Лозоходец

Глава 36

Прежняя радость улетучилась, когда мы тронулись дальше. Волки, что смутными тенями скользили ночью вокруг нашего лагеря и днём не прекратили преследования. Они знали людей, их привычки и оружие, и потому держались пока подальше, за деревьями и высокими сугробами, однако отпускать нас звери не собирались. Однажды, набравшись смелости, животные перейдут в атаку.

Прятаться от них в снежной пещерке – глупость, лезть на дерево – замёрзнем. Я краем глаза следил за нашими «попутчиками», не говоря о них Пашке, не хотел пугать мальчишку. Он же, запыхавшись, еле успевал за мной, не обращая внимания ни на что вокруг.

Зимний день короток, и, когда солнце огромным апельсином зависло над горизонтом, я стал искать возможное укрытие, где провести ночь. Мы шли вдоль реки, то углубляясь в лес, то снова выходя на берег, где сугробы были чуть меньше из-за постоянного ветра. Волки шли за нами почти след в след.

И тут я заметил, что хищники подотстали, а потом и вовсе скрылись в лесу. Их чуткие уши услышали то, что пока от нас скрывало расстояние и ветер. Эвенки! Когда из-за поворота выскочили нарты, запряжённые каждый парой оленей, я понял, что мы спасены. Небольшие сани с загнутыми вверх полозьями вмещали на себе одного человека, собаку и немного поклажи. Рядом с нартами бежали ещё лайки, пушистые, с характерным кольцом, загнутым баранкой кверху.

В лагере мне рассказывали о местных жителях, но видеть их до этого не доводилось.

Эвенки остановились, из последних нарт вылез паренёк и направился ко мне:

– Как вы здесь очутились? – спросил он после приветствия.

– Идём к железной дороге, – я пожал неожиданно крепкую руку юноши, – нас преследуют волки.

– Мы заметили, – кивнул тот, – отец сказал остановиться, – махнул он в сторону первых нарт, где сидел невысокий мужичок неопределённого возраста. – Я, Тыманча, отца зовут Тыкулча, а там, – махнул он на срединные нарты, – мой брат, Гугдауль. Мы охотимся.

– Меня зовут Егор, а это Пахом.

Парнишка говорил по-русски с заметным акцентом, но понять его было несложно. Он вернулся к отцу, о чём-то переговорил с ним.

– Можем подвезти вас, только наш путь завтра идёт в другую сторону. Нам к железной дороге не надо.

– Будем рады вашей помощи, – с благодарностью приложил я руки к груди.

Мужчины что-то обсудили между собой. Гугдауль усадил за свою спину Пашку, согнав с саней собак, а я забрался в последние нарты, устроившись позади Тыманчи. Свой груз парни передали отцу.

Низкие нарты удивительно легко скользили по снегу, их полозья были скреплены ремнями, благодаря чему обеспечивался плавный и мягкий ход, не чувствовались кочки и ямы на пути.

Собаки привыкли к долгим переходам, не суетились и не спешили, держась на одном уровне с санями.

Я рассматривал наших новых попутчиков. Одежда эвенков была сшита из оленьих шкур, толстая, добротная, в такой можно на снегу спать, без опасности замёрзнуть. Сверху тулуп, грудь закрыта нагрудником, что надевался на верхнюю одежду. На поясе в ножнах скрывался острый клинок, тёплые штаны, на ногах унты. Вся одежда причудливо украшена меховыми полосками. На голове пушистая шапка, почти скрывавшая лицо.

Солнце, чуть задержавшись у горизонта, устремилось вниз, спеша спрятаться в снегах. Эвенки остановились на небольшой поляне, чуть утрамбовали высокий снежный покров. Тыманча и его брат споро наломали ветвей, установив их по кругу, сверху пошли еловые лапы, которыми так же выстлали пол. Получилась импровизированная палатка. В это время Тыкулча развёл костёр, на котором то ли жарил, то ли подогревал уже готовое мясо.

Мы с Пашкой не сидели без дела, тоже начав ломать еловые ветви, подавали их парням. Эвенки таким интересным образом сложили свой шалаш, чтобы наверху осталось небольшое отверстие. Посреди расчистили землю и разожгли костерок.

Поужинали лепёшками, в которые было завёрнуто мясо, а потом забрались внутрь шатра, где Тыманча предложил нам травяной взвар из брусники, смородины и плодов шиповника.

Полилась неспешная беседа, паренёк переводил нам речь старших мужчин, из всей троицы русский знал только он.

– Отец говорит: будьте осторожны, в лесах видели амикана. Зимой тот сильно опасен.

– Амикана? – переспросил я.

– Медведя, по-вашему, – перевёл Тыманча, – гости для нас священны, только и мы не можем задержаться. Идём за сокжоями, оленями то есть. Дикие олени, – добавил он, – отвезём вас завтра по течению реки, через аргиш, через дневной переход, – спохватился Тыманча, – олени. Нам нельзя их упустить.

– Втроём, – удивился я, – идёте на охоту?

Тут у паренька брови поползли вверх:

– Много народа не надо, надо меткий рука.

– Спасибо, что подобрали нас. Совсем не зная откуда и кто мы.

Тыманча фыркнул:

– Знаем откуда вы. Только мой отец говорит, у каждого свой путь. Боги послали нас к вам, отказывать в помощи нельзя.

Тыкулча что-то тихо сказал пареньку и тот немного смутился.

– Пора спать. Отправимся на рассвете.

Спорить я и не думал, поудобнее устроившись на еловых лапах. Пашка давно спал. В шалаше было тепло и комфортно. Собаки охраняли наш покой.

Утром я встал бодрым и отдохнувшим. Эвенки уже надевали упряжь на оленей. После скорого завтрака отправились в путь.

Наши попутчики были немногословны, да и вести беседу, когда тебе в лицо бьёт холодный ветер, не очень-то хочется.

Нарты мягко скользили чуть поодаль от реки, Пашка крутил головой по сторонам с детской любознательностью подмечая всё. Когда-то он будет вспоминать время, проведённое в лагере как дурной сон. А пока нам надо было выжить. Денег нет совсем. Может, удастся сменять консервы? Но самое главное, у Пахома отустствовали документы. Свои я спрятал на груди, завернув в несколько слоёв бумаги и стараясь без нужды не доставать. Отпечатаны они на тонюсеньких плохоньких листах, пострадавших от времени, боюсь, просто рассыпятся. Теперь меня звали, согласно бумагам, Озеров Артём Ильич, уроженец Томска.

По моим подсчётам, добраться до железной дороги должны через день. Не так много нам удавалось пройти по снегам. Двигаться к большим городам я не решился, потому намеренно у Якова Арнольдовича составил маршрут до мелких посёлков, где были станции. Таких нашлось всего два, как мог, запомнил дорогу к обоим на тот случай, если мы собьёмся с пути или заблудимся. У тайги свои требования к людям. Здесь не всё зависит от смелости и ловкости, многое от самой природы, хозяйки этих мест, с которой нельзя не считаться.

Когда наступил полдень, мы попрощались с нашими попутчиками, поблагодарив их за кров и пищу. Тыкулча хитро улыбнулся нам на прощанье:

– Путь твой лежит далеко отсюда, – вдруг произнёс эвенк по-русски, – но боги ведут тебя.

И, махнув рукой, он помчал дальше, за ним и сыновья, снова занявшие места в своих нартах.

– Вот мы опять одни, Пашка, – потрепал я паренька по плечу, – идём, до ночи надо успеть найти пристанище.

– Дядь Егор, давай сделаем такой же шалаш, – предложил он.

– Э нет, для этого надо родиться и провести всю жизнь в тайге. Я как ни старался, не сумел рассмотреть, как держатся жерди. А ты сможешь поставить так, чтобы шалаш ночью не обвалился на нас?

– Не-е, – вздохнул Пашка.

– То-то же. Потому иди и смотри, вдруг попадётся что-то подходящее.

Мысли о медведе-шатуне не покидали меня. К встрече со злобным зверем, зимний сон которого по какой-то причине был прерван, я был не готов. К счастью, Пашка приметил несколько елей, что практически срослись друг между другом стволами, под ними можно было отлично устроиться, не опасаясь нападения хищников.

Мы расчистили пространство от мелкого сора, застелили его еловыми лапами, оградили толстыми ветвями как смогли, и присыпали всё снегом. Получилась небольшая пещерка, у входа развели костёр. Поужинали консервами. Мороз крепчал, огонь не прогревал наше убежище. Оно было худо-бедно защищено от ветра, но холод пробирал до костей. Мы прижались друг к другу, пытаясь согреться. Зубы отбивали чечётку. Не выдержав стужи, растопил в консервной банке немного снега, выпил кипятка и напоил Пашку. Скоро мальчишка засопел, а я дремал, время от времени подкидывая в костёр хворост.

– Ничего, ещё денёк продержаться, – говорил я сам себе и спящему Пашке, – там выйдем к людям.

Даже сама близость к селениям внушала надежду. Верилось, что нам не откажут в помощи и скоро удастся добраться до дома. Пашка остался сиротой, потому я решил забрать его к себе. Одним ртом больше, другим меньше. Он парень смышлёный, будет отличным помощником по хозяйству.

К утру сон сморил и меня, когда открыл глаза, увидел, что небеса затянуло плотной серой пеленой, из которой секло мелким снегом. Поднималась пурга. О том, чтобы продолжить путь не было и речи. Через пару часов вокруг нашего убежища намёло сугробы, и они спасли нас от поднявшегося пуще прежнего пронизывающего ветра. Мы развели небольшой костерок внутри, подкрепились и согрелись. Оставив Пашку смотреть за огнём, я устроился на ветках и заснул, если мы вынуждены задержаться в лесу, то и это время можно провести с пользой для себя.