Лозоходец

Глава 47

На обратном пути извозчик заартачился, придержав кобылку, развернулся ко мне:

– Я не нанимался вас тут по всему Свердловску катать, то в больницу, то в Светлую речку и всё задарма норовят.

– Тебе дядька Матвей сказал нас отвезти, – огрызнулся Филька.

– Ты вообще умолкни, шкет, – разозлился извозчик.

Настроение у меня было паршивым и ругаться ни с кем не хотелось. Я молча спрыгнул с телеги и снял с неё Фильку.

– Чего это вы? – тормознул извозчик, который просто решил поживиться за мой счёт.

– Езжай отсюда, – нахмурился я.

– Куда? – он растерялся, не зная, что теперь делать.

– Куда подальше, понял?

Развернувшись, взял за руку Фильку, и скоро мы скрылись в темноте. Извозчик так и стоял посреди дороги.

– Ну, показывай, куда тебя вести? – наклонился к пацану.

– Я не маленький, – насупился он, – сам добегу.

– Филька, ты мне не перечь лучше, говори, куда идти.

Мальчишка хлопнул глазами и ткнул пальцем в сторону темнеющих дворов:

– Там в бараках живу.

Мы прошли какими-то околотками и вышли в маленький двор-колодец с низенькими домишками. В окошках горел свет, люди потихоньку готовились ко сну. Филька подвёл меня к ступеням, что вели вниз на цокольный этаж. Там за окном слышались смех и пьяная брань.

– Ты здесь живёшь? – спросил я его.

Понятно, почему он не хотел, чтобы кто-то видел его дом. Даже с улицы квартирка смотрелась убого. Треснутое стекло кое-как заклеено бумагой, засиженные мухами окна были прикрыты драными грязными занавесками неопределённого цвета. Внутри виднелся краешек стола, за которым сидел какой-то мужик с гранёным стаканом в руках и дирижировал им в такт своим словам. Я не знал, что сказать. Жалость обидит мальчишку.

– Ну, пока Филька. Всё в порядке?

Он понял, что я имел в виду:

– Да, дядька Бугай. Привык уже, – пацан шмыгнул носом и нырнул вниз по ступенькам, скрывшись за дверью.

Я двинул в сторону базара, думая, сколько ещё вот таких неустроенных детей бродит по свету. И к себе всех не заберёшь. Это ж не дом придётся поднимать, а небоскрёб. Лихие времена день за днём плодили беспризорщину. И постоянно кто-то лишался родителей, оставался на улице. Или вот так, с алкашами, тоже не сахар.

Сам не заметив, вышел к рынку, для меня он стал ориентиром. Огляделся: вокруг стояла непривычная тишина. Ветер трепал ткань на лотках, гонял мелкий сор по земле. Быстрее было пройти через рынок, так я и поступил. Шагал между пустынных рядов. Лишённые товара лотки смотрелись останками диковинных животных, мрачно надвигаясь на меня из темноты.

Вдруг впереди послышался какой-то шум. Неужели кто-то из наших и ночью здесь обретается? Я хотел окликнуть, но потом передумал и тихо пошёл вперёд, вглядываясь во тьму.

Разговор шёл на повышенных тонах, но кто это было не разобрать. Подобравшись ближе, выглянул из-за угла. Передо мной стояли семь тёмных фигур. Темнота надёжно скрыла их лица. Ругань перешла в драку, в чьей-то руке сверкнуло лезвие ножа, отражая неверный лунный свет. Вылетев из своего укрытия, я поспешил на помощь двоим, явно оказавшимся в меньшинстве.

Неожиданная подмога озадачила нападавших, но драка не прекратилась. Я за шкирку отшвырнул ближайшего ко мне мужика, устремившись к тому, у кого был нож. Только трупа здесь и не хватало. Сзади в меня кто-то вцепился, вывернувшись из куртки, саданул ему в челюсть. Тип с ножом наседал на невысокого оппонента, которому пока удавалось уйти от удара. Отправив в нокаут ещё кого-то, я поспешил на помощь безоружному, и в этот момент мужик с ножом сделал обманный выпад. В то же время налетел и я, но пущенное в ход лезвие вошло в тело, пусть и не в сердце, а куда ниже, но всё же. Послышался глухой вскрик. Я схватил нападавшего за шею, придушив для верности. Пусть полежит немного.

Остальные, заметив такой поворот в драке, спешно ретировались. Кто же это такие и что им вообще понадобилось ночью на рынке?

Подошёл ближе, мужик, схватившись за живот, скрючился от боли. Я поднял с земли свою куртку:

– На, прижми к ране.

Его напарник валялся неподалёку без сознания, но целый. Где искать помощь? Скорых тут нет. Я выбежал на дорогу и вдалеке увидел медленно ползущую телегу, что направлялась к базару. Быстро настиг её. Ба, да это же наш извозчик.

– Скорее! – подбежал я к нему, гаркнув со всей мочи. – Там раненый!

Мужичок со страху аж подскочил:

– Бугай, твою душу! Ошалел, что ли, я чуть штаны не обмочил. Где ты опять раненого взял?

– Не болтай попусту. Надо, заплачу, гони к выходу с базара.

Извозчик моментально оживился, стеганув лошадь, и телега загромыхала по колдобинам.

Я в это время нырнул промеж лотков, кратчайшим путём добрался до раненого.

– Потерпи, – подбежал к нему, – помощь близко.

Подняв мужика на руки, как ребёнка, понёс его к выходу. Тот только тихо стонал, прижимая мою куртку к ране. Как можно аккуратнее перевалил его через борт телеги, извозчик и в этот раз не соизволил помочь. Да и шут с ним.

– Гони! Давай к больнице! – прикрикнул на него. – Да побыстрее! Довезём живым рубль твой.

Услышав про деньги, мужичок начал подгонять лошадь кнутом, и мы минут за пять домчали до уже знакомого больничного двора. На крыльце горела лампа, а двери ещё были открыты.

Я стащил мужика с телеги, взял на руки. Колени подгибались под его тяжестью, всё же не дитя малое. Стиснув зубы, потащил его ко входу и, взобравшись по ступеням, глянул ему в лицо. Передо мной был Лука. От неожиданности чуть не выронил ношу из рук.

На шум выбежала молоденькая медсестра.

– Тут ножевое ранение, – сказал ей, пыхтя от натуги, – поторопись милая, позови врачей.

– На кушетку его, – понятливо кивнула девушка, – я сейчас.

Положив Лукьяна в коридоре, стоял, ожидая помощи. В голове было пусто. А через пару минут показался врач, спешащий к нам.

– Ножевое, доктор, – начал я.

– Разберёмся, – сухо ответил тот и вместе с медсестрой покатил Луку вглубь коридора, скрывшись за какой-то дверью.

Больше делать мне здесь было нечего. Я вышел во двор, руки подрагивали от тяжёлой ноши.

Извозчик, вытянув шею, вглядывался в темнеющий больничный холл:

– Так это Лука был? – потрясённо спросил мужик у меня.

– Он самый. Отвези-ка ты меня домой. Задержался я изрядно, жена волнуется.

– За рупь хоть по всему Свердловску покатаю, – осклабился извозчик и стеганул лошадь.

В темноте я зашёл во двор, где отец и Михаил курили на завалинке.

– Долго ты сегодня, – проворчал старик.

– Авария на заводе была, – пришлось снова врать, как мне это ни претило, – в больницу отвозил пострадавшего.

– А куртка где? – спросил Михаил.

– Рану прикрыл. Не бросать же было истекающего кровью.

– Никакого порядка на заводах не стало, – сплюнул шурин, – в прошлом годе соседу вагонеткой ноги переломало, так и остался калекой.

Мне поверили, а это главное.

***

Я сидел на берегу ручья, что прятался в траве, подставив лицо пригревающему солнышку и довольно зажмурившись. Сегодня у меня был «выходной». Взяв Стёпку, отправился с ним подальше от деревни. Его дар требует подготовки, а с переездом некогда даже было позаниматься.

Сейчас сын сидел возле ручья и пыхтя пытался «сдвинуть» воду, так, чтобы оголилось дно. У него ничего не выходило, и Стёпка злился.

– Погоди, сын, не так. Ты заставляешь воду, а надо просить. Мысленно представь, что от неё хочешь, покажи ей.

Стёпка мотнул головой:

– Не выходит.

– Смотри, – я опустил руку в ручей и почувствовал, как по моим жилам побежала знакомая сила. Не веря в происходящее, отдёрнул ладони и уставился на них, будто видел впервые, – не может быть!

Снова опустил руки в воду. Да! Сила вернулась, отзываясь покалыванием во всём теле, как бывает, когда отсидишь ногу. Подняв ладони над гладью, позвал воду к себе, и она откликнулась, волной захлёстывая мои руки.

Я откинулся на траву и расхохотался. Вернулась! Она вернулась! Ведь всё это время я чувствовал себя каким-то убогим, точно у меня руку отрезали, лишили чего-то очень важного.

Стёпка удивлённо наблюдал за мной:

– Ты чего?

– Тогда в Степном крае, когда мы забрали Самира и Равиля, я ведь думал, что лишился дара, что выгорел он. Смотри! – Я повёл ладонью над водой, закрутив маленький водоворот. – Вернулся! Вернулся!!! Иди сюда, садись рядышком.

Сын сел передо мной, я сзади взял его ладони в свои руки и опустил в ручей:

– Давай вместе.

Закрыв глаза, сосредоточился на уже позабытых ощущениях, представил, как сдвигается вода от бережка.

– Смотри, папка, – прошептал Стёпа.

Открыл глаза и увидел, что дно ручья оголилось, а вода стояла стеной, как тогда на Калшире.

– Получилось, – восторженным шёпотом сказал сын, – получилось!

Я отпустил его руки, и он сам теперь удерживал воду. На лице Стёпки расплылась довольная улыбка. Через пару минут сын шумно выдохнул и убрал ладони. Вода плеснула нам в лицо. Степан отёр пот со лба:

– Видал?

– Ты молодец! – Потрепал я его по плечу, – послушай, что скажу. Дома дам тебе карту, где отмечено одно место. Никому и никогда её не показывай. Там спрятан клад, настоящий. Когда станешь взрослым, отыщи его.

– А ты? – спросил Стёпка.

– Сейчас для него не время. Только распорядись им с умом, не спусти деньги на ветер. Обещай, что никому не расскажешь об этом.

– Даю слово, папа, – серьёзно кивнул сын.

Мы ещё часа три упражнялись с водой, теперь уже вместе. Моих сил хватило ненадолго, но и это было настоящим чудом. Я мысленно распрощался со своим даром, а судьба дала мне второй шанс. Подумал: а вдруг сложится ситуация, когда ради чьей-то жизни придётся снова выжечь себя изнутри, хотя ответ уже знал. Правильно сказал отец, даже одна спасённая человеческая жизнь стоит этого.