зубы крошились от натуги, глаза застилало красной пеленой, а внутри скрутило всё тугим узлом.

Отец оглянулся на меня, и глаза его расширились от испуга:

– Нет, Егор! Нет! Мы уйдём от них!

Под колёсами загромыхали брёвна моста и я, обернувшись к потоку, просто «потянул» его на себя со всей мочи.

Позади храпели кони.

– Остановитесь! – почти над ухом прогромыхал голос Тукая. – Хуже будет! Стойте!

Я дёрнул на себя массу воды, ощущая, будто внутри меня лопаются струны, в голове зазвенело.

Поток, послушный мне, поднялся волной, точно цунами, и обрушился на мост, где в этот момент была погоня. Лошади отчаянно заржали, ломая ноги и барахтаясь в реке, смытые с переправы. Послышались крики ужаса. А меня бросило вниз, тело не слушалось. Сознание плыло вдаль, постепенно угасая. Последнее, что услышал, – тонкий отчаянный крик Равиля.

– Папа!

***

Я стоял посреди леса, на берегу реки Калшира, не понимая, как здесь очутился. Это сон? Ощупал свои руки, даже ущипнул, зашипев от боли. Что за чудеса? Как меня закинуло сюда? Ничего не понимая, прошёл к берегу, опустился на колени и с удовольствием умылся ледяной водой.

Река освободилась ото льда, катила бурные по весне волны вдаль, к горизонту. Деревья прикрылись хрупким муаром весенней листвы, шумя ветвями над моей головой, будто пытаясь что-то сказать, поведать какую-то тайну. За спиной послышались шаги, хрустнула под ногами ветка. Обернувшись, увидел, что ко мне идут двое. Тот самый юноша из воды и его призрачная невеста. Только сейчас они были живыми. По крайней мере, больше не просвечивались, как привидения.

Девушка улыбалась, держа под локоть боярского сына.

– Здравствуй, Егор, – юноша подошёл ближе, протягивая мне руку.

Мало что соображая, протянул ему ладонь. Рукопожатие было крепким, а кожа у парня тёплой.

– Как я оказался здесь? – вертел головой по сторонам.

– Ты не здесь и не дома, – улыбнувшись, ответила девушка, – ты на границе миров.

– Я снова вернусь домой? В своё время? – сердце защемило от тоски. Как сейчас бросить жену и детей?

– Нет, – ответил юноша, – у тебя остались дела. Но когда-нибудь ты покинешь и этот мир.

Я тряхнул головой, пытаясь собраться с мыслями, что вертелись разбуженным осиным роем:

– Мне же удалось спасти мальчишек? Мой дар… он стал сильнее.

Юноша опустил голову:

– Забрав клад, что предназначался тебе, ты взял и часть моих способностей. Только теперь они, скорее всего, будут утрачены. Ты пережёг себя изнутри.

– Погоди. Ничего не понимаю. Почему золото предназначалось мне?

– Плохо слушал легенду, – пожурила меня девушка, грозя пальчиком, – только потомок способен забрать то, что веками было похоронено под толщей вод. А мы, наконец, стали свободны, – она положила голову на плечо парня, поглаживая его по руке.

– Потомок? Я?!

Девушка рассмеялась, и её голос колокольчиком разлился по округе:

– Судьба плетёт свои нити, неверующий ты Егор. Не бойся доверять ей.

Они подошли ближе, не сводя с меня глаз.

– Теперь тебе пора возвращаться, – сказал юноша, – время здесь идёт иначе, чем в вашем мире. Нельзя живым долго оставаться за гранью. Прощай, Егор, потомок лозоходца. Хорошо обучи своего сына. И помни. Миры не преграда для судьбы и для истинного предначертания. Прощай.

Фигуры начали истаивать на моих глазах, всё передо мной подёрнулось рябью.

Я попытался сделать шаг, дёрнулся и задохнулся от боли.

– Он очнулся! – раздался над ухом радостный голос Даши.

Разлепив веки, увидел встревоженное лицо жены и попытался улыбнуться:

– Надеялись так просто отделаться от меня? – просипел ей. В горле страшно саднило, точно наждачку проглотил.

Дарья опустила голову мне на грудь, и тело её содрогнулось от рыданий:

– Господи, жив! Жив!

Перед глазами снова поплыло, но в этот раз от дикой усталости. Смежив веки, я погрузился в чернильную тьму без сновидений.