Лечить нельзя помиловать (СИ)

Глава 22

— Тук-тук, эрла Алевтина. Можно? Мы без сладкого, честно, — в окне мелькнула смущенная физиономия.

— Да-да, входите. Плохо, что без сладкого, — но спасибо, что без нового калеки.

Сегодняшним днем мое скромное медицинское пристанище решил посетить эрл Бэкк. И не один, а со всей рабочей пятеркой таких же оборотней: шумных, нахальных и обрадованных выходному. Гвардейцам вменяется в устав проходить ежегодную звериную диспансеризацию на предмет блох, чумки, пироплазмоза, гельминтов, листериоза и тщательно скрываемого бешенства.

Для этого солдатам выдается специальное разрешение на оборот и увольнительный для поиска целителя. Почему бы не обратиться к военному врачу? Таки он жутко занят и не может лишать коллег куска хлеба. Вот бедняги и слоняются каждый год в поисках недорогого лекаря. Согласитесь, возмутительное хамство — приходить ко мне на порог с подобными поисками.

— Золотой с каждого, — сейчас вы быстренько передумаете, хе-хе.

Оборотни переглянулись и заметно оживились.

— А я говорил, что знакомства решают, — гордо приосанился эрл Мортимер, под согласные завывания отряда. — Десятка золотых, эрла, меньше нет.

Тьфу, мажоры шерстяные. Записку с просьбой уделить им внимание доставили еще вчера, стоило вернуться в кабинет. Остаток дня я провела, как на иголках: судорожно размышляла, что делать и как быть. Я не из тех людей, которых аскорбинками не корми — дай пострадать из-за мужчины. Но поступки капитана меня искренне озадачивают и ставят в тупик. Однако к этим мыслям я вернусь позднее.

Приведенные в режим дисциплины оборотни быстро скидывали мундиры и штаны, оставаясь в нательном белье. Для осмотра в звериной форме ставилась специальная ширма, за которой вервольфы избавлялись от одежды полностью и принимали вторую ипостась. И каждую зверюгу необходимо пощупать, осмотреть уши, глаза, обследовать шерстяной покров, не прерывая магическую диагностику.

— Равняйсь! Смирно! — расслабившиеся оборотни вытянулись в струнку. — По одному за ширму, выходим на лапах и строимся в шеренгу.

Парни кинулись исполнять.

Работая в школе с трудновоспитуемыми оборотнями, научишься раздавать команды голосом старого боцмана, но без единого бранного слова. Иначе охламоны мигом подхватят и будут кичиться на перемене новыми ругательствами, услышанными от медика. Кто сказал, что детей с педагогически запущенной магией нужно воспитывать только лаской, любовью и мудрыми наставлениями? Наши ученики признавали исключительно незыблемый авторитет и честную сделку. Пожалуй, единственное, что хулиганы ценили во взрослых — это честность и верность своему слову. Сказала, что все идут на субботник? Значит, все идут, никаких исключений. Пригрозила наказанием? Исполнила. Пообещала выбить новые учебные пособия по воздушной магии и обустроить живой уголок для земельников? Будь добра сделай, хоть в лепешку расшибись.

Только так, и никак иначе, ерепенистые и колючие дети тебя зауважают.

— Осмотр проходим по двое. Ложимся на коврик, подставляем морду и не дай Парацельс кому-то зевнуть — мигом хвост оборву.

— У-у-у, — опасливо проскулила первая пара волков, труся в середину кабинета.

Здоровенные собачки! Высотой мне по грудь, длиной с треть кабинета, оборотни неохотно заняли указанные места и прикрыли глаза. Оборот целиком недаром запрещен в городе. Увы, как хорошо ни дрессируй животных, звериные мозги дают о себе знать. Несколько минут оборотень удерживает человеческое сознание пока не потеряет концентрацию, а за ней — произвольное внимание. Далее слабеют волевые процессы, держась на честном слове, и приходится успокаивать волчар старой доброй кувалдой. Ну или транквилизаторами, что чревато последствиями.

— Я буду осматривать вас сразу вдвоем. Отставить ухмылки, пока клизму не вставила. Если почувствуете жжение, боль, дискомфорт — мне об этом знать не обязательно.

Волчьи морды убито вытянулись. То-то! Еще с утра я запланировала маленький эксперимент: разделить поток дара на две части и отправить его дрейфовать в тела волков, осуществляя безопасное сканирование. Здорово придумано, правда? Настоящая тренировка.

— Не скулите под руку, эрл. У вас легкое растяжение связок и сожжена шерсть на брюхе. Боюсь спросить, чем вы занимались в свободное время.

— Р-р-р, — пристыжено проворчал оборотень, бодая мою руку.

— А вы не смейтесь, как гиена, — укорила второго пациента, издающего звуки подбитой чайки. — Взрослый волчок, а туда же. Каждый лишний звук приближает вас к анализам в баночке.

Управляться с двумя потоками довольно легко. По одному на каждую руку, и нет проблем. Однако обрабатывать поступающую информацию гораздо тяжелее, как играть в шахматы одновременно с двумя соперниками. У левого солдата обнаружилась застарелая травма передней лапы — криво сросшийся перелом. Сейчас безболезненный, но через пять-семь лет откликнется нытьем в суставе на плохую погоду. Но инфекций нет, оба чисты как младенцы.

— Следующие.

— Эрла, а могу я настаивать на приватном осмотре? — внезапно попросил лейтенант.

— В конце очереди — хоть на приватной эхокардиографии. Вставайте, эрлы, и обернитесь вокруг своей оси. А вы, господин, подойдите ближе и подержите пасть своему товарищу, я осмотрю его уши.

Третий гвардеец, не заподозрив подвоха, ухмыльнулся и бесстрашно зажал сослуживцу морду, вызвав гневное утробное рычание. И даже не шелохнулся, когда несанкционированный тонкий «щуп» дара пополз в его сторону, отыскивая лазейку в магической защите.

Перед глазами слегка помутилось, смазывая очертания предметов. Зрение упало? Ах да, мозг не способен осознанно обрабатывать больше информации, чем предусматривает оперативная память. Поэтому снимает нагрузку с одной сенсорной системы, дабы переключиться на актуальный канал восприятия. Лишь бы вервольфы не заподозрили, что я их почти не вижу.

— Хорошие мальчики, — автоматически потрепав волков по голове, я отозвала два потока из трех, помотав головой. Бр-р-р, верните мне зрение. — Следующие. А, вы кончились, добрые эрлы? Тогда будьте людьми и по второму кругу.

На одновременной диагностике волка и человека мозг закипел. Они же совсем разные! Еще немного, и из ушей пойдет дым от перегрева.

Зато результаты сказочные: руки болят, словно я выплетала макраме трое суток, и отказываются двигаться. Голова в приятном шоке: «О как мы умеем!», но в неприятном осознании: «Это ж сколько еще тренироваться…». Каждому из гвардейцев штамп в ветпаспорт, то есть полное целительское одобрение и поощрение по загривку.

Стоило рядовым покинуть кабинет, как эрл Бэкк начал издалека:

— Ох, эрла, так голова болит, что даже зубы ноют, совсем ходить не могу. Дайте какую-нибудь таблетку, чтобы живот выздоровел.

— Свихнулись? — деловито поинтересовалась я, записывая скрывшихся за дверью пациентов в журнал приема.

— Приказ есть приказ, — грустно вздохнул лейтенант. — А вы его больше совсем не хотите видеть?

— Так это капитан вам приказал?… — осенило меня.

— Настоятельно рекомендовал нашей пятерке записаться на осмотр именно к вам. Ну и так… Узнать ваше настроение.

Настроение, как у беременной: подташнивает и хочется винограда. Значит что? Требуется восстановить резерв. До следующего пациента почти час — редкое везение, — можно и чаю попить. Поставив маленький чайник на подставку со свечкой, я подперла голову рукой и мутным взглядом оглядела лейтенанта.

— Иногда розу необходимо оставить в покое, чтобы она расцвела.

— Чего? — не сообразил оборотень.

— Я говорю, чрезмерное давление ведет к разрыву сосуда.

— Хорошо, что вы такая умная, — обрадовался Мортимер. — Плохо, что я в медицине не разбираюсь. Что мне передать сеньору?

— Намеков вы не понимаете, да? — какая досада.

— Я из намеков понимаю только доской по затылку, — почесал макушку лейтенант. — Вы уж пошлите его лесом по-человечески или простите от широты души. А то страдает капитан, как морской волк на утлом суденышке.

— Страдает?

— Еще как, — резво подтвердил он. — И дурью мается. Взял за моду отжиматься каждый час прямо в кабинете. И нас под этот монастырь кнутом погнал: только часы пробьют — упор лежа принять! Третий день спасу нет. Надо полагать, рехнулся без вашей ласки, эрла. Но ежели вы в обиде, то мы не в претензии.

— Сублимирует.

— Так сублимировал бы как все нормальные люди — ночью под одеялом! — возмутился эрл. — Вы уж будьте любезны, эрла, когда помиритесь, научите капитана разделять трудовое и личное.

— А сами?

— А сам я из упора лежа много не скажу, — уныло признался лейтенант. — Он же ходит мрачнее тучи, зыркает на всех — страх божий, гавкает аки сам волк. Суровое следствие вашей немилости. Еще немного, и закурит человек на психованной почве.

— Не давите на жалость, она в отпуске, — поморщилась я. — Ладно, подумаю. Вы свободны лейтенант. А почему, кстати, без сладкого?

Обрадованный оборотень молча взял меня за руку и повел на улицу. Хмурый денек затянувшейся дурной погоды успел намочить не только мостовую, но и мою дверь. На которой чья-то паскудная рука крупными печатными буквами гордо вывела: «Сладкого не давать». Найду пакостника и закопаю по шею!

От саркастических смешков гвардейцев захотелось убивать.