Лечить нельзя помиловать (СИ)

Глава 7

— С фига ли баня-то упала? — от внезапной угрозы в крови взыграли крестьянские гены.

Гляньте на этого умника, люди добрые. Надутый от собственной важности капитан поднял повыше подбородок, сдуру бросая вызов разбуженной и злой ведьме-лекарке. Дерзкий взгляд медленно просканировал меня с ног до головы, не нашел, за что зацепиться, и вернулся назад. Эрл разочарованно моргнул.

— Не собираюсь пересчитывать шепотки за спиной. Достаточно двух сорванных свиданий и косых взглядов от благородных эрл. В городе нет столько преступников, чтобы каждый раз отговариваться срочными вызовами.

— Имитируйте сердечный приступ от неземной красоты барышень, — совет от сердца отрываю, лишь бы отстал. — По пять инфарктов на неделе, поставите рекорд.

— Лучше сымитирую верность, — не смутился казанова, отсаживаясь на безопасное расстояние. Только манжеты судорожно поправил и всё.

Далеко не первое предложение руки и сердца, звучащее в мой адрес. Целителей вообще разбирают, как цветы на Восьмое марта, активно подбивая клинья к незамужним-неженатым. А для женщин и вовсе «декретная» профессия, по мнению базарных кумушек. На мне предлагали жениться сгоряча, под впечатлением, под анестезией, после успешного лечения, при выписке из стационара, ради повышенного профессионализма — дабы старалась не для левого пациента, а для будущего мужа. Приходилось отшучиваться, а особо ретивым приписывать болезненные, но полезные оздоровительные процедуры. Но так серьезно моей прекрасной холостой жизни угрожали впервые.

— Станьте черным монахом. Мужская обитель с радостью примет в свой стан военного мага и аристократа. У священников извечная проблема с дикими тварями в примыкающих к монастырю лесах.

Капитан Клод сжал челюсти и со свистом втянул в себя воздух, наливаясь гневом, как кипящий чайник. Вот-вот крышечку сорвет, обдав меня искренней яростью.

— Монахом? — переспросил он, растянув губы в кривом оскале. — Я, эрл Алеон Клод, наследник дворянского рода, кавалер ордена Святого Патрика, герой двух войн — монахом?

Точно, он же еще и герой. Ну, полный набор! Некстати вспомнилось, что военные маги не отличаются особым терпением, и тормознуть их порыв можно только жестким приказом. Иначе будут сами командовать, как дорвавшиеся до власти кретины. Этот еще неплохо держится, как по мне. Вероятно, навострился спорить с дамами, держа в руках привычку верховодить.

— Поступите на флот, — охотно предложила альтернативу. — Годы в море примирят вас с неизбежностью. Не будет вокруг соблазна — не будет и сожалений об упущенных возможностях.

Ой, пожалуй, зря я сказала про соблазны.

— Эр-р-рла Алевтина, — глухо прорычал взбешенный капитан. — Я вас придушу!

— Толку от прелюдий без основного блюда? — клянусь, не хотела ржать в лицо.

Но схватившийся за сердце фазан так комично краснел прямо на глазах, что не пошутить совсем нельзя. Наверное, у него действительно горе, потерян смысл жизни и в крошку разбито эго. Однако никому не позволено шантажировать меня замужеством!

Он вообще ещё здоров и бодр только потому, что ночью в душе умудренной жизнью лекарки просыпается жалость. И ночной дожор. Так-с, чем бы мне заесть нервяк? Кажется, на кухне оставались бублики, заботливо накрытые полотенцем. Не обращая внимания на затаившего дыхание мужчину, стянула теплый халат, оставшись в одной ночнушке, и побрела обратно в спальню. Ибо есть в халате — моветон, тем более, когда портниха сшила для меня чудесное льняное домашнее платье.

В гостиной, где остался молчать капитан, всё было по-прежнему. Эрл Клод «оседлал» стул, подперев голову руками, и уставился на меня странным взглядом. В глазах цвета хмурого неба мелькало удивление, смешанное с любопытством.

— Вы не похожи на столичных леди, эрла, — наконец выдал он, недоуменно приподняв брови. — Ни легкости, ни кокетства. Но и на суровых крестьянок не походите ни капли: осанка гордая, прямая, в глаза глядите открыто и дерзко.

— Так и напишите в моем некрологе.

— Образованность и цинизм, — продолжил маг. — Сухая, как старая щетка, бездушная машина для исцеления. Капельница.

Спасибо, что не клизма. Если Гвардейшество рассчитывал меня смутить или вызвать волну гнева, то круто просчитался. И легкая досада мелькнула в наглых серых глазах, неожиданным бальзамом пролившись на душу. Хе-хе, а гвардейский капитан не дурак потыкать людей палкой по больным местам. Нравится.

Только его матримониальные притязания нужно свернуть трубочкой и вставить туда, откуда у добрых людей растет совесть. Разумеется, ни о какой помолвке не может быть и речи, даже если передо мной на одно колено упадет самый красивый мужчина королевства. Гхм, а ведь Алеон Клод может претендовать на эту сомнительную должность… По мнению фрейлин и столичных прелестниц, пускающих слюни на его длинную шпагу. Во-первых, моего интереса в фиктивном союзе нет. А во-вторых, каждое благородное семейство обзаведется моим портретом, истыканным иголками. Оно мне надо? Упаси господь.

— Точно, аппарат по производству здоровья. Эрл, запишите ваши эпитеты на листочек и пришлите нарочным, я с удовольствием повешу в рамочку. Обещаю, повиснет между дипломом и педагогической лицензией. Только не подписывайтесь, чтобы каждый читающий мог представить себя на месте автора.

— Хотите сказать, что вам совсем плевать на людское мнение о вашей нескромной персоне? — испытующе прищурился Клод.

— Ничуть, — подавив зевок, я решила открыть капитану маленький секрет. — Самые талантливые опусы занимают особое место в сердечке гадкой лекарки. Подтяните словарный запас, поймайте вдохновение и станете моим любимым ненавистником.

Вряд ли кто-то переплюнет обвинительную речь адвоката барона, требующего увеличить ему детородный орган. В ней бледный от мужской солидарности правозащитник клеймил меня позором, обвинял в связи с дьяволом, вешал ответственность за неурожай пшеницы в королевстве и спад давления у бабушек-виверн. Я зааплодировала ему первой, присяжные поддержали, но растерявшийся юрист отказался выходить на «бис». И даже назвал плохим словом на просьбу продублировать речь письменно, прислав её мне на память. Зато товарищ прокурор не отказал, с удовольствием поделившись протоколом судебного заседания в обмен на курс поливитаминов.

— Дадите почитать? — жадно попросил капитан, с восхищением приоткрыв рот.

Ой, кажется, я увлеклась и рассказала это вслух.

— Чур, не списывать слово в слово, — фыркнув от смеха, я махнула рукой в сторону книжного стеллажа. — На третьей полке красная папка.

А сама пошла ставить чайник и заваривать свой любимый кофе. Ибо чем еще заняться в три часа ночи, когда за спиной спотыкается гвардейский капитан, погрузившись в чтение судебного эпоса? Кухня выглядела так, будто в моем доме завелась женщина. Белая выглаженная скатерть, сияющий фарфор, свежие бублики, оставленные под крышкой для завтрака, чистые окна, вылизанная плита. Женевьева однозначно заслуживает премии. Лишь бы этот тип не огляделся и не решил, что я стану хорошей женой.

— Вы отличная хозяйка, — с легким удивлением отметил капитан. Тьфу, черт наблюдательный. — Доводилось бывать в домах работающих женщин и, скажу честно…

— Молчите, пока скалкой не огрела, — от собственного голоса по спине побежали мурашки. — Не вам судить работающих женщин, имея в распоряжении целый штат прислуги и не имея детей.

Женщины Порт-о-Фердинанда работают не от хорошей жизни. Здесь роль жены и матери — самая желанная и приятная для женского населения, весьма почетная и одобряемая. Ни один мимиокродил не посмеет сказать, что замужняя женщина, родившая ребенка, ничего не добилась в жизни. Не нужно лезть из кожи вон, получать профессию или открывать свое дело, чтобы тебя уважали. Быть хорошей матерью достаточно, о чем не раз говорили в высшем свете, чутко защищая материнство, отцовство и детство. И это здорово, в чем не стесняюсь признаваться честно, несмотря на собственное отсутствие потомства.

Другое дело — жены бедняков, калек и вдовы, вынужденные пахать на самых черных работах ради детей. И никому не позволено тыкать им грязью в доме.

— Простите, — серьезно повинился Гвардейшество. — Вы правы, они работают как мужчины и воспитывают детей как женщины. Это нельзя сбрасывать со счетов.

Реабилитирован, хмырь болотный, живи до ста лет. Вынув из буфета две чашки, я логично прикинула, что страдать в полдень одной — эгоистично, поэтому нужно поделиться порцией тревожности и тахикардии с врагом. Туда же потенциальное ожирение — конфеты из неприкосновенного запаса, алкоголизм — ложечка сливочного ликера, и сколиоз — кухонная табуретка, одна штука. Враг из Гвардейшества получался мелкий и несерьезный, особенно при таком удручающе-забавном выражении лица: брови потерялись в волосах, глаза — по пятаку, а челюсть медленно едет вниз.

— «Насильно прекратила кровотечение и отказалась дорезать язык»? — недоверчиво переспросил маг, прочитав очередной донос. — Как это?

— Юный анархист из фениксов решил походить на виверн и пытался самостоятельно раздвоить себе язык старой бритвой. Открылось капиллярное кровотечение, перепуганный революционер прибежал в слезах и заплевал мне ковер кровью. После, разумеется, нажаловался матери, а я приобрела копию очередной жалобы.

— Он вам заплатил?

— Нет.

— Тогда почему вы помогли?

Хороший вопрос, который не раз задавала сама себе. Почему? Да потому что сопляк глядел на меня огромными глазами, полными слез, и не мог вымолвить и слова, захлебываясь собственной кровью. И маменька его тряслась за сына по-настоящему, совершив великий поступок, — взяла себя в руки, поддержав сына, а не добивая его морально. После горожанок, орущих на своих детей за то, что те ударились или облились кипятком, — мёд на докторскую душу. И копейки на докторскую колбасу — городская администрация обязала семейство огненных перевертышей выплатить мне несколько символических медяков за экстренную помощь.

— Чтобы не помер до того, как вычистит мой палас, — буркнула капитану, размешивая сливки.

Издав насмешливый звук и вполне удовлетворившись ответом, капитан Клод, не глядя, занял табуретку и благодарно кивнул на кофейное пиршество. В приглушенном свете кухонного бра маг выглядел вполне по-человечески: складки на лбу разгладились, как и глубокие носогубные заломы, сделав лицо слащаво-красивым. И что в этой физиономии находят девушки? Напоминает актёра, а не военного. Причем талантливого — застарелая травма в тазобедренном суставе мешает спокойно сидеть, но Его Гвардейшество ничем не выдает дискомфорта. Интересная палитра: посреди глухой серой дисфункции замер багрово-коричневый… сросшийся перелом шейки бедра? Разорванная артерия? Без пальпации не понять.

— Эрла Алевтина, — напрягся капитан. — Правда, что все целители умеют видеть болезни сквозь одежду?

— Неправда, — мужчина облегченно вздохнул и отложил папку. — Но я умею.

— Кха-кха, — кофейные брызги полетели в разные стороны. Свин парнокопытный. — Эрла!

А чего он ждал от «бездушной машины для целительства»? Мятных пряников? Аппаратов УЗИ и томографов в Объединенном королевстве нет, пришлось тренировать рентгеновское зрение на износ. Особенно это пригодилось в работе с детками. Малютки-перевертыши частенько не давались в руки, принимая звериную форму и пряча боль глубоко в нечеловеческом строении тела. Долгие часы практики, обход правил ночного дежурства и безвозмездная диагностика в госпитале — путь к целительскому зрению был тернист и сложен.

— А как выглядит моя проблема? — осторожно поинтересовался он, на всякий случай не спеша делать новый глоток.

— Серое марево. Мертвое и непривлекательное.

— Ну, знаете ли, — скис капитан, раздраженно пристукнув кулаком по столу. — В ваших интересах вернуть мне здоровье. Делайте, что хотите, но дом Клод обязан обзавестись наследниками.

— В них ли дело?

— Разумеется, в них, — снова начал заводиться пациент. — Я — старший сын, да будет вам известно. И обязан привести домой не только законную супругу, но и в ближайшие пять лет представить отцу нового юного лорда Михаэля.

— Вы придумали имя еще не рожденному сыну? — мои глаза округлились.

— А? Нет, это я так, — внезапно смутился капитан. Небритые щеки чуть порозовели. — Забудьте. Лучше придумайте как обойти божественную сделку.

Иногда сделку можно отменить, вернув болезнь на круги своя. С небольшой комиссией — осерчавшие боги не преминут содрать проценты за неблагодарность смертных. Так юноша из виверн, умолявший исправить его генетическую мутацию, не выдюжил тягот исцеления. Мой единственный оформленный «возврат», бахнувший откатом как молотом по черепу. Пациент страдал редкой аномалией, не позволявшей ему совершать полный оборот — тело крючило звериным строением, мальчишка орал от боли и выглядел, как сломанная фантасмагорическая кукла. За что сыскал презрение среди сверстников и многочисленные девичьи отказы. Заключив сделку с богами, мы оба радовались, как дети — в считанные сутки юноша научился перекидываться в полноценную ящерицу. А обратно в человека уже не смог.

Тогда я первый раз попросила цирюльника закрасить седину.

— И чем всё кончилось? — тихо спросил Алеон.

Да чтоб меня! Я опять разговариваю вслух? Вот недотепа рассеянная.

— С трудом, но удалось отменить сделку. Не знаю, почему боги его пожалели. Пацан лишился всей магии, я — выгорела на четверть резерва. Отринуть привычку быть человеком — вот что небожители стребовали с него. А позже, рассердившись, напрочь лишили магического дара, и это хорошо. Мальчишка едва ли умел им пользоваться, не успев обучиться на полноценного мага и связать свою жизнь с колдовством. Уверены, что готовы отменить свою сделку?

В кухне воцарилась тишина. Ночной гость окинул меня задумчивым взглядом и вытянул ладонь. Синее колдовское пламя ярко вспыхнуло, ласково закрутившись в крошечный смерч и танцуя смертельный танец на мужских пальцах. Я понимающе кивнула, гася в себе сочувствие.

Губы эрла-капитана тронула внезапная улыбка.

— Ни за что. Магия — моя жизнь, и я никому её не отдам. Зато щедро готов поделиться гениальной идеей.