Во дворе раздался визгливый лай мелкой собачонки, а потом мы услышали, как хлопнула дверь дома. На калитке щёлкнул засов, и она отворилась. Перед нами стоял Михаил, ещё не до конца поняв, кто перед ним. Потом в глазах промелькнуло узнавание, и он, широко улыбнувшись, шагнул к нам:
– Егор! Даша! Как вы здесь?
Последовала череда объятий и рукопожатий, бессвязные приветствия.
– Что это я вас на улице держу? Скорее в дом! Ульянка как обрадуется!
С таким же шумом и гамом завели телегу во двор, прошли в дом, где всё снова повторилось.
Эмоции подугасли только за столом, куда усадили нас хозяева, накрыв сверх всякой меры. Дети сосредоточенно жевали, мы же теперь перешли к беседе.
– Так что у вас случилось? – Ульяна подсела ближе к Даше, подкладывая ей самые вкусные кусочки.
От Михаила не укрылось, что мы приехали со скарбом.
– Горе у людей, вот что, – перебил он её, – кто же пустится на сносях в такой путь. Говори, Егор, – кивнул мне хозяин, – погорели или ещё какая напасть?
И пусть своего шурина я знал не так долго, но только с положительной стороны. Довериться его семье нам придётся, как ни крути. Потому рассказал всё, ничего не тая. Заметил, как Ульяна утирала слёзы. Михаил стал мрачнее тучи.
– Знакомо нам это всё не понаслышке. Ромку, старшого тоже упекли.
– За что? – вскинулась Даша.
Ульяна залилась слезами.
– В том-то и дело. Так же как у вас хозяйство справное было, только соседу больше приглянулось. Они с женой в Кедровке жили. Приехали ночью, забрали его, и дело с концом, – рассказал Михаил.
– М-мы д-даже не знаем к-куда, – всхлипывая, добавила Ульяна.
– Дом забрали, – нахмурился шурин, – хозяйство, всё до последней нитки. Жена Ромкина, Люська с дитём малым к Максиму кинулась, неподалёку тот живёт. Приютили её вместе с ребёночком. Мы хотели к себе забрать, только сын сказал, у них места хватает. Вместе теперь хозяйство ведут. Люська боится уезжать, всё ждёт, что Ромка вернётся. Надеется. Эх, – махнул он рукой и отвернулся.
Даша украдкой утирала слёзы, дети притихли, отец понурился.
– Оставайтесь, – шумно высморкавшись, сказала Ульяна, – места всем хватит. Мы, видите, одни остались. Максим своим хозяйством живёт. Оставайтесь. И Мише подмога будет, вон у вас мальчишки славные какие. А то ж и на пашне, и по дому – всё один.
– Дело Уля говорит, – поддержал Михаил.
Он вышел истопить баню, и отец вместе с любопытными детьми пошли за ним.
Ульяна захлопотала по дому:
– Даша, сейчас постель постелю, приляг, с дороги устала.
Жена облокотилась на меня. Всё это время мы держались, стараясь не раскисать. В домашней же обстановке на плечи навалилась неимоверная усталость. Я сам, после сытного обеда клевал носом.
Мы дождались, пока баня будет готова, помылись и Даша с детьми уснули.
Я сидел во дворе, наслаждаясь чистотой, запахом пара и дубового веника, что шёл от тела. И думал о том, что смог уберечь семью, и тот сон, где сгорел наш дом, где умерли все мои близкие, не сбудется. Рядом отец смолил папироску. Михаил вынес нам квасу:
– После баньки самое оно, – протянул кружку старику, – ты, Егор, заняться чем хочешь?
– Думал в город податься, работу искать.
Он недолго помолчал:
– Может, обождёшь? Документы у тебя не фальшивые, да только мало ли… Тут любого шороха опасаться начнёшь.
– Нам деньги нужны. Не всё же на вашей шее сидеть. Дом поставить, хозяйством обзавестись.
– Эк брат. Где же такую работу найти, чтобы сразу и на дом хватило?
– Почему сразу? – ответил я. – Подкопить, может, участок подыщется.
– Тоже дело. Мужик должен сам всё поднять. Ну, если твёрдо решил, действуй. До города тут недалеко, с подводами можно добираться. А за Дарью не переживай, присмотрим, как и за ребятишками. Ты откуда смугленьких взял?
Пришлось поведать ещё и историю появления в нашем доме Самира и Равиля.
– Мать честная, – покачал головой Михаил, – нахлебались горя мальчишки. Сколько их таких беспризорников осталось.
Беседа постепенно угасла, усталость брала своё, Ульяна приготовила всем постели, и мы с удовольствием завалились спать, хотя только начало вечереть.
Утром все вместе позавтракали, Михаил подобрал для меня пару хороших рубашек, куртку и штаны. Не идти же в своих обносках работу искать. Отец хотел довезти до города, но я отказался. Путь сюда сильно вымотал старика.
– Не боись, – проводил меня до ворот шурин, – дорога здесь одна не заплутаешь. Час-полтора и в городе будешь, да тут много кто едет, подбросят.
Мы пожали руки, и я отправился на поиски работы.
Свердловск был людным, шумным и, как всякий большой город, грязным. Народ бестолково толкался по улицам, спеша по своим делам. Я шёл по переулкам и проспектам, глядя по сторонам. Куда податься? Пробовал спрашивать у местных, только без толку. К полудню какая-то извилистая улочка вывела меня на здешний рынок. Я бродил, с любопытством разглядывая товары. Было шумно и душно. Хлипкие лотки стояли тесно друг к другу, накрытые матерчатыми, изношенными и дырявыми кусками ткани от солнца. Народ толкался, как в муравейнике. Чего тут только не было. От серных спичек до мебели. Кто-то продавал свои вещи: ношеные рубашки, стоптанные сапоги, подсвечники и подушки. Стояли рабочие заводов, кому выдали зарплату продукцией. Мука по соседству с керосином, живые куры рядом с подержанными стульями, составленными как попало друг на друга. Бабушки торговали вязаными носками, лоскутными одеялками, керосиновыми лампами, старой щербатой посудой. Называлось всё это вольный рынок.
Голова разболелась от криков продавцов и покупателей, потихоньку пробираясь между людьми, двинулся в сторону выхода. Тут на глаза мне попались два мужика, что-то не поделивших между собой. Они махали руками, жарко споря, брызжа в разные стороны слюной.
– Говорю тебе, – орал один – моё это место!
– Тебя тут и не видел никто, – перебивал другой, – люди добрые, смотрите, лавочник нашёлся. Голь перекатная, что за товар у тебя, дерьмо какое-то приволок.
Первый не выдержал и со всего маху саданул кулаком в глаз своему оппоненту, началась безобразная драка: завизжали бабы, улюлюкали мальчишки. Этак они ещё кого зацепят, да и лотки хлипкие, того и гляди сами свалятся.
Я подбежал к катающимся по земле мужикам, взял в захват руку верхнего, стащив его с обидчика. Тот взвыл от боли, не понимая, что происходит. Я отшвырнул его в сторону. Второго за грудки поднял с земли, встряхнул пару раз, пусть придёт в себя.
– Ну-ка успокоились оба! – рявкнул так, что от меня отшатнулись набежавшие любопытные, – устроили тут свалку. Идите за угол, там морды бейте хоть до посинения.
– Ты кто таков будешь? – первый пришёл в себя, потирая локоть.
Я подошёл к нему, возвышаясь на целую голову:
– Сейчас сам в морду дам, узнаешь. Здесь дети кругом, бабы, они сцепились, смотреть противно. А если заденете кого?
– Ладно, ладно, остынь, – оценив мои габариты, мужик «сдулся». Второй тоже не стремился продолжать спор, тихо слиняв в толпе.
Я плюнул и пошёл дальше, стараясь побыстрее выбраться с рынка. Тут ко мне навстречу из-за какого-то лотка вышел мужик лет пятидесяти, сутулый, но с мощными руками. Хитрые глазки мигом оценивали всё, что видят вокруг. Не человек – калькулятор. Редкие волосы полукругом обрамляли блестящую на солнце лысину. Мясистый нос, толстые губы и обвислые щёки придавали ему сходство с бульдогом. Он шёл на меня, не сводя взгляда.
– Здорово, – приблизившись, протянул широкую ладонь, – эк ты их. Отойдём? Разговор есть.
Мы зашли за лотки, между рядов в закутке стояла небольшая конструкция, напоминающая шатёр. Там на деревянных ящиках сидели ещё трое мужиков. Стоило моему спутнику только цыкнуть, как их точно ветром сдуло.
– Садись, – указал он на один ящик, застеленный драной газетой, сам же приземлился рядом, подняв с земли бидон, – кваску?
– Не откажусь, – меня давно мучила жажда.
Он подал мне холодный напиток, и я с удовольствием напился терпкого кваса, что приятно щекотал пузырьками на языке.
– Видел я, как ты этих двоих раскидал, – начал мужик без предисловий, – меня Матвеем кличут, я тут присматриваю за всем.
– Я Бугай. И что с того? – педставился давним прозвищем, не зная, что от меня понадобилось.
– Бугай? – смерил он меня подозрительным взглядом, – Пусть будет так. Ты драться обучен, сразу приметил. Хочешь деньгу на этом зашибать?
– Каким образом? На рынке?
Матвей визгливо расхохотался:
– Не-е-е, тут своих хватает.
– И где они все были?
Мужик замолчал, точно поперхнувшись:
– Не о том разговор. Так тебе деньги нужны?
– Смотря что делать. На криминал не пойду.
– Брось, – махнул мужик рукой, – всё почти по закону.
– Почти? – напрягся я. – Ты не юли, говори прямо.
– Хорошо. В боях не хочешь поучаствовать?
– Подпольных?
– Люблю смышлёных, – осклабился Матвей, – за один бой трёшка, за победу от пяти рэ.
Это были большие деньги. Рабочие на заводе за месяц получали от восьми до тринадцати рублей.
– Как часто?
– А ты деловой, – довольно кивнул Матвей, – раз в неделю, когда два, не чаще. Ну так что?
Я задумался. Таких денег честным трудом не заработать никогда, а Даше рожать, детишки раздетые, разутые. Скоро маленький будет, ещё расходы. Опять же, хотя бы на участок крохотный наскрести. А вдруг обманут? Или подстава?
– Какие гарантии, что меня после боя не отправят лес валить?
– Резонно, – заметил Матвей, – могу дать задаток, чтобы видел, люди мы серьёзные. Трёшка устроит?
Мне не хотелось опять драться на потеху публике, только перед глазами стояла семья. Придётся рискнуть.
– А мне ты, значит, веришь? – спросил я Матвея. – Вдруг с трёшкой твоей свинчу и поминай как звали.
Тот опять рассмеялся:
– Ни разу не видел человека, кто от денег бежит. Впрочем, – он вдруг резко посерьёзнел, глаза остро блеснули, – догоним. Будь уверен.
– Хорошо. По рукам. Когда первый бой?
Матвей поднялся, панибратски похлопал меня по плечу:
– Люблю серьёзных, всё по делу. Завтра. Найдёшь меня здесь. Подходи к трём часам.
Он достал из кармана засаленную трёшку и протянул мне:
– Держи, как обещал.
Взяв деньги, пожал на прощание руку нового знакомого и пошёл домой, не зная радоваться ли мне или готовиться к новым неприятностям.