— Не уберегла, — плечи содрогались в глухих рыданиях, прижимая к себе огромное круглое нечто. — Не спасла!
Нечто тихо покачивалось на руках, выражая молчаливое согласие. Из-под сероватой скорлупы не доносилось ни звука, поэтому ныть можно совершенно беспрепятственно, с размахом и от души. А самое волшебное — сидящий внутри зародыш даже не может заткнуть уши, избегая тоскливых подвываний бездарной лекарки. Концерт по заявкам!
— Будет вам, — эрл Клод ласково вытер моё опухшее мокрое лицо и даже не вздрогнул. Карательное окультуривание не произвело на него должного впечатления. — Ничего страшного не произошло.
Уголки губ некрасиво разъехались в разные стороны, выдавая нечленораздельный звук «Ы-ы-ы-а-а-а!», и новый поток слёз хлынул с двойным усердием. Бесстыдно уткнувшись в ворот рубашки, я демонстративно провела мокрым носом по чужой ткани и зарыдала ещё горше. Горе у меня, апатия, беда.
Неделю в командировке, а уже два происшествия на участке. За такое лишают премии и строго выговаривают по заднице, чтобы впредь было неповадно терять пациентов. Как я людям в глаза посмотрю? Уходили полным составом, а вернемся с раненым и яичницей. Или не вернемся, если к утру охотники-курсанты оголодают. А что? Есть же допустимый процент боевых потерь, а в холодильнике ни крошки еды — всё подъели к завтрашнему отъезду. Хм-хм.
— Так, отдайте-ка солдата, — решительно пресёк Алеон, забирая у меня завтрак. Яйцо облегченно выдохнуло. — Его нужно переправить в столичный роддом.
— Не нужно, я сама его вынесу.
— Боюсь, он этого не вынесет, — с чуть мрачноватой ухмылкой заключил капитан. Плюнул и толкнул зародыш в угол. — Идите сюда, горе моё плакучее.
Страдать в объятиях оказалось куда приятнее, чем в одиночестве. Поднявшись к себе, я первым делом сползла на пол и дала волю эмоциям, проклиная тот день и час, когда привязалась ещё к одному пациенту. Да настолько, что чуть снова не пошла на сделку с богами. Для недавно переродившегося Поля новое самосожжение стало опасной авантюрой, имеющей риски кончиться печально. Однако размеры яйца, цвет скорлупы, толщина и недовольный жилец, видимый на просвет, соответствовали норме. Через неделю оболочка треснет, и на свет появится птенец размером с некрупного петуха и мозгом… под стать. Ещё неделю глупая птица будет бегать в перьях, клюя зерно и мозг нянечке (в моем лице), а потом вспомнит как менять облик.
— Какое по счету перерождение?
— Третье, — я плебейски шмыгнула носом. — Без подготовки, без показаний… Какой же он дурак!
Его Гвардейшество добродушно приподнял брови и, рассмеявшись, подтянул меня к себе поближе, халатом собирая пыль.
Два часа ночи, перевозбужденные курсанты дрыхнут без задних ног, получив умиротворяющим перстом в лоб, коим я их успешно перекрестила. Смысла никто не понял, но все дружно отрубились до утра, включая раненого и задержанного. Последний — подлец, трус и негодяй — сидел в подвале, прикованный слоновьей цепью к стене и под мощной дозой общей анестезии, вдобавок напрочь парализованный. Завтра его отконвоируют в городскую тюрьму к остальным фигурантам беспрецедентно-нахального дела.
— Чуяло моё сердце неладное! Как знала, ожидала подлянки и… Зачем вы сняли с меня халат?
— Он испачкался, — невозмутимо ответил Алеон, собирая в пучок мои растрепавшиеся волосы.
А как я оказалась на капитанских коленях? Не суть, тепло, и ладно.
Погнавшиеся за добычей курсанты нагнали мерзавца у самой реки, где он спешно отвязывал пришвартованную лодку, стремясь уйти от погони. Наемный бандит, краем хвоста посвященный в «благородную идею освобождения». На деле — копеечный маргинал, за кружку эля и два сребреника готовый продать родную мать. Неопытные, но инициативные курсанты обыскали наемника, обнаружив у него не только пистолет типа Макарова на местный лад, но и самодельный магазин с полыми пулями, начиненными бактериальным раствором. Короткий и жесткий допрос дал неутешительный результат: обе пули предназначались капитану. Но не тому.
— Вас здесь не любят.
— Меня нигде не любят, — снисходительно заверил маркиз. — Не проголодались?
— Нет. Пора проведать эрла Верша, сменить бинты и долечить рану.
— Он спит, — комфортные объятия на секунду превратились в железные тиски, но тут же ослабли. Немного. — Долечим утром, больному нужен покой и отдых.
Два выстрела выступали гарантией, что вторая пуля попадет точно в цель. Эрла Клода знают как опасного, подозрительного и предусмотрительного типа, не снимающего щиты даже в ванной. И по расчетам злодеев первая атака должна была пробить щит, а вторая сделать черное дело. Но головорез неудачно вышел на скользкую тропу, перепутав капитанов, да еще и подстрелив лишнюю жертву. Моё Гвардейшество спас своевременный обмен: эрл Верш согласился подменить товарища, обойдя караулы вместо него, чтобы дать возможность другу провести время с невестой. Вот, кстати.
— Не думала, что эрл Альберт захочет платить свободой за такую малость, как жизнь, — улыбка сквозь слёзы вышла жалкой, неумелой. — Я полагала, боевые маги скорее расстанутся с жизнью, чем позволят себя окольцевать.
— Это не так, — тихо возразил Алеон, прикасаясь губами к моим волосам. — Совершенно не так. Большое счастье, когда дома ждёт супруга, куда бы тебя ни забросила служба. Большинство рядовых стараются жениться до первого офицерского звания, как только почувствуют удушающее одиночество служебных палаток.
— Вам-то откуда знать? — утерев эмоциональные жидкости с лица носовым платком, я насмешливо выгнула бровь. — Эрла Клода каждый день ждут в десятках вдовьих и девичьих поместий. Точно, я вспомнила, ещё год назад ходили слухи, что вы ни у кого не ночуете дважды. А слуги аристократок заблаговременно передают друг другу, как чистить вашу форму, чтобы к утру она была идеальна.
Плечи его благородия окаменели. Даром, что живой человек, тело капитана превратилось в ледяную статую, сидеть на которой стало резко неудобно. Лишь неуловимый скрежет зубов подсказал, что мужчина всё услышал.
— Неужели вы не изменили своего мнения обо мне?
— Это констатация факта, а не мнение. Альберт прав, я долго игнорировала вашу проблему, лишая вас привычного уклада жизни. По возвращении стоит переговорить с жрецами Ахавы и попробовать вызвать богиню на разговор, чтобы она разрешила отменить вашу сделку.
Жаль, что Поль пожертвовал одним из своих перерождений, не дав мне шанса проконтролировать и направить божественную сделку. Возможно, сдержи я рвущийся дар, то успела бы накидать два-три потенциальных условия, выгадав себе плату поприятнее. В конце концов, талант — это моя магия, только необузданная, дикая и неукротимая. А я за последний месяц много добилась на поприще самоконтроля и контакта с целительским даром.
— Не спешите, — пасмурным, неживым голосом ответил капитан. — Давайте сначала сосредоточимся на лекарстве от бактерий. Есть идеи?
— Конечно. По возвращении меня ждет ряд экспериментов и тренировок, направленных на уничтожение заразы. Будем собирать образцы зараженной крови в пробирки и прямо в них методично избивать микрозлодеев до полной недееспособности.
Лютер наверняка предложит нечеловечески рискованный шаг — отправиться в госпиталь для перерождающихся жар-птиц и тестировать исцеляющие плетения на них. От одной мысли бросает в дрожь, но я слишком хорошо знаю друга: будучи увлеченным работой, он не остановится ни перед чем. И только благоразумие коллег и личная порядочность могут отрезвить его пыл.
Придется колоть его этикой под ребро, если зарвется.
— Кстати, капитан, — йо-хо-хо, какая интересная мысль. — Не шевелитесь, я просканирую вас на предмет приобретенного иммунитета.
Как первый зараженный и вылеченный пациент, маркиз должен кое-что смыслить в противодействии заразе. Не осознанно, конечно, на уровне тимуса и лимфоузлов. И впрямь! Некоторые магические ядра огненного мага деформировались, отрастили чуть потолще мембрану и принялись ловко увёртываться от моей стрелки-скана, сочтя её угрозой. Процесс пошёл!
— Мне нравится восхищение в ваших глазах, — с печальной улыбкой пробормотал мужчина, обводя пальцами мои ноготки. — Алевтина, вы…
— Рекомендую сдать несколько мензурок крови на анализ во благо науки, — я с энтузиазмом покивала головой. — Сейчас и через три месяца, когда иммунитет окончательно окрепнет.
— Алевтина, вы…
— Не могу гарантировать, что ваш организм выдержит нападение бактерий В-типа, но бактерии-уничтожители теперь должны постараться, чтобы причинить прежний вред.
— Алевтина!
— Что? — как не стыдно меня перебивать. И вообще… М-м!
Вместо ответа его благородие пальцами приподнял мой подбородок и… Ох!
Горячие губы прильнули к моим, с легкой злостью пресекая любые попытки выразить негодование. Напор капитана смыл рабочие мысли, оставляя лишь опасения — как бы не сгореть в этом решительном обреченном пламени. Мужская рука легла на затылок, углубляя отчего-то горький, почти злой поцелуй, и с невыразимой нежностью провела по волосам.
— Алевтина, — сумбурно дыша, эрл Клод оторвался от моих губ. — Аля. Вы абсолютно правы.
— Что? — сердце, как сумасшедшее, неслось вскачь. Давно меня так жарко не целовали.
— Я действительно заигрался в женщин, полностью растеряв здравый смысл. Никогда не думал, что мне пригодится столь сомнительное достоинство, как скромность и воздержанность. Незапятнанность для мужчины? Бред. Но до чего жестока Ахава… Когда я встретил лучшую женщину в четырех мирах, она мной брезгует.
— Я вовсе…
— И правильно делает, — с нажимом перебил он. Опять. — Красивая, умная, храбрая, забавная… Зачем такой женщине любимчик толпы?
В голове смешались доводы и аргументы. Ничего не понимаю, к чему он клонит? Сложновато соображать, ощущая невесомые поглаживания вдоль позвоночника, волной мурашек спускающиеся ниже.
— Только одно мне совершенно непонятно, — опаляющий шепот коснулся щеки. — Зачем вы спасли меня ценой жертвы?
— Я, — вместе с головокружением проснулась робость. — Я… Это мой долг, как врача.
— Неужели? — ироничный смешок легким дуновением снова прикоснулся к губам.
Отчего-то поднять взор и столкнуться с повелительным проникновенным взглядом оказалось выше моих сил. Но плавящие прикосновения не оставили шанса — властным жестом дворянин очертил мою скулу, вынудив заглянуть ему в глаза. Вот так и ловят нас, попаданок, в ловушку мужской настойчивости.
— Зачем? — не терпящим возражений тоном повторил капитан.
— Это было мое желание, и всё, — от подскочившего пульса пришлось даже зажмуриться. Аля, возьми себя в руки! Он просто разводит тебя на откровенность, как дебютантку.
Протянув язвительное: «Вот как?», маркиз прибегнул к подлости — снова меня поцеловал, но совсем не зло, а осторожно, словно пробуя на вкус изысканное вино. Я честно сопротивлялась! Но… Интересно, какое у него выражение лица? Задумчивое, радостное или разочарованное моим вкусом?
— Попалась, — довольно хмыкнул он, вновь пленив мой взгляд. — Любопытство сгубило лекарку. Аля, зачем ты меня спасла?
— На какой ответ ты рассчитываешь? — тихое раздражение выпустило коготки.
Да что он себе позволяет? Мы помолвлены лишь формально. Это не дает ему права так бесстыдно перебирать мои волосы, целуя каждую прядь. Ужас! Ужас как приятно…
— На ответ «Да», — еле слышно пробормотал он. В темноте, разбитой лишь светом луны, лицо капитана показалось особенно красивым. — Зачем, Алевтина? Скажи мне.
— Нет…
— Скажи, — почти рыкнул он, упершись взглядом в мои губы. — Говори, ну!
— Потому что не могла по-другому, — голос сам наполнился слезами. — Не хочу, чтобы ты умер!
— Почему? — рвано дыша, словно пробежал марафон, не отступил маркиз.
— Потому что я… — язык онемел, не в силах закончить фразу. Жестокая Ахава, как же ей нравится играть с людскими сердцами.
В темноте чернее ночи хриплый мужской смех звучал одновременно и наградой, и издевательством. Чуткие пальцы поймали единственную скатившуюся слезинку и размазали её по моим губам, тут же собрав поцелуем. Легким, почти робким и до боли сладким.
— Ты винишь меня в своей жертве?
— Нет! — быстро выпалила я. — Нет, конечно нет.
— А я виню, — рука на талии болезненно сжалась. — Чем бы ты ни заплатила, я этого не достоин. Жизни не хватит, чтобы отплатить тебе всецело.
— Хватит, это беспроцентная рассрочка. Пожалуйста, давай не будем о грустном. Мы оба живы, здоровы и зашли слишком далеко, — собственные пальцы тряслись, отцепляя от себя мужские ладони. — Пора остановиться.
— Это выше моих сил, — играючи обведя невесту вокруг пальца, капитан еще крепче прижал меня к себе. — Не могу, не проси.
— Алеон, — почти безнадежно простонала я. — Мы оба взрослые люди, давай держать себя в руках.
— Предпочту держать тебя, — фыркнул он. — Не беспокойтесь, прекрасная госпожа, вам ничего не угрожает. Вряд ли ваш кавалер способен скомпрометировать вас до свадьбы.
В этом-то и дело! Как невыразимо точно ты, выползень, попал в цель! Дразнишься до звездочек из глаз, распаляешь горячим дыханием, а мне потом от бессонницы мучайся, барашков считай. Ужасное преступление — соблазнить женщину и оставить её ни с чем. И смех, и грех.
— Не знаю, плакать мне или смеяться, — все-таки смеяться, губы сами расплылись в улыбке. — Но предлагаю отправиться спать, подъем-то на рассвете.
— Согласен, — неторопливо кивнул мужчина. — И сегодня я сплю с вами.