Лечить нельзя помиловать (СИ)

Глава 40

Десять огненных шаров вспыхнули над головой, как лампы в операционной. Ночь взметнулась жуткими тенями и тут же опала под натиском искр, прожигающих солому и одежду набежавших солдат.

— Кто кричал? Кто стрелял? — перепуганные крики курсантов наводили больше шороху, чем сами выстрелы.

— Оцепить периметр! — рявкнул Алеон, силком пригибая меня к земле. — Противник на два часа, взять живым! Дозорный, кто пострадал? Алевтина, не вставайте.

— Дозорный и пострадал, — прохрипела я, указывая рукой на два силуэта, лежащих за углом дома.

Сориентировавшиеся новобранцы, почуяв кровь и добычу, ломанулись в кусты, азартно угрожая невидимому стрелку. Более опытные успевали на ходу отвешивать товарищам пинки, призывая к организованности и осторожности. Мелькнули вспышки поднятых щитов и короткие, отрывистые команды. Великий Парацельс, что же делается?

Кто ж на магов со вшивым огнестрелом ходит? На них идти с божьей помощью надо, иначе выживут.

По-пластунски подползая к раненым, я почувствовала мигрень. Нет, боги сегодня явно халтурят, как менеджеры в отпуск начальства. Во-первых, выстрелов было два и пострадавших тоже, черт возьми, двое. А во-вторых, они оба живы, чем изрядно усложняют мне работу. Одно хорошо — медалей в перспективе будет больше. Потому что дозорный успел совершить подвиг и прикрыть своим телом раненого командира.

— Альберт! — посерел эрл Клод, бросаясь к товарищу. — Бесы тебя раздери, как ты вообще?…

— Как последний дурак, — булькающе рассмеялся капитан Верш, выплевывая изо рта кровь.

На синем мундире его благородия расплывалось уродливое алое пятно. Расстегнув пуговицы и задрав рубашку, я грязно выругалась. Сквозное! Да еще и с гемотораксом. К счастью, одежда быстро намокла от крови и не позволила воздуху попасть внутрь раны. Но и тут раненого поджидает сюрприз — без воздуха велик риск развития анаэробных инфекций.

— Чуть-чуть до полуночи не дотянул, — речь его благородия становилась всё тише и бессвязнее. — Проспорил курсанту.

Бездушная, но деловая стрелка-скан вернулась с сухими новостями: состояние пострадавшего паршивое, но приемлемое. Ни шатко, ни валко, жить будет, особенно если мне сообразят подать бинты. Пуля успешно пробила себе выход, не разорвавшись прямо в жертве, но изрядно набедокурила, слегка покувыркавшись в мягких тканях. Из-за сильного магического дара тело военного отреагировало мгновенно, пытаясь задержать низкоскоростной снаряд. Зря.

— Аля, что ты увидела? — еще больше встревожился Гвардейшество, не переставая внимательно вглядываться в темноту, куда убежали курсанты.

— Произведение искусства, — хмыкнула я, магией ощупывая раневой канал. — Принеси аптечку, пожалуйста.

Остановить продолжающееся внутриплевральное кровотечение — дело легкое. Срастил сосуды и беды не знаешь. Куда сложнее извлечь кровь из плевральной полости, которой там быть не должно. Догадываетесь, почему? Всё из-за этих проклятых магических ядер, которые не испаришь вместе с плазмой и прочими кровяными жильцами. Уверена, в моей фельдшерской укладке найдутся трубки для дренирования и принудительного выселения — с полицией, скандалом и сменой замков — крови методом активной аспирации.

Только не уверена, что меня за такие методы не побьют.

— Ковыряться в человеках вам нравится также сильно, как в земле, — наблюдательно отметил Алеон, подавая мне чемодан. — Я запомню.

— Зачем вы меня дырявите? — ужаснулся эрл Верш, на мгновение вернув ясность сознания.

Из любви к симметрии! Разводить интенсивную терапию на голой земле показалось неправильным, поэтому дренажи не пригодились. Ласковая, как котёнок, магия ловко вытянулась в трубку и пробурила скважину в межреберье по среднеподмышечной линии.

— Вывожу экссудат и кровяные сгустки. Смотрите, как вашей кровушке нравится отрицательное давление, — подчиняясь физике, гости плевральной полости весело потекли по невидимой трубке. Жутковатое, но притягательное зрелище.

— Мне нечем вам заплатить.

— Кажется, я ошиблась, — под тяжелым взглядом капитан неискренне потупился. — Пуля окольными путями задела мозг и нанесла непоправимый ущерб офицерскому составу гвардии.

Закончив дренирование, руки принялись чинить грудную клетку, сращивая ткани, полируя ребра, наводя чистоту в сосудах и марафет верхнего эпидермиса. По-хорошему, довести бы капитана до ума, сведя даже шрам, но недалеко лежит еще один пациент. Сунувшаяся к нему стрелка-скан наткнулась на мощный щит и обижено вернулась ко мне, крутясь вокруг запястий, как шаловливый щенок. Наверное, курсанта просто оглушило, поэтому не получается продиагностировать его дистанционно.

— Как мужчина с насквозь простреленной грудью и почти критичной потерей крови, имею право на последнее слово, — хрипло рассмеялся Альберт, фыркая каплями крови на белые бинты.

— Бросьте, эрл, вы еще меня переживете.

— Не дай бог, — вздрогнул он. Поднатужившись, капитан приподнялся на локте, позволяя повязать себе кокетливый бантик подмышкой. — Эрла Алевтина, станьте моей женой.

— Эрл? — я изумленно посмотрела на пациента, от растерянности убрав руки.

Рана немедленно открылась вновь. Печенки-селезенки! Увлеченному лекарю даже чихать под руку нельзя, не то, что огорошивать по темечку такими предложениями.

— Ну-ну, друг, — поспешил непринужденно рассмеяться Алеон. — Бредить начнешь под присмотром симпатичных медсестричек. Алевтина — моя невеста.

— Брось, — эрл Верш чуть утомленно прикрыл глаза. — Я прекрасно осведомлен, что помолвка фиктивная. Упорство и способности эрлы Алевтины рано или поздно решат твою маленькую проблему, и великосветский кавалер Алеон Клод снова помчится галопом по женским юбкам. А чудесная целительница останется осмеянной… Как это модно сейчас говорить «брошенкой». Такова твоя благодарность?

— Эрл…

— Я знаю, вы легко переживете позор, — в глазах раненого кавалера светилась отеческая гордость. — Но я буду последней свиньей, если упущу такую женщину, да ещё и не попытаюсь ей помочь.

— Приятно, честное слово. А сейчас чок-чок, ротик на крючок, — указательный палец примкнул к мужским губам, и его немедленно попытались поцеловать. Сзади крякнул маркиз. — Поговорим наедине в палате интенсивной терапии, то есть дома.

— Пусть так. Пусть всё выглядит так, будто я отбил невесту у друга. Алеон, если в тебе есть хоть капля чести — прими мою идею.

— Пока что так и есть, — закаменел эрл Клод. — Ты прямо сейчас отбиваешь мою невесту.

Затылок обожгло кипящим, как лава, дыханием. Опустившись рядом со мной, маркиз, не говоря ни слова, помог уложить пациента в правильное положение, подоткнув собственный мундир под спину пострадавшего. Периодически бросая взгляды на сложную завитушку огненного плетения, расцветшего на тыльной стороне ладони, капитан успевал отслеживать перемещения роты новобранцев, шумно удаляющейся к реке. Как бы не подставились парнишки в темноте и азарте.

Не проронив ни слова, Алеон подал мне руку, помогая подняться и уделить внимание второму пациенту. Если восстанавливать картину происшествия, то некто злобный и подслеповатый лег в засаду в нескольких десятках метров от крыльца, укрываясь за густым кустарником. Зуб даю, глушил собственный запах магией, поэтому оборотни его не почуяли. Взяв на прицел капитана, вышедшего… допустим, покурить и поучить жизни новобранца — простите, Альберт, — злобный крот спустил курок. Услышав беспредел, дозорный вскрикнул и кинулся наперерез траектории стрельбы, поймав своим телом второй снаряд.

— Всё верно, только крик послышался до выстрела, — поправил гипотезу эрл Клод. — Вероятно, караульный — перевертыш и с подветренной стороны успел почувствовать запах металла и пороха.

Нагнувшись ко второму раненому, я застыла.

— Не повезло, да? — уголок губ судорожно дернулся в кривой усмешке.

На земле лежал Поль. Большие карие глаза напряженно метались от меня к капитану, выискивая беззаботные выражения лиц и непринужденную болтовню медика, столь утешительную для безнадежного пациента. Почему-то они всегда лучше врачей чувствуют холодные руки Костлявой, сжимающие сердце. Крупные капли пота катились по лбу феникса, не решающемуся позвать на помощь или подняться самому.

— Угораздило тебя, — интуиция взвыла дурной сиреной, стоило разглядеть в глазах перевертыша дикий, ничем не прикрытый страх. — Дай-ка тётя Алевтина тебя осмотрит.

Великий Авиценна…

— Алевтина, — севшим голосом прошептал капитан, осветив огненным шаром участок над нашими головами.

В животе курсанта зияло черное отверстие. Обугленные ровные края испускали давящую энергию смерти, каждую секунду поражая новые ткани. Человеческое тело феникса сдавалось на милость победителя, тлея сухой головешкой в неумолимом костре смерти. От дыры во все стороны тянулись кривые ленты некроза, захватывая новые территории и вынуждая прикусить губу до боли.

Стрелка-скан истерично попятилась, прячась в глубине вен.

— Н… не… — слова застряли в горле, но кричали в мыслях. Не переживай.

— Не переживу, — по глазам понял феникс, усмехаясь краешком губ, из которых мгновенно стекла капелька крови.

Будьте вы прокляты, сволочи. Да чтоб вас на каждом шагу аритмия преследовала до конца жизни!

— Это оно? — голос его благородия проник сквозь вату в голове. — Заражение?

Оно. Пересилив панический страх, целительский дар несмело проник под кожу новобранца. Один воин в поле — мой дар слонялся по пустым артериям пациента, видя, как тысячи магических ядер гибнут заживо, пожираемые полчищем бактерий. Быстро. Слишком быстро!

Но надо бороться. Взять себя в руки, снова начать дышать и уничтожить этих гадов, успевших добраться до ребер умирающего перевертыша.

— Эрла, ваш резерв, — звенящим от напряжения голосом предупредил маркиз. Горячие ладони опустились на плечи. — Треть истрачена. Я помогу, возьмите мой.

Треть резерва — это четыре многоэтапные операции подряд, или восстановление шестидесяти процентов кожного покрова, или взращивание поврежденной печени до прежнего объема, или… Или чертовски мало для борьбы с магоядными тварями. Но энергию можно заимствовать! Например, эту — нестерпимо горячую, испепеляющую, сжигающую саму суть магии — энергию огненного мага. Я не могу ею управлять, лишь позволить смешаться с собственным даром и направить в русло жизни, не до конца осознавая происходящее.

— Не надо, эрла Алевтина, — чернота добралась до грудины, когда Поль выдавил из себя кривую улыбку. — Вы зря жжёте вены.

— Молчи, дурак, — дорожки солоноватых слёз охладили пылающие щёки. — Не пессимизди под руку.

Дура-дура-дура! Надо было сразу подойти к нему, а не отвлекаться на капитана! Если бы не твердое убеждение, что дозорный-оборотень куда крепче мага-человека, и какая-то пуля лишь напугает перевертыша, я бы… Я бы тебя спасла, Поль.

— Только не талантом, — живые испуганные глаза феникса подернулись туманной дымкой. — Мне нечем заплатить. Да и не хочется.

— Молчи, пожалуйста, — несколько капель сорвались с ресниц, попав на мертвый эпидермис курсанта. — Что я твоей матери скажу?

Согласна ли ты, эрла Алевтина Пономарёва…

— Нет! — На последнем импульсе обалдуй оттолкнул мои руки. — Я не даю согласия! Запрещаю!

— Закрой рот, — кончики пальцев закололо от гнева и встрепенувшегося таланта. — Молчи и живи.

Но вопреки ожиданиям, божественный дар не спешил вырываться на свободу, прислушиваясь к недовольству пациента. Внезапно плоть под моими руками нестерпимо нагрелась… И запахло горелым мясом!

— Поль! — Что есть мочи завопила я, отнимая почти обожженные руки. — Тебе нельзя так рано!..

Языки пламени, заплясавшие в районе желудка, распустились огненной розой, вынуждая курсанта гореть заживо. Тлеющие обрывки формы разлетались в стороны, подхваченные выпущенной от горения энергией. От треска нагревшихся костей и лопающихся сухожилий мне хотелось зажать уши руками, но они уже зажимали нос — тошнотворный запах горелой плоти стремился свести очевидцев с ума.

Так нельзя. Не здесь, не сейчас!..

Уберегая нас от ожогов, эрл Клод с силой стиснул мои плечи в объятиях, приподымая и оттаскивая на несколько шагов назад. Спасительное чувство защищенности и абсолютная боль от собственной бесполезности. Почему я не смогла его сберечь?

— Тараканов запасите, — призрачная улыбка исчезла за пламенными всполохами, к которым примешалось амбре горящих волос. — Рыжих, жирных.

Последняя воля — закон, как говорится на Земле. Через несколько мгновений пламя утихло, осыпавшись шорохом сгоревшего мундира. Вытерев злые слёзы, я сделала несмелый шаг вперёд и легонько подула на пожарище. В куче пепла белела скорлупа большого птичьего яйца.